Цена жизни

Глава 7

Когда огромный валун, наконец, неохотно откатился в сторону, Марен ощутил, что ноги его больше не держат. Он опустился на землю и закрыл лицо руками, раскачиваясь как заведённый.

— Брат, брат, брат… — лихорадочно шептал он. — Как же так, брат? Как же так?

Ответа не было. Разложившиеся и раздавленные многотонным камнем останки уже ничего не могли ответить. В них почти невозможно было опознать того, кто когда-то был Маденом кин Стил — могучим хозяином судеб, внушавшим страх низшим и почтение равным, — но ошибки быть не могло. Марен узнал бы брата и по единственной кости, веками сохраняющей отпечаток силы владельца.

Когда брат не вернулся вовремя с заурядной охоты, Марен не обеспокоился. Это не раз случалось и раньше — повезло напасть на след богатого выводка, а может быть, просто долго преследовал ценного зверя, — такое совсем не редкость для Старшего, для которого добыча эссенции являлась делом жизни. А неуспешность в этой добыче была, соответственно, верной дорогой к смерти. Если ты остановился, то ты уже одной ногой в могиле, потому что твой враг не стоит на месте, и рано или поздно наступит тот момент, когда он придёт за тобой. Врагов у братьев было даже, пожалуй, слишком много — молодость редко задумывается о таких вещах, особенно когда в крови кипит сила. Сейчас братья были бы гораздо осмотрительнее, но исправить ошибки молодости было уже невозможно, и в случае чего на пощаду им надеяться не стоило.

Когда Маден не вернулся ко времени ритуала вознесения даров, Марен был порядком раздражён тем, что ему пришлось возносить дары в одиночку. Кровь ему пришлось отдавать и за себя, и за брата, а это вовсе не способствовало доброму расположению духа. Однако позже, когда он немного остыл, раздражение начало понемногу сменяться беспокойством. И когда пришло время для поклонения прародителям, а Маден по-прежнему отсутствовал, беспокойство перешло в тянущее предчувствие чего-то ужасного. Для семьи — не для того убожества, что называют этим словом низшие, а для благородной семьи, веками набирающей силу и поднимающейся всё выше, — для такой семьи нет ритуала важнее, чем поклонение прародителям. Семья удерживает души предков, давая им доступ в мир живых, а те в ответ наделяют членов семьи силой. Чем бы ни был занят брат, он должен был бросить всё, чтобы успеть к ритуалу. Он не успел, и Марен провёл поклонение один, остро чувствуя неприятие ритуала предками. Прародители всё же неохотно приняли жертвы, но их недовольство ощущалось почти физически как прикосновение к нервам грубой тёркой, и он был уверен, что это недовольство было как-то связано с Маденом.

Марен сидел, бессмысленно глядя на останки, практически неспособный о чём-то думать. Только через полчаса его мысли перестали метаться как сумасшедшие, и он, наконец, смог заставить себя мыслить рационально. В последнее время семью Стил начали преследовать несчастья, и это требовалось как следует обдумать. Не исключено, что семья вызвала неудовольствие какой-то высшей сущности, и такая вероятность не могла не тревожить.

Первый звоночек прозвенел, когда Кин-Марена, его бездарного сына, убила какая-то рабыня из пустого мира. Это было, в общем-то, неудивительно — сынок вырос полным ублюдком даже по меркам братьев — меркам, откровенно говоря, весьма невысоким. Марену было плевать на воспитание бесполезного отброса, да и вообще на его поступки, но как признанный сын, Кин-Марен кин Стил пользовался полной вседозволенностью, и пользовался ею охотно и много. Так что нарывался он давно и умер вполне заслуженно, вот только очень уж не вовремя. Жить ему и так оставалось недолго — подходил благоприятный момент для создания Хозяина Врат, и Кин-Марену предстояло сыграть в этом главную роль — собственно, он в своё время и зачат-то был именно для будущего ритуала. Но как раз перед этим важнейшим событием ублюдок слишком увлёкся своим любимым развлечением, получил в брюхо деревянный кол, и главная роль в ритуале внезапно оказалась вакантной. У братьев с запасом хватало потомков на все будущие ритуалы, но все они, кроме одного, были ещё детьми, а Хозяином Врат мог стать только взрослый признанный сын главы семьи. Благоприятные условия для ритуала Хозяина Врат появлялись даже не каждый век, отложить его было совершенно немыслимо, и Марену пришлось скрепя сердце пожертвовать взрослым наследником.

