Большая черная дыра

Глава 3

До перелеска лезли по снегу без всякой дороги, что стоило немалых усилий для ослабших без еды и сна солдат. За вчерашние сутки сугробы намело по колено, а теперь они начали подтаивать.

Первым шёл офицер — поручик Анохин. Его погоны имели по одной продольной красной полоске и по три звезды. Ему было лет двадцать пять на вид, он обладал совершенно неприметной внешностью, носил небольшие усики и сдвинутую набок папаху. На поясе его болталась сабля, в руке, затянутой в кожаную перчатку, он держал пистолет, кажется, Браунинг. Георгий не распознал модель. Шинель офицерская от солдатской немного отличалась: она была двубортной, ремень поддерживала плечевая портупея.

Шли молча. При офицере солдаты лишний раз рот не открывали, не курили, вели себя смирно и покорно. Поручик тоже разговорчивостью не отличался или не считал нужным попусту болтать с низшими чинами. Если он что-то и произносил, то это были, как правило, короткие, сухие приказы.

Перед отрядом была поставлена задача разведать перелесок впереди и то, что находится за ним. По возможности обнаружить противника, если тот, конечно, присутствовал на данном участке. Судя по тому, что солдаты краем уха невольно слышали от офицеров, напрашивался вывод, что третий батальон (а может, и весь полк) действительно ошибся дорогой и забрёл не туда, куда надо.

Вылазка могла закончиться сражением, если контакт с неприятелем всё же случится, но Георгий об этом уже не думал. Сил переживать о всяких гипотетически возможных ситуациях не осталось. Лишь бы продолжать двигаться, лишь бы не отстать и не свалиться с ног. Даже на унтера Губанова почти не злился, хотя этот урод видел, как все умотались, и мог бы дать отдохнуть, но нет же, погнал на разведку.

Георгий совершенно не представлял, как будет сражаться в таком состоянии. Нормально поспать не получалось вторые сутки, горячей еды опять не выдали, потому что обоз первого разряда вместе с походной кухней, как всегда, отстал. Приходилось перебиваться сухарями, от которых весь рот и дёсны были исцарапаны, и пить холодную воду из фляги.

Канонада же всё так же растекалась над просторами беспокойным гулом, но теперь она звучала левее. Значит, там и находился фронт. А здесь царила напряжённая, пустая тишина, которая в любой момент могла огласиться ружейной пальбой.

В перелеске обнаружилось много поломанных деревьев, между которыми извивалась длинная занесённая снегом канава с отвалами земли. Из снега торчал покрытый ржавчиной пулемётный станок.

— Здесь шли бои осенью, — поручик, держась за дерево, перепрыгнул канаву и осмотрелся. — Окопы остались. Этого хорошо. Могут пригодиться. А вот следов не видно. Последние сутки никто здесь не шастал. Ну что, идём дальше. Только не зевайте. Мы не знаем, где германец прячется.

Георгий последним перепрыгнул через неширокую траншею. Нога запнулась обо что-то твёрдое, и он упал руками в снег. Ладонь скользнула по бугристому предмету, похожему на камень. Но это оказалось нечто иное. Георгий отпрянул и чуть не грохнулся назад в окоп. На него смотрел, скаля гнилые зубы, череп, обтянутый жёлто-коричневой кожей со следами разложения. Часть лица у покойника отсутствовала. Её словно срезало, и в образовавшейся полости чернела земля. Мертвецов Георгий не боялся. Живые опаснее. Но неожиданность ситуации заставила выругаться.

— Мать твою, скотина… — Георгий поднялся на ноги, отряхивая шинель.

— Что такое? — обернувшись поручик.

— Ничего… Всё в порядке… ваше благородие, — добавил Георгий обращение, которое все использовали при разговоре с офицером. — Просто труп под ноги бросился, зараза.

— Кто-кто? Труп? — вытаращился Петька.

Поначалу Георгий и не думал шутки шутить, но, увидев трепет, граничащий с суеверным страхом на лице товарища, не смог сдержаться и совершенно будничным тоном произнёс:

— Он самый. Притаился под снегом, а когда я шёл, он и бросился на меня, за ногу схватил.

— Свят-свят… — Петька перекрестил и попятился. — Где он?

