Царь Кровь

10

Британцы – это британцы. Они скорее подохнут в сточной канаве, чем попросят помощи.

В то воскресенье никто из этих тысяч ничего не просил. В понедельник люди стали подходить к дверям. Не бросились как бешеные, не думайте: просто кто-то один, например, молодая мать с цепляющимся за руку несмышленышем, или старик в пижаме и видавшем лучшие дни дождевике, или отец семейства в спортивном костюме и лаковых туфлях.

– Извините за беспокойство, но мои дети хотят есть. Не найдется ли у вас хлеба?

Или:

– У меня есть с собой пара банок тушенки, но нет спичек развести костер. Вы не могли бы… Нет, не нужно весь коробок, всего несколько штук.

Или:

– Я очень прошу прощения, сэр, извините ради Бога, но моя дочь заболела. Ей всего три года. Я просто хотел спросить… Нет, извините… это слишком назойливо с моей стороны. Извините.

Или:

– Простите, молодой человек, но моей жене плохо. У вас не найдется аспирина?

Или:

– Мой ребенок мерзнет. Мне очень нужно одеяло.

И с каждым часом росли отчаяние и настойчивость. Я делал что мог для подходивших к дверям людей – мы все делали что могли. Но я понимал, что на каждого, кто пришел просить еды или спичек, или пару старых ботинок, есть сотни других, которые страдают молча, слишком гордых или слишком застенчивых, чтобы просить. Это лишь подтверждало то, что я узнал много лет назад: те, кто громче кричит, получают что хотят. Кто вежливо молчит и ждет очереди, получает дырку от бублика. Такова жизнь.

В общем, мне было ясно: когда люди начинают просить у незнакомцев, это может значить только одно.

Цивилизация всплывает кверху брюхом.

За тот час, что мы со Стивеном глядели на эту декорацию лагеря беженцев в какой-нибудь зоне военных действий в Африке, мы услышали достаточно, чтобы узнать, что происходит.

Где-то в ночь на пятницу жители Лидса проснулись от першения в горле. Глаза слезились, мучил кашель. Через час все жители города стали задыхаться. Слезы текли ручьем, глотки горели огнем, в легких кололо, будто туда насыпали битого стекла. Тысячи людей наверняка подумали, что это приступ астмы или стенокардии. Но скоро выяснилось, что дело хуже. Семьи, соседи, копы в участках, работники круглосуточных заправок – все ловили ртом воздух.

Сработал инстинкт самосохранения. Кто мог вести машину, уехал. Кто мог идти, ушел. Все население Лидса просто поднялось и отбыло.

Тот же инстинкт повел людей вверх, поскольку они думали, что все дело в ядовитом газе. Они думали, что, поднимаясь вверх, дойдут до чистого свежего воздуха.

Через несколько часов им это удалось. Одним из высоких участков оказался Ферберн.

И вот сорок тысяч человек встали лагерем в деревне с населением в семьсот. Я уже сказал, что они были в ночной одежде. Ни еды, ни крова у них не было.

Они были отданы на милость добрых людей Ферберна. Как вы и думаете, его обитатели закатали рукава и стали делать все, что могли.

В церковном совете собралось срочное заседание, в котором, по счастью, приняли участие несколько важных деятелей Ферберна. Позднее ко мне зашел Бен Кавеллеро.

Я предложил ему пива, но он предпочел минералку. Мы со Стивеном сидели на кухонных табуретках, а Бен откинулся на стуле и сказал:

– Хреново дело. Нам надо накормить сорок тысяч человек, а еды у нас нет.

Стивен открыл банку пива.

– Сложим все, что есть. Это их поддержит, пока не появятся аварийные службы и не организуют нормальные пункты питания.

Бен оглядел нас по очереди.

– Я же сказал, что дело хреново.

–Это только временно. Какой бы там газ в Лидсе ни был, он через час-другой развеется, и все вернутся домой.

– Надеюсь, что ты прав, но случилось что-то… что-то странное.

– Странное? Это же какой-то токсический выброс, да? Или пожар где-нибудь на заводе, как в этом… как называется этот город в Индии?

– Бхопал, – подсказал я.

– Ага, Бхопал. – Стивен приложился к банке. – Там был выброс ядовитого газа, от которого погибли тысячи. К счастью, насколько я слышал, в Лидсе жертв не было, но…

– Стивен, Рик! – Таким Бена я еще не видел. Он нервничал. Он оглядывался на дверь, будто опасаясь, что его подслушивают. – Вы меня не поймите неправильно, я не паникер. Но что-то здесь не то. Я не думаю, что Лидс – единственный пострадавший город.

Мы со Стивеном переглянулись, пораженные одновременно одной и той же мыслью.

– Террористы?

– Это считают газовой атакой? – добавил Стивен. – А Лондон уже…

– Опять-таки, Лондон – другое дело. Сегодня днем одному из членов приходского совета звонил брат из Челси. Он сказал – я цитирую: “Блин! Блин! Дом окружен водой. Я на лестничной площадке. Черт, вот она поднимается по лестнице”. Потом телефон отключился.

Мы оба покачали головами. Все это трудно было понять. У нас уже голова пошла кругом от того, что жители Лидса сбежали с постелей от газа. И еще Лондон? Наводнение?

– Но в новостях ничего не передавали.

– Ты прав. Но ни одна лондонская станция не вышла в эфир. А те, что передают, крутят разных ди-джеев.

– Значит, правительство все это скрывает?

Бен пожал плечами:

– Слишком рано, чтобы подозревать какой-то заговор. Радиостанция в Бредфорде передает что-то про Лидс, до очень невразумительно. Что случилось на самом деле, не знает никто.

– Значит, мы влипли по уши. – Стивен заставил себя улыбнуться. – Накрылась наша пицца в городе сегодня.

