Быть

Глава 16

День придёт и сотню дел

Принесёт с собой в корзине.

Их не сделать ты не смел,

Хоть устал на половине.

Раз за разом от зори

Ты спешишь в своей гордыне.

До какой же до поры?

Засыпаешь при лучине

И всё смотришь за плечо,

Ждёшь и ищешь тень в пыли и…

Солнце вновь взбежит к вершине,

Ты за ним, но словно в тине

Вязнешь во делах с корзины.

(из песни кощуника)

Остаток лета и начало осени пролетели незаметно. Княжич Горан с головой погрузился в свою службу, а в редкие часы, свободные от оной проводил у княжича Яруна. Может это казалось кому-то странным, да что уж, даже княжники Камил и Радим тихо удивлялись, но после отцовского и княжего наказания только двоюродный дед протянул ему руку поддержки. Он и дружина. Так Горан, чтобы выразить свою благодарность, с раннего утра до поздней ночи только и занимался старшей и младшей дружинами, а когда доходил до своей каморы — падал и засыпал от усталости.

Но хлопоты хлопотами, а наступил канун ночи Мириада Звёзд. И утро этого дня началось с вопля под окном. Горан рывком вскочил навстречу угрозе, прислушался и расслышал громкий шёпот:

— Ты что орёшь как сто бесят под рёбрами! Разбудишь? А он всем устроит ещё какую каверзу до обеда и не жрамши.

— Да не проснётся. Он же вчера самолично всех проверить удумал. Сколько ж это вёрст находить надо было! Я у конюхов поспрошал — не брал он лошадь. После такого хорошо если к обеду встанет.

— Так орёшь-то чего?

— Кошка. Прыгнула сверху на плечо и дальше отскокнула.

— Кошка… и из-за кошки… Ну тебя. Идём, пока не заметили.

Горан узнал голоса и кривовато улыбнулся, опустился обратно на разложенную постель и спрятал лицо в ладонях. Хотелось спать, но ложиться было бессмысленно — светать начинает. А раз так, то пора умываться и придумывать наказание для нарушителей порядка. Хотя, кто он такой, чтоб наказывать этих двух.

Гридни, сбежавшие среди ночи и возвращавшиеся под утро, вошли в дружину три года назад, а этим летом женились. Ну и старались почаще видеться с любимыми избранницами. Что поделать, жизнь. Им и давали побольше дней без дальних дозоров или даже свободных — иди, ночуй на женский двор! Но мало, видать. И порадоваться бы за гридней, а не получалось. Горан потёр лицо совсем мозолистыми ладонями с въевшимися пятнами чернил и вышел в общую гридницу, как раз навстречу провинившимся.

Гридни, только снявшие скоры и пробиравшиеся до своей лавки, замерли, увидев перед собой княжича, а потом понурили головы. Горан махнул им идти следом, направился на улицу и показал, чтоб не шумели больше. Сам он вышел на крыльцо в чём был.

Мир вокруг утопал в предрассветной серости — все краски спали и только грезили пробуждением. От земли пахло влагой и холодной свежестью росы, и, наверное, если отойти ближе к лесу, то ветерок принесёт запахи грибов и опадающей листвы. Сейчас, в миг между ночью и утром, всё охватывал безбрежный покой. Горан стоял, расставив ноги, сложив руки под грудью и полуприкрыв глаза, он дышал этим воздухом, наслаждаясь нежданно пойманным умиротворением. Прохладные ладони ветра ласково трепали волосы, гладили по щеке, стирая остатки сна, забирались сонмом мурашек под рубъ на плечи и грудь, а ещё щекоча взбирались от зябнущих босых ступень вверх под распущенные на ночь гати. Но чарующий миг разрушили шаги за спиной — это, наконец, обулись и вышли наружу провинившиеся.

— Отдых, я погляжу, вам двоим совсем не нужен. А раз так, будете сегодня на посылах. И первое поручение разбудить кашеваров, натаскать им воды, а как с этим покончите разбудите своих побратимов из Старшей и из Младшей дружины, расскажите всё воеводам, а потом найдёте меня, дам новое поручение.

