Бог не играет в кости

VII

День начался с совещания в конференц-зале «Помидора». Гримани протрубил большой сбор, даже не дав нам толком позавтракать. Я как раз закончила с одной чашкой кофе и уже подумывала заказать вторую, но вместо кофе получила «сори, мисс, вас просят срочно пройти в конференц-зал».

С чего это мы изменили место дислокации? — удивилась я, с сожалением поднимаясь из-за стола. — Нашему председателю лень тащить свой толстый зад в аэропорт? Или в отеле кресла шире?

В конференц-зал я вошла последней, мои коллеги с недовольными и невыспавшимися лицами уже рассаживались за столом. Присутствовали все, кроме куда-то запропастившихся Эрнандеса и Джона. Наконец-то я научилась различать этих ДДД из Хитроу.

Джеймс был самым маленьким и самым добродушным из этой троицы, это он сейчас копается в бумагах. С вечно недовольным окружающими и жизнью вообще Дональдом я вчера совершила морской вояж. А отсутствовал похожий на хорька Джон — наименее симпатичный член этой троицы.

Инженер клевал носом, Демоль сразу же потянулся к бутылке с холодной водой — он явно мучился похмельем и головной болью. Под глазами судмедэксперта залегли темные круги, заметные даже на его смуглой коже. Похоже, вчера он все-таки сильно перебрал. Холланд по-прежнему выглядел задумчивым и молчаливым, мысли его витали где-то очень далеко от нашего совещания. Рэналф же в отличие от других свое недовольство высказывал прямо, без обиняков.

— Я сейчас должен быть не здесь, а в море. Там от меня гораздо больше пользы, — с раздражением говорил спасатель.

— Вы и будете в море, только через пару часов, — важно выпрямившись в кресле, заявил Гримани. — Итак, начинаем. Эрнандеса нет, не будем его ждать. Господин Гранже, прошу вас покороче, только самую суть. Кстати, это ко всем относится. У нас сегодня много дел.

Ну раз покороче, значит, придется тут скучать весь день, уныло подумала я устраиваясь поудобнее. И с чего это вдруг на нашего толстяка с утра пораньше напала такая жажда деятельности? Не иначе кто-то свыше дал ему животворящего пинка.

Инженер вскочил, схватив ворох бумаг, но Гримани милостиво махнул рукой:

— Можете с места.

Ничего нового господин Гранже нам не поведал. Борт по меркам авиации был почти что новым — всего пять лет в эксплуатации. Серьезных поломок и отказов оборудования за это время зафиксировано не было. Еще раз были запрошены результаты предполетного осмотра в аэропорту Буэнос-Айреса, но и тут все оказалось в порядке. Так что никаких новых версий о причинах трагедии у нашего инженера не появилось. Он был готов поверить во что угодно, только не в техническую неисправность. И уж тем более не в заводской брак или ошибку конструкции.

— А что бизнес-исполнение? — с возмущением вскинулся инженер на неосторожную реплику Гримани. — Это всего лишь означает, что кресел в салоне меньше, и кожа на них лучше. Конструктивно же борт — полная копия обычного серийного аэробуса.

Следующим слово взял Дональд из Хитроу. Он вооружился указкой и подошел к карте Нормадских островов. Говорил англичанин долго и нудно, но при этом умудрился не сказать ничего нового. Рейс был хоть и чартерным, но летел по обычному маршруту Буэнос-Айрес — Лондон. Вылетел вовремя. Во время полета на борту нештатных ситуаций зафиксировано не было. Последний раз командир выходил на связь, когда лайнер пересек воздушное пространство Великобритании. Однако Дональд обратил внимание на одну странность.

— Вот точка, в которой наши радары в последний раз зафиксировали борт, — он нарисовал маркером жирную точку в Атлантике неподалеку от острова Гернси. — Она полностью соответствует расчетному курсу. Затем самолет исчез с гражданских радаров, а это могло произойти только в двух случаях: либо борт здесь снизился настолько, что радары его не могли фиксировать, либо кто-то намеренно выключил транспондер. Сделать это можно только изнутри самолета, что, как вы знаете, категорически запрещено. Если бы борт потерпел крушение в этой точке, то и обломки самолета и тела должны были бы находиться поблизости. Но их нашли южнее, около Джерси. Вот здесь.

Дональд отметил новую точку и продолжил.

— Я смоделировал ситуацию. Учитывая высоту, скорость полета, ветер, подводные течения и прочие параметры, обломки никак не могли оказаться в том месте, в котором они оказались. Значит, самолет, оставаясь невидимым для наших радаров, какое-то время летел с выключенным транспондером. Все это время его могли наблюдать военные, так как точность военных радиолокационных станций значительно выше. Мы послали запросы, но… вы же знаете…

— Интересно, интересно, — подался вперед Гримани. — И как вы все это объясняете?

— Пока никак, — пожал плечами Дональд. — Надо дождаться бортовых самописцев.

— Мистер Рэналф, как обстоят дела с поиском самописцев?

— Если бы я был в море, обстояли бы лучше, — отрезал спасатель.

— Мы все делаем одно дело, не надо изображать из себя незаменимого. У вас есть, что сказать по существу?

