35

Перед выходом из лагеря Стивен сказал мне:

– Винтовку прихвати. Мало ли что можно там встретить.

Мы поднялись на кручу и вышли на пустошь. Небо было синим, пели птицы. Внизу в лагере люди вернулись к обычной жизни – готовили еду, разговаривали, слушали радио. Кэролайн сидела рядом с Кейт Робинсон, я подумал, о чем бы это они говорят. Женщины хвастаются своими победами или нет? Если да, что Кэролайн ей расскажет?

Виктория сидела на камне поодаль от лагеря. Пушистые волосы, того же оттенка, что засохшая кровь под ногтями Стивена, рассыпались по плечам. Она смотрела себе на ладонь, будто впервые видела кожу. Потом стала с любопытством крутить пальцы – изучала, как они движутся. Видали вы, как человек садится за руль незнакомой машины? Вот так оно и выглядело – в точности так. Будто она только вчера попала в это тело и совершенно не знает ни механики, ни внешней отделки.

Это шок. Пару дней назад ее вытащили с горящего кладбища. Сегодня на ее глазах троих отправили в царствие небесное.

Шок, травма, стресс – выберите любое название. Что бы это ни было, оно резало глубоко.

А я шел за своим братом по пустоши и ощущал себя дерьмом из дерьма.

И брат тоже, хотя то и дело улыбался мне с ободряющие видом, но напряжение в его лице было так сильно, что брови подрагивали. Он, естественно, как и все мы, никогда раньше не убивал людей. Думаю, что-то с ним случилось в этот день Испытанное изменило его навеки.

– На это уйдет около часа, – сказал он, когда мы спускались вниз. – Еще до заката далеко, мы успеем.

Шагая через упругую вересковую пустошь, я думал, что же мне хочет рассказать Стивен. Даже не просто рассказать – мне казалось, он хочет исповедаться.

Прошло немного времени, и меня начало донимать ощущение, что вот сейчас он остановится, повернется, скажет: “Рик, пришло время снять маску”, схватится за кожу лица и рванет ее вверх.

А под ней окажется серое лицо. Глаза почти монголоидной формы. Только они будут красные. Будто самих глаз нет, орбиты налиты кровью до краев. Красные, мокрые, горящие кровавые глаза.

Я потер лоб рукой, отгоняя видение. Подсознание подсказывало мне, что брат скрывает что-то некрасивое. Что-то насчет убийства тех троих. История, которую он мне рассказал, как они схватились за пистолеты, не только расползалась по швам – из нее сомнения перли сквозь все дырки. Чего вдруг три невооруженных человека, абсолютно не агрессивные, набросятся на людей, вооруженных ружьем, пистолетами и автоматом?

– Рик, – сказал Стивен, заглядывая мне в глаза. – Тебе надо подумать о том, чтобы завести себе девушку. У меня, например, отношения с Рут Спаркмен. Ты это знаешь.

Я улыбнулся.

– Все знают. У нас палатки не звуконепроницаемые. Он отвернулся, потом снова проницательно глянул на меня.

– У тебя пока никого нет?

– Никого.

Большая ложь. А что, пошли уже сплетни по лагерю насчет Кэролайн и вашего покорного слуги?

Стивен это обдумывал тщательно и долго. Сейчас он заговорил с серьезным лицом:

– Надо кого-нибудь найти. Я не говорю о браке… о детях… Но помогает, когда есть кто-то… – он пожал плечами, – …кто тебе не безразличен и кому не безразличен ты. Психологически комфортнее. И секс, конечно, тоже помогает – снимает напряжение и дает забыть… гадство вроде сегодняшнего.

Я поднял глаза на Стивена. Сперва я подумал, что он ведет обычный треп насчет секса, как в мужской раздевалке, но он был полностью серьезен.

– Я еще об этом не думал. (Ложь на лжи.) Наверно, просто времени не было.

– Кейт Робинсон – приятная девушка.

Приятная? Ого, тут сомнений нет. Я же грезил о ней неделями, а вот теперь мой старший брат занимается сватовством, как незамужняя тетушка.

– Да, – согласился я. – Кейт вполне ничего.

– Прими мой совет, братишка, займись этим, пока Дин Скилтон не встрял.

– Я подумаю.

– Сделай это, Рик. – Он вдруг остановился и взял меня за локоть. – Если с Кейт не получится, девушек много и других. Но послушай меня… нет, Рик, постой минутку спокойно и послушай. Это важно. Как бы ни обернулись события… не пытайся ничего с Викторией.

Ну хватит. Сначала сватовство, потом покровительственный тон, а теперь еще и запреты, а сам собирается устроить себе гарем.

– Стивен, ты мой старший брат. Не знаю точно, какие права есть у старшего брата над младшим, только мне кажется, что ты свои утратил десять лет назад, когда…

– Рик, дело не в этом – да слушай же, Рик! Прошу тебя. Дело не в том, что мне самому нужна Виктория. Ничего не может быть дальше от правды.

– А чем Виктория нехороша?

– Ничем.

– Но ты что-то про нее знаешь?

– Ничего я про нее не знаю.

– Так что?

– Так оставь ее в покое.

Я потряс головой, не понимая.

– Слушай, зачем такие серьезные предупреждения? Она иногда ведет себя… будто не в себе. Будто только что прилетела с Марса.