Гридни переглянулись и осторожно перевели дух, радуясь, что наказали только их, да и то не очень сурово. А Горан подхватил свои сапоги и как был, так и спустился вниз. Он шел по пустому в этот час поместью к хоромам, улыбался и лениво осматривался по сторонам. На сердце у него было легко и спокойно, он уже и забыл когда подобное случалось последний раз — это было годы назад. А вот и терем, мрачной громадой стоящий в центре. Все окна темны, а стены ещё не рассветило солнцем. И внутри все спали, даже охрана дремала в сенях.

Княжич зачерпнул ковшом воду из бочки у чёрного крыльца, смыл грязь с ног, чтоб не нести её в дом, и оставляя мокрые следы начал пробираться к себе, на свою половину младшего терема. Хоромы ведь строились и перестраивались пять предыдущих поколений, и от дома Стояна, наверное, не осталось ни брёвнышка. Сейчас огромный терем, он же княжий терем, стоял на восьми подклетях, вставших четыре к трём и к одному в рядах. Тут были и кладовые, и кухня, и каморы сенных людей, но сейчас тихо и пусто, только поставленное с вечера тесто на хлеба побежало из кадушки и где-то ворочается, просыпаясь, повариха. Над подклетями — светлица, горницы и гридницы. Самая большая, на две клети, богаче всех украшена и при одной мысли о ней становится пакостно на душе. Ведь в ней не только на советах и сборах решаются важные для клана дела, но и в ней же княжъ наложил на сына своё наказание, дабы искупил тот свой позор. В остальных гридницах на мужской половине трудились тяун и огнищанин, да появлялись посадники доложиться. В горницах и светлице женской половины девушки занимались рукоделиями и вели свою часть дел. И уже над гридницами и горницами возвышались среди гульбищ четыре терема — на короткой стороне над женской половиной терема княжон и княжини, через сени от княжининого терем княжа, и на другом конце длинной стороны — терем княжичей. В каждый из теремов можно было пройти снизу по лестницам в сенях, или же попасть с гульбища, на которое поднимались по высокому крыльцу.

Терем княжичей изнутри поделён на две половины по обе стороны от печи. В одной из них жил первый княжич Велибор, другую занимал третий княжич Горан. Сейчас весь терем дрожал от богатырского храпа брата, и Горан тепло и искренне улыбнулся. Он вспомнил, как раньше сердился, что не мог выспаться и убегал ночевать то вниз, то на сеновал, а как выдался случай почти переселился в дружинный дом.

Половина Горана в тереме нисколько не походила на его камору в дружинном доме. Два окна, прорезавших стены, украшали тяжелые занавеси, стены затянуты набойными и расшитыми полотнами. Даже потолок под самой крышей украшен тканями, а с опор свисают резные крюки, на которых в оплётках висят лампады. Кровать у перестенка застелена периной и лоскутным покрывалом, стол у окна накрыт белой скатертью, на сундуках, лавках и полках лежат платки. Среди этого убранства Горан жил с семи лет, как ему нарекли имя.

Сейчас княжич раскрыл окна, запуская внутрь свежий воздух, чтобы выгнать застоявшуюся за несколько недель духоту, проверил лампадки, хмыкнул — масло везде закончилось, а новое никто не подлил. Он не стал искать кувшин и заправлять светильники, а просто создал и запустил летать вокруг несколько огоньков. Сел у стола, стёр пыль с шкатулок и задумался.

Из рассказов Яруна он знал: на княжем пиру для кровных родичей и их жен и мужей объявят, что Углеша весной замуж пойдёт. Велибор две недели как вернулся из посольства к клану Квилиновичей, где хоть и смог уговориться о разделе дорожных податей, но на условиях хуже, чем хотелось бы. Но ничего не поделать — в их волости крупнейший порт запада Края Ста Рек, а из волости Стояновичей либо по Быстрой через волоки путь вести, либо вверх по течению и уходить на Правый Исток, но там воды не спокойные и для кораблей, и для торговых людей.