— По существу только то, что поиск черных ящиков — процесс не быстрый. И оттого что я буду просиживать штаны рядом с вами, быстрее он не станет.

Гримани поморщился и перевел разговор на другую тему.

— Что у нас с пилотами?

— Опытные и квалифицированные, с достаточным количеством часов налета на этом типе воздушного судна, — отчеканил оторвавшийся от своих бумаг Джеймс.

— У вас все «опытные и квалифицированные», — передразнил его Гримани. — А что скажет наш судмедэксперт? Мистер Демоль, вы там спите? Просыпайтесь, друг мой, и поведайте нам, что показало вчерашнее вскрытие.

Демоль нехотя достал из папки лист бумаги и монотонным голосом пробубнил о том, что результаты экспертизы еще не готовы. Внутренние повреждения можно квалифицировать как следствие удара о воду, внешние получены от обломков техники. И ни слова о вчерашних подозрениях.

Похоже, ничего интересного я здесь не узнаю.

Я посмотрела в окно. Начинался прилив. Небольшие суда качались на волнах, в отдалении распускала паруса белоснежная яхта. Площадь перед отелем выглядела опустевшей — холодно. Лишь со стороны причала к отелю торопливо приближался одинокий человек. Приглядевшись, я узнала Джона. Сейчас как раз время прихода утреннего парома из Гернси. Интересно, что ему там понадобилось ночью?..

— Тело опознали?

Я не сразу поняла, что вопрос адресован мне.

— Пока нет, — ответила я.

Мне совсем не хотелось делиться вчерашними откровениями Эрнандеса и информацией, полученной ночью от Ганича.

— Кстати, почему я не получил вчера отчет о работе со свидетелями?

И это вопрос опять почему-то предназначался мне.

— Абсолютно не в курсе, — удивленно пожала плечами я.

— Разве вы здесь не для того, чтобы заниматься свидетелями? Я полагал, что вы здесь именно для этой цели, — недовольно поджал губы Гримани.

— Мисс Шнайдер вчера занималась вещдоками в аэропорту, — вступился за меня Джеймс. — Рапорты полицейских просматривал Эрнандес.

— И где они сейчас? — брюзгливо пробурчал Гримани. — Я имею в виду Эрнандеса и рапорты.

Я достала мобильник и набрала номер Хавьера. Его телефон был выключен.

Все смотрели на меня, и мне вновь пришлось повторить:

— Я не в курсе.

— Как только он объявится, пусть немедленно доложит мне, — приказал Гримани. — Это никуда не годится! Прошло два дня, а у меня нет показаний очевидцев. Так работать нельзя! Я не потерплю такого отношения к делу! Это всех касается!

Распалив себя, Гримани зло уставился в мою сторону.

— А вы, раз ваш коллега где-то прохлаждается, наконец-то займитесь делом. И больше никаких «не в курсе»!

Он еще раз обвел присутствующих грозным взглядом и объявил:

— Совещание закончено. Завтра утром в это же время.

Я подошла к Демолю. Француз выглядел еще более удрученным, чем вчера.

— Как ваши дополнительные исследования? Есть результаты? — спросила я.

Он кинул на меня затравленный взгляд, всем своим видом показывая «не трогайте меня», быстро промямлил «нет, не готовы» и шмыгнул к двери.

— Если вы в порт, я могу подвезти вас. Или у вас другие планы?

Рэналф. Увы, не вовремя.

— Другие, — вздохнула я. — Надо разобраться с ворохом бумаг.

— Тогда удачи и до вечера.

Конференц-зал опустел. Я взяла пухлую папку с полицейскими рапортами и направилась в бар «Помидора». Заказав вожделенную чашку кофе, я разложила бумаги на столе.

Все рапорты были написаны словно под копирку сухим и казенным языком, лишь размеры описываемого события колебались от нуля до бесконечности. Вспышка в небе — о ней говорили исключительно все — варьировалась от незаметной «игрушечной хлопушки» до огромного зарева размером в небосклон, время падения — плюс-минус утро, само падение — от почти мгновенного вертикального пикирования в океан до длительного хождения кругами вокруг аэропорта, район падения — плюс-минус пол Европы. В углу каждого просмотренного рапорта стояла мелкая закорючка, подтверждающая тот факт, что Эрнадес эту страницу видел. И лишь один из них удостоился большего — на нем стояла надпись «проверить» с тремя восклицательными знаками. Это был рассказ некоего Питера Харпера. Номер мобильника не значился, а по указанному городскому телефону мне никто не ответил. Придется заняться его поисками. Кроме того, меня немного беспокоило молчание Эрнандеса. Я еще раз набрала номер Хавьера, и вновь приятный женский голос сообщил мне о выключенном аппарате.

Я собрала бумаги и направилась в лобби.

Услужливый молодой человек за стойкой ресепшена охотно написал мне названия и адреса нескольких пабов, где я могла бы найти наблюдательного мистера Харпера и других очевидцев, а также адрес кондитерской, в которой любят посплетничать местные кумушки. Поразмыслив, я решила начать с кондитерской — наверняка джерсийские домохозяйки осведомлены лучше мужской половины островитян, подумала я. Я надела теплую куртку и ботинки — чернобурка сыграла свою роль и могла отправиться на вешалку — и покинула отель.

