Боярин-Кузнец: Перековка судьбы

Глава 13

Ночь была моим врагом. Она была безжалостным кредитором, который каждый рассвет забирал у меня самый ценный ресурс — время. Я потерял им счёт. Дни и ночи слились в один бесконечный, изматывающий цикл работы и разочарований. Кузница, некогда ставшая для меня символом надежды, теперь превратилась в пыточную камеру. Я был Сизифом, который снова и снова пытался закатить свой камень на гору, но этот камень, проклятый камень углерода, каждый раз скатывался вниз, превращаясь то в хрупкое стекло чугуна, то в мягкую грязь железа.

Я стоял перед остывшим горном. Рядом на верстаке лежало очередное доказательство моего провала. Пятая тестовая пластина. Или шестая? Я уже сбился со счёта. Эта была особенно уродливой. Настоящий шедевр металлургического провала. Её поверхность была покрыта хрупкой, стекловидной коркой чугуна, которая трескалась и осыпалась, как старая краска, обнажая под собой мягкое, почти не науглероженное железное сердце. Это был не сплав. Это был уродливый гибрид, вобравший в себя худшее из обоих миров.

Всё. Это был предел.

Физическое истощение было полным. Мышцы болели тупой, непрерывной болью. Глаза слипались от усталости и дыма. Но хуже было истощение ментальное. Мой мозг, мой единственный козырь, моё главное оружие — спасовал. Он перебрал все известные ему теории, все возможные комбинации температуры, времени, состава. И ни одна из них не работала. Я, кандидат технических наук, специалист по композитным материалам, не мог решить задачу, которую примитивные кузнецы решали тысячи лет назад!

В припадке ярости и бессилия я схватил щипцами уродливый кусок металла и со всей силы швырнул его на наковальню.

— ДА ПОЧЕМУ?! — крик вырвался из моей груди сам собой. Громкий, хриплый, полный отчаяния. Он эхом отразился от каменных стен и потонул в тишине.

Я стоял над наковальней, тяжело дыша, сжимая кулаки. Голова кружилась от усталости, в глазах плыли тёмные пятна. Я не отрываясь смотрел на этот кусок металла, на этот символ своего полного провала. Вся моя воля, всё моё сознание сконцентрировалось на этом объекте, в отчаянной, безмолвной попытке понять: «ПОЧЕМУ?!». Этот предельный фокус, это напряжение на грани обморока и стало ключом, который повернулся в давно проржавевшем замке.

Мир не вспыхнул. Он начал «плыть».

Сначала изменился звук. Шум остывающего горна, стрекот сверчка за стеной, моё собственное дыхание — всё это стало затихать, отступать на второй план, словно кто-то медленно выкручивал ручку громкости. А из этой нарастающей тишины проступил он. Тот самый ритмичный, чистый, гулкий стук молота о наковальню, который я слышал в небытии. Но теперь он не был далёким. Он звучал прямо у меня в голове.

Затем изменилось зрение. Кусок металла на наковальне перестал быть твёрдым, непрозрачным объектом. Его очертания подёрнулись рябью, он стал полупрозрачным, словно сделанным из дымчатого, вибрирующего стекла. Граница между ним и окружающим миром, между моим сознанием и реальностью, начала растворяться.

И я увидел.

Я увидел его внутреннюю структуру. Не умозрительно, не в теории. Я увидел её воочию.

Это была картина хаоса. Уродливое, неправильное переплетение кристаллических решёток. Вот они, в верхнем слое — крупные, грубые, похожие на обломки серого льда, кристаллы цементита. Структура чугуна. Хрупкая и нестабильная. А под ней — аморфная, рыхлая, почти бесструктурная масса феррита, мягкого железа. Я видел тусклые, грязные вкрапления — жёлтые искорки серы и болезненно-зелёные пятна фосфора, как раковые клетки в здоровой ткани. И я видел тончайшие алые нити внутренних напряжений, которые, как молнии, пронизывали границу двух слоёв — место, где металл был готов треснуть от малейшего прикосновения.

Это была анатомия провала. И она была ужасающе красива.

Моя первая мысль была не «магия!». Моя первая мысль была «всё, доработался, поехала крыша».

