Бог не играет в кости

IX

— Здравствуй, папа, — сказала я по-немецки.

Звонок смартфона застал меня в лобби отеля. Было раннее утро, и я только что вернулась с Гернси. Рэналф, уже направлявшийся в мою сторону с едва заметной улыбкой на лице, резко затормозил, а Джон… Да это точно был Джон, Джеймс ниже ростом и с бакенбардами, деликатно отошел в сторону. Но не настолько далеко, чтобы не слышать мой разговор по телефону. Почему они здесь, когда один должен быть в море, а второй в аэропорту?

— Ну, здравствуй, дочка, — хмыкнул в трубку полковник Ремезов. — Я так понимаю, что рядом чьи-то уши?

Хмык получился усталым. Значит, не я одна провела бессонную ночь. А раз он позвонил сам, то события пошли вразнос, и разговор предстоял серьезный. Мне же больше всего сейчас хотелось свалиться на кровать, обняв подушку, а не вести трудные разговоры, требующие свежей головы.

— Да, папочка.

— Ну, раз ты не одна, то поговорим потом. Будь осторожна, дело принимает плохой оборот.

«Плохой», равно как и «хороший», настолько редко звучало из уст полковника и настолько отличалось от общепринятых значений этих слов, что мне стало понятно — ситуация вышла из-под контроля.

— Папа, я тебе вечером позвоню. Хорошо?

— Ладно, отключаюсь, — пробурчал шеф.

— До свидания, я тебя тоже целую.

Я опустила мобильник в карман и уже собиралась прошмыгнуть в сторону лестницы. Не вышло.

— Звонок из дома? — поинтересовался подходивший ко мне Рэналф.

— Отец, — лаконично ответила я. — Интересуется, как у меня дела.

— А как, кстати, у вас дела? Вы сегодня ранняя пташка. С самого утра на ногах. Я видел, как вы утром шли от порта.

Врать не имело смысла.

— Ночевала на Гернси. Поехала поговорить со свидетелем и не рассчитала время. Вернуться удалось лишь на утреннем пароме.

— Бедняжка! Где же вы провели ночь?

— Меня приютила хозяйка бара.

— Но почему ваш патрон не занимается этим сам, а посылает вас? Да еще и на ночь глядя? Хотя Нормандские острова и считаются одним из самых спокойных и безопасных мест в Европе, но все же ночные прогулки по Гернси — не лучшее занятие для молодой девушки.

Рэналф приветливо улыбался мне, но в его серых глазах застыл немой вопрос: что же ты, голубушка, делала ночью на Гернси? Вместо ответа я решила перевести стрелки:

— А вы почему не в море?

— Сегодня море обойдется без меня, и на берегу достаточно дел. К сожалению, насколько неотложных, настолько и малоприятных. Надеюсь, хоть свидетель стоящий был?

Я изобразила досаду.

— Какое там стоящий! Местный выпивоха. Рассказывал о попытке какого-то самолета приземлиться в аэропорту Гернси. Но как только мы начали подробно разбирать, что именно и когда он видел, то этот тип быстро пошел на попятную и признал, что ошибся. Ха, ошибся! Хотя, впрочем, вполне мог принять одно за другое. С того места, где он ловил рыбу, ему действительно могло почудиться, будто бы самолет шел на посадку, когда тот падал.

Спасатель с интересом смотрел на меня, а я не могла отвести глаз от его куртки, на которой не хватало одной пуговицы. Сейчас эта пуговица лежала в моем кармане, а найдена она была на полу того самого авиационного ангара, который я обследовала ночью.

Рэналф не уходил, как будто бы хотел что-то сказать и не решался. Или это мне только казалось? Его «до вечера» прозвучало неуверенно и вопросительно.

Я попрощалась и поднялась к себе.

Нет, я не страдаю паранойей, я просто хорошо обученный и от природы внимательный человек. Поэтому сейчас я твердо могла сказать: в моем номере кто-то побывал. И явно не горничная, зашедшая застелить кровать и протереть пыль на комоде. Копались в моем чемодане, моих вещах в шкафу, пытались заглянуть в мой компьютер. Последнее им, конечно, не удалось, ведь компьютером занимался Ганич.

Я запила таблетку аспирина, растянулась на кровати — как же я устала! — и набрала шефа.

— Можете говорить.