— Да ты не бойся, — отряхнув шинель, Георгий полез по сугробам следом за своими. — Я сам споткнулся. В снегу не заметил. Мёртвый он давно, с осени.

— А что ты говоришь: за ногу схватил?

— Шутка.

— Отставить разговоры, — раздражённо выпалил поручик. — Тихо идём и внимательно смотрим вокруг. Нечего тут балагурить. Германец под каждым кустом может сидеть.

Ситуация слегка подняла Георгию настроение. А вот Петька то и дело оглядывался назад, словно опасаясь, что труп и в самом деле поднимется.

В перелесок пустовал, и лишь стая ворон, взбудораженная незваными гостями, с криками сорвалась с места и унеслась вдаль. Когда же разведчики выбрались в поле, обнаружили правее деревеньку. Было непохоже, что она занята противником, но над домами поднимался печной дымок, а значит, кто-то там жил. Но кто? Местные? Или захватчик устроился на постой? Мирными и беспечными выглядели эти потемневшие от времени строения с соломенными крышами, понатыканные посреди белой тишины. Но покой мог быть обманчив.

По лесополосе отряд подобрался поближе к деревне, залёг на опушке. Поручик устроился за упавшим стволом молодой сосны. Достал бинокль и долго рассматривал избы. Две были уничтожены: из припорошенных снегом холмиков торчали обломки брёвен и стропил. Если здесь шли бои, то не удивительно, что населённый пункт пострадал. Однако кто-то в нём до сих пор обитал.

— Ваше благородие, разрешите обратиться, — негромко произнёс Георгий.

— Обращайся, — безразлично ответил офицер, приложив бинокль к глазам.

— Можно узнать, что сейчас на фронте происходит? Слышал, отступаем.

— Как твоя фамилия?

— Рядовой Степанов.

— Да, Степанов, отступаем, увы, — поручик оторвался от бинокля и повернулся к Георгию. — Поэтому серьёзная у нас задача сейчас, очень серьёзная. Если неприятель прорвётся, то придётся опять территории сдавать. Только теперь не Пруссия. Теперь это наша родная земля. Поэтому костьми нам надо лечь, а врага не пропустить. Понятно?

— Так точно.

— Надеюсь. Так, отряд, слушай меня, — проговорил поручик в прежней спокойной манере. — Сейчас выдвигаемся к деревне. К крайнему, разрушенному дому. Вон тому. Идём быстро, смотрим в оба. Если неприятель откроет огонь, залегаем и отходим в лес. Всем понятно?

— Так точно, — ответил нестройный хор голосов, а дядя Ваня в довесок кашлянул пару раз.

Держа перед собой винтовки, отряд снова полез по сугробам. Пытались бежать, но ноги быстро ни у кого уже не двигались. А у Георгия сердце забилось чаще обычного. Неужели сейчас начнётся?

По разведчикам огонь никто не открыл, и они благополучно добрались до избы, порванной крупнокалиберным снарядом. Длинный хлев за хлипкой изгородью уцелел, как и две яблони, третья же надломилась и упала на сарай.

Пробравшись через двор, отряд вышел на главную улицу, если её, конечно, можно было так назвать. На самом же деле, улицы как таковые здесь отсутствовали, поскольку дворы располагались беспорядочно, без всякого плана. Повсюду тускло желтела солома крыш, убелённых снежными шапками, кое-где чернели руины. На противоположной стороне дороги из чёрных развалин торчала закопчённая печная труба.

Возле одной из уцелевших изб виднелись протоптанные следы, ведущие к калитке. Над трубой вился дымок. Жиденький, робкий, еле заметный, он стелился по ветру, словно пытаясь спрятаться от глаз людских.

Поручик жестом приказал остановиться. Отряд медленно подошёл к дому. Георгий понимал, что в избе вряд ли притаился противник, но сердце всё равно бодро прыгало в груди: а вдруг? Вдруг немецкая разведка засела внутри? Если полчаса назад навалилась апатия и безразличие к своему будущему, то близкая, неиллюзорная опасность заставила отогнать мысли об усталости и крепче сжать трёхлинейку.

Поручик убрал пистолет и постучался в окно. Когда за оградой кто-то ответил не по-русски, у Георгия внутри всё сжалось. На немецкий язык было не похоже, но иностранная речь не могла не вызвать тревогу.

