Царь Кровь

51

– Я улетаю в Лондон. Меня месяц не будет.

Она перестала меня гладить. Глаза ее расширились:

– В Лондон?

– Говард там нашел нетронутый оптовый склад. Забитый под потолок провизией.

– Но почему Лондон? Ничего ближе нет?

– Нам неизвестно.

– Но ведь Лондон затоплен?

– Частично, вдоль Темзы. А это повыше, возле Хэмпстеда.

– А почему целый месяц?

– У Говарда только четырехместная “сессна”. Она на обратном пути может взять немного. Так что мы там станем лагерем, а Говард будет каждый день летать туда и обратно. Чего нам хватает – так это горючего, и поэтому можно будет сделать рейсов тридцать…

Слова застряли у меня в горле, когда я посмотрел в лицо Кэролайн. Разочарование, грусть. Чувство, будто я никогда не вернусь, что она меня потеряет навеки.

– Я скоро вернусь, Кэролайн, – сказал я как можно более нежно. – Ты и соскучиться не успеешь. Зато не будет больше выходов на поиск на два дня. – Я поцеловал ее. – Мы будем вместе.

– Будем, – кивнула она.

– А ты что хотела мне сказать?

– А! – она отвернулась. – Ничего существенного.

– Давай, говори. Еще минуту назад это было важно.

Она снова посмотрела на меня и слегка улыбнулась.

– Ничего серьезного. Я… Мы со Сью и Стивеном вырабатывали план диеты. Группе нужно более сбалансированное питание, чтобы не страдать от дефицита витаминов.

Я ей не поверил, но настаивать не стал.

Только что у нее было встревоженное лицо, и вдруг оно прояснилось.

– Тебе действительно дали важную работу. Ты прав, месяц пролетит незаметно. Когда ты летишь?

– Завтра.

– Что ж… у нас остается мало времени, правда?

Она, не отводя глаз и все так же улыбаясь, стянула футболку через голову, вывернулась из джинсов. Ветерок стал уже холоднее, и она покрылась гусиной кожей. Соски затвердели темными точками.

Я сел, чтобы снять джинсы, но она повалила меня на спину.

– Дай-ка тетя Кэролайн все сама сделает. – Улыбка ее стала игривее. – Ты только помни про меня, вот и все. У себя в пентхаузе, в Лондоне.

– Нам повезет, если достанется палатка.

– В палатке, в сарае… А что нам делать вот с этой невоспитанной штучкой?

Она стала гладить его от головки до корня, потом ее прохладные пальцы осторожно накрыли мне мошонку. Я испустил долгий счастливый вздох. Такие были опытные у нее пальцы, они гладили, нежно сдавливали, потом схватили так, как умела только она. Я застонал, глядя на плывущие по небу облака.

Это было блаженство.

Она убрала пальцы, и на их место скользнули губы. Язык облизал головку, вокруг, вокруг, как рожок с мороженым.

О Господи… целый месяц этого не будет. Может, мне удастся растянуть лодыжку или порвать мышцу. И тогда Кэролайн будет за мной ухаживать двадцать четыре часа в сутки.

Через минуту мы лежали голые на вереске. Она встала, раскинула руки в воздухе, улыбаясь. На ней не было ни унции жира. Живот плоский, талия невероятно тонкая, груди такие твердые, что на вид как каменные. Я погладил ее ногу от колена до кочки волос. Такие мягкие, шелковистые. Я хотел прижаться к ним лицом.

И вдохнуть ее чудесный аромат.

– Тебе будет этого всего недоставать? – спросила она.

– Ты же сама знаешь, Кэролайн.

– Тогда тетенька тебе сделает подарок перед отъездом.

– Какой?

– А вот тот, который ты сейчас получишь.

Она нагнулась к своей одежде, блеснув кожей на солнце, позвонки на спине изогнулись вместе с изящным телом. И она вытащила пакетик в фольге.

– Я наркотиков не принимаю, – усмехнулся я.

– Любовь тоже наркотик, – улыбнулась она в ответ. – Ты лучше посмотри, что тетя Кэролайн тебе принесла.

– Шоколадка?

– Я ее нашла на дне рюкзака. А теперь… скажи тете “спасибо”. – Она прижала шоколадку мне ко рту.

– Ммм… спасибо, тетя.

– Скажи как следует. Нет, не глотай шоколадку. Держи во рту. А теперь иди сюда.

– Мм?

– Лизни сюда. Пусть шоколадка тает внутри. Ну… давай…

Я так и сделал. Она вздохнула:

– Как хорошо! Рик, как мне будет тебя не хватать!

Я говорить не мог.