Тогда братья не задумались над тем, было ли действительно случайностью то, что им пришлось остаться вдвоём. Но сейчас, когда Марен остался один, этот вопрос оказался крайне важным. Угрозы, которые семья с тремя взрослыми могла высокомерно игнорировать, для него одного могли оказаться смертельными. Станет ли он следующим? А если и Марен погибнет, то все их потомки в тот же момент окажутся на алтарях, и семья Стил уйдёт в небытие. Прародитель Стил уже не встретит своих слабаков-потомков за порогом.

Однако чья бы воля за этим ни стояла, первым делом Марен был обязан отомстить убийце — отомстить так, чтобы всем стало ясно, что потомки Стила по-прежнему сильны. Если он будет тянуть с местью, многие уверятся, что семья ослабела, и враги осмелеют.

— Кто это сделал, брат? — спросил Марен.

Раздробленная челюсть брата слегка дрогнула, и в глазах Марена вспыхнула отчаянная надежда, но челюсть шевельнулась опять, и из-под неё показалась большая сколопендра. Марен скривился от отвращения, лёгким выбросом силы выдернул её наружу и швырнул в валун, где насекомое и расплескалось тошнотворной кляксой.

Он глубоко задумался, перебирая варианты. Зверь не мог этого сделать. Точнее говоря, кое-какие звери убить Мадена могли, а кое-какие из них могли сделать это легко, но никакой зверь не стал бы хоронить его под камнем. Правда, оставалась вероятность, что его убил один из тех зверей, что охотятся исключительно за эссенцией, а позже кто-то из людей нашёл труп и похоронил его. Марен посмотрел на лежащую отдельно голову и окончательно отбросил этот вариант. Было совершенно очевидно, что голову отрубили, а не оторвали или отгрызли.

Какой-нибудь низший? Марен с сомнением покачал головой. Даже если бы низший и сумел проткнуть брата мечом, тот просто убил бы ничтожество, выдернул меч и пошёл дальше. Разве что ему удалось бы первым ударом полностью отрубить голову… Марен задумчиво посмотрел на чисто перерубленный позвоночник и решительно выбросил этот вариант из головы. Видно было, что валун лежал на этом месте столетиями. Его просто подняли, закинули туда тело и опустили валун на место. Для такого понадобилась бы целая толпа низших с подъёмным приспособлением вроде тали или полиспаста. Если бы брата убил низший, он бы вырыл могилу, а скорее всего, просто оставил труп на корм зверям.

Не вызывало сомнения, что Мадена убил Старший или даже группа Старших — эссенция была высосана досуха. Она, конечно, могла просто исчерпаться в бесплодных попытках восстановления после отрубания головы, но тогда её осталось бы в костях заметно больше. Да и вообще, кому нужно несколько часов препятствовать восстановлению, ожидая, когда эссенция закончится? Намного проще и быстрее было забрать её самому. С эссенцией всё было понятно, гораздо важнее был другой вопрос: почему Мадена похоронили под камнем? Если бы его просто оставили лежать, стервятники растащили бы кости, и было бы почти невозможно догадаться, что произошло. Ответ был очевидным и неприятным: брата положили под камень именно для него. Для того чтобы сохранить труп. Для того чтобы у него не возникло никаких сомнений, что произошло. А значит, брата убил не случайный Старший, а мститель, и этот мститель не боится Марена, а даёт ему понять, что он будет следующим. И то, что жертвенный нож Мадена пропал, очень хорошо ложится в эту версию — нож врага забирают, чтобы показать предкам, что месть свершилась.

— Кто, брат? — в отчаянии повторил Марен. Голова молчала.

Даркат кин Иср? Возможно… С его дочкой, конечно, нехорошо получилось, но зачем же быть таким непримиримым? Взял бы виру — неплохую, кстати, — и всем было бы проще. Но он отказался от виры, и братья просто выкинули его из головы. А ведь напрасно — Даркат ведь поклялся отомстить, а клятва — вещь серьёзная. Может, как раз он и мстит? Например, воздействовал на рабыню, чтобы та проткнула колом Кин-Марена. Вполне ведь можно было догадаться, что братья собираются провести ритуал Хозяина Врат, а дальше не так уж сложно спланировать. Поменять жизнь чужой рабыни на жизнь наследника семьи Стил — неплохой размен. Можно себе представить, как он хохотал… при этой мысли глаза Марена начала застилать пелена бешенства. Он усилием воли заставил себя успокоиться.

Марен посидел ещё, прикидывая варианты, и в конце концов принял решение. Надо поговорить по душам с Даркатом. Конечно, убийцей мог оказаться и кто-то другой, но надо же с кого-то начинать. Кин Иср не особо сильный противник, так что это неплохое начало.