— Открывай и выходи! — приказал поручик, повысив голос. — Русская императорская армия. Не откроешь, силой войду.

Из калитки выбрался бородатый мужичок в заштопанном тулупе и валеной шапке и что-то забормотал на своём. Он весь сжался, словно ожидая удара, а голос был заискивающий и боязливый. Георгию язык напомнил какой-то из прибалтийских. Не сразу до него дошло, что в этой части Российской империи могло проживать нерусское население, а когда догадался, стало спокойнее на душе.

— Германцы есть? — требовательно спросил поручик. — Немцы, германцы, враги, кайзер?

Мужик замотал головой и начал в чём-то уверять, повторяя сказанные поручиком слова. По его ответу можно было понять, что в деревне таковых давно не видели.

Поручик разделил отряд: ефрейтору Колотило, Петьке и Георгию велел осмотреть дальнюю часть деревни, а сам с дядей Ваней и Гаврилой пошёл по соседним домам.

Оставшись без офицера, Петька оживился:

— Эх, сейчас бы растопить печурку да прилечь. А то умаялся я по этим снегам лазать. Отдохнуть бы в тепле. Сразу силы появились бы.

— Его благородие тебе в зубы даст, коли увидит, — пресёк праздные мечтания ефрейтор. — Слышал, что поручик сказал? Германец фронт прорвал и теперь где угодно может оказаться.

— Так в том и дело. Хотя бы последний разок понежиться в тепле. Глядишь, не сегодня завтра помирать. Сам не устал, что ли? Их-то благородия в натопленных избах ночуют. А нам, как собакам, на холоде на соломке спать? Я вон, кх-кх, уже захворал от такой житухи, — Петька сделал вид, что кашляет.

Георгий тоже боролся с желанием забраться в какой-нибудь пустой дом, скинуть с себя приросшие к телу шинель и сапоги и отправиться в мир сновидений. Он грезил тёплой, натопленной комнатой, чистым бельём. Но кто ж разрешит? Да и обстановка не располагала к отдыху: тревога никак не отпускала, а отзвуки канонады не давали забыть, что под боком идёт война.

Крайняя изба оказалась целой. К ней был пристроен хлев, а рядом раскинулся плодовый сад, куда попал снаряд, поломав деревья и кусты. Петька к тому времени ефрейтору все уши прожужжал, что отдохнуть хочет.

— Ну хоть чутка, кто узнает-то? — настаивал Петька. — Жалко, что ли? Ноги гудят который день. Их благородие, вон, пойдёт, в избе спать вечером, а нас под открытым небом бросят, как бродяг. Нет здесь никаких германов. И не пахнет ими. Завели нас невесть куда. Слушай, Ваня, а может, что съестное найдём, а? Крестьяне побросали много чего, когда уходили.

— Ладно-ладно, — раздражённо проговорил ефрейтор. — Передохнём немного. Только об этом никому. Ясно? — он посмотрел на Георгия.

— А мне-то зачем болтать, — пожал плечами Георгий. — Я тоже не прочь отдохнуть. Только недолго. Не нравится мне это место.

— Что, германцев боишься? Да нет тут никого, — возразил Петька.

Колотило дёрнул ручку входной двери, та поддалась без труда. Зашли. Внутри царил беспорядок: на полу валялись лавки, хозяйственная утварь, битые горшки, и всё это покрывал толстый слой пыли. В прошлом году здесь уже успели похозяйничать мародёры. Даже если и было в избе что-то съестное, разведчикам не осталось ничего.

Но единственное, что никто не мог унести отсюда — это тепло. На улице, судя по ощущениям, температура была около нулевая, а в срубе из толстых брёвен — градусов пять-семь. Петька тут же сбросил ранец и папаху и, усевшись на пол, стал стягивать сапоги.

— Эх, печку бы растопить, — рябая рожа парня расплылась в блаженной улыбке.

— Какую тебе печку? — ефрейтор тоже снял ранец, поставил у стены лавку и сел на ней. — С ума сошёл?

— Не сошёл я, а просто говорю. Помечтать нельзя? Давно у печи не грелся… Да в баньку бы. Последний раз в крепости ещё мылись. Вши замучили, паскуды.