Говорят, летом на Джерси многолюдно, но сейчас меня встретила пустая площадь перед отелем. Лишь одинокая молодая пара на скамейке целовалась взасос. И не холодно же им, скривилась я, глядя на их объятия.

Машину я решила не брать — до любого из названных заведений легко добраться ногами.

Оказываясь в незнакомом месте, я всегда старалась больше ходить пешком. Из окна автомобиля невозможно узнать город. Только отмерив шагами километры городских улиц, только прикоснувшись к зданиям города, вдохнув его запахи, можно понять его, а значит и его жителей. Вот и сейчас, думалось мне, прошагав по улицам Сент-Хелиера, я лучше пойму людей, живущих здесь. Я подняла повыше воротник и решительно направилась вперед через площадь Освобождения в сторону эспланады.

Меня окружал типичный провинциальный британский городок. Мощеные камнем узкие улочки, невысокие аккуратные домики с магазинчиками на первом этаже, рестораны с осиротевшими на зиму террасами. Слева на холме возвышалась белоснежная крыша спортивного центра, устроенного прямо в старинном форте. С минуту я любовалась местной достопримечательностью — памятником, посвященным освобождению Джерси от фашистских захватчиков. По замыслу скульптора стремящееся вверх знамя должно было придать скульптуре динамику и особый настрой, но у меня возникла совсем другая ассоциация. Мне казалось, что знамя вырвалось из рук державших его людей и что было сил улепетывало с Джерси.

По пути я купила пару газет — местную и «Таймс». В обеих ни слова о крушении. Вот так вот — весь остров видел событие, но если об этом не написано в газетах, то его вроде как и не было.

С моря дул пронизывающий ветер, раздраженно кричали чайки. Начавшийся отлив обнажил дно, оставив за собой лишь небольшие лужицы с клочками грязно-зеленых водорослей. Зрелище катеров, лодок, небольших яхт, валяющихся на песке, показалось мне необычным и где-то даже забавным. Но долго я не выдержала — очень уж холодно — и свернула вглубь города, где от ветра защищали ряды домов.

Проплутав немного, я оказалась на главной торговой улице. Редкие туристы, которых неуемное любопытство занесло в эту продуваемую всеми ветрами глухомань, с интересом поглядывали на витрины. «Маркс и Спенсер», «Тед Бейкер», «Лора Эшли», множество ювелирных и сувенирных лавок, закрытых в непогоду. Но меня интересовали вовсе не расхожие туристические тропы, а невзрачная боковая улочка неподалеку.

Вот и она. Вместе с кондитерской. Я плотоядно уставилась на яркую витрину с итальянскими и французскими пирожными, украшенными желе и кусочками шоколада. Если я здесь ничего не узнаю, то хоть полакомлюсь, хмыкнула я про себя. Однако меня ждало разочарование, причем, двойное. Я уже собралась потянуть за дверную ручку, но тут мой взгляд упал на название — оно было совсем другим. Нужное же мне кафе располагалось по соседству. В это мрачное и холодное заведение с неудобными стульями и скудным ассортиментом по своей воле я бы не зашла никогда! Но пришлось. И не просто зайти, а еще и провести битый час в этом «склепе» от кулинарии с сухими и невкусными кексами, слушая пустую болтовню местных домохозяек.

Точно таким же — пустым и малосъедобным — оказался мой визит в ближайший к кондитерской паб. Повезло мне лишь в третьем месте.

— Да говорю же тебе, это был самолет! Большой. Какой большой? Откуда я знаю, какой! Просто большой. Больше, чем те, которые летают на Гернси и в Лондон, — говорил высокий худощавый старик в теплом твидовом пиджаке. При этом он настолько яростно жестикулировал пивной кружкой, что пена выплескивалась на стол и скептично поглядывавшего на него пожилого очкарика в синей ветровке.

Не считая меня и этой странноватой пары, других посетителей в маленьком пабе не было. Я заказала кофе и кивнула в сторону рассказчика:

— Кто это?

Бермен засмеялся и, заговорщицки наклонившись ко мне, прошептал:

— Это Питер Харпер, наша местная знаменитость. В прошлом журналист «Гардиан», а ныне пенсионер и местный сумасшедший. Все сенсацию ищет, а сейчас так и подавно. Раньше писал про секту педофилов на острове, возглавляемую королевской семьей, потом переключился на всемирный заговор, теперь вот упавший самолет дал лишний повод его фантазиям.

Бармен отлучился ненадолго и вернулся с чашечкой ароматного кофе.

— Скучно ему у нас в Сент-Хелиере, — пробормотал он, сдабривая кофе капелькой «Драмбуи». — Второй день рассказывает, что самолет вовсе не утонул, а приземлился на Гернси. Конспиролог, мать его.