— Здравствуйте, достойные, — поздоровался я, входя в комнату для совещаний.

Все немедленно встали и стояли, пока я не занял своё место. Меня до сих пор слегка царапали такие обычаи, однако по здравому размышлению я решил поменьше играть в демократию. Это привычная для всех демонстрация уважения к главе семейства, и попытка её отменить была бы принята в лучшем случае за дурь, а в худшем — за панибратство.

— Господин, позвольте представить вам моего научного руководителя, профессора Ханса Монссона, — сказала Зайка. Профессор немедленно встал и поклонился.

— Приятно познакомиться, профессор, — приветливо сказал я. — Госпожа Кира весьма высоко о вас отзывается.

— И я благодарен ей за столь высокую оценку, — несколько скованно ответил он. Судя по его эмоциям, он меня немного побаивался и сейчас порядком волновался.

— Скажите, профессор, — спросил я его, стараясь, чтобы это прозвучало достаточно доброжелательно, — вас не задевает то, что вы в команде госпожи Киры? Она ведь всего лишь ваша студентка.

— Меня это совершенно не задевает, господин Кеннер, — твёрдо ответил Монссон. — Студенты бывают разные. Насколько я помню, вы ведь тоже студент, но вряд ли кто-то, говоря о вас, употребит эпитет «всего лишь». Вот и госпожа Кира не «всего лишь».

— Но всё же, профессор, — настаивал я, с любопытством на него глядя, — вы хоть и привлечённый специалист, а не штатный сотрудник, но тем не менее вынуждены ей подчиняться.

— Дело в том, господин Кеннер, что я чистый теоретик. А мы, теоретики, всего лишь интерпретируем и систематизируем то, что создают практики. Я с охотой делюсь с госпожой Кирой своими знаниями, но и сам получаю от неё, пожалуй, не меньше. Хотя формально я считаюсь её научным руководителем, но здесь ещё большой вопрос, кто из нас в большей степени студент. Так что нет, меня нисколько не задевает работа под её началом.

— С этим понятно, профессор, — кивнул я. — А в чём состоит ваш интерес в этом проекте?

— Видите ли, теоретики редко получают информацию из первых рук. Обычно мы получаем информацию задним числом, и не всегда она бывает полной или даже достоверной. Непосредственное участие в подобном проекте и возможность видеть своими глазами все его этапы — это редкий шанс для учёного.

— И вы уверены, что сможете внести достаточно весомый вклад?

— Я совершенно определённо смогу это сделать, господин Кеннер, — уверенно ответил он. — Проект такого масштаба — это не открытие зеленной лавки… — он резко осёкся, вспомнив про нашу зеленную лавку, и все за столом, включая меня, заулыбались. — Прошу прощения, я всего лишь хотел сказать, что в этом проекте, который, вероятно, окажет влияние на экономику всего княжества, грамотный экономист ни в коем случае не будет лишним.

— Ну что же, я принимаю вашу аргументацию, профессор, — я пристально на него посмотрел. — Однако у меня будет для вас условие: вы не будете разглашать конфиденциальную информацию о нашем семействе. Вы также будете знакомить нас с планируемыми публикациями, чтобы мы могли убедиться, что они не содержат такой информации. Я имею в виду прежде всего не какие-то экономические моменты, а именно информацию о нашем семействе. Например, детали наших взаимоотношений друг с другом, с князем, с другими семействами. И прочие вещи, которые нельзя выносить на публику.

— Я согласен, господин Кеннер, — немедленно ответил Монссон.

— Мы не станем требовать от вас подписания каких-то бумаг, но вы должны понимать, что это условие является не менее обязывающим, чем любое подписанное обязательство.

Я, похоже, уже научился оперировать угрозами не хуже какого-нибудь дона Корлеоне. Если бы я прямо сказал ему, что мы его убьём за лишнюю болтовню, то он, возможно, принял бы это не совсем всерьёз, а так его действительно проняло. Он немного побледнел, но ответил твёрдо:

— Я это полностью понимаю, господин Кеннер.

— Ну что же, рад видеть вас в нашей команде, профессор, — я улыбнулся ему. — А раз мы покончили с этим, давайте приступим к тому вопросу, ради которого мы и собрались. Эрик, как обстоят дела с хранилищем?

— Хранилище полностью функционирует, — пожал плечами Эрик. — Собственно, в моём непосредственном руководстве там уже нет необходимости, всё работает как надо.

— Вот и замечательно, — удовлетворённо кивнул я. — Но ты всё-таки держи там дела под контролем, это по-прежнему твоя ответственность.

— Хорошо, — кивнул он.

— Что с финансовыми результатами хранилища, Кира?

