Быть

Глава 17

На пиру чин по чину садятся,

да братина всех поравняет.

(народная мудрость)

Отдохнуть день, как хотел Горан, у него, увы, не получилось. А могло бы, ведь почти вся подготовка лежала на огнищанинах, да немного на тяуне, сидящем при казне. Княжичу оставалось лишь отрядить часть людей в помощь, если попросят, и может где-то приглядеть. Только вот от заставы, от приставленного к ней гридня с до первого предела развитым даром пришло сообщение (хорошо, что его в тот памятный день не было на посту, он на неделю уезжал, а подменный боец накануне с коня упал и руку поломал).

— «Безусый с обозом возвращается. С ними едет княжич Чеслав из Квилиновичей с сопровождающими в количестве восьми человек».

Горан от новости соскочил с лавки и, схватив со стола шапку, почти бегом вышел из терема и поспешил в дружину, а потом к воротам. По пути постучал в дверь брата, но не надеясь его там застать, и окликнув тех двоих гридней, что дожидались его в сенях. Уже через пару долей часа суета в поместье увеличилась в три, а где и в пять раз. Неудивительно, ведь Чеслава ждали ещё десять дней назад, и неделю назад ждали, и пять дней назад тоже, а потом все сроки вышли. И порешили княжъ с Велибором, что жених не приедет посмотреть на невесту. А он взял и явился!

Теперь же, после сигнала с заставы, полученного десятком людей в поместье, сенные спешно заканчивали готовить гостевой дом, да и на княжий пир жениха позвать должно, а значит и стряпухамм дополнительно работы. И почётную охрану приставить, и людей услужить отправить — вот и ещё дел и Горану, и Велибору, и огнещанину.

Третий княжич в дружинном доме отозвал в сторону воевод, посовещался с ними и кликнул выбранных гридней и княжих воинов общим числом в дюжину. На оставшемся пути до ворот, Горан объяснил им суть их службы на ближайшие несколько дней, повинился за пропущенный пир, а про себя порадовался, что бойцы по празднику одеты не просто в одинаковые сорочки под жупанами, а в лучшее да ещё и в кафтанах! Такая охрана не уронит ни чести хозяев, ни достоинства гостей. А что не одоспешены, так и не в бой идут, а покой постерегут.

В привратном дворе уже собрались все встречающие, и княжич был одним из последних. Он выстроил дружинных в две линии, что получился живой коридор от ворот, раздал указания и поспешил занять своё место. Мельком Горан поймал взгляды отца и брата — княжъ довольно кивнул и указал на место по левую руку. А от ворот уже махали — сейчас въедут!

Княжич Чеслав спешился перед открытыми створами и вошел внутрь, ведя коня в поводу. Его спутники последовали примеру своего предводителя. Они прошли почти до середины двора, когда к ним подбежали мальчишки перехватить коней и увести в сторонку, на что гости кивнули и отдали поводья. Теперь гости подошли достаточно близко, чтобы можно было рассмотреть их получше. Горан пригляделся и нахмурился: половина прибывших были воинами, а остальные узкоплечие, нарядные и увешанные золотом как напоказ — золотые сдвоенные фибулы удерживали волочащиеся по земле луды, околецы на руках шириной почти с вершок, на ремнях набойные пластины, и на околтыше беличий мех с перевитками. Они, да и сам княжич, были кем угодно — доверенными тяунами, посадниками, принятыми витязями, но не воинами. Да и одеты кто в кафтан, кто в волховку. Чеслав выделялся самым богатым нарядом и надменностью в каждом движении.

Княжич Велибор вышел навстречу гостю и первый поприветствовал его, как знакомого. Подвёл к княжу, а дружина перестроилась и замерла на почётном отдалении.

— Княжъ, позволь представлю нашего дорогого гостя, — начал Велибор, но Горан его не слушал, он заметил движение в дальних рядах, а потом и узнал огнищанина Клёна.

Горан чуть сдвинул брови и дал знак двум парам гридней, что следовали за ним и братом, и четвёрке княжих воинов отца проследить, а сам вновь сосредоточился на приветствиях. Но, увы, обмен пожеланиями здравствовать уже завершился и княжъ заканчивал приглашать Чеслава на сегодняшний пир, хоть и не в честь гостя затеянный, но достойный будущего зятя. Только вот Клён, почти выбившийся в первый ряд, схватился за голову и замахал руками, привлекая к себе внимание.

Княжъ заметил своего человека, предложил гостям отдохнуть с дороги, отрядил старшего сына проводить их и проследить, а сам, раскланялся и направился обратно. Как только он с Гораном и сопровождающими повернули за оградку одного из домов, как их догнал огнищанин:

— Батюшка княжъ, батюшка княжъ! — запыхавшийся человек хватался за ворот, да и сам был нездорово раскрасневшийся. — Как же на пиру поступить? Беда, совсем беда…

— Да что такое, Клён? — посуровел княжъ. — Говори толком!

