Утро встретило меня не запахом остывшей золы, а гудением новых, невероятных идей в моей голове. Я стоял посреди своей кузницы, перед дощечками с чертежами, которые ещё позавчера казались мне вершиной инженерной мысли. Мой план по созданию идеального клинка. Он был хорош. Чёрт возьми, он был великолепен. С точки зрения физики и металлургии XXI века.
Но теперь я смотрел на него новыми глазами. Глазами, которые вчера видели невидимое. Глазами, которые видели энергию, текущую в живых существах.
«Хороший план, — с мрачной иронией подумал я, глядя на свой чертёж. — Отличный, даже. Для создания идеального куска стали. Это чертёж прекрасного, эффективного двигателя внутреннего сгорания. Но я вчера выяснил, что в этом мире уже изобрели ядерный синтез, просто называют его „жизненной силой“ или „магией“. Мой план устарел ещё до начала реализации. Он не учитывает главную переменную — энергию. Он не учитывает магию».
Я подошёл к столу. Тихон, который как раз вошёл в кузницу с миской овсянки, замер на пороге. На его глазах, взял мокрую тряпку и одним движением стёр с доски свой прекрасный, выверенный чертёж.
— Господин, что вы делаете?! — ахнул старик. — Это же ваш план!
— Это был план, как выжить, Тихон, — ответил я, не оборачиваясь. Взял чистую сланцевую плиту и кусок угля. — А теперь у меня план, как победить. Мы будем делать не просто острый клинок. Мы будем делать артефакт. Устройство для управления энергией.
Я сел на свой импровизированный стул-ящик и погрузился в проектирование. «Чертёж 2.0». Теперь я учитывал не только физику, но и открывшуюся мне «метафизику».
Пункт первый: Материал. Переосмысление.
Моя первоначальная цель — создание химически чистой, идеально гомогенной высокоуглеродистой стали — оставалась в силе. Но теперь я понимал, почему это так важно на самом деле. Мой Дар показывал мне, что любые примеси, любая неоднородность в кристаллической решётке — это не просто слабое место. Это «шум». «Помехи». Они не просто снижали физическую прочность, они мешали течению той самой «магической эссенции», которую я видел в молоте деда. Они гасили и искажали её поток.
«Примеси серы и фосфора, — размышлял я, делая пометки, — это как плохое сопротивление в электрической цепи. Они не просто греются и снижают эффективность, они могут вызвать короткое замыкание. Чтобы энергия текла свободно, проводник должен быть идеально чистым. Значит, моя одержимость чистотой металла была интуитивно правильной, но теперь у неё появилось теоретическое обоснование. Чистота металла — это его „пропускная способность“ для магии. Чем чище проводник, тем меньше потерь энергии».
Пункт второй: Геометрия клинка. Новые функции.
Я снова начал рисовать клинок. Его общая форма — длинный, узкий, с упором на колющий удар — оставалась прежней. Это диктовалось моей слабой физической формой. Но теперь я продумывал каждую грань с точки зрения не только физики, но и энергетики.
Мой изначальный ромбовидный профиль был хорош для прочности. Но теперь я сделал центральное ребро, идущее вдоль всего клинка, чуть более выраженным и массивным.
«Это ребро, — думал я, выводя чёткую линию, — это не просто элемент жёсткости. Это будет главная „силовая шина“. Магистральный кабель, по которому потечёт моя энергия к острию. Как толстый медный проводник в силовой установке».
Далее — долы. Желоба по бокам клинка. Их функция облегчения оставалась, но теперь я добавил ей новую.
«Что, если идеально отполированная, вогнутая поверхность дола будет работать не только как элемент жёсткости, но и как… параболический рефлектор? Или как обкладки конденсатора? Если я смогу „зарядить“ клинок своей энергией, возможно, именно в долах она будет накапливаться перед ударом. Это может придать удару дополнительный, нефизический импульс. Нужно будет проверить».
И, наконец, остриё. Оно становилось фокусом всего чертежа. Я спроектировал его так, чтобы все силовые линии и все будущие «магические каналы», которые я собирался сформировать в стали, сходились в одной микроскопической точке.
«Это будет не просто остриё. Это будет инъекционная игла. Фокусирующая линза. Вся энергия, которую я вложу в меч, выйдет через эту единственную точку. Никакого рассеивания. Максимальная концентрация в точке контакта».
Мой чертёж на доске всё больше напоминал не эскиз меча, а схему сложного, почти инопланетного устройства.
Пункт третий: Эфес. Интерфейс «человек-оружие».
Раньше я думал об эфесе лишь с точки зрения эргономики и баланса. Теперь же он становился важнейшим элементом всей системы. Это был не просто держатель. Это был интерфейс, через который я, оператор, должен был управлять этим сложным устройством.
Гарда. Я нарисовал простую, прямую крестовину. Но решил делать её не из стали, а из чистого, мягкого железа.
«Гипотеза: сталь клинка будет проводить энергию. А чистое железо, с его хаотичной структурой и отсутствием „каналов“, возможно, будет работать как „магический диэлектрик“ или „заземление“. Оно будет защищать мою руку от обратных выбросов энергии или от магических атак противника. Своего рода предохранитель. Нужно проверить».
