Боярин-Кузнец: Перековка судьбы

Глава 22

Успех — приятная, но коварная штука. После того как я починил шестерню для мельника Фёдора, я впервые за всё время своего пребывания в этом мире почувствовал себя не просто выживающим, а по-настоящему полезным. Я получил не только мешок муки и несколько серебряных монет, но и бесценный обломок жернова — идеальный материал для точильного круга. Я провёл целый день в кузнице, с азартом работая над камнем, приводя его в удобную для работы форму. Я был полностью поглощён очередной инженерной задачей, и на какое-то время почти забыл о нависшей надо мной угрозе поединка.

Я был почти счастлив. И, как это обычно бывает, именно в этот момент реальность решила нанести визит.

— Господин, к вам пришли, — голос Тихона, донёсшийся из дверного проёма, был полон удивления.

Я оторвался от работы. Ко мне? Сюда никто никогда не приходил. Я вышел во двор, вытирая каменную пыль с рук, и замер.

У ворот стояла Алёна, дочь мельника. Она была одна. В руках она держала небольшой узелок из чистой ткани. Увидев меня, она немного смутилась, но не ушла. В её глазах не было ни страха, ни презрения. Только всё то же спокойное, ясное любопытство.

Она подошла ближе и протянула мне узелок. Я машинально его взял. От него пахло тёплым хлебом и мёдом.

— Это вам от отца, — тихо сказала она. — Он велел ещё раз поблагодарить. Мельница работает лучше, чем новая, без скрипа и стука.

— Передай ему мою благодарность, — ответил я, смущённый этим неожиданным подарком. — Камень, который он дал, — настоящее сокровище.

Я чувствовал, что хлеб и мёд — это лишь предлог. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, и явно собиралась с духом, чтобы сказать что-то ещё. Наконец, она набрала в грудь воздуха.

— Я… я хотела бы задать вам несколько вопросов, боярич. Если можно. Только не здесь. Может, пройдёмся к ручью?

Мой внутренний датчик опасности мгновенно перешёл из зелёной зоны в жёлтую. Этот разговор был явно не о погоде. Отказаться — значило вызвать ещё больше подозрений.

— Хорошо, — кивнул я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более безразлично. — Пойдём.

Мы шли по тропинке вдоль ручья, который весело журчал по камням, совершенно не обращая внимания на наше напряжённое молчание. Я ждал. Я понятия не имел, о чём она хочет говорить, но чувствовал, что этот разговор будет похож на ходьбу по минному полю.

Алёна начала не с главного. Она начала издалека, с фактов. С наблюдений.

— Мой отец — хороший мельник, — сказала она, не глядя на меня, а смотря на воду. — Он знает камень и дерево. Но он сказал, что-то, как вы починили шестерню, — не похоже на работу обычного кузнеца. Вы не просто соединили детали. Вы сделали их лучше, чем были. Он сказал, что вы будто бы понимаете «болезни» металла. Откуда у вас такие знания?

Я напрягся. Пришло время для моей стандартной, проверенной легенды.

— Я не знаю, Алёна, — ответил я, стараясь придать голосу нотку усталой растерянности. — После той хвори… у меня в голове будто что-то прояснилось. Я просто… смотрю на вещь и понимаю, как она должна работать. Как будто вспоминаю то, чего никогда не знал.

Она не ответила. Мы прошли ещё несколько шагов в тишине.

— И глина, — продолжила она, словно не услышав моего ответа. — Все в деревне берут красную глину у берега. А вы копали глубже, искали именно серую. Гончар Семён сказал моему отцу, что вы принесли ему не просто глину, а «гончарное масло», и что он такой чистоты сто лет не видел. И что вы починили его старое зубило так, как не смог бы ни один мастер в столице. Откуда вы знали, где копать? И как обращаться со сталью?

Моя легенда начинала давать сбой. Одно дело — интуитивно починить шестерню. Другое — обладать фундаментальными знаниями в геологии и металлургии.

— Это… тоже пришло само, — мой голос звучал уже не так уверенно. — Я просто почувствовал, что та глина — другая.