Я в ужасе отшатнулся от наковальни, тряхнул головой, зажмурился, втирая костяшки пальцев в уставшие глаза.

«Отлично. Галлюцинации от переутомления, — с холодной иронией подумал я. — Мой мозг, видимо, решил, что я недостаточно страдаю, и решил показать мне красивую, детализированную 3D-модель моих неудач. Очень мило с его стороны. Сейчас ещё, наверное, всплывающие окна с диаграммами и графиками появятся. „Ошибка 404: Сталь не найдена“».

Я с опаской открыл глаза. Видение пропало. На наковальне лежал всё тот же уродливый кусок металла. Я почувствовал смесь разочарования и облегчения. Но любопытство инженера, жажда данных, перевесили страх. Я снова подошёл к наковальне и заставил себя сфокусироваться на образце. Смотрел на него, пытаясь воссоздать то состояние предельной концентрации.

И видение вернулось.

Но на этот раз, подчиняясь моему отчаянному волевому усилию «понять и систематизировать», оно изменилось. Хаотичная картинка начала упорядочиваться. Она превратилась в то, что мой мозг мог интерпретировать — в подобие интерфейса из моей прошлой жизни. Рядом с объектом всплыли полупрозрачные строки текста.

[Анализ объекта: Образец № 5. Цементация]

[Статус: Провал. Структурная целостность: нарушена]

[Верхний слой (толщина ~0.8 мм): Чугун заэвтектоидный. Содержание C: 2,14%. Структура: крупнозернистая. Хрупкость: критическая].

[Нижний слой: Железо техническое. Содержание C: 0,02%. Структура: ферритная. Твёрдость: низкая].

Я смотрел на эти цифры, на эти термины, которые всплывали в моём сознании. Это не была галлюцинация. Галлюцинация не может провести спектральный анализ и выдать точный процент углерода. Это… это было что-то другое. Это были реальные данные. Невозможные, но реальные.

Я отвернулся от провального образца. Мой взгляд упал на молот своего деда, лежащий рядом на верстаке. Если это… работает, то мне нужен был контрольный образец. Эталон. Я протянул руку и сфокусировал своё новое, безумное зрение на нём.

Картина была совершенно иной. Я увидел не хаос. Я увидел порядок. Идеальный, абсолютный порядок.

[Объект: Молот кузнечный (мастер-класс)]

[Состав: Сталь, чистота 99,8%]

[Структура: Идеально гомогенная. Углеродная матрица: стабильная]

[Особые свойства: Магические каналы (спящие). Потенциал: высокий]

Я видел это. Я видел идеальную, плотную кристаллическую решётку. Я видел равномерное распределение тёмно-серых точек углерода. И… я видел их. Тончайшие, как паутина, нити голубого света, вплетённые в саму решётку металла. Они не светились ярко, они словно спали, но они были там. Они образовывали сложную, упорядоченную сеть внутри бойка.

И в этот момент всё встало на свои места.

Легенды о «поющих» клинках деда. Герб с молотом. Мои собственные необъяснимые неудачи.

Это не был просто сканер материалов. Это и есть тот самый «Дар» рода Волконских. Та самая «искра», о которой говорил Тихон. Способность не просто чувствовать, а видеть душу металла.

Я понял, почему мой отец потерпел неудачу. Он, как и я до этого момента, работал вслепую. Он не видел, как углерод проникает в сталь, не мог контролировать процесс. А дед… дед видел.

Отчаяние, которое давило на меня последние дни, исчезло, смытое волной дикого, почти истерического восторга. Я больше не был слеп! Проклятие углерода было не проклятием. Это был замок. А я только что нашёл к нему ключ.

Я взял в руки собственный провальный слиток. Я не чувствовал к нему ненависти, а только благодарность. Это был тот нерешаемый парадокс, который заставил мой мозг выйти за пределы известной мне физики и пробудить нечто новое.

Я рассмеялся. Тихим, сдавленным смехом человека, который несколько минут назад стоял на краю пропасти, а теперь увидел перед собой широкую, освещённую дорогу.

Мой план не провалился. Мой план только что стал на сто процентов осуществимым. Игра изменилась. И теперь у меня на руках были все козыри.

Первая мысль была панической: «Неужели всё это мне приснилось? Весь этот восторг, это озарение?»