— С этим всё печально, — ответила она хмурясь. — Пока прошло слишком мало времени, и финансовые потоки ещё не стабилизировались, но уже можно прогнозировать, что поступления будут покрывать примерно сорок процентов расходов.

— Так много? — удивился я. — Насколько я помню, мы ожидали не больше тридцати процентов. Это прекрасная новость, Кира.

— То, что больше половины расходов на хранилище финансируется семейством, не может быть прекрасной новостью, — упрямо заметила она.

— Мы этого и ждали, Кира, — мягко сказал я. — Хранилище просто слишком велико для этой цели. Мне интереснее понять, почему оно приносит больше прибыли, чем мы прогнозировали. В чём мы просчитались?

— Число клиентов резко увеличилось после того, как Антон разобрался с теми ворами, — неохотно ответила Кира.

— Тебе это не нравится? — с интересом спросил я.

— Для меня увеличение прибыли по такой причине выглядит не вполне надёжным.

— А что вы скажете по поводу её высказывания, профессор? — я посмотрел на Монссона.

— Я давно заметил, что госпожа Кира несколько недооценивает влияние общественного мнения и немного переоценивает чисто экономические факторы, — осторожно ответил он.

— Именно так, — с удовлетворением сказал я. — Вы точно уловили её, пожалуй, главную проблему. Надеюсь в этом на вас.

— Я приложу все усилия, господин Кеннер, — пообещал он.

Зайка недовольно сморщилась, а я на это только улыбнулся.

— И всё-таки, Кира — ты хочешь сказать, что эта мелкая история с жуликами настолько хорошо сработала? — спросил я с сомнением.

— Если позволите, господин, я доложу, — вмешалась Мира.

— Да, Мира, мы тебя слушаем.

— Мы решили не ограничиваться одной заметкой, а заказали полноценное журналистское расследование. Оно было в нескольких частях, наша корреспондентка пообщалась даже с преступниками, там была целая детективная история, как она проникала на базу братства, а затем в следственную тюрьму. Читатели были в полном восторге. У нас прошла целая серия публикаций со множеством визиобразов, газета трижды заказывала допечатки тиражей. Редакция получила множество писем от читателей, в общем, история вызвала большой общественный резонанс.

— А как она сумела проникнуть в тюрьму? — с недоумением переспросил я.

— Это мы незаметно поспособствовали, конечно, — пояснила Мира. — Почтенный Антон оказал нам совершенно неоценимую помощь. Затем для пущей достоверности мы организовали корреспондентке арест, а после этого запустили кампанию по её освобождению. Активисты там собирали подписи, дело по большей части уже без нас пошло, мы просто присматривали, чтобы всё происходило как надо. Наше семейство тоже заявило о поддержке пострадавшей за правду журналистки и объявило, что полностью оплатит услуги адвокатов. Как только интерес публики пошёл на спад, мы передали дело в суд. Там тоже разыграли неплохую драму, и в финале суд выпустил её под наше поручительство. Общественность приняла в этой истории самое активное участие, в частности, судья получил множество писем в защиту нашей корреспондентки. Обошлась вся эта постановка, конечно, недёшево, мы сильно перерасходовали запланированный бюджет. Но дело развивалось так хорошо, что мы решили пустить это по максимальному сценарию.

— Прекрасная работа, Мира! — искренне похвалил я. — И великолепный результат! Насчёт перерасхода не беспокойся — мы выделим твоему отделу дополнительные средства из общего фонда семейства. Пиши подробный отчёт и подавай список на поощрение. Вы что-то хотели добавить, профессор? — я заметил выражение лица Монссона, который, казалось, пытался что-то сказать.

— Я потрясён, — признался он. — У меня просто нет слов. Я прекрасно знаю эту историю, у нас в университете тоже собирали подписи. Да я сам подписывал петицию! И вдруг я узнаю, что это было срежиссированным от начала и до конца спектаклем…

— Мира у нас талант, — улыбнулся я. — А газеты ведь для того и существуют, чтобы удовлетворять интерес читателей. Но обычная жизнь скучна, интересных историй мало, вот и приходится, так сказать, содействовать.

Он ничего не сказал, просто покрутил головой в ошеломлении.

— Господин, — подала голос Ирина Стоцкая, — я могу кое-что добавить по теме. Мои друзья в банках сообщили, что банковское руководство было серьёзно озабочено нашим хранилищем. А после этой истории с ворами как минимум несколько банков решили прекратить предоставление ячеек в связи с резко снизившимся спросом.

