Аккуратная белоснежная «Сессна» поджидала нас на взлетном поле, все пассажиры кроме меня и моего нового напарника уже находились на борту. Пилоты готовились к взлету, и Эрнандес, не тратя время даром, принялся знакомить меня с членами комиссии.
Первой я предстала пред строгие очи главы комиссии по расследованию катастрофы — важного и немногословного представителя МАК господина Франческо Гримани из Швейцарии, для обширного зада которого требовалось как минимум два стандартных места. Он милостиво кивнул мне и легко сжал мою руку. Улыбчивый судмедэксперт Рафаэль Демоль послал мне воздушный поцелуй и радостно заметил, что мой приход украсил салон самолета. Он уже добрался до запасов спиртного на борту и теперь поглощал их с завидной скоростью. Инженер Airbus Франсуа Гранже из Тулузы скользнул по мне безумным взглядом и вновь зарылся в свои схемы и чертежи. Его подчиненные удостоили меня лишь вялого кивка. В самолете не оказалось ни представителей «Британских авиалиний», ни Хитроу. По словам Эрнандеса, и те, и другие должны встретить нас в аэропорту острова Джерси.
Знакомясь с каждым из присутствующих, я вспоминала слова Ганича. В моей голове так и звучал его голос.
— Слушай, Уманская, ой простите, фройляйн Шнайдер. Слушай внимательно, понимай правильно и запоминай надолго, — как и всегда Ганич начал со своей любимой цитаты. — Гримани — типичный чиновник, держащийся за свое кресло. Но достаточно въедливый и неглупый. Карьерист до мозга костей. Если то, чем он занят, сможет продвинуть его в пищевой цепочке наверх, то он и сам будет землю рыть, и для остальных кнут припасет. В МАК работает давно, на хорошем счету. Не выносит, когда подчиненные ему противоречат и указывают на ошибки. В связях со спецслужбами не замечен. Аристократ из влиятельного венецианского рода. Женат, две взрослые дочери, трое внуков.
Судмедэксперт и инженер с точки зрения Ганича выглядели чуть интереснее. Демоль в свои сорок три имел законченный медицинский факультет университета Декарта и пятилетний опыт работы хирургом в больнице «Фернан Видаль», после чего переквалифицировался в патологоанатома. Его коньком было исследование тел, получивших повреждения при крушении транспортных средств. Он часто консультировал автомобильные компании, клиенты которых судились с производителем из-за порвавшегося ремня безопасности или неисправности рулевого управления. Принимал участие в расследовании авиапроисшествий — в основном крушений вертолетов и небольших частных самолетов. Но был в его практике и звездный час — расследование катастрофы над Средиземным морем, когда погибли все сто пятьдесят пассажиров Боинга-737. Труженик, но звезд с неба не хватает. Имеет проблемы с принятием решений, особенно в стрессовых ситуациях с дефицитом времени, именно поэтому и не смог работать в неотложке.
Биография тридцатидевятилетнего инженера почти точь-в-точь повторяла жизненные вехи судмедэксперта, с той лишь разницей, что он не резал трупы, а искал технические неисправности. Сначала технический вуз, затем несколько лет работы инженером в проектном отделе, после чего последовал перевод в отдел, занимающийся расследованием катастроф и происшествий, в которых подозрение падало на проектную недоработку или техническую неисправность самолета. В нашей комиссии Гранже числился старшим следователем-экспертом в технической области.
Оба не отличались тщеславием, не стремились к высоким постам и зарплатам, оба не желали взваливать ответственность на свои плечи ни в работе, ни в личной жизни. Наверное, поэтому личная жизнь у обоих и не сложилась. Демоль находился в перманентном поиске своей идеальной половинки, а Гранже тяжело переживал второй развод. И оба были под подозрением у Ганича как возможные сотрудники спецслужб. Ибо Демоль пару раз выступал судмедэкспертом при расследовании загадочных смертей агентов французской разведки, а Гранже приходился шурином сотруднику БНД[1].
Однако, насколько инженер и судмедэксперт имели схожие судьбы, настолько они различались внешне. Говорливый живчик, любитель вина и женщин Демоль выглядел типичным представителем южного средиземноморского типа — маленький, темноволосый и круглолицый. А высокий, бледный Гранже с вытянутой физиономией вечно недовольного жизнью брюзги больше походил на флегматичного северянина с Балтики, чем на коренного француза.