Она резко остановилась и повернулась ко мне. Её серьёзные, проницательные глаза смотрели мне прямо в душу.

— Это не просто воспоминания, боярич Всеволод. Я видела вас.

Эта простая фраза заставила моё сердце пропустить удар.

«Чёрт».

— Несколько ночей назад, — продолжала она ровным, тихим голосом, — я ходила за водой до рассвета. Я видела, как вы тренируетесь у себя во дворе. Это был не танец больного мальчика, который едва стоит на ногах. Это было что-то другое. Быстрое, точное, смертоносное. И меч… он не похож ни на один другой. Он светился в лунном свете, как серебро.

Она сделала шаг ближе.

— Люди в деревне смеются над вами или жалеют вас. Они видят только то, что хотят видеть. А я вижу, что вы — не тот, за кого себя выдаёте. Вы не похожи на прежнего Всеволода, которого я помню. Тот боялся собственной тени. А вы… вы не боитесь ничего. Кто вы такой на самом деле? Что с вами произошло во время той болезни?

Это был прямой удар. Шах и мат. Моя легенда про «амнезию после хвори» трещала по швам. Я был загнан в угол.

«Чёрт. Она видела. Единственная переменная, которую я не учёл. Любопытная деревенская девчонка. Что говорить? Правду? „Привет, я инженер-металлург из XXI века, заброшенный сюда в результате неудачного эксперимента, и теперь пытаюсь не умереть в вашем прекрасном средневековье“? Она решит, что я демон, и с криками побежит за деревенским священником, который, скорее всего, предложит лечить меня огнём. Врать? Она уже не верит. Она слишком умна и наблюдательна».

Нужно было импровизировать. Создавать новую, более сложную версию легенды. Полуправду, которая объяснит несоответствия, но не раскроет моей истинной, невозможной сути.

Я отвернулся, посмотрел на текущую воду, изображая глубокую внутреннюю борьбу. Я провёл рукой по лицу, придавая своему голосу тихие, глухие нотки.

— Ты права, Алёна, — сказал я, не глядя на неё. — Ты видишь больше, чем другие.

Я сделал паузу, давая своим словам набрать вес.

— Тот Всеволод, которого все знали… я думаю, он и правда умер во время той лихорадки. Его слабое тело не выдержало.

Я посмотрел на её ошеломлённое лицо.

— А когда я очнулся… проснулся не только я. Во мне проснулось что-то ещё. Память моего рода. Дух моего деда, Волкона-Молотобойца, который был великим мастером. Я не знаю, как это объяснить. Это не мои воспоминания. Это его. Я просто… знаю. Я знаю, как должен вести себя металл, как должен течь огонь. Я вижу мир его глазами. Это его знания помогают мне чинить механизмы и ковать сталь.

Я снова посмотрел на воду.

— А тот «танец» с мечом… я просто пытаюсь научить это слабое тело тому, что помнит мой дух. Это… тяжёлая ноша. Быть собой и не собой одновременно.

Это была гениальная, как мне показалось, импровизация. Пугающая, мистическая, но она идеально укладывалась в рамки мировоззрения этого мира. Я не пришелец из другого мира. Я — одержимый духом великого предка. Это объясняло всё: и мои внезапные знания, и перемену в характере, и странные тренировки.

Алёна молчала. Она была ошеломлена. Эта правда была страшнее и удивительнее всего, что она могла себе представить. Она смотрела на меня с новой смесью страха, восхищения и… сочувствия. Она поняла, что коснулась очень глубокой и опасной тайны.

— Я… я никому не скажу, — наконец прошептала она.

Мы стояли в неловком молчании. Я сохранил свою легенду, но заплатил за это, впустив в свою тайну постороннего. Я приобрёл первого и, возможно, единственного человека, который знал, что я — не тот, кем кажусь. Наши отношения вышли на совершенно новый уровень.

Я проводил её до окраины деревни.

— Спасибо за хлеб, — сказал я на прощание.

— Берегите себя, боярич Всеволод, — тихо ответила она и быстро ушла.