Георгия вши тоже замучили, но он почти не замечал их. Всё внимание перетянули на себя усталость и голод. Мелкие, пакостные насекомые вызвали зуд и досаду, но ослабший организм смирился. Зато сейчас, когда он оказался в относительно тёплом помещении, укусы стали злее и противнее. Дьявольские создания оживились.

И всё равно отдых в закрытом помещении показался блаженством. Георгий скинул сапоги и стал разминать пальцы. Думал портянки снять, да не так уж и тепло было в избе. Расстегнул и стянул с себя шинель. Гимнастёрка и нижняя рубаха провоняли потом. Хотелось помыться, почувствовать телесную чистоту. Но когда представится такая возможность? Наверное, уже никогда.

Но умирать сейчас не хотелось. Как бы плохо и тяжело ни было, а непреодолимая тяга к жизни никуда не делать. Только вот смерть притаилась совсем близко, она поджидала за каждым углом, за каждым домом и кустом. Незримая и беспощадная она неотступно бродила за солдатами по белым полям, по деревням и перелескам и ждала своего часа, чтобы отпраздновать кровавую победу. Ей было мало тех жертв, что она уже получила за последние месяцы, и Георгий чувствовал, как костлявая дрянь стоит рядом и ухмыляется жёлтыми зубами, словно череп того мёртвого солдата, гниющего возле своего же окопа.

Канонада действовала на мозги. Сурово ухали орудия, рвались тяжёлые снаряды где-то за лесами.

Только один раз Георгий попал под артиллерийский обстрел. Когда разведывательная группа подходила к деревне в низине, духи ударили по дороге из миномёта. Было страшно слушать, как с шепелявым свистом летят снаряд за снарядом и рвутся то ближе, то дальше. Тогда всё обошлось. Сержант получил мелкий осколок в плечо, остальные отделались испугом. Но сейчас будет всё иначе. Вместо одного миномёта — десятки тяжёлых стволов. Вместо одного раненого — сотни изорванных на куски, покалеченных тел.

— Э, Жора, ты ж грамотный? — зевнул Петька, потягиваясь.

— Да, ты же знаешь, — ответил Георгий.

— Ага, в гимназиях учился. А не чирканёшь мне письмецо домой? Давно своим весточку не отправлял. Уведомить бы их, что всё в порядке. Матушка, сёстры тревожатся…

— Прямо сейчас?

— А почему нет? А я тебе махорки отсыплю.

— Скоро идти надо.

— Да брось, отдыхаем же.

— Давай потом, а? Сейчас не время, — Георгию совсем не хотелось заниматься лишними делами: тревога выкручивала душу, не позволяя спокойно подумать о чём-то другом, кроме предстоящего сражения.

— Ну и ладно, как хочешь, хозяин-барин. Только ты больше не шути так, понял? А то в зубы дам.

— Ты про что?

— Про покойников.

Георгий тихо рассмеялся:

— Боишься, что ли?

— Ну дык… нет, но кто знает? Может, у германов колдуны какие есть, которые трупы поднимают. Нехристи ж они все. Что тут смешного?

— Суеверия твои смешны. Ни германцы, ни французы, ни турки трупы поднимать не умеют. Только живых класть тысячами могут… — добавил мрачно Георгий и посмотрел сквозь мутное, пыльное стекло маленького окошка, через которое был виден разве что соседний двор.

— Ну-ну, позаканчивал свои гимназии. Умный теперь больно. Только я тебя предупредил: будешь такие шутки шутить, в зубы дам.

— Это мы ещё посмотрим, кто кому, — хмыкнул Георгий.

— Чего⁈ Думаешь, я гимназисту не накостыляю? — рябое лицо Петьки оживилось, в глазах появился задор, но злости не было.

— Попробуй.

— Хватит, а? — прервал разговор ефрейтор Колотило. — Неча тут! За мордобой вас обоих на губу отправят. Капитан строг в этом деле, сами знаете.

— Да ладно-ладно, ты не серчай, мы же просто забавляемся, — осклабился Петька.