Рукоять. Это был главный порт подключения. Просто обмотать её кожей казалось мне теперь слишком примитивным. Я вспомнил свои наблюдения за живыми объектами. Деревья. В них текла своя, зелёная энергия. А во мне — голубая.
«Что, если взять правильное дерево? — эта мысль казалась мне гениальной. — Дерево, которое является хорошим проводником? Или, наоборот, изолятором, чтобы моя энергия не уходила впустую? Совместимы ли „зелёная“ и „голубая“ энергии? Слишком много неизвестных».
Я сделал пометку на полях чертежа: «Проверить разные породы дерева на „энергопроводимость“ с помощью Дара». Рукоять должна была стать идеальным переходником между энергосистемой моего тела и магическими каналами клинка.
И, наконец, навершие. Оно по-прежнему выполняло функцию противовеса для идеального баланса. Но я добавил ему новую роль. Я нарисовал навершие не круглым, а дисковидным, с идеально плоской площадкой сверху.
«Это будет „порт дополнительного питания“, — решил я. — В критический момент я смогу приложить сюда ладонь второй руки и „дать буст“, влить в клинок двойную порцию энергии для решающего удара. Режим форсажа».
Я встал и отошёл от своих досок. Передо мной была разложена полная, детализированная схема оружия, какого, я был уверен, ещё не видел этот мир. Это был синтез металлургии, физики, эргономики и моей новой, едва понятной мне самому «мана-динамики».
Тихон, который всё это время с благоговением наблюдал за моим лихорадочным творчеством, подошёл и посмотрел на чертежи.
— Я ничего не понимаю, господин, — честно признался он. — Это не похоже на чертёж меча. Это похоже на какие-то колдовские знаки… на карту сокровищ.
Я посмотрел на свои творения и усмехнулся.
— В каком-то смысле, ты прав, Тихон. Это не просто меч. Это теория. Теория о том, как взять законы этого мира — и физические, и магические — и превратить их в оружие.
Я чувствовал не страх перед предстоящей работой, а дикий, первобытный азарт учёного перед великим экспериментом. Мой план выживания превратился в амбициозный, почти невыполнимый научно-исследовательский проект. Я смотрел на свой идеальный чертёж. Теория была совершенна.
Теперь оставалось самое сложное — воплотить её в металле.
Я стоял перед своими чертежами, разложенными на досках, и чувствовал себя творцом, который только что спроектировал восьмое чудо света. План был идеален. Теория была безупречна. Каждый элемент будущего клинка был продуман с точки зрения физики, эргономики и даже моей новой, едва понятной мне «мана-динамики».
Но теперь, когда пришло время переходить от теории к практике, я столкнулся с фундаментальным парадоксом, известным любому металлургу со времён первого железного века. С дилеммой, которая заставляла кузнецов рвать на себе волосы и приносить жертвы богам. С проблемой «твёрдости против упругости».
Я подозвал Тихона, который с благоговением смотрел на мои схемы, как на священные письмена.
— Подойди, — сказал я. — Сейчас будет небольшой наглядный урок.
Я взял с верстака два образца моих прошлых неудач. Сначала — осколок хрупкого, блестящего чугуна.
— Смотри, Тихон. Вот здесь очень много углерода. Металл стал твёрдым, как камень. Лезвие из него было бы невероятно острым, оно могло бы брить волос. Но, — я сжал осколок в руке и с хрустом раздавил его, осыпав пол блестящей крошкой, — он хрупкий, как стекло. Один сильный удар о щит — и такой меч разлетится на куски.
Затем я взял другую пластину — ту, что согнулась на наковальне.
— А вот здесь углерода почти нет. Это железо. Оно никогда не сломается, его можно согнуть в узел. Но оно и заточку держать не будет. Лезвие из него затупится о плотный суконный кафтан. Им можно только бить, как дубиной.
Я посмотрел на старика.
— Идеальный меч, — заключил я, — должен быть и стеклом, и железом одновременно. Иметь острейшее, твёрдое лезвие и упругую, прочную сердцевину, которая гасит удары. Сделать это из одного, цельного куска металла — моностали — почти невозможно. Это всегда будет компромисс. А я, Тихон, не люблю компромиссов.
Я смотрел на свои ресурсы: у меня была технология получения сверхчистого, но мягкого железа. И у меня была технология, теперь уже контролируемая благодаря моему Дару, превращения его в высокоуглеродистую, но хрупкую сталь. У меня было два разных материала. Два полюса. И тут в моей голове всплыли воспоминания из прошлой жизни. Не о формулах и графиках. О моём старом увлечении историей. Я вспомнил документальные фильмы о мечах викингов, статьи о японских катанах, книги о легендарной дамасской стали.
И меня осенило.
Решение было не в создании нового, идеального сплава. Решение было в гениальной комбинации уже существующих.
— Мы не будем делать меч из одного куска, Тихон, — сказал я, и мои глаза загорелись азартом. — Мы испечём «слоёный пирог».