— Положение серьезнее, чем мы думали, — голос шефа звучал глухо. — Леонид потом перешлет тебе подробную информацию, а я вкратце обрисую ситуацию, как мы ее понимаем. Некто провернул по-настоящему авантюрную операцию, нам пока удалось лишь в общих чертах восстановить ее хронологию. Итак, по порядку. Два месяца назад на Кипре регистрируется предприятие на подставных лиц под названием Guernési Tex Group. Месяц назад оно покупает старый А319 у SouthAfricanAirways и примерно в это же время арендует в Нанте ангар, где перекрашивает этот самолет. Новая ливрея не принадлежит ни одной авиакомпании, это нечто незатейливое — просто белый самолет с синим хвостом. Таким его видят окружающие, так он выглядит на спутниковых снимках. Но мы-то знаем, что красную полосу и надпись всегда можно закрыть от любопытствующих глаз белой клеящей пленкой. Равно как другой пленкой очень просто сымитировать и синий хвост. Согласно информации, полученной со спутника, четыре дня назад этот самолет еще стоял в ангаре, а два дня назад его там уже не было. Мы полагаем, что сейчас этот самолет лежит на дне Атлантического океана возле Джерси, изображая аргентинский аэробус. Три дня назад ранним утром он вылетел из аэропорта Нанта с выключенным транспондером и по чьей-то злой воле рухнул в океан.

— Но пилоты…

— Не думаю, что там были пилоты. Современные лайнеры допускают дистанционное управление и позволяют взлетать на автопилоте.

— А что с самолетом на Гернси?

— Это аргентинский аэробус. Тот, который якобы разбился. Сейчас он выглядит как самолет, принадлежащий Guernési Tex Group. Они перекрасили самолет и заменили бортовой номер на фюзеляже, но не учли, что каждая деталь снабжена уникальной технической биркой, которая указывается в техпаспорте. В частности, такие номера есть на стойках шасси, что подтвердили твои вчерашние снимки, — на них номера аргентинского борта. Далее. Труп, выловленный вами в море. Мы не знаем, кем был этот человек, его до сих пор не опознали, зато знаем наверняка, кем он не был: пассажиром аргентинского рейса. И таких неизвестных, скорее всего, вы выловите еще немало — вряд ли из моргов северной Франции пропало только одно тело.

— Но ведь в каждом самолете есть бортовые самописцы — черные ящики? Их же так просто не заменить! Что, если обман раскроется? Пусть не сейчас, через какое-то время…

— Да, так просто их не заменить, — повторил мои слова шеф. — А что, после каждой катастрофы находят черные ящики? Или будучи найдены, они всегда в рабочем состоянии? Я более чем уверен, что тот, кто все это провернул, вполне способен сделать так, что никакие черные ящики в расследовании не всплывут.

— Но на другом самолете, который сейчас на Герси, они наверняка стоят. И рано или поздно кто-нибудь да заметит, что черные ящики принадлежат другому лайнеру.

— И что? Борт был нужен только для одной операции. Никто не собирается дальше эксплуатировать этот самолет. Я уверен в этом.

— Но какова цель всей это аферы с подменой самолетов? Почему так сложно?

— Потому что это не был обычный теракт, иначе самолет просто взорвали бы. И если бы хотели уничтожить сеньора Мударру вместе с его документами, то сделали бы это гораздо проще. Но не сделали. Почему?

Шеф предлагал пораскинуть мозгами мне. После бессонной ночи.

— Боялись потерять груз? — неуверенно спросила я. — К примеру, те же документы. Или кто-то из пассажиров нужен был живым. Или и то, и другое.

— Вероятно.

— Только такую операцию невозможно провернуть без своего человека на борту и без содействия аэропорта Гернси.

— И тут я с тобой согласен. По крайней мере, начальник аэропорта, диспетчер, обслуживающий персонал взлетной полосы наверняка были в курсе. Равно как и кто-то из экипажа.

— Может, мне еще раз съездить на Гернси? Может быть, пассажиров и экипаж до сих пор держат на острове?

— Не думаю, что это хорошая идея. Ты уже разворошила это осиное гнездо, тревожить их дальше опасно. Эрнандес ведь до сих пор не объявился. К тому же документы Мударры в любом случае в их руках. Как и он сам. Живы ли остальные пассажиры? Сомневаюсь. Вряд ли люди, провернувшие такую дерзкую и циничную операцию, окажутся настолько мягкотелыми. Здесь надо действовать очень осторожно. Не нравится мне все это.

В голосе шефа прорезалась злость.

— Я не понимаю, чьих это рук дело! — с раздражением рявкнул он.

— Но вы же сами говорили, что интерес к документам Мударры кроме нас с аргентинцами проявят и спецслужбы других стран, — осторожно промямлила я. — Надо выяснить, кому еще, кроме нас и Аргентины, они могут быть интересны.

— Да кому угодно! — в сердцах воскликнул шеф. — Только это не спецслужбы. Не их почерк. Я сам ни за что не стал бы проводить столь рискованную… безрассудную операцию с подменой самолета и более чем уверен, на этот шаг не пойдет ни одна госструктура. Чтобы захватить Мударру вместе с его портфелем только сумасшедший авантюрист станет ронять в океан самолет. Его могли взять в Аргентине, прямо в аэропорту. Я не понимаю, не чувствую противника и поэтому мне тревожно.