Георгий ещё раз посмотрел в окно — ничего не видно. Он натянул сапоги, подошёл ко второму окну, к третьему. Обзор был плохой, и это заставляло нервничать. Вдруг немцы подкрадутся? Вдруг гранату в дом кинут? Или засаду устроят в саду? Нет, так дела не делаются. Нельзя беззаботно отдыхать, когда находишься почти на линии фронта. Ещё уснуть здесь не хватало. Как бы ни мучила сонливость, нельзя давать ей волю. Не время и не место. Парней же косило нещадно: каким бы ефрейтор правильным ни пытался казаться, даже он свесил подбородок на грудь, позабыв про службу.

— Ты куда? — спросил Петька, когда Георгий надел шинель, взял ружьё и направился к двери.

— Я на снаружи постою. А то отсюда ничего не видно, — Георгий вышел в сени, откуда двери вели на улицу и в хлев. Снял винтовку с предохранителя и осторожно выглянул на крыльцо. В саду было так же пусто, как и десять минут назад. Тревога оказалась напрасной: до этой заброшенной деревеньки враг пока не добрался.

И тут взгляд Георгия упал на серые фигуры всадников, что плыли вдали по полю. Деревца и прочая растительность не позволяли рассмотреть их и определить, свои они или чужие. Но если принять во внимание, что двигался конный разъезд со стороны, противоположной той, откуда пришли разведчики, логично было подумать, что это — враг.

Георгий забежал в дом и сказал только одно слово:

— Германцы.

Ефрейтор и Петька подскочили как ошпаренные.

— Где? — вытаращился Петька.

Ефрейтор подбежал к окнам:

— Германцы? Где? Я ничего не вижу.

— Отсюда и не увидишь. Собирайтесь, — Георгий закинул за плечи ранец, застегнул шинель. — Пошли за мной. Только пригнитесь. Они пока далеко, но движение могут заметить.

Из дома выбрались гусиным шагом. Изба была крайней, и противник в любой момент мог обнаружить разведчиков. Георгий молча указал на серые фигуры, скачущие среди редких деревьев. Униформу до сих пор не удавалось опознать.

— Надо его благородию доложить, — сказал ефрейтор. — Пошли.

— Пусть кто-то один пойдёт, — возразил Георгий. — Остальные должны продолжить наблюдение. Нельзя противника упускать из вида.

На щекастом лице ефрейтора отразилась напряжённая работа мысли. Парень был хоть и исполнительный, но туговат на ум. Что странно, спорить не стал.

— Ага. Так и сделаем. А то скажут, что мы струсили. Петька, лети к поручику, а мы останемся караулить.

— Нам надо занять такую позицию, чтобы мы их видели, а они нас — нет, — продолжал распоряжаться Георгий, понимая, что от капрала разумных указаний ждать смысла нет.

Посреди двора находилась воронка, вокруг — покалеченные плодовые деревья, возле сломанной изгороди — подвода и куча снега.

— В яме схоронимся. Там нас не увидят, — сказал ефрейтор.

— Хорошо. Ты — в яму, я — за ту кучку. Оттуда лучше наблюдать, — решил Георгий.

Петька выскочил со двора, а Георгий, не дожидаясь согласия старшего по званию, пригнувшись, подбежал к горке и плюхнулся в неё животом. Под снегом оказалась солома. Ефрейтор же забрался в воронку, но из неё он ничего не видел, поэтому приподнялся на руках и тянул шею.

— Голову убери, — замахал рукой Георгий. — Замри и не шевелись. Я скажу, когда они подъедут.

Он вжался пузом в снег, снял папаху, чтобы чёрное пятно не выделялось на белом пейзаже, и застыл, напряжённо уставившись на всадников. Ему хотелось приподняться и получше рассмотреть чужаков, но он постоянно себя одёргивал. В конце концов, у врага тоже есть глаза.

Всадники же свернули к деревне и остановились. Один из них достал бинокль и приставил к глазам. Тёмные шинели их имели серо-сине-зеленоватый оттенок, а на макушке касок торчало по небольшому штырю. Георгий слабо представлял, как выглядит немецкая форма времён Первой мировой, но сейчас в голове появилось ясное понимание: солдаты на лошадях принадлежат вражеской армии. К деревне подошёл разведывательный кавалерийский отряд. Теперь так просто не отвертеться.