Я улыбнулась, но на самом деле мне было совсем невесело. Для большинства людей само слово «конспирология» сродни ругательству, а ее адепты — нечто вроде городских сумасшедших. Но кому, как не мне, знать, что многие из теорий этих «помешанных» являются правдой. Более того. Действительность, приоткрывшаяся мне полгода назад, оказалась намного страшнее, чем мог представить себе самый изощренный конспиролог. Если бы раньше, до событий полугодовой давности, некто рассказал мне про Снежную королеву и ее свиту, то я бы тоже покрутила пальцем у виска и пожелала рассказчику попробовать себя в написании фантастических романов. Но трагедия, случившаяся этим летом в Москве, заставила меня в корне пересмотреть свои взгляды.

Я попробовала кофе — вкусно, и вновь прислушалась к словам старика.

— И вот еще что, — рассказывал он. — В тот день аэропорт Гернси был закрыт, и вдруг приземляется самолет. Нет, сам я не видел, мне рассказал Джимми. Нет, он не был на острове, он был в море у западного берега Гернси. Да-да, и вот этот огромный самолет пролетает прямо у него над головой, очень низко пролетает, и приземляется в аэропорту.

— Это какой Джимми? — спрашивал очкарик. — Гордон? Так он соврет и не покраснеет!

— Нет, не Гордон, — резко махнул своей кружкой Питер. На столе образовалась очередная пивная лужица. — Салливан.

— Что они пьют? — спросила я бармена.

— «Мэри Энн», местное пиво. Но если хотите угостить их, лучше возьмите виски.

С этими словами бармен снял с полки бутыль и вопросительно посмотрел на меня. Я кивнула и направилась к старикам.

— Можно? — спросила я. — Я угощаю.

Дождавшись осторожного кивка, я уселась за столик. Бармен шустро расставил стаканы.

— Простите, я слышала ваш разговор, вы громко говорили, — непринужденно начала я. — Мне стало очень интересно. Расскажите подробно, что видел ваш друг?

— Туристка? — не слишком дружелюбно осведомился бывший журналист.

— Не совсем, — ответила я, выкладывая на стол свои документы.

— Значит, следователь из комиссии, — присвистнул он. В глазах его притаился смех. — Серьезные люди. Только я все уже рассказал, что знал. Подробности надо спрашивать у Джимми.

— Давайте спросим, я и его угощу.

— Далековато ему ехать за угощением, — усмехнулся Питер. — С самого Гернси.

— Хорошо, звоните своему Джимми, я приеду на Гернси. Только объясните, как его найти.

Питер, наконец, поставил свою кружку на стол и окинул меня внимательным взглядом.

— Вы серьезно?

— Что?

— Собираетесь в Сент-Питер-Порт?

— Серьезнее некуда.

Широким жестом он вскинул левую руку, посмотрел на часы и с грохотом отодвинул стул, на котором сидел.

— Тогда поторопимся. Паром скоро отойдет.

— Может, как-нибудь по-другому? — спросила я, чувствуя, как мой желудок от одной только мысли, что снова придется выходить в море, поднимается кверху.

— Нет, — решительно заявил журналист. — Паром — самый лучший и быстрый способ добраться до соседнего острова. Тем более, что самолеты все еще не летают.

Опасалась я совершено напрасно. Судно уверенно держалось на воде, качка нисколько не чувствовалась, и мой желудок благодарно успокоился.

Питер сразу же рванул в бар на втором этаже парома, а я прилипла к окну. Скалистые берега, изрезанные песчаными бухтами, остались позади. Судно резво бежало вперед, оставляя за собой широкий белый след пены.

Не прошло и часа, как раздался пронзительный гудок и паром сбавил ход. Мимо окна медленно проплыли маяк и доки, затем показалась безлюдная набережная, плотно застроенная невысокими, как и на Джерси, домами. Из-за облаков выглянуло солнце, хотя на востоке уже начинало темнеть, и окатило золотыми предзакатными лучами замок Корнет. Если бы я была туристом, то непременно бы запечатлела эту красоту на фото. Но туристом я не была.

— Подплываем, — объявил Харпер.

Выглядел он повеселевшим. Не знаю, что больше изменило его настроение — выпивка или возможность оказаться кому-то полезным.

Мы вышли на берег. Второй остров Нормандского архипелага, на который ступила моя нога, был очень похож на первый. Те же опрятные светлые домики, тесно прижавшиеся друг к другу. Забавные стекла с застывшей каплей «под старину». Старые, мощеные выщербленным гранитом улочки. В подобных местах мне всегда казалось, будто время остановилось, а огромные мегаполисы с небоскребами, полеты в космос и третий сезон «Твин Пикса» — это всего лишь плод нашей фантазии. На Джерси вечером теплилась какая-никакая жизнь, но вечерний Гернси был на удивление тих и безлюден. И если на набережной нам еще встретилась пара припозднившихся пешеходов, то, углубившись в извилистые улицы Сент-Питер-Порта, мы очутились в абсолютно вымершем городе.

Джимми мы нашли в пабе — близнеце того заведения, в котором я познакомилась с Питером. Он оказался широкоплечим рыжебородым гигантом с удивительно покладистым характером и добродушным нравом. Харпер скомканной скороговоркой представил меня и сразу же направился к стройке за очередной порцией выпивки. Которой за день? Я тоже изрядно продрогла и решила попробовать местный глинтвейн.