Я возвращался в кузницу, понимая, что моя главная уязвимость — это не враги, которые хотят меня убить. А те немногие, кто может заглянуть мне в душу и задать неудобный вопрос.

Ночь была моим единственным союзником. Разговор с Алёной оставил после себя тревожный осадок. Я обрёл молчаливого соратника, который знал мою тайну, но сама эта тайна стала ещё более хрупкой. Времени оставалось всё меньше. Десять дней. Всего десять рисок на стене моей кузницы. Десять ночей на то, чтобы превратить себя из инженера в воина.

Я вышел на свою тренировочную площадку. Луна заливала двор холодным, серебристым светом. В руках я держал свой безымянный шедевр. Он был лёгким, идеально сбалансированным, живым. Когда я выполнял медленные, базовые упражнения, которые отрабатывал последние дни, он двигался как продолжение моей воли. Я чувствовал, как его вес идеально компенсируется навершием, как его остриё следует за малейшим движением моей кисти. Меня охватил приступ эйфории. С таким оружием я был непобедим. С таким оружием я был богом.

А потом я решил попробовать выполнить одну из своих боевых связок в полную силу и на полной скорости. Не медленный, медитативный танец. А настоящий, быстрый бой. Уход в сторону, парирование воображаемого удара и молниеносный ответный укол в тренировочный столб.

И в тот момент, когда я попытался вложить в движение скорость и силу, вся моя иллюзия рассыпалась в прах.

Всё развалилось.

В момент резкого парирующего движения моё запястье пронзила острая, режущая боль. Оно не было готово к такой ударной нагрузке, даже с учётом идеального баланса клинка. При попытке сделать быстрый боковой шаг мои ноги заплелись, я потерял равновесие и едва не упал. А мой «молниеносный» укол, на который я делал главную ставку, получился смазанным, слабым и неточным. Мышцы моего корпуса, моего «шасси», просто не смогли обеспечить нужную стабилизацию для такого резкого вращательного движения.

«Что за…?! — пронеслась в голове ошеломлённая мысль. — В руке он кажется пёрышком, но в динамике ощущается как гиря. Проблема не в мече. Проблема во мне. Мой „процессор“ выдаёт идеальную команду, а „шасси“ не способно её выполнить. Это как поставить двигатель от болида Формулы-1 на прогнившую раму старой телеги. При первой же попытке нажать на газ её просто разнесёт на куски».

Я прекратил эти бессмысленные махи. Сел прямо на холодную землю, тяжело дыша. Пот катился градом. Но не от усталости. От унизительного осознания своего бессилия. Я снова, как и в самом начале, упёрся в стену. Только теперь эта стена была не снаружи. Она была внутри. Моё собственное тело было моим главным врагом.

Я закрыл глаза и начал делать то, что умел лучше всего — анализировать провал. Мысленно, в замедленной съёмке, разобрал свою неудавшуюся связку на составляющие.

Первое — парирование. Боль в запястье. «Диагноз: недостаточная сила мышц-разгибателей предплечья и кистевых сухожилий. Они не могут контролировать клинок при резкой смене вектора силы».

Второе — шаг в сторону. Потеря равновесия. «Диагноз: слабые мышцы ног. Икроножные, камбаловидные. Они не могут обеспечить взрывную силу для короткого бокового смещения. Они могут только ходить. Медленно».

Третье — укол. Слабый, неточный удар. «Диагноз: самая большая проблема. Мышцы кора. Косые мышцы живота, мышцы-стабилизаторы позвоночника. Они не могут стабилизировать тело при резком вращательном движении и передать импульс от ног к руке. Вся моя сила гасится на полпути».

Я встал и пошёл в кузницу, к своей «проектной доске». Взял уголь и на чистой сланцевой плите нарисовал примитивную схему человеческого тела. А затем начал обводить на ней нужные мне мышечные группы.