— У нас всё посчитано было, стряпухи уже сготовить успели, Безусый строго по счёту в городе заказывал… а коль лишний гость за столом, то угощений не хватит! Кого-то обнести придётся. И гостя не обидеть же, и никого из княжичей и княжников. Да и если и обнести кого-то из родных, а коль гость заметит, обида ж будет!

— Хватит. Да, получили мы гостя в самый день, озадачились… — княжъ глянул в сторону толпы, расходящейся по делам и в задумчивости начал оглядываться, а его губы тем временем перечисляли имена детей и племянников. А потом его взгляд остановился на княжиче Горане.

— Отец, я уступлю свое место по твою левую руку на сегодняшнем пиру. И о людях из клана Квилиновичей позабочусь, чтобы и им досталось веселья сегодня, — княжич сказал то, что хотел услышать его отец, а у самого одна половина души будто бы сбросила тяжкий камень с плеч, а другая… другая опустела.

Горан не стал возвращаться в терем, он отправился в дружинный дом. Ему нестерпимо хотелось уйти, побыть одному, подумать, лёжа на настиле под крышей, но нельзя было. Он позвал с собой дядьку Клёна, всё равно им идти в одну сторону. По пути сговорился, что от какого пира отнести дружинным, приставленным к гостям, а чем потчевать самих гостей. Как обо всём порешили, так и разошлись по разным сторонам.

Пир старшей дружины и пир княжих родичей начинались не одновременно. Если в княжем тереме должны были сесть за столы только когда уже стемнеет, то воины собирались в пиршественный дом когда солнце только коснулось верхушек деревьев. Но сами воины и их жены и мужья пока ждали возле крыльца и не проходили в открытую дверь. Они смеялись и шутили в ожидании, даже бились о заклад кто быстрее оббежит длинный дом. Но это возле красного крыльца стояла толпа, а чёрное крыльцо, ведущее в задник, стояло пустое, но из открытых дверей доносилось тихое гудение дудок и звон струн гуслей — кощунники готовились к вечеру. Их и баянников привёз всё тот же Безусый, чтобы на пирах хватало песен и музыки, а по распоряжению огнищанина Клёна всех их уже накормили от пуза, чтобы в рот пирующим не смотрели и охотчее пели.

Вот, наконец, и княжъ с княжиней пришел, поздоровался неторопливым кивком со всеми и поднялся в дом. Люди последовали за ним. Внутри через сени в просторную гридницу, с окнами на две стороны, и дверью в задник в дальней стене. Почти от самого входа по обе стороны стояли длинные столы, и ещё один стол покороче стоял поперёк чуть поодаль. На столах, застеленных белёными скатертями, стояли медные блюда с яствами и горшки с кашей, кувшины с питиём, ставцы с яблоками, корзинки с лакомствами, отдельно были плошки с рыбой и дичью… да и вся гридница была убрана хоть и богато, но без излишества — шиты с кованными умбонами на простенках между обрамлённых вышитыми занавесями окон, копья, луки и мечи на стене задника. И разве что лампадки, и стоявшие на столах, и подвешенные к балкам не горели. Вместо них под потолком роились яркие цветные огоньки и они трепетали и весело подмигивали не хуже живого огня.

Люди расселись по чинам и выслуге. Во главе дальнего стола сел сам княжъ, по левую руку от него — княжиня, а по правую — третий княжич. Длинные столы тоже поделили — по правую руку рассаживались воеводы и витязи, за ними княжие воины, потом гридни, по левую руку в том же порядке их супруги. Увы, и без спора не обошлось. Княжий воин Ратибор попытался подвинуть княжью воительницу Карну, но его быстро осадили, напомнив о старшинстве. А когда по знаку княжича в гридницу вошли три бояника и два кощуника, так и вовсе перебранка умолкла, а вместо неё зашептали гусли. Под их тихий напев два отрока внесли братину полутора пядей длиной, если не в локоть!

Всемил и Всемир — а это были те самые братья, которых Горан высмотрел летом, а сейчас дал им возможность предстать перед дружиной — медленно и осторожно пронесли медную ладью через всю гридницу и с поклоном передали в руки княжу и отошли к правому краю стола.

Вслед за ними две отроковицы внесли на аршинном нарядном рушнике пышный каравай с колосками. Они тоже с почтительным поклоном передали его княжу и заняли место слева от стола. Этих девочек Горан не узнал, хотя они и показались ему смутно знакомыми. Но стоило ему окинуть взглядом собравшихся за столами и догадался — они были дочерями витязей, и сейчас их отцы с гордостью смотрели на своих детей. А княжъ тем временем поднялся, и перешептывания, и до этого не громкие, окончательно смолкли, и перепев гуслей затих.