Завязалась беседа.

— Значит, вы видели падение? — обратилась я к Джимми.

— Нет.

— Но вы же сами говорили Питеру?

— Нет, не говорил. Я не видел, как самолет падал. Я видел, как самолет приземлился в аэропорту Гернси.

— И что же здесь необычного?

Неужели я вытянула пустышку? Эх, Питер, Питер…

— Во-первых, аэропорт Гернси был закрыт в этот день, а это очень странно.

— Почему странно? Возможно, погода не позволяла…

— Потому что на Джерси аэропорт работал, его закрыли уже после известия о катастрофе. Погода на островах одинаковая. Во-вторых, это был не обычный рейсовый самолет из тех, что каждый день приземляются на острове, он был больше, как раз размером с А319. В-третьих, самолет заходил на полосу с непривычной стороны. В-четвертых, приземлился он аккурат в то время, которое потом назовут временем крушения.

— Но ведь это мог быть и другой самолет? Мало ли какие самолеты садятся в аэропорту?

— Нет, не мог. Я всю жизнь живу на Гернси, сорок лет здесь рыбачу, и сорок лет над моей головой пролетают самолеты.

— Он на память может процитировать расписание и определить модель самолета в небе, — встрял в разговор бывший журналист.

— Прямо знаток!

Мои подколки нисколько не раздражали Джимми. Попивая свой эль, он украдкой улыбался в усы. Похоже, происходящее его забавляло. Питер же, наоборот, сильно волновался и норовил влезть в разговор к месту и не к месту. Старого журналиста обижало, что я подвергаю сомнению слова его приятеля — «самого честного человека во всей Нормандии».

— Но как вы разглядели самолет? Ведь было темно, и вы могли ошибиться? — допытывалась я.

— У меня хорошее зрение.

— Ладно. Допустим, самолет сел. И что дальше? Где он?

— Понятия не имею, — пожал гигантскими плечами Джимми. — Может, уже улетел.

— Нет, я так не думаю, — опять влез в разговор Харпер. — Я сверялся с флайтрадаром, ни один самолет не взлетал с Гернси за эти дни.

— Тогда это легко проверить, — сказала я. — Он должен стоять на стоянке или как это называется.

Питер с сомнением покачал головой:

— Вряд ли самолет оставили на виду. Я думаю, его спрятали.

— Куда? — удивилась я. — Это какого же размера должно быть сооружение, в которое можно загнать аэробус? В аэропорту есть что-нибудь подобное?

— Есть, — кивнул Джимми. — Ангар для ремонта самолетов. Метров восемьдесят в длину будет.

Я решительно поднялась:

— Поехали.

Питер, торопливо опрокинул в себя последние капли и не по годам резво вскочил на ноги. Джимми же продолжал лениво тянуть пиво.

— Так вас и пустят в этот ангар, — хмыкнул он.

— Пустят, — уверенно сказала я, доставая свое удостоверение.

Джимми огромным глотком прикончил кружку и выпрямился во весь свой гигантский рост.

— Начальник аэропорта занят, — окатив ледяным взглядом нашу компанию, сухо отчеканила секретарь — чопорная дама, словно сошедшая со страниц романов о викторианской Англии.

— Мы не задержим его надолго, только зададим пару вопросов, — попросила я.

— У мистера Уотсона нет времени отвечать на глупые вопросы журналистов. Тем более по несколько раз, — отрезала секретарь и поверх очков укоризненно воззрилась на Питера. Тот несколько смутился.

— Я не журналист, — сказала я.

Уже в который раз за сегодняшний день мне пришлось достать удостоверение.

— И если начальник аэропорта не захочет разговаривать со мной сейчас, то ему придется разговаривать завтра утром с главой комиссии. Потому что я обязательно доведу до сведения господина Гримани, что ваш мистер Уотсон не идет на сотрудничество и препятствует расследованию.

Моя угроза оказала поистине волшебное действие: уже через минуту мы с Питером Харпером — Джимми остался в своем пикапе — сидели в кабинете мистера Уотсона. Сам хозяин кабинета чем-то неуловимо напоминал начальника аэропорта Джерси Финча — такой же испуганный человечек, старающийся казаться значительнее, чем есть. Я даже на мгновение задумалась, а не родственники ли они.

— Итак, чему обязан? — недовольно пробурчал Уотсон.

В двух словах я пересказала историю Джимми.

Начальник аэропорта снял очки и принялся протирать стекла. Старая уловка — потянуть время, когда не знаешь, что ответить. Наконец он принял решение. Водрузив очки на нос, он побагровел и обрушился на меня с Питером:

— Вы вновь явились ко мне с этой глупостью? Мистер Харпер, вчера я уже объяснил вам: ваш друг ошибся. Затем мне пришлось сделать это еще два раза — уже членам комиссии. Один из них вообще заявился ко мне домой поздним вечером, почти ночью, когда я уже собирался ложиться спать! А теперь приходите вы, угрожаете и говорите, что я препятствую расследованию?

Я покосилась на Питера: мог бы и сказать, что однажды уже прорывался в этот кабинет. Журналист же хоть и выглядел сконфуженным, но гордо дернул подбородком.