Княжу поставили выбор — или дать доступ к Источнику, или подкрепить договор новым браком между кланами. Выбор очевиден. Только княжну отдавать ему не хотелось, ни старшую Углешу, ни младшую Харису, которой только двенадцатый год пошел. А княжниц в клане хоть и хватает, да все они праправнучки Светомира и Некрасы, которая княжу Квилиновичей родной тёткой приходится, то есть с женихом у невесты получится общий родич до пятого колена.

«А приняли бы Ясну в обход Уклада, и не было бы теперь отцу страданий, было бы всё по-прежнему» — промелькнуло в мыслях у княжича. Он зло потёр ладонями лицо, встряхнул головой и начал собираться. Пока он тут рассиживался, поместье начало просыпаться, а дневная суета постепенно набирала силу. Горан решительно откинул крышку сундука и достал одежды, достойные его статуса. Вместо простых, едва тронутых вышивкой сорочки и волховки, княжич облачился в тонкотканые, яркие, богато украшенные шитьём и даже жемчугами. И гати не тёмно-серые, а синие. И ремень с украшениями, и вретище из жесткой кожи… Хоть самого жени, красавец! Осмотрел себя, ругнулся, и волховку всё же сменил на попроще.

Как закончил, княжич вновь сел за стол и занялся делами. У него скопилось почти две дюжины писем, до сих пор не прочитанных и не отвеченных. Он подолгу откладывал всё, что не касалось дел дружины, на потом, и вот решил чуть уменьшить скопившиеся дела.

Через полтора часа в дверь робко постучали. Это наказанные гридни пришли отчитаться. Они изо всех сил сдерживали зевки и пытались не пялиться по сторонам, разглядывая роскошь терема княжичей. Горан хмыкнул, развернувшись к юношам и в ответ начал пристально рассматривать их, особенно выразительно кивая на мокрую и грязную одежду. А потом достал из шкатулка два ключа и бросил воинам.

— Откроете пишрественый дом, проветрите, подметёте. Потом достанете из сундуков там в заднике скатерти и покрывала и украсите. Как закончите — поможете кашеварам и стряпухам. А так как дел там на двоих многовато, позовите с собой супруг своих. Идите!

— Да, княжич! — ответили гридни и поспешили уйти.

А Горан неодобрительно смотрел на закрывшуюся за ними дверь и мысленно сетовал, что эти двое не додумались разуться и на скорах притащили грязь сюда наверх. Досада согнала остатки умиротворения, и княжич поспешил покончить поскорей с делами. Он написал ответы, свернул листы, достал палочку красного воска, отломил от неё кусочков по числу писем и разложил на них. Потом сосредоточился, направляя силу по краю огненной части дара и собирая её на кончике пальца, которым расплавил воск, запечатывая послания. Теперь если кто-то сломает печать, а потом снова нагреет, получатель это заметит и будет думать, что письмо могли и подменить. Любой волхв почувствует отголосок силы в воске и узнает знакомца. Осталось только завернуть их в плат, чтобы не рассыпались по дороге.

Княжич вышел на гульбище и спустился по красному крыльцу. Вокруг уже вовсю кипела подготовка к вечерним пирам, люди спешили кто куда, а из выставленных оконцев шли жар, пар и целых ворох запахов, да таких, что у не евшего со вчерашнего обеда Горана нутро сжалось, настоятельно требуя уделить еде время. Но он лишь отметил это и поспешил в приместье к купчему люду.

На дворе у Безусого уже было пусто, и княжичу пришлось чуть ли не бежать к воротам, возле которых он и застал уже выезжающие в сторону города телеги. Он окликнул купца и передал ему свёрток, наказав разослать со знакомцами из гильдии, а потом остался стоять провожать обоз. День ещё только начался и у Горана было много дел, но не охоты заниматься ими, ещё и с почётной охраной за спиной. Подумав, княжич уверился, что и без него справятся и отправился обратно, уже не спеша.