— Этого, наверное, и следовало ожидать, — прикинул я. — По сравнению с нашим хранилищем их ячейки выглядят несерьёзно. А если учесть, что доход от этих ячеек сильно упал, вполне можно прогнозировать, что они захотят от них избавиться.

— Совершенно верно, господин, — подтвердила она. — Главным мотивом решения было то, что их ячейки начали вызывать насмешки, а это дурно влияет на репутацию. Предложить же что-то сравнимое с нашим хранилищем они явно не в состоянии.

— Ну что же, достойные, — подвёл итог я, — Все сработали отлично. Полагаю, что мы выжали из текущей ситуации всё, что можно, и сейчас, пока наше хранилище ещё на слуху, нам нужно, не теряя времени, переходить к следующему этапу.

— То есть золото, господин? — немедленно спросила Кира.

— То есть золото, — кивнул я.

— А у нас оно есть, это золото?

— У нас его нету, — признался я. Все посмотрели на меня с удивлением, и мне пришлось пояснить: — Заметная часть нашего золота идёт в Ливонию по согласованию с князем, и мы не можем прекратить эти поставки без его разрешения. Из оставшегося значительная часть обещана герцогу Баварскому, и, насколько я понимаю текущую политическую обстановку, он не только не откажется от него, а, скорее всего, попросит увеличить поставки. Отказаться мы не сможем — этого требует опять же политическая обстановка. Здесь только два варианта: либо мы поставляем золото Оттону сами, либо мы поставляем его по приказу князя. В общем, тех крох, что у нас остаются, совершенно точно не хватит для запуска проекта.

— И что же делать? — с недоумением спросила Зайка.

— Покупать золото, что же ещё, — пожал плечами я. — Правда, мы не имеем права покупать золото для перепродажи, но здесь есть варианты.

— Например, какие? — тут же заинтересовалась она.

— Например, такой вариант: как вы, возможно, знаете, племянник Марцина Орловского по глупости впутался в аферы бывшего наместника Рифейска. Это вызвало недовольство князя семейством Орловских, и люди князя временно прекратили покупку их золота. В результате золота у Орловских скопилось изрядно, а вот с деньгами у них сейчас как раз не очень. Мы могли бы дать им беспроцентный заём под залог их золота, нужно просто правильно оговорить условия возврата. Собственно, Есения уже работает над этим договором.

— Отличная мысль, господин, — оживилась она. — Вот только что скажет князь?

— Мне кажется, князя это не особенно взволнует, — ответил я, немного подумав. — Марцину Орловскому так и так нужно решать свою проблему с князем. Есть у него золото, нет у него золота — разницы никакой. Но я, разумеется, поговорю на эту тему с князем — просто для того, чтобы у него не было соблазна предъявить нам претензию после.

— У меня ещё вопрос, господин: вы уверены, что эти операции с золотом позволят нам окупить хранилище и получать стабильную прибыль?

— Очень непростой вопрос, Кира, — откровенно ответил я. — Ты же прекрасно знаешь, что те прикидки, которые мы делали, брались большей частью из головы. Мы не в состоянии оценить объём рынка, потому что его сейчас просто нет. Нам не с чем сравнивать, и у нас нет никаких данных, на основе которых мы могли бы делать прогнозы. Если говорить о моих личных ощущениях, то я думаю, что если прибыль там и будет, то совсем небольшая.

— Вот и у меня точно то же ощущение, — грустно сказала Зайка. — И что, здесь ничего не сделать?

— Ну почему же, что-то сделать всегда можно. Я попробую договориться с князем об экстерриториальности нашего хранилища, и если это получится, то откроются интересные варианты.

— Что значит «экстерриториальность хранилища»? — непонимающе переспросила она.

— Это значит, что на его территории не будут действовать законы княжества, — пояснил я. — То есть люди князя просто не смогут, например, прийти туда и потребовать что-то им показать.

— И зачем это? — она, похоже, окончательно перестала меня понимать.

— Если хранилище будет обладать экстерриториальным статусом, в нём смогут хранить свои ценности иностранные владетели. В частности, герцог Баварский наверняка захочет держать своё золото у нас. Возможно, владетели в Ливонии тоже найдут этот вариант полезным. Это те, кто сразу приходят в голову. Кроме того, в этом случае я, возможно, смогу уговорить князя держать у нас золотой запас княжества.

— И князь действительно даст нашему хранилищу такой статус? — с сомнением спросила она.

— Конечно же, нет, — улыбнулся я. — С чего ради ему давать нам такую неслыханную привилегию? Если я приду к нему с этой просьбой, он только посмеётся. Да и вообще, такие вещи невозможно получить. Но их всё же можно заслужить, и вот над этим стоит подумать.