— Членам комиссии? Позвольте полюбопытствовать, кто же это был? — поинтересовалась я.

— Пожалуйста.

Уотсон вытащил из ящика стола две визитки и широким жестом бросил их передо мной.

Хавьер Эрнандес и Джон Смит, — прочитала я. И если с первым было еще понятно, то откуда о самолете узнал хорек Джон?

— Эти джентльмены ведут свою линию расследования, а я занимаюсь непосредственно опросом местных жителей, — нашлась я. — И если где-то мы с ними пересекаемся, то расследование от этого только выиграет. Итак, что вы можете сказать?

— Тоже что и им. Это глупость, которую транслирует мистер Бывший-журналист-в-погоне-за-сенсацией.

— Значит, никакого самолета не было?

— Не было.

— А что у вас находится в авиационном ангаре?

— Запчасти, ремонтная техника, не используемые авиационные трапы. Много чего, как не связанного со случившейся трагедией.

Уотсон хотел казаться спокойным, и это наверняка удалось ему, если бы на моем месте был обычный человек. Но по тому, как дернулся его левый глаз, как напряглась спина, и судорожно сжались пальцы, я поняла сразу: он что-то скрывает и кого-то боится. Только вот «что» и «кого»? Его страхи вполне могли не иметь отношения к нашему расследованию. Сдал, например, ангар местным фермерам под картошку, деньги положил себе в карман и трясется теперь. Но ведь могли и иметь. Надо обязательно проверить. Только осторожно, чтобы не вспугнуть.

— А если я попрошу открыть ангар?

— Пожалуйста, ключ у старшего смены. Сейчас договорюсь.

Уотсон набрал номер, подождал некоторое время, а потом с деланным сожалением заметил:

— Не берет трубку.

Но как же он при этом боялся! Даже лысина вспотела.

— Ладно, не нужно. Спасибо и до свидания, — сказала я поднимаясь.

Питер нехотя поплелся за мной.

— Почему вы ушли? — накинулся он на меня, догоняя в коридоре.

Журналист никак не хотел смириться с нашим поражением.

— Потому что здесь нам ловить нечего. Сделаем небольшой круг и вернемся к машине через взлетную полосу.

Питер надулся и замолчал, по пути он не проронил ни слова. И лишь оказавшись рядом с пикапом, расстроенно заявил Джимми:

— Она думает, что ты врешь.

— Милая барышня, — Джимми даже не пытался скрыть обиду в голосе. Наконец-то он утратил свою невозмутимость. — Можете думать что угодно, только я за свои слова отвечаю. И глазам своим пока еще доверяю полностью. Раз я сказал, что самолет садился на остров, значит, так оно и было.

— Вот и посмотрим на него своими глазами, — заявила я, залезая в пикап. Делиться своими планами и сомнениями под начинающимся дождиком мне совсем не хотелось. — Поехали, поговорим в более приятном месте.

— Значит, вы считаете, что его запугали? — спрашивал меня Питер спустя полчаса.

Мы сидели вдвоем в единственном на Гернси пабе, работающим допоздна. Джимми умчался по моим поручениям.

— Да, — ответила я. — Если самолет приземлился, то это не могло произойти без участия начальника аэропорта, диспетчера и прочих служащих. Они не могли не быть в курсе происходящего. А если запугали его, то запугали и остальных. С нами никто не станет разговаривать. А если и станут, то правды не скажут. Поэтому я и предлагаю вернуться ночью и самим посмотреть, что хранится в этом ангаре. Как я понимаю, других мест на острове, где можно было бы спрятать самолет, нет?

Питер кивнул, соглашаясь со мной.

— Надо выждать часа два минимум, — сказал он.

— Тогда расскажите что-нибудь, чтобы скоротать время. Наверняка вы знаете много любопытного, — попросила я.

Он на минуту задумался, глаза его затуманились от воспоминаний.

— Я расскажу, как оказался на Джерси, — неспешно начал он. — Еще несколько лет назад на острове был закон, согласно которому подданство Джерси можно было получить, лишь прожив на острове двадцать лет. Сейчас срок скостили до тринадцати лет. А недвижимость можно было приобрести, прожив не менее десяти лет. Исключения делались только для тех, кто сумел доказать свою крайнюю необходимость островитянам. Я получил подданство, прожив на острове четыре года. Затем юридически чужой, но очень близкий и дорогой для меня человек, оставил мне в наследство дом. Но началось все с журналистского расследования.

Когда я занялся этим делом, то первое, что я услышал, было: «Проблема не в том, что у нас не хватило улик. Просто следствие дошло до того момента, когда нас предупредили, что мы должны его прекратить. Это тот случай, когда тебе говорят: избавься от всего и никогда не вспоминай об этом». Эти слова сказал мне тогда, в 2004 году, детектив в Лондоне, занимавшийся расследованием насилий над детьми, совершенных членами Кабинета министров, судьями, приближенными к королевской семье и другими высокопоставленными европейскими персонами. Все они брали детей «в аренду» из приютов и насиловали их. Дело было закрыто, а сам детектив отправлен в отставку. Он предупредил меня. И я отдавал себе отчет: если продолжу задавать вопросы, то под угрозой будет не только моя карьера, но и моя жизнь. Я не отступил. Я начал свое расследование, сначала в Лондоне, а потом здесь, на Джерси.