Шеф недовольно фыркнул и закончил разговор словами:

— Меня не покидает ощущение, что мы что-то не учитываем. Однако работать придется с тем, что есть. В этом деле присутствует нечто странное — какая-то наглость пополам с детскостью, а это опасное сочетание. Так что не рискуй.

Есть, Антон Владимирович, рисковать не будем, будем работать с тем, что есть.

Последнюю реплику я произнесла про себя и отправилась в душ.

Считается, что прием ванны — лучшее время для фантазий и великих идей. Принимая ванну, Архимед изобрел свой закон. Лежа в ванне Бенжамин Франклин разрабатывал конституцию Америки, а Агата Кристи писала свои лучшие детективы. Даже такое совсем неромантическое устройство как банкомат, и то было придумано в душе. Романы с конституцией я писать не собиралась, временем расслабляться в ванне не располагала, так что пришлось мне, как и изобретателю банкомата Шеперду-Баррону, ограничиться душем. И мысль в мою голову пришла столь же простая и утилитарная как банкомат. Но прежде чем браться за ее реализацию, стоило подкрепиться.

Я замоталась в полотенце и прошла в комнату. Пискнул мобильник — это пришли результаты по Рэналфу. Я просила Ганича еще раз покопаться в биографии спасателя. Я не стала говорить Леониду про мою находку в ангаре, просто сослалась на предчувствие. Хотя оно как раз было на стороне спасателя, это факты были против него. Если Рэналф принадлежал к спецслужбам и работал под прикрытием, а я в этом уже не сомневалась, то это прикрытие было настолько тщательно подготовлено, что даже наш гений с первого раза не сумел ничего обнаружить. Неужели МИб настолько хороши? Но кроме фактов была еще и женская интуиция. А вот она Рэналфу симпатизировала. И вообще. Если бы сейчас мне пришлось делать ставки, кто главный злодей в нашей компании, то на спасателя я бы поставила в последнюю очередь.

Я натянула джинсы и веселенькую блузку, подкрасила лицо и отправилась в ресторан.

Время я выбрала не самое удачное — завтрак уже закончился, а до обеда было еще далеко, поэтому в зале я оказалась единственным посетителем. Местный повар соорудил мне омлет с овощами, а официант принес кофе и десерт. Быстро расправившись с омлетом, я придвинула к себе чашку. Самое время заняться делами. Я открыла сообщение Ганича и принялась читать.

Итак. Киран Рэналф, 38 лет, родился в Абердине, Шотландия. Происходит из небогатой семьи, ведущей свое начало от рода или, для Шотландии правильнее будет сказать, клана Дугласов — клана солдат, мятежников и националистов. Среди предков Рэналфа, писал Ганич, обнаружилось столько аристократов со славным прошлым, что даже английская королева могла бы лопнуть от зависти.

Ага, значит шотландец, подумала я. Так вот откуда светло-серые глаза, рыжеватые волосы, спокойная уверенность и крепко сбитая фигура, вызывающая ощущение силы и выносливости. И в довесок ко всему этому полный мешок гордости за родные холмы.

Университет Стратклайда, факультет электроники. Затем служба на военно-морской базе «Клайд» — главной военно-морской базе Шотландии. Сначала на атомной ракетной подводной лодке типа «Вэнгард», затем на лодке «Астьют», являющейся, по словам Ганича, одной из наиболее передовых субмарин в мире. Имеет награды. Два года назад вышел в отставку и начал работать в морской поисково-спасательной службе Великобритании. Не женат.

На этом факты заканчивались, начиналась лирика. Хорошо образован, умен, честен, отважен, надежен. По своим убеждениям ярый, но не воинствующий националист. Здесь Ганич опять не удержался и вставил от себя ремарку. «Прямо рыцарь без страха и упрека, настоящий герой романов Вальтера Скотта и Стивенсона, я бы на твоем месте, Уманская, уже начинал бояться», — приписал он, снабдив фразу саркастическим смешком. Я мысленно показала Ганичу кулак и вернулась к чтению.

Никакой связи со спецслужбами Великобритании Леонид не обнаружил. Вернее, не обнаружил прямой связи — агентом спецслужб Рэналф не был. За это наш информационный гений ручался головой. Однако, руку на отсечение, что шотландца не задействовали разово, играя на его националистических чувствах, давать отказался. Тем более, что среди знакомых Рэналфа нашелся-таки агент шотландского крыла МИб со столь же радикальными взглядами. Вывод же мне следовало сделать такой: хотя ничего и не обнаружено, но осмотрительность не помешает.

Ну вот, еще и Ганич советует мне быть осторожной.

Я заказала вторую чашку кофе и приступила к исполнению идеи, посетившей меня в душе.

Зайти через сайт аэропорта Гернси в отдел кадров оказалось проще, чем я думала. Проверить, кто в день крушения был на рабочем месте, тоже оказалось не сложно. Итак, диспетчер, техник, служба безопасности — все тут, красавчики, передо мной вместе с фотографиями, выбирай любого. После некоторых раздумий я выбрала диспетчера Йена Эванса. Его простоватая физиономия с оттопыренными ушами показалась мне наиболее перспективной. Я набрала его номер — мобильник выключен. Тогда я позвонила ему домой.