«Яромир, скорее всего, тренирует „пляжные“ мышцы, — размышлял я. — Бицепс, грудь. Силу для прямого, мощного удара. Это мне не нужно. Это его игра, и в ней мне не победить. Мне нужна функциональная сила. Не сила тяжелоатлета, а сила фехтовальщика. Это совершенно разные вещи. Мне не нужно поднимать тяжести. Мне нужно быстро и точно перемещать лёгкий объект в трёхмерном пространстве. И для этого нужны другие мышцы. Маленькие, глубокие, но невероятно важные».

Я точно знал, что мне нужно тренировать. Но тут же возник следующий, ещё более сложный вопрос: как?

Я с тоской и иронией вспомнил свою прошлую жизнь.

«В моём мире всё было бы просто. Месяц в хорошем тренажёрном зале с грамотным тренером. Он бы тут же расписал мне программу. Специальные упражнения на блочных тренажёрах для предплечий. Гиперэкстензия для спины. „Русские скручивания“ с гирей для косых мышц. Плиометрические прыжки на ящик для ног. Правильное питание: белки, углеводы, креатин. Протеиновые коктейли после каждой тренировки. И через месяц я был бы в совершенно другой физической форме».

Я горько усмехнулся.

«А что у меня здесь? Мой тренажерный зал — это двор с грязью и камнями. Моё спортивное питание — это жидкая похлёбка и чёрствый хлеб. Протеиновый коктейль? Тихон, наверное, решит, что это какое-то дьявольское зелье для вызова сатаны. У меня нет оборудования. Никакого. Абсолютно».

В отчаянии я вышел из кузницы и обвёл взглядом свою усадьбу. Разваливающийся сарай. Старый колодец с прогнившим воротом. Куча дров. Бесполезный хлам.

И тут мой взгляд изменился. Я перестал видеть хлам. Я начал видеть… детали. Потенциальные компоненты. Рычаги. Грузы. Опоры.

Искра инженера, конструктора, который привык создавать вещи из ничего, вспыхнула в моей голове с новой силой. Если у меня нет тренажёров, значит, я их построю.

В моей голове начал формироваться новый, безумный, но абсолютно логичный план. Я снова вернулся к своим доскам. Но теперь я рисовал не оружие. Я рисовал тренажёры.

Тренажёр № 1 (для предплечий). Я нарисовал простую схему: круглая, гладкая палка. К её середине привязана прочная верёвка. А к другому концу верёвки — груз. Камень. Я буду держать палку на вытянутых руках и, вращая её, наматывать и разматывать верёвку. Простое, но убийственно эффективное упражнение для развития силы хвата и запястий.

Тренажёр № 2 (для мышц кора). Я решил использовать тяжёлое дубовое полено, которое мы не смогли расколоть. Я вытешу на нём удобные рукояти. Я буду поднимать его и делать вращательные движения, имитируя удары дровосека. Это идеальное упражнение для косых мышц живота и спины.

Тренажёр № 3 (для ног). Тут всё было ещё проще. Я наметил установить во дворе несколько пней разной высоты, которые остались от нашей заготовки дров. Прыжки. С одного на другой. На одной ноге, на двух. Это разовьёт взрывную силу ног и координацию.

Я посмотрел на свои чертежи. Это был план постройки моего личного, средневекового спортзала. Убогого, сделанного из мусора и палок. Но с научной точки зрения — абсолютно эффективного.

Вместо того чтобы махать своим идеальным мечом, я направился к сараю и с кряхтением начал вытаскивать оттуда то самое тяжёлое бревно. Тихон, вышедший на шум, замер и посмотрел на меня с полным недоумением. Его господин, которому через несколько недель предстоял смертельный поединок на мечах, вместо фехтования почему-то решил заняться тяжёлой атлетикой.

«Яромир тренирует свой удар, — подумал я, таща бревно по земле. — Он учится быть лучшим воином. А я… я буду строить машину. Идеальную биомеханическую машину. Моя наука о движениях против его грубой силы. Посмотрим, чей подход окажется эффективнее».

Я отбросил мысли о фехтовании. Сначала нужно было построить и настроить «шасси». А уже потом учить его проходить повороты на предельной скорости.