— Побратимы и посёстры, вы дружина, а значит правая рука клана. Да не ослабеет эта рука, и да принесёт она больше славы всему клану! — на последних словах он двумя руками поднял тяжелую братину и сделал небольшой глоток из неё, а потом передал питьё сыну. Затем отщипнул от хлеба кусочек и передал каравай жене.

Братина поплыла из рук в руки через весь правый стол, постепенно пустея, а хлеб пошел по левому столу, за которым сидели жены и мужья дружинных. Когда братина и каравай дошли до конца столов, их приняли те же отроки, что и внесли их в гридницу. Девочки перенесли каравай к началу стола воинов и своими руками отщипывали от него кусочки и протягивали их дружинниками и дружинницам, а мальчики обносили стол семей, зачерпывали малым ковшиком, на один глоток всего, и передавали его по старшинству женам и мужьям. Когда они закончили обносить собравшихся, остатки каравая и почти опустевшую братину вновь вернули на стол княжа, а отроки ушли из пиршественного дома.

— Дружина, довольны ли вы мной? — спросил вновь вставший княжъ.

— Довольны, княжъ Терний, сын Колояра, — дружно ответили воины.

— А сыном моим, княжичем Гораном, довольны ли?

— Довольны, княжъ.

— Тогда да будет наша жизнь щедра, как сегодняшний пир!

— Ура!

Люди принялись за еду, неспешно и чинно, порой переговариваясь. А кощунники и боянники вышли из угла ближе к княжему столу и начали своё дело. Они пели песни и былины о славных воинах ещё той эпохи, когда волхвов какие они сейчас не было на свете, а все жили по Древней Правде. Каждые две-три доли кто-то вставал, отвешивал по лёгкому поклону каждому столу, говорил здравницу о клане и дружине, выпивал свою чарку пряного вара, а после либо садился на своё место, либо обращался с просьбой к княжу или княжине. Они просили даровать право отселиться с семьёй в отдельный дом, или просили поспособствовать браку себя или кого-то из родных, дав приданое из высоких рук. Один воевода испросил позволение отойти от ратной службы и уйти на посильное место. Могли и выговорить, но на этом пиру обошлось, и даже старые обиды никто не помянул. А вот за тех, кто не пришел, кто сейчас гостей стерёг и приглядывал сказали и выпили витязи дружинные.

Спустя час княжъ с княжиней откланялись и попрощались — их ждали в хоромах. С ними ушли и воины их почётной охраны — четверо княжих воинов и четверо воительниц. А в пиршественном доме веселье только оживилось. Люди вставали, переходили на другие места, смеялись и перекрикивались через всю гридницу, хвалили стряпух, желая им здоровья и дом полную чашу, а потом примолкали, когда кощунник заводил новую песню. Столы потихоньку пустели, но угощений всем всё равно хватит до утра.

На улице стемнело, и люди начали выходить во двор, чтобы полюбоваться небом, исчерченным словно горящей метлой, искрами падающих звёзд. Баянник тоже вышел вслед за воинами и их семьями и затянул длинный рассказ об исчезновении богов. Его слушали, но вполуха и мало кто дождался конца рассказа — либо ушли обратно внутрь, либо пройтись кругом, а на их место встали вышедшие подышать воздухом. Скоро вернулись и ушедшие с четой охранники, заканчивать со всеми праздник.

Горан за своим столом остался один. Он не спеша кушал и посматривал на других пирующих, хотя мысли его всё же были там, где собрались его родичи. Но отец предпочёл опальному сыну будущего зятя. Что ж, переживёт. Взгляд княжича задержался на братине и оставшемся куске каравая. Горан подумал о тех воинах, кому веселья не перепало совсем. Да, им принесут на ужин те же вкусные яства, что и тут стоят на столах, и гривной милуют, но они там, когда их друзья и ратные побратимы тут, даже жёны на празднике.

Княжич встал, высмотрел нескольких супруг, чьи мужи несли сейчас службу, и подозвал их к себе. Улыбнулся женщинам, кивнув на братину и каравай, мол, берите и идите за мной, и вышел на улицу. Горан отвёл их к гостевому дому на самом краю поместья рядом с выходом в приместье и окликнул караульного, который позвал к крыльцу и остальных. Княжич дождался пока братина проплыла по рукам и окончательно опустела и сам, своей рукой разделил и раздал остатки каравая. Он разрешил женам ещё немного помиловаться с мужьями и вернулся на пир в дружине. В его сердце всё равно оставалось много печали, но на душе стало легче. А пир с семьёй… да всё равно расскажут, а сестра может и обретёт счастье с наречённым супругом, да хоть познакомится с ним под родной крышей.