— С вами говорит секретарь председателя комиссии по расследованию крушения, — деловитой скороговоркой выпалила я. — Нам нужен мистер Эванс. Срочно.

— Но ведь он к вам поехал, — удивился на той стороне настороженный женский голос. — Вы же на Джерси?

— Когда поехал?

— Да вот этим паромом и поехал, минут через пятнадцать должен причалить.

— Спасибо. Просто ваш муж выключил мобильник, и мы не смогли подтвердить встречу.

— Да… Но вы же сами, или с кем он там договаривался, специально предупредили, чтобы он выключил телефон, — опять удивилась женщина. — Все должно было остаться, как там… слово забыла…

— Конфиденциально? — подсказала я.

— Да, точно, слово какое-то заковыристое.

Я вызвала на экран расписание паромов — до прибытия действительно оставалось пятнадцать минут, и опрометью бросилась в номер.

Вы думаете, только модницы периодически страдают от типично женской проблемы «нечего надеть»? Нет, агенты под прикрытием тоже. Я быстро скинула блузку и натянула теплый свитер. Меховой жилет, мозоливший мне глаза на вешалке, был забракован сразу. Парка с пушистым воротником после некоторого раздумья отправилась вслед за жилетом. А вот двусторонняя стеганая куртка с вязаной шапочкой в данном случае были просто незаменимы. Сейчас я натянула куртку светлой стороной наверх, но при желании ее можно было вывернуть темно-синим верхом наружу. Быстро распихала по карманам телефон и мелочь, после секундного раздумья сунула туда же травматику и бросилась бежать.

Пересекая площадь, я заметила в окне отельного бара Холланда с газетой в руках и чашкой чая на столе. Похоже, затонувший самолет сегодня вообще никого не волнует.

Добравшись до причала, я выбрала укромное место, где меня никто не мог заметить, и принялась наблюдать. С парома потянулись первые пассажиры. А вот и мистер диспетчер. Крутит головой во все стороны, делая при этом независимый вид. Однако, что-то не заметно, чтобы его кто-то встречал.

Тем временем диспетчер, заложив руки в карманы, направился к автобусной остановке. Я последовала за ним, стараясь держаться на расстоянии.

Он сел в автобус. Я тоже. Через несколько остановок он вышел. И я вместе с ним. Мы направились вверх по узенькой улочке, он впереди, я на пару десятков метров сзади. Остановился. Опять крутит башкой во все стороны, но меня не замечает. Неужели таким образом он пытается обнаружить слежку? Господи, ну что за шпионские игры… Миссия невыполнима, фу…

Дома по обеим сторонам улочки постепенно расступились, и передо мной открылся настоящий сельский пейзаж. Под ногами шуршит опавшая листва, но невысокие деревья и пышные кустарники хорошо прикрывают меня от Эванса. Улица, превратившись в проселочную дорогу, переваливает через холм и опускается к океану. Справа внизу бухта с пустынным песчаным пляжем, слева холм, поросший вереском и низким колючим кустарником.

Я притормозила, потому что и Эванс сбавил шаг. Остановился, достал сигареты и закурил, глядя вниз на водную гладь. Сомневается, идти или не идти? Холодный ветер треплет его волосы, надувает на спине куртку. Но вот последняя затяжка, сигарета отброшена, и диспетчер направляется в сторону старого заброшенного форта. Место открытое, поэтому даю ему фору. Вижу, как он скрывается за поворотом и бегу следом.

Неровные каменные ступени, ведущие наверх к форту, огибают склон. Эванс уже на самом верху. Прыгая через ступени, мчусь следом. Если он вдруг повернет назад или оглянется, то неминуемо заметит меня. Но он не оглядывается, он отодвигает железную сетку, закрывающую проход, поднимается по полуразвалившейся каменной лестнице и скрывается за дверью.

Быстро бегу за ним. Осторожно приоткрываю тяжелую дверь, опасаясь скрипа, и заглядываю внутрь. Откуда-то снизу доносится разговор. Стараясь не шуметь, на цыпочках, прижимаясь к стене, двигаюсь в их сторону.

Лестница вниз. Медленно спускаюсь и прячусь в нише рядом с входом в каморку, откуда слышны голоса.

— Вы принесли деньги? — спрашивает Йен.

— Да.

— Покажите.

Слышится шуршание, как будто бы кто-то разворачивает пакет. Затем вновь раздается голос Эванса:

— Начальник аэропорта спросил, не хочу ли я заработать. Я, конечно же, хотел. Кому не нужны деньги! Вы знаете, сколько нам платят? А какие налоги сейчас?.. Ладно, ладно, продолжаю. Нужно было принять самолет, затем уничтожить все следы, как будто бы его не было на Гернси. И забыть об этом.