– Может быть. От потрясения еще не оправилась, наверное.

– Ты узнал, как она оказалась на кладбище?

Стивен покачал головой:

– Она говорит, что ничего не помнит.

– Все равно я не понял, Стивен. Она красива, у нее классная фигура, великолепные волосы, она была сама доброта с этими тремя сегодня. Она им дала поесть, она их жалела. А теперь ты мне говоришь, что она…

– Рик, считай это инстинктом. Все, что я тебя прошу – не связывайся с ней. Говори с ней, если надо, но держи дистанцию. Ладно, пошли, нам еще прилично пройти надо.

Стивен пошел широким шагом, ружье висело у него за спиной. Но меня не покидало чувство, что секунду назад он хотел поделиться со мной тайной. Темной, жуткой тайной, которая его грызет.

Двадцать минут мы шли молча. Было нелегко идти – дорога шла через такие кручи, будто это были вересковые пирамиды. Здесь никогда никого не было – вряд ли кто забредал туда, где нет ни дорог, ни мотелей, ни домов, ничего, только мили и мили пустоши, скальные выходы и пара коршунов в небе.

Только тут я начал гадать, что же здесь такого важного, что Стивен хочет мне показать. А он вдруг без предупреждения заговорил об утренних убийствах. Он не повторял обстоятельств, но слова, описывающие последние секунды этих бедняг, шли из него под таким давлением, что он не мог бы их сдержать, если бы даже хотел.

– Это все случилось мгновенно. Бах, бах! Мы должны были их застрелить. Должны были.Это не как в кино – выстрел, и человек падает, хватаясь за грудь, – и все. Нет, это куда грязнее. Вот эта грязь у меня из головы не идет. Кладешь палец на курок и тянешь, тянешь, стреляешь, пока он не падает. Господи, грязи-то…

Он глядел прямо перед собой. Но я мог бы присягнуть, что он не видит вереска. Он снова видел эту бойню.

– Когда стреляешь в человека, – сказал он, – идет не просто кровь. Он блюет, он ссытся, а мальчик даже обосрался. Потом они бьются на земле, как змеи, в моче и крови. А девчонка кричит: “Папа, папа…” У нее футболка была порвана, и пуля попала вот сюда. – Он показал себе на грудь. – Как третий сосок. Сначала даже крови не было. Просто сосок рядом с настоящим, И меня холодом пробило, потому что… потому что они не были убиты. Они корчились на земле, как, блин, в танце, и воздух… воздух ловили ртом. Кричать не могли. – Он резко, горько, коротко засмеялся. Я посмотрел с тревогой – не сойдет ли он с ума прямо на месте. – А знаешь еще что? – Снова горький смех, но в глазах ужас. – Знаешь что, Рик? Я посмотрел на мальчишку, и он держался за живот. Держался за живот и смотрел на меня, глаза, как блюдца, а язык облизывал губы, как от мороженого, только это была кровь. Кровь. Все в крови. Он держался за живот, и оттуда шла кровь, между пальцами. А он держался, вот так. – Стивен схватился двумя руками за живот, и глаза его горели таким странным огнем, что я подумал, не отобрать ли у него ружье, чтобы он не попытался на месте со всем этим покончить. – И вот что жутко. Вот мальчишка держится за живот, будто хочет запихнуть кишки обратно, а между пальцами знаешь что лезет? Ни за что не угадаешь. Ну?

Он посмотрел на меня блестящими глазами. Я покачал головой.

– Персики, эти блядские персики! Которые он минуту назад ел. Он их даже не прожевал, голодный был, бедняга! И они полезли из дыр в животе. Он даже удивился, когда увидел их. Представь себе, что он подумал: “Вот блин, я тут лежу с дырой в животе, куда можно кулак просунуть, а из меня персики лезут, как золотые рыбки. Ой-ойойййй!”

Тут у него подкосились колени, он грохнулся на задницу, да так резко, что у него вырвался вздох.

Закрыв лицо руками, он стал мотать головой.

Я не знал, что делать. Сказать было нечего. Он убил людей. Я не знал всех обстоятельств, но он был вынужден. Он не убивал их хладнокровно, конечно, он не мог это сделать хладнокровно. И тут меня как молотом по животу хватило. Как будто наконец я нашел верное слово. Но ведь не мог мой брат… Я раздавил эту мысль. Может, это был Дин Скилтон. Я бы про него такому поверил. Он ведь шатается по лагерю, засунув револьвер за пояс, как двухцентовый Джон Уэйн. Да, Дин, это был Дин. Он так разозлился на этих людей за то, что они уперли нашу драгоценную провизию, что застрелил их на месте, пока они слизывали персиковый сок с пальцев. Вот гад…

И тут я снова посмотрел на Стивена. Он всхлипывал, закрыв лицо руками, и слезы текли по пальцам, по локтям, оставляя блестящие следы.

Я вспомнил, как он случайно выстрелил в меня бекасинником. Как он тогда боялся, что меня убил! Он в тот вечер все обнимал меня, когда мы смотрели телевизор, и у меня голова была забинтована, как у мумии. Он даже купил мне коробку конфет из тех денег, что собирал на компьютерную игру.

Я мог сделать только одно.

Сел рядом, обнял его за плечи и сидел, пока он плакал.

Загрузка...