Я только слушал стоны, вздохи, бормотание. Ощутил, как ее пальцы захватывают мои волосы, тянут. Как ногти ее впиваются мне в спину. Потом треск, когда она вцепилась в траву, ломая сухие стебли.

– Ах… чудесно. Рик, как хорошо…

Она застонала, подняла бедра мне навстречу и придавила мои губы к своему входу.

– Я хочу, чтобы ты вошел. Ну!

Я поднялся над ней на четвереньки. Глаза ее пылали. И во мне загорелся огонь.

– Рик, войди. Я хочу тебя. Сильнее.

– Сейчас.

– Рик?

– Что?

– Сильнее.

– Сильнее?

– Да, грубо. Чтобы всю неделю я, если случайно туда дотронусь, вспоминала тебя.

– Не могу я тебе делать больно.

– Можешь. Давай, стучи.

– Я…

– Ну! Сильно. Внутрь. Давай!

– Ох…

– Да, вот так. Ох, да, так!

– Кэролайн, ты себе не представляешь, как это хорошо!

– Поверь мне, я знаю. Давай, грубо! Бей меня по самой… а! Оно. Да, так, так!

– Если я слишком сильно, ты скажи.

–Еще сильнее.

– Сильнее?

– Да.

– Вот так?

– О-о… да, да.

– Кэролайн, позволь мне чуть слабее.

– Нет.

– О черт!

– Делай.

– О Господи…

– Тебе нравится?

– Очень.

– Еще сильнее.

– Нет.

– Сильнее!

–Нет!

– Да.

– Ох… так… хорошо?

– Хорошо.

– Кэролайн?

– Да, да, да! Вот так. Не останавливайся!

Она лежала подо мной. Меня прошиб пот, как никогда в жизни. Глаза ее горели чистым экстазом. Она стонала, кричала, взбрыкивала, кусала меня в руки, в плечи, в горло. А я ударял и ударял телом сверху. Я вышибал из нее дыхание резкими взрывными выдохами, и они суховеем обжигали мне шею.

Пот с моего лица капал на ее лицо, смешиваясь с ее потом.

Наши тела стали скользкими, как сперма.

Я глядел на ее груди. Они были густо вымазаны коричневым. Я лизнул.

– Никогда не ел такого вкусного шоколада, – сказал я, задыхаясь.

Я драл ее, отжавшись на вытянутых руках, кулаки ушли глубоко в почву, а я смотрел на Кэролайн. Она была уже не в этом мире, ушла в глубь себя. В глубину. В мир чувств, куда не проникнет реальный мир.

Тонкими руками Кэролайн схватила себя за груди и сдавливала их так, как я никогда бы не решился. Соски стали темнее крови.

Лицо ее было невероятно сосредоточено, глаза крепко зажмурены. Губы сжались так, что сморщились.

– Ой, ой, ой, ой!

– Тебе больно?

– Нет.

– Господи, как ты красива!

– И ты красив.

– Ты держишь меня сильнее, чем рукой.

– Ах-ха, не выпущу!

– О Господи…

– Сильнее, давай… ой-ой-ой-ой!

Будто вся ее душа была сжата в крошечный шарик у нее внутри и теперь ширилась, заполняя тело. Глаза Кэролайн открылись, они смотрели прямо в мои. И были почти отрешенными.

Из этих глаз в мои ударила молния. Я почувствовал, что бьюсь в судороге.

– О Господи… о-о-о!

– Рик… А-а-а!

Я кончил в вихре огня. Как будто душа взорвалась внутри. Как будто я распался на пылающие осколки, как разлетается шрапнель.

Кэролайн билась подо мной в судорогах оргазма, сотрясалась с ног до головы. Ее лицо, горло и грудь пылали ярко, как у малиновки.

– Ох ты! – выдохнул я, скатываясь набок. – Вот это и значит чувствовать себя богом? Невероятно… я будто все могу. Я бессмертен. Черт, я… бормочу черт-те что. Я чушь несу.

– Это не чушь, милый. Ты открыл для себя настоящий секс.

– Ты моя учительница.

– А ты мой гениальный ученик. – Она поцеловала меня. – Мой обтруханный мальчик из Йоркшира, полный секса.

Все еще гладя мое лицо, она наклонилась надо мной и стала слизывать шоколад у меня с груди.

Я лежал на спине, играя ее волосами. Я думал о Лондоне. Я думал о том, как мы будем туда лететь. Там теперь опасно. Интересно, что мы там увидим.

Я думал, что Кэролайн хотела мне сказать, а потом передумала, узнав, что я улетаю. Это всего, на месяц. Двадцать восемь коротких дней.

“Лондон – опасное место”, – все время повторял Говард. Но туда нам надо.

Кэролайн поцеловала меня в губы. А я думал, увижу ли ее снова.