— Что с пассажирами и экипажем? Они живы?

Голос знакомый, только я никак не могу понять чей.

— Не знаю.

— Не лги. Что с ними сделали?

— Честно, не знаю, — в голосе Эванса чувствуются плаксивые нотки. — Я их не видел. Когда самолет сел, то его загнали на самую дальнюю стоянку. Ее плохо видно из моего окна. Я только знаю, что самолет сразу же взяли под охрану Адам и Сэмми из службы безопасности. Они сами, без помощи техников, подгоняли трап. Потом из самолета вышли двое, по-моему, это были стюардессы. Девушки прошли в терминал. Затем в самолет поднялся Адам. А спустя некоторое время самолет закатили в ангар.

— Дальше.

— А дальше все. Пришел начальник аэропорта, сунул мне деньги и велел сматываться.

— Кто-нибудь еще спрашивал об этом самолете?

— Не-а, никто.

Я осторожно выглянула из-за двери. В каморке находились двое мужчин. Одним из них был Йен Эванс, вторым оказался Киран Рэналф. Спасатель мерил шагами маленькую клетушку и недовольно тер подбородок.

Мне показалось, что сзади я ощутила дуновение воздуха. Рэналф вдруг быстро обернулся, и в следующее мгновение я встретилась с ним глазами.

По моему телу прошла тягучая волна, время растянулось и все дальнейшие события произошли, словно в замедленной съемке.

Рэналф разворачивается и бросается в мою сторону. Его лицо перекошено от гнева, глаза широко распахнуты. Я выхватываю пистолет и стреляю в него. Глядя, как он оседает на пол, я успеваю удивиться, откуда столько ненависти в его глазах, и тут же сама падаю рядом — на голову мне обрушивается сокрушительный удар. Пока сознание не покинуло меня, понимаю, что в помещении появился новый персонаж. Лежа на полу, смутно вижу, как ко мне приближаются черные брюки и темно-коричневые ботинки с лакированными вставками. Запоздало понимаю, что Рэналф кинулся вовсе не на меня, но промелькнувшее раскаяние не успевает укорениться в гаснущем сознании и меркнет вместе с ним.

Я пришла в себя на полу, руки и ноги крепко связаны. Нечего и думать о том, чтобы встать на ноги. Вот если бы можно было опереться о стену… Извиваясь, как червяк, я поползла к стене. Каждое движение отдается тупой болью в затылке, правое ухо горит, дергающее ноет ключица. Хорошо, если обошлось без перелома. Сквозь накрывающую глаза пелену, я смутно заметила в другом углу каморки Рэналфа, он все еще без сознания, но хоть не связан как я. А посередине на полу в луже крови распростерто тело Йена Эванса.

Следующий проблеск сознания — кто-то пытается меня связать. Ну, уж нет!

— Не д-дергайтесь, — говорит незнакомый голос. — Я п-пытаюсь развязать вас, а вы затягиваете узлы.

Да точно, я же уже была связана. Вернувшаяся вместе с сознанием боль в руках и ногах напомнила об этом.

— Я п-перережу веревки, если вы п-пообещаете, что не будете драться.

Я кивнула. Ощутила на мгновение прикосновение к коже холодного лезвия и вот — руки свободны.

— Спокойно, я сейчас п-пережу веревки на ногах.

На четвереньках — ноги пока еще плохо держат — я доползла до стены и привалилась к ней спиной. Отсюда мне хорошо видно моего спасителя. Лет шестнадцать, не больше, по-юношески нескладная долговязая фигура, русые волосы спутанной влажной копной свисают на лоб.

— Ты кто? — спрашиваю я, оглядывая помещение. У стены по-прежнему лежит Рэналф — все-таки ему сильно досталось, а посереди — нет, мне это не привиделось, — распростертый Йен.

— А есть разница? Т-тогда называйте меня Алексом.

— Он жив?

— Который из двух? Тот, что у стены жив, а тот, что посередине, нет.

— Это ты меня оглушил?

— Нет, что вы, — смущается он. — Зачем? Да я бы и не смог.

Смотрю на его ноги. Нет, не он. Гад, что врезал мне, был в черных брюках и темных ботинках, а Алекс в линялых джинсах и ярких кроссовках.

— Зря вы влезли в это дело? — между тем бормочет он.

— Какое дело?

— С самолетом.

— Ты что-то знаешь про самолет?

Он опять смущается и вновь начинает заикаться:

— С-собственно, я п-пытаюсь исправить то, что еще можно исправить, — говорит он. — Мне очень не хочется, чтобы кто-нибудь п-пострадал.

— А разве никто не пострадал?

— Кроме диспетчера никто.

— Что с Эрнандесом? Он жив?

— А это кто?

Искреннее недоумение на самой честной физиономии в мире. Так сыграть невозможно. И мне в ответ не хочется врать. Не люблю врать детям. Умею, конечно, но не люблю.