Я сел на своей пыточной лежанке. Комната была всё такой же убогой. За окном занимался серый, унылый рассвет. Я нашёл глазами ржавый гвоздь, криво торчащий из бревенчатой стены. Сконцентрировался. Отдал мысленную команду.

И мир снова расслоился. Гвоздь предстал передо мной в виде полупрозрачной, вибрирующей структуры, испещрённой грязными пятнами примесей и алыми нитями напряжений.

Я тут же «выключил» зрение.

«Значит, не приснилось, — с облегчением и долей безумного восторга подумал я. — Функция на месте, работает стабильно. У меня действительно теперь есть встроенный в глазные яблоки рентгеноструктурный анализатор с функцией спектрометрии. Мои бывшие коллеги в лаборатории умерли бы от зависти. Да что там коллеги, наш институт за такой „прибор“ мог бы получить грант размером с годовой бюджет небольшой африканской страны».

Эйфория от вчерашнего открытия уступила место холодной методичности инженера. Обладать уникальным оборудованием — это полдела. Прежде чем использовать его в полную силу, нужно провести его полную калибровку. Изучить все режимы работы. Понять, что именно показывает мне этот невероятный интерфейс. Написать, так сказать, инструкцию пользователя.

Я быстро позавтракал безвкусной овсянкой, которую принёс Тихон, и направился в свою лабораторию. В кузницу. На верстаке я аккуратно разложил свои «испытательные образцы»: хрупкий, блестящий на изломе осколок чугуна; вязкую, гнутую пластину мягкого железа; и мой эталон — тяжёлый, идеальный молот деда. Сегодня я собирался составить карту души металла.

Я решил начать с самого фундаментального. Со структуры. Именно она определяла главные свойства металла — его прочность, хрупкость, ковкость. Я взял в одну руку осколок своего первого, самого громкого провала — чугуна. Сконцентрировался.

[Режим анализа: Структура. Увеличение: 500х]

Картина, которую я увидел, была удручающей. Хаотичная, крупнозернистая. Кристаллы металла были огромными, неправильной, угловатой формы. А между ними, как лезвия, врезались тёмные, вытянутые пластины чистого углерода — графита. Они разрезали всю структуру, создавая тысячи внутренних микротрещин.

«Это не структура, — с отвращением подумал я. — Это руины. Похоже на плохо построенную стену из битого кирпича, который просто свалили в кучу и залили некачественным раствором. Никаких связей, никакой целостности. Неудивительно, что она рассыпалась от одного удара».

Затем я перевёл взгляд на брусок чистого, прокованного железа, который мы получили во второй, успешной плавке.

[Режим анализа: Структура. Увеличение: 500х]

Картина была несравнимо лучше. «Зёрна» металла были гораздо мельче. После проковки они вытянулись, образовав упорядоченную, волокнистую структуру.

«Это уже не руины, — оценил я. — Это добротная деревянная изба. Брёвна плотно подогнаны друг к другу. Прочная, упругая, она может выдержать сильный ветер. Но всё ещё уязвимая. Её можно проткнуть острым колом, её можно сжечь. Она мягкая».

Наконец, я взял в руки эталон. Молот деда. Я с благоговением сфокусировал на нём свой Дар.

[Режим анализа: Структура. Увеличение: 500х]

И я увидел совершенство. Ультрамелкое, плотное, идеально переплетённое зерно. Кристаллы были настолько малы и так плотно прилегали друг к другу, что образовывали практически монолитную структуру. Не было ни пустот, ни разрывов.

«А вот это… — с восторгом понял я. — Это уже железобетонный бункер. Идеальная, плотная, взаимосвязанная структура. Порядок. Абсолютный порядок. Вот к чему нужно стремиться».

Теперь я не просто знал, я видел, почему один металл хрупок, а другой — прочен. Я мог визуально оценивать качество ковки и прочность материала. Это было невероятное преимущество.

Следующий этап моего исследования. Примеси. Я видел их как разноцветные искорки, но что означал каждый цвет? Нужно было расшифровать этот цветовой код. Создать легенду для моей внутренней карты.

Я начал с самого очевидного врага — серы. Я вспомнил, как во время геологической экспедиции мы с Тихоном видели у ручья «кошачье золото» — пирит. Сульфид железа.