Я взял два куска угля, один твёрдый, другой помягче.
— Представь, что это — тонкие пластины. Одна из твёрдой стали, другая — из мягкого железа. Мы сложим их вместе, вот так, — я положил их друг на друга, — нагреем добела и «склеим» с помощью молота. Получится двухслойный брусок. Потом мы сложим его пополам и снова «склеим». И снова. И снова. Твёрдые слои дадут нам остроту будущего лезвия, а мягкие слои будут работать как амортизаторы, как пружины, не давая клинку сломаться при сильном ударе.
— И это ещё не всё, — с нарастающим воодушевлением продолжал я. — Когда мы закончим, когда мы отполируем клинок и протравим его в слабой кислоте, эти разные слои металла проявятся на поверхности в виде красивого, волнистого, переливающегося узора. «Дамасский узор». Он будет не только красив. Он будет видимым доказательством того, что внутри клинка скрыта сложнейшая композитная структура.
Я принял окончательное решение. Мой меч будет из пакетной стали. Это будет долго, сложно, рискованно. Но это был единственный путь к совершенству.
Начался первый этап производственного процесса. Создание «ингредиентов» для моего металлургического пирога.
Сначала мне нужно было получить высокоуглеродистую сталь. Я взял несколько небольших брусков своего чистого железа и приступил к процессу цементации. Но на этот раз это не был слепой эксперимент. Я был вооружён своим Даром.
Я запечатал бруски в глиняном ящике с угольным порошком и отправил в горн. И в этот раз я не просто смотрел на цвет пламени. Я смотрел сквозь него. Моё «Зрение» показывало мне, что происходит внутри. Я видел, как тёмные частицы углерода, словно рой пчёл, атакуют поверхность раскалённого железа. Я видел, как они медленно, микрон за микроном, проникают вглубь, насыщая кристаллическую решётку. Мой внутренний «интерфейс» показывал мне текущий процент углерода в реальном времени: 0,4%… 0,6%… 0,8%…
Я остановил процесс в тот самый момент, когда цифра достигла желаемого значения — 1,0%. Ни больше, ни меньше. Я получил несколько брусков идеальной, твёрдой, но предсказуемо хрупкой стали.
Следующий этап — ковка пластин. Это была кропотливая и точная работа. Я нагревал и расковывал все свои бруски — и высокоуглеродистые, и низкоуглеродистые — в тонкие, идеально ровные пластины одинакового размера. Я потратил на это целый день, добиваясь того, чтобы толщина каждой пластины была одинаковой по всей длине.
И вот настал почти ритуальный момент. Сборка пакета.
Я тщательно очистил поверхность каждой пластины от окалины. Затем начал их складывать на наковальне в определённом порядке. В самый центр — три пластины самой твёрдой, высокоуглеродистой стали. Это будет сердцевина, будущее лезвие. По бокам от них я начал выкладывать чередующиеся слои: пластина мягкого железа, пластина твёрдой стали, снова железо, снова сталь. Всего получилось одиннадцать слоёв.
Я взял тонкую железную проволоку и плотно, виток за витком, стянул этот «бутерброд», превратив его в единый, плотный пакет. Моя первая заготовка для дамасского клинка была готова.
Я стоял перед горном, держа в клещах свой пакет. Это был самый первый и самый ответственный этап ковки. Одна ошибка, один непроваренный слой, один пузырёк шлака, запечатанный внутри, — и вся заготовка отправится в переплавку. Весь труд последних дней пойдёт насмарку.
— Сильнее, Тихон! Мне нужен весь жар! — крикнул я.
Старик с удвоенной силой налёг на рычаг мехов. Горн взревел, и пламя стало ослепительно-белым.
Я поместил пакет в огонь. Я использовал свой Дар, чтобы видеть не только температуру на поверхности, но и то, как тепло проникает вглубь, равномерно прогревая все одиннадцать слоёв. Я ждал нужного момента. Того момента, когда сталь достигнет сварочного жара, когда её поверхность начнёт «потеть» и искриться, а границы между слоями в моём «Зрении» начнут плыть и размываться, готовые к соединению.
— Готово! — выдохнул я.
Одним быстрым, отточенным движением я выхватил сияющий, почти белый пакет из огня. Тихон тут же посыпал его флюсом — толчёным речным песком, который мгновенно расплавился на раскалённой поверхности, защищая сталь от окисления.
Я положил пакет на наковальню. Занёс молот своего деда. Мгновение — и я обрушил его на раскалённый металл.
БАМ!
Мощный, уверенный удар. Из пакета во все стороны вылетел сноп ослепительных, золотых искр — это выдавливался расплавленный флюс и последние остатки окалины. Звук был глухим, сочным, мощным — звук, с которым множество слоёв металла под действием огня и силы сливаются в единое целое.
Своим Даром я видел, как под ударом молота границы между слоями расплываются, свариваясь намертво. Как атомы одного слоя проникают в решётку другого.
Процесс пошёл. Я больше не готовил материалы.
Я начал ковать душу своего меча.