— Следователь из Аргентины, — говорю я правду. Почти правду. — Он пропал два дня назад. В ангаре лужа крови на полу. Думаю, его.

— А… — тянет Алекс. — Нет, про него ничего не знаю.

— И тут ты тоже не при чем? — показываю на распростертое тело Йена.

Алекс молча качает головой. Ладно, пощупаем другую тему.

— Что ты там говорил про самолет?

— Не лезьте в это дело, это очень опасно, но скоро все закончится, — просит он. И, помолчав, тихо добавляет: — Возможно не так, как мне хотелось бы, но закончится.

В этот момент в каморке раздается стон. Рэналф. Пока я разглядывала шотландца, Алекс успел улизнуть.

Рэналф кряхтит, отплевывается, и сквозь зубы тихо ругается. Наверное, по-шотландски. По крайней мере, таких слов в английском языке я не знаю. Наконец ему удается привалиться спиной к стене. Он удивленно смотрит сначала на пистолет в моих руках, затем переводит взгляд на меня.

— С ума сошла? — бормочет он уже по-английски. Язык еще плохо слушается его. — Я же тебе не враг, дуреха.

— Эрнандесу ты тоже не враг? — рявкаю я.

— Причем тут Эрнандес? — удивляется он.

Не убирая пистолет, я лезу левой рукой в карман, достаю пуговицу и кидаю ее ему под ноги.

— Нашла рядом с лужей крови в ангаре, — отвечаю на его недоуменный взгляд.

— А, — тянет он, пытаясь усесться поудобнее. — Да, я был на Гернси, но Эрнадеса не видел. Его там уже не было.

— На меня зачем бросился?

— Дуреха, — почти ласково повторяет он, — я же тебя защитить хотел. Когда он на тебя кинулся.

— Кто он?

— Смит.

Я удивленно моргаю. Серый, невзрачный хорек Джон. Может, Рэналф лжет? И никакого Джона здесь не было? Но ведь кто-то же был. В черных брюках и лакированных ботинках. Да и какой интерес ему врать мне?

Видя мое замешательство, Рэналф отвечает на мой невысказанный вопрос:

— Анна, я все расскажу, только давай сначала уберемся отсюда. Сдается мне, не просто так этот хорек здесь мизансцену устроил.

Через полчаса мы сидели в машине Рэналфа в нескольких километрах от форта. Нам обоим уже лучше. В мой затылок больше не заколачивают гвозди — помогла таблетка обезболивающего, нашедшаяся в бардачке джипа, зато по-прежнему при малейшем движении отдает тупой болью плечо. Пока Киран покупает воду, салфетки и лед в маленькой лавчонке, я успеваю позвонить шефу и рассказать о последних событиях. А еще успеваю спросить про шотландца.

Вернувшись, Рэналф со знанием дела осмотрел мою несчастную голову и ухо, промыл рану и сообщил радостную весть:

— Тебе повезло, даже зашивать не придется. Поболит, конечно, какое-то время.

Он глядел на меня выжидающе, потягивая из горлышка минералку, но я молчала. Единственное, что я могла сказать ему, это:

— Спасибо.

Не дождавшись от меня ничего более содержательного, ему пришлось раскрыть карты.

— Я не спрашиваю тебя, кого ты представляешь, возможно, Аргентину, как и Эрнандес, возможно, чьи-то другие интересы, — произнес он, передавая мне мешок со льдом. — Но в том, что ты имеешь отношение к спецслужбам, я не сомневаюсь.

Делать удивленные глаза и наивное выражение лица бесполезно. Да и не нужно. Поэтому я просто приложила лед к шишке на голове. Ухо чертовски саднит, но им я займусь в отеле.

— Надеюсь, пока я покупал воду, тебе хватило времени получить соответствующие инструкции? А еще я надеюсь, что наши интересы если не совпадают, то не противоречат друг другу. По крайней мере, с Эрнандесом у нас конфликта интересов не возникло. У нас была договоренность, что каждый отдает другому то, зачем тот сюда приехал.

Я не произнесла ни слова, поэтому говорить опять приходится ему.

— Я не спрашиваю, какие именно из документов Мударры тебе нужны. Я уважаю конфиденциальность другого государства. Поэтому я предлагаю тебе то же, что и Эрнандесу: мы играем на одной половине поля.

Пищит мой смартфон — пришло сообщение от Ганича: «Рэналф работает на спецслужбы Шотландии. Да, юридически таковых нет, но фактически Шотландия играет в свою игру независимо от Англии. Шеф согласен на сотрудничество».

— Подтвердили? — спрашивает он.

Врать бесполезно. Я киваю.

— Ну? Значит, мы договорились?

— Это ты убил Эрнандеса?

Киран укоризненно смотрит на меня и вздыхает. Так смотрят на упрямых детей, продолжающих капризничать, когда взрослые уже все решили за них.