Однако началась эта история не в 2004-м, а гораздо раньше, в далеком 1981-м. Именно тогда член парламента Джеффри Диккенс сделал заявление о сети педофилов, включающей в себя «громкие имена» — людей, обличенных властью и имеющих значительное влияние в Великобритании. За несколько лет он собрал солидное досье на высокопоставленных преступников и обещал разоблачить их. Диккенса начали запугивать и угрожать расправой, ему пришлось отступить. Собранные Диккенсом документы широкой огласки не получили и будучи переданы в Скотланд-Ярд, где-то затерялись.

Реанимировали это дело заявления потерпевших, которые набрались мужества и сообщили о давних преступлениях. На этот раз среди заявивших о насилии были не только жители Лондона, но и жители Джерси и Северного Уэльса. На Джерси в деле фигурировали сорок подозреваемых и более двухсот вероятных жертв. Отмахнуться от такого количества потерпевших и отказать в возбуждении дела власти уже не могли. Началось расследование. И я горд тем, что в этом есть и моя заслуга. Я встречался и разговаривал с людьми. Многие не хотели ворошить старое, они потратили годы на то, чтобы все забыть. Они не хотели вытаскивать на всеобщее обозрение историю своего унижения. Другие боялись, потому как их могущественные насильники были еще живы. Были и те, кто все простил. Да, нашлись и такие. Но я никак не мог смириться с тем, что преступники не понесли наказание, поэтому убеждал и уговаривал людей. И, конечно же, писал разоблачительные статьи.

Я никогда не забуду женщину по имени Тина. Это она оставила мне свой дом на Джерси после своей смерти в 2010 году. Поначалу Тина не хотела участвовать в разоблачении педофилов, потому что стыдилась своего прошлого. Мы много говорили о происшедшем в ее детстве, я старался убедить Тину в том, что ей не в чем упрекнуть себя, стыдиться должны те, кто творил с ней эту гнусность. Старался убедить ее заявить на них — преступники непременно должны были понести наказание. Никто не знает, каких трудов мне стоило уговорить ее изменить свою точку зрения. Под моим влиянием Тина дала интервью на телевидении, где рассказала о своих насильниках: «Они были чудовищами, и я хочу, чтобы все об этом знали. Мне повезло, по крайней мере, я выжила, в отличие от других детей», — сказала она. Дальше, уже не стесняясь, Тина открыто говорила о том, как в детстве ее приводили в тайную комнату в подвале приюта. Она помнила свечи, начертанную на полу пентаграмму, взрослых людей в длинных мантиях и в масках. Ее били, насиловали и заставляли принимать участие в сатанинских ритуалах. А спустя многие годы, став взрослой, она узнала своих насильников на экране телевизора.

Надо сказать, не все жители острова были согласны со мной. Одни называли меня героем, другие — искателем сенсаций. Мне говорили, что своей деятельностью я провоцирую раскол среди жителей острова. Я стал получать письма с угрозами. Поползли слухи, что я алкоголик и сумасшедший. Раскололось общество и в отношении жертв насилия. Кто-то сочувствовал жертвам, а кто-то называл их искателями легких денег, жаждущими компенсаций за свои выдуманные мучения.

Но как бы там ни было, в 2008 году дело возобновили. Расследовались преступления, совершенные в двух детских домах: Haut de la Garenne в Сент-Мартине, Джерси и Bryn Estyn Boys Home в Рексеме, Северный Уэльс, оказавшихся в эпицентре скандала, связанного с жестоким обращением с детьми. Детей из детского дома Bryn Estyn Boys Home в Рексеме вывозили на вечеринки, устраиваемые властьимущими, где их подвергали жестокому сексуальному насилию. Ситуация на Джерси была еще хуже, так как на острове не действовали нормы Евросоюза и дети были абсолютно бесправны. К слову, эти нормы и сейчас не действуют, во многих отношениях Нормандские острова до сих пор живут во времена средневековья.

Вы видели здание бывшего приюта Haut de la Garenne в Сент-Мартине? Это мрачное строение из черного камня в четырех милях от Сент-Хелиера — настоящая копия трансильванского замка графа Дракулы, только в миниатюре. Первоначально здесь содержали детей бедняков — это было нечто вроде ремесленного училища. Затем заведение стало исправительным домом, где детей били розгами и сажали в одиночные камеры. Оккупировав остров, немцы устроили в Haut de la Garenne сигнальную станцию. После войны в комплексе открылся приют. Долгое время здесь совершались самые гнусные преступления над детьми. Вспоминая о приюте, бывшие воспитанники рассказывали о «темном подземелье», где им приходилось терпеть насилие и пытки. Тех, кто пытался сопротивляться, убивали.