— Тихон! — крикнул я. — Помнишь, у ручья мы видели блестящие жёлтые камни? Принеси мне один, самый большой!

Старик, уже привыкший к моим странным просьбам, через полчаса принёс мне увесистый кусок пирита.

— Зачем вам этот булыжник, господин? — с любопытством спросил он.

— Научный эксперимент, — туманно ответил я.

Я взял камень в руки и сфокусировал на нём Дар.

[Режим анализа: Химический состав]

И я увидел его. То самое омерзительное, болезненно-жёлтое, тусклое свечение, которое я видел в своих неудачных образцах. Оно исходило от всего камня.

«Есть! — мысленно возликовал я. — Гипотеза подтвердилась. Жёлтый — это сера. Главный враг кузнеца, причина красноломкости, хрупкости при высоких температурах. Теперь я вижу её и смогу выжигать из металла без остатка, контролируя процесс визуально».

С фосфором было сложнее. У меня не было чистого образца фосфатов. Но я применил метод исключения и дедукции. Я вспомнил, что кости живых существ богаты соединениями фосфора. Я нашёл во дворе старую кость, оставшуюся от какой-то трапезы Тихона. Сфокусировался на ней. И увидел слабое, но отчётливое мутно-зелёное свечение. Затем я сравнил его с зелёной дымкой, которую видел в самых хрупких осколках своего чугуна. Свечение было идентичным.

«Зелёный — это фосфор, — заключил я. — Причина хладноломкости, хрупкости на морозе. Ещё один враг, которого я теперь знаю в лицо. Его нужно выводить со шлаком до последней молекулы».

Я мысленно составил для себя «легенду карты» для моего внутреннего интерфейса. Тёмно-серый углерод — хорошо и полезно. Жёлтая сера — плохо. Зелёный фосфор — очень плохо.

«У меня теперь есть свой собственный химический анализатор в реальном времени, — с мрачным удовлетворением подумал я. — Я могу провести полный аудит любого куска железа, просто посмотрев на него. Семёныч со своими китайскими датчиками нервно курит в сторонке».

Оставался последний параметр, который я видел вчера. Таинственные алые и синие линии. Внутренние напряжения.

Я снова взял свою многострадальную, погнутую тренировочную «бананину». Положил её на край наковальни и осторожно, двумя руками, надавил на неё, ещё немного сгибая.

Я смотрел на неё Даром. И видел в реальном времени, как по внешней стороне изгиба вспыхивают и наливаются ярко-алым цветом линии растяжения, а по внутренней — становятся густо-синими линии сжатия. Это была живая, дышащая эпюра напряжений, которую в моём мире строили сложнейшие компьютерные программы.

«Так вот что это такое! — озарение было почти физическим. — Визуализация внутренних сил в материале! Это… это невероятно! Это значит, что я могу отковать клинок, а затем, в процессе правки и отпуска, добиться такого состояния, когда в нём не останется ни одной такой линии. Создать абсолютно стабильный клинок без остаточных напряжений. Его прочность возрастёт многократно!»

Я провёл в этих экспериментах весь день. Я «сканировал» всё подряд: старые гвозди, обод колеса, сломанный плуг, молоток деда. Я учился фокусироваться, приближать и отдалять «картинку», переключаться между режимами «Структура», «Состав» и «Напряжения».

К вечеру, когда я попытался ещё раз проанализировать молот деда, я почувствовал резкий удар в висках. Голова загудела, а к горлу подступила лёгкая тошнота. Я «выключил» зрение и сел на скамью, тяжело дыша.

Я понял. Мой Дар — это не бесплатная опция. Он потребляет энергию. Мою собственную, ментальную, а может, и жизненную силу. Это был мощнейший инструмент, но за его использование приходилось платить.

Я сидел посреди своей тёмной, холодной кузницы. Мир металла перестал быть для меня «чёрным ящиком». Он стал открытой, понятной картой. Я мог читать душу любого куска железа, видеть его болезни, его сильные стороны, его историю и его потенциал. Но я также понял, что за чтение этой карты нужно платить.

Я обрёл невероятный инструмент, изучил его функции и осознал его цену.

Теперь я был по-настоящему готов начать главную работу — проектирование своего оружия.