— Хавьер позвонил мне ночью позавчера, часа в два, — говорит он. — Сказал, что нашел нечто интересное на Гернси в авиационном ангаре и попросил приехать, а заодно забрать его с острова. Я был в порту Гернси около четырех утра. Телефон его не отвечал. Еще полчаса у меня ушло на то, чтобы добраться до аэропорта. Возле ангара я опять попытался с ним связаться по сотовому и опять безуспешно. Тогда я пролез в ангар, боковой вход Эрнандес оставил открытым. Эрнандеса там уже не было. И, видимо, пока шарился между железными конструкциями, зацепился полой куртки. Ну?

Я киваю и задаю новый вопрос:

— Что тебе надо от Мударры?

Он морщится, и нехотя ворчит:

— Все старо, как мир. Шотландский чертополох, которому всегда доставалось меньше ухода, решил взять реванш у английской розы.

Рэналф начинает рассказывать о перипетиях англо-шотландских отношений, борьбе за престол, войнах, убийствах, коварных обманах, подкупах, подложных документах, тянущихся аж с XIII века. На меня вываливается безумное количество грязи и скелетов из шкафов — даже для такого старого дома с привидениями, как туманный Альбион, это явный перебор.

Все было выставлено на свет и свалено в одну большую и неприглядную кучу. Многое крутилось вокруг сомнительного права на престол Виндзоров. И дело было даже не в найденных останках несчастного Ричарда III.[3] И не в более позднем адюльтере, в результате которого на свет появилась будущая королева Виктория[4], «осчастливившая» почти все монаршие династии Европы геном гемофилии, доказательства которого лежали в портфеле Мударры. Там находились далеко идущие совместные планы Виндзоров с Гитлером, грандиозные финансовые аферы и не менее грандиозные оргии, по сравнению с которыми шалости «Четвергового клуба» герцога Эдинбургского выглядели невинной забавой. Лежали там и доказательства убийства принцессы Дианы и других, менее значимых фигур. Так или иначе, обнародование всех этих фактов, собранных вместе, вполне могло пошатнуть трон под Виндзорами и пройтись лавиной по многим высокопоставленным лицам. Эти документы могли положить начало не только грандиозному политическому скандалу, но и долгой войне за престол, неминуемой после смерти королевы, — ведь кандидатов на освободившийся трон будет множество.

Именно сейчас, когда здоровье королевы пошатнулось, когда Евросоюз разваливается на части, а мир стоит на пороге очередного переформатирования, и наступил момент истины — когда стоит помахать краешком этих документов перед чьим-то задранным кверху носом. Именно сейчас для Шотландии открылась наилучшая возможность… нет, не обрести независимость, а поставить на престол «своего» монарха, или, по крайней мере, при помощи этих документов держать будущего главу Великобритании на коротком поводке. А если учесть, что в портфеле Мударры на каждого из вероятных кандидатов на престол содержался убийственный компромат, то поставленная задача вовсе не выглядела невыполнимой.

Что касалось компромата, то его было предостаточно, начиная от старого порнографического архива с пикантными фотографиями супруга Елизаветы герцога Эдинбургского, некогда добытого русским разведчиком Евгением Ивановым. Материала подобного рода хватало и на других высокопоставленных особ, значительно моложе, а значит, и гораздо перспективнее с точки зрения политического шантажа.

Рассказывает Рэналф и о Джоне Смите — сотруднике МИб, охотившемся за этими документами, которого проморгал Ганич. Ох, и стыдно же Леониду будет сегодня!

Я слушаю молча. Если Киран надеется на ответную откровенность с моей стороны, то он просчитался. Я вовсе не собираюсь делиться с ним информацией, которую поведал мне шеф в то серое московское утро. И которая до сих пор не выходит у меня из головы…

Основная цель политики любой страны — выжить и преуспеть, говорил Ремезов. В мире множество противоположных тенденций, течений, возможностей. Умело лавируя между ними, государство всегда может выбрать лучшее. Не лучшее вообще, а наиболее подходящее для себя в данный момент. И насколько хорошо оно справится с этой задачей, настолько окажется успешным в настоящее время и сможет развиваться дальше.

Страны, не влияющие на ситуацию, плывущие по течению, не выживают. Это аксиома. Особенно хорошо это заметно во времена кризисов. А кризисы, к сожалению, в современном мире возникают все чаще. Политический, финансовый, социальный, общественно-исторический, культурный, научный… Пальцев двух рук не хватит, чтобы их перечислить. Успешность страны зависит от умения использовать внешние и внутренние факторы, пусть даже и негативные, себе во благо. Именно поэтому большая ответственность лежит на верхушке управления государств — политиках. Умение собирать факты, анализировать, применять их — в этом и состоит искусство управления государством.

Возьмем на нашу историю. Не только России, а целого мира. Всегда ли мы можем сказать, что каждое действие руководителей государств было направлено на процветание и развитие? Нет. Часто ли эти действия совпадали с желаниями и чаяниями народа? Нет. Всегда ли учитывали интересы соседей? Нет.