Следователи нашли четыре подвальных помещения, в каждом из которых жертвы подвергались жестоким наказаниям. Криминалисты обследовали здание и с помощью собак-ищеек обнаружили потайные комнаты с кирпичной кладкой, предназначенных для «наказаний». Во время раскопок сыщики нашли кандалы и другие орудия пыток. Был долгий и тяжелый процесс, но в тюрьму отправились лишь пешки. Высокопоставленным преступникам и на этот раз удалось избежать наказания. Через год вышла моя книга. Больше я ничего не мог сделать…

— Вы очень ее любили? — спросила я.

Глаза Питера увлажнились.

— Да, — просто сказал он. — До самой ее смерти. С тех пор я живу один в доме Тины. Думал, что смогу вернуться в Лондон, но не вышло, Джерси меня не отпустил.

Через два с половиной часа мы стояли возле громадного металлического ангара, к которому пристроились старые авиационные трапы, заправщики, багажные тележки. Ярко-освещенное здание терминала осталось в стороне, здесь же было тихо и темно.

Нечего было думать, чтобы открыть тяжелые стальные двери, выходящие прямо на взлетное поле. Мы выждали несколько минут — проверить, не заметили ли нас — и осторожно двинулись в обход. Второй вход в ангар обнаружился сбоку, в конце длинной стены, однако двустворчатая дверь высотой в человеческий рост оказалась закрытой на кодовый замок. Для пущей надежности сквозь дверные ручки была пропущена железная цепь, заканчивающаяся уже другим замком — навесным.

— Ваш выход, — тихо попросила я Джимми.

Джимми поставил большую спортивную сумку на землю, внутри тихо брякнули инструменты, покопался в ней и выудил большой гвоздодер.

— Поступим по-простому, — сказал он.

Деликатно — насколько это вообще мог сделать человек его комплекции — отодвинул меня от двери, снял куртку и просунул гвоздодер сквозь дужку замка. Мышцы на его спине напряглись. Сзади тяжело сопел Питер, как будто бы это он, а не его приятель, вскрывал ангар. Раздался короткий звяк и замок шлепнулся на землю.

— Это было несложно, — усмехнулся гигант — Теперь ты, девочка.

Ха! Замок, код на котором не меняли несколько лет, не меньше! Мне хватило полминуты.

Осторожно потянув за ручку, мы приоткрыли дверь, но войти нам не удалось. Прямо перед нами, загораживая проход, вздымались здоровенные деревянные щиты.

— А-а-а… — застонал Питер. — Это декорации с праздника города. Похоже, Уотсон, мелкий жулик, действительно сдал ангар и положил деньги себе в карман.

В его голосе звучало разочарование.

Я принюхалась. Чем это пахнет? Свежей краской?

Свет моего фонарика проник в щель и затерялся в пустоте — за преградой явно было пустое пространство. Я пошатала щит. Нет, с места его мне не сдвинуть.

— Может, я попробую?

Джимми отстранил меня и всем своим немалым весом навалился на фанеру. Но даже он сумел сдвинуть щит лишь на несколько сантиметров, что-то тяжелое с той стороны плотно прижимало фанеру к двери. Дмимми навалился еще раз. Питер пытался ему помочь, но больше мешал. Вскоре общими усилиями нам удалось еще немного расширить проход.

Я сбросила рюкзак и куртку. С трудом, но все-таки щель пропустила меня, и я просочилась внутрь. Мужчины остались ждать снаружи. Внутри запах краски чувствовался сильнее. Щиты с яркими рисунками и крупными надписями подпирала тяжелая металлическая конструкция, похожая на строительные леса. Я осторожно двинулась вперед, подсвечивая путь фонариком. Мои шаги гулко отдавались по цементному полу.

Сначала мне показалось, что ангар пуст. Но потом луч света выхватил белые обводы фюзеляжа. Да, это был А319, как и упавший самолет. Только белый с синим хвостом, а не белый с длинной красной полосой, как пропавший аэробус.

В противоположном от входа углу громоздились бочки с краской, большие пластиковые канистры, шланги с малярными пистолетами на концах, груды полиэтиленовой пленки. Настоящая мастерская по покраске самолетов. Я двинулась в ту сторону.

Стоп. А это что за большое темное пятно на полу?

Я нагнулась. Похоже на засохшую кровь. Банки раскиданы, столы сдвинуты, как будто бы здесь кто-то отчаянно сражался, защищая свою жизнь. Я посветила вокруг, приглядываясь, и луч фонарика вырвал из темноты предмет, который я никак не ожидала здесь найти.

Далее я действовала четко по инструкции шефа, сверяя каждый свой шаг с советами и рекомендациями Ганича.

— Нашли что-нибудь?

Питер нетерпеливо переминался с ноги на ногу, когда я появилась из ангара.

— Нашла. Самолет, но не тот. Там «Эмбрайер», а не «Аэробус». Наверное, где-то купили, а теперь перекрашивают в свою ливрею.

Врать я не люблю, но инструкции полковника Ремезова были абсолютно жесткими и недвусмысленными — никому ничего не говорить.

— Вы уверены? — разочарованно подался вперед Питер.

— Вот фото.

Я предъявила свой смартфон. Ганичу понадобилось всего три минуты, чтобы залить на мой телефон пару снимков лайнера местных авиалиний в темном ангаре.