Тут и до меня дошло. Кейт Робинсон живет в центре Лидса. Что с ней?

Мы сидели, двадцать человек, на заднем газоне деревенского дома Пата Мюррея. Даже пробраться сюда оказалось делом нелегким. Четырехминутный путь занял двадцать минут, поскольку приходилось в буквальном смысле перешагивать через сидящих и лежащих на дороге людей. То первое воскресенье перевалило за полдень. Люди уже в основном отошли от длинного ночного перехода из Лидса в Ферберн и теперь делились друг с другом переживаниями и мыслями насчет этого межеумочного правительства, которое не может организовать аварийные пункты питания. Ближе к центру деревни идти стало еще сложнее, поскольку сотни столпились возле деревенского пруда в очереди за водой.

Мы переглянулись с Говардом Спаркменом.

– Нас захлестнет волна дизентерии, если они будут пить воду из пруда.

– Когда мы были пацанами, то по дороге из школы всегда ссали в этот пруд с парапета, – вставил Дин.

– Ладно, Дин, ты до сих пор этим занимаешься.

– Гм… Если мне будет позволено сказать, леди и джентльмены, – вмешался Пат Мюррей. Ему было семьдесят, но выглядел он отлично, и дружелюбные глаза весело глядели из венка морщин. До отставки он был главным в местной пожарной службе, и было в нем что-то серьезное и внушающее уверенность. Если он скажет: “Леди и джентльмены, на нас летит термоядерная ракета, но вам ничего не грозит, если прикроете голову оберточной бумагой”, – я думаю, большинство из нас ему поверит. Еще одна житейская мудрость: чтобы тебе верили, не важно, что ты говоришь, важно, какты это говоришь.

– Как вы все знаете, в Лидсе произошел выброс токсичных газов, который привел к массовому исходу жителей. Уверен, вы все согласитесь, что нам удалось как-то привлечь куда больше беженцев, чем надо бы на нашу долю. – Тихий смех аудитории, сидящей по-турецки на траве. – Итак, мы должны протянуть руку помощи своим землякам-йоркширцам, пока они не смогут вернуться домой.

– А кто-нибудь знает, сколько это еще будет? – спросила девушка лет двадцати.

– К сожалению, пока нет. Чтобы люди могли вернуться по домам, необходимо точно выяснить природу утечки газа. Но мы думаем, что уже завтра вечером поедут автобусы, развозя людей по домам.

– Так до того они как-нибудь наверняка перебьются?

Пат поднял бровь, и девушка поторопилась объяснить:

– Извините, если это звучит бездушно, но я в том смысле, что это же потеря времени – организовывать лагерь беженцев всего на двадцать четыре часа?

– Я бы согласился, если бы это были молодые здоровые парни и девушки вроде вас. Но среди них довольно много слишком молодых и слишком старых для такой лагерной жизни, и они полностью зависят от нас. Вы считаете, что мы можем со спокойной совестью сидеть сложа руки и предоставить их самим себе?

Девушка при этих словах густо покраснела и больше уже ничего не говорила.

Дин поднял палец, как в школе.

– А что там такое с Лондоном?

– С Лондоном? Я ничего о нем не знаю.

– Это такой большой город с “Биг Беном”, в Южной Англии, – вставил Говард. Все снова рассмеялись. Всем еще казалось, что сегодняшнее происшествие – просто легкий всплеск на плавной кривой нормальной жизни. Через несколько часов, как верили все, население Лидса вернется в свои дома, и все будет тип-топ. А сейчас все будут играть в Гуманитарную Помощь. Потом будем смеяться, вспоминая, как Лидс двинулся на Ферберн.

Пат твердо стоял на том, что ничего о Лондоне не слышал. Не было новостей по радио, хотя это средство связи теперь сильно страдало от помех. Включаешь – и готов поклясться, что ди-джей прямо в студии жарит яичницу на сто человек. Электричество отрубилось, и потому работающего телевизора у нас не было. Жена Пата ушла искать мини-телевизор на батарейках, но пока что не вернулась.

Пат оживленно продолжал:

– Хотя у нас в деревне достаточно профессионалов, отлично разбирающихся в снабжении, имеющих опыт в перемещении людей и материалов и способных составить сложный план действий, трудность в том, что у нас острый дефицит еды, палаток, одеял, одежды, лекарств – в общем, всего, что нужно. И мы надеемся на людей – добровольцев вроде вас, – которые пойдут на заготовки. Это, боюсь, включает некоторое мародерство – хотя вполне санкционированное законом. Вы будете группа “С”. Буду благодарен, если вы запомните это название: группа “С”. Чего нам сейчас больше всего не хватает – это детского питания.

– Детского питания?

– Именно так. Дин, – дружелюбно улыбнулся Пат. – Для молодых холостяков объясняю: это еда для младенцев. Младенцы – это такие забавные существа, которые появляются, на свет через девять месяцев после того, как забудешь надеть плащ. – Снова смех. – Вы должны принести как можно больше детского питания в порошке. Бутылками, сосками и прочей ерундой не занимайтесь – этого у нас хватит. Сейчас я раздам вам фотокопии карт и покажу, где сосредоточить усилия.

И снова то же настроение витает в воздухе. Все воодушевлены, даже радостны. В наш кусок Йоркшира вернется нормальность. Поезда и автобусы пойдут по расписанию. Сандвичи с салатом и мороженое к чаю. Крикет на деревенской лужайке. “Звездный путь” по телевизору. И в церкви говорят: “Слава в вышних Богу”.

Сидя на лужайке и глядя, как Пат Мюррей деловито раздает карты, я жевал стебелек травы, и мне вдруг вспомнилось, что в начале самой длинной и суровой войны все говорят: “К Рождеству все кончится”.