Более того, многие решения политиков просто необъяснимы с точки зрения здравого смысла. И дело тут не в личности «наверху». Во-первых, там дураков нет, даже если это потомственный монарх, получивший трон по наследству, на котором, как пишут историки, отдохнули гены. Пишут потому, что им надо как-то объяснять необъяснимое. Во-вторых, даже если вдруг наверху и окажется дурак, то глобальные решения принимаются не одним человеком.

Невозможно объяснить и многие исторические события. Никак. Войны, возникающие из ничего. Кризисы на пустом месте. Ну, разве что глава государства сошел с ума и принял решение во вред своей стране. И никто при этом не схватил его за руку. Конечно, когда событие уже произошло, изощренный человеческий мозг способен подобрать вменяемое объяснение. Другое дело, что это объяснение не будет соответствовать действительности.

Примеры? Да сколько угодно.

1453 года, осада турками Константинополя. Кто-то из горожан забыл запереть входные ворота, через которые захватчики пробрались внутрь. Бред? Но это исторический факт. Так, самый богатый город Европы, выстоявший перед натиском арабов, берберов, болгар, пал из-за случайной забывчивости простого стражника. Жителей города жестоко убили или продали в рабство, а император Константин XI был казнен.

В 1788 году во время битвы за Карансебеш австрийская армия раскололась на два лагеря, попойка перешла в драку, кто-то пустил ложный слух о прибытие турков, началась заваруха, Сражение закончилось тем, что по ошибке австрийцы победили себя самих. Ну не идиоты ли? Турки, против которых они должны были воевать, прибыли на место сражения спустя два дня и обнаружили там десять тысяч убитых и умирающих австрийских воинов.

Голландцы, открывшие Австралию на сто лет раньше англичан, почему-то проигнорировали континент, оставив его англичанам. Новый материк оказался им не нужен?

1867 год, продажа Аляски за семь миллионов долларов, нарушившая принцип, которым руководствовались все русские императоры: «Где однажды был поднят русский флаг, опускаться он больше не должен». Говорят, экономические интересы возобладали над геополитическими, но так ли это на самом деле?

Николай II. Мог ведь в зародыше задавить революцию, но не сделал этого. Да и был ли тот странный мятеж революцией?

Михаил Горбачев. Распад СССР и сдача всех позиций в Восточной Европе.

Ну а сейчас? Что творится на Украине, в Сирии, в Африке? Санкции эти глупые, введенные Евросоюзом и подрывающие экономику самой же Европы. Беженцы, которым руководители европейских стран радостно открыли двери, и которые теперь расшатывают стабильность этих стран и вызывают гнев местного населения. Получается, что правительство действуют во вред управляемому им государству?

Не замечать этого невозможно, поэтому и возникают разного рода теории. О роли личности в истории. О большой доле неопределенности, включая периоды хаотического поведения, в социальных системах. Тьфу. Нет места теориям там, где правят человеческая глупость, лень и предательство.

А ведь все лежит на поверхности. Никто ничего и не скрывает. Нам не раз прямо указывали, что политика — это шахматная доска. Не раз называли политику Большой игрой. В этом-то все и дело. Политики не управляют миром, они им играют. Только не в шахматы, а в карты. На деньги, на территории, природные богатства, людские ресурсы. Выигрывают, проигрывают, затем отыгрываются, вновь проигрывают… А гарантом того, что никто никого не обманет выступает крупье. В его руках сосредоточены все сделанные ставки.

Аляска — это был проигрыш. Николай II вообще проиграл все, что имел.

Возвращение Крыма — выигрыш.

Говорят, время ускорилось, мир усложнился. Нет, просто играть стали чаще.

И вот теперь, когда крупье приказал долго жить, за его портфелем со ставками началась настоящая охота…

Но ничего этого я не рассказываю Кирану, я просто молчу. Рэналф выжидающе смотрит на меня.

— По рукам? — спрашивает он.

— Ну что ж, — говорю я. — Работаем вместе, пока не найдем документы. Если вообще их найдем.

Одно мне ясно: Рэналф нам не враг. Может, и не товарищ, но не враг точно. А поддержка союзника, пусть и временного, мне сейчас не помешает.

— Отлично! — искренне радуется шотландец. — Когда документы окажутся в наших руках, я передам тебе ту часть, за которой тебя сюда послали, остальное оставлю себе.

— У меня есть встречное предложение, — спокойно возражаю я. — Когда документы окажутся в наших руках, то я передам тебе ту часть, за которой тебя сюда послали, а остальное оставлю себе.

Он смеется.

— Ну, ты и нахалка! А не кажется ли тебе, что мы делим шкуру неубитого медведя? — спрашивает Киран подмигивая.

И только спустя минуту я понимаю, что слово «медведь» он произнес по-русски.