Безынтересным офисным планктоном Ганич окрестил представителей Хитроу, ожидающих нас в аэропорту Джерси. Зато гораздо любопытнее с его точки зрения выглядел пилот «Британских авиалиний» Эдвард Холланд, приглашенный в качестве эксперта. И если мне и предстояло столкнуться с агентом МИб — а в том, что это произойдет, наш гений нисколько не сомневался — то в этом плане пилот выглядел намного перспективнее остальных членов комиссии. Но знакомство с британцами было еще впереди.
Мы уселись на свободные места.
— Какие новости? — осведомился Эрнандес у Гримани.
— Уточнили время и более-менее локализовали место падения, — неторопливо произнес толстяк. — Только пятно от разлившегося топлива и мелкие обломки оказались совсем не в том месте, где их предполагали найти. Мы считали, что самолет потерпел крушение возле северо-западного побережья Гернси, именно туда и отправили спасателей, но они ничего не обнаружили. Ближе к вечеру обломки нашлись в четырех километрах от северного побережья Джерси.
— Течением отнесло?
— Возможно.
Гернси, Джерси… Еще несколько часов назад я даже не подозревала о существовании острова Гернси, что касается Джерси, то кроме названия память не выдала ничего. Впрочем, три с половиной часа, которые потребовались мне, чтобы добраться до Парижа, основательно расширили мой кругозор.
Итак, мой путь лежал на Нормандский архипелаг, в состав которого и входили оба упомянутых выше острова. На протяжении столетий Джерси — небольшой островок возле северного побережья Франции — оставался камнем преткновения между двумя враждующими державами с обоих берегов Ла-Манша, пока окончательно не прибился к Британии. От нее Джерси унаследовал правый руль и футы с милями, а от своего южного соседа получил названия городов и улиц, совершенно нечитаемых без знания французского языка.
Долгое время Джерси являлся передней линией обороны Британии от нападения с юга. О его «оборонном» статусе напоминали сохранившиеся до наших дней средневековые крепости, да россыпь башен мартело по берегам острова, в свое время защищавших Джерси от войск Наполеона. Вторая мировая застроила остров многочисленными бункерами и фортификационными сооружениями, изрыла толщи скал подземными туннелями.
Во все времена Джерси привлекал «джентльменов удачи». Поначалу это были обыкновенные пираты, на смену которым пришли банкиры и инвесторы, притянутые магическим словом «оффшор».
Сегодня, если верить Интернету, остров являлся излюбленным местом туристов. Яркие фотографии демонстрировали утопающие в зелени долины и укромные бухты, манили протянувшимися на многие мили песчаными пляжами, старинными замками, уютными отелями и морскими деликатесами. Однако все это великолепие снималось летом. И, думалось мне, вряд ли в конце ноября там будет столь же красиво и комфортно, как на этих снимках.
— Причины падения? — продолжал тем временем свои расспросы Эрнандес.
Гримани недовольно поджал губы:
— Очевидцы говорили о вспышке в небе, возможно, был взрыв.
— Теракт или неисправность?
— Воздержусь пока от чего-то определенного.
— Но какая-то версия все же у вас есть? — не отставал мой напарник.
Гримани опять недовольно поморщился.
— Какие могут быть версии? Я вам не гадалка. Вот прибудем на место, тогда и поговорим о версиях, — в сердцах буркнул он.
И чтобы смягчить впечатление о своей бестактности, добавил:
— Все очень и очень медленно. Даже на получение полного списка пассажиров и экипажа — казалось бы, что может быть проще, — потребовалось несколько часов. И что в результате они нам прислали? Только фамилии! В Аргентине все так медленно работают или только в аэропорту Эсейса? Бардак у вас там творится, сеньор Эрнандес.
А Гримани-то не так прост, подумалось мне. Загладить бестактность претензией — не у каждого получится. Впрочем, аргентинец оставил колкость без внимания.
— Что спасатели? Есть выжившие? — упорствовал он.
— Амиго, какие выжившие, о чем ты? — с удивление в голосе повернулся к нему Демоль. — Упасть с такой высоты в воду все равно, что грохнуться на бетонную плиту. И не думай.
Гримани расстелил на столике подробную карту Нормандских островов и вместе с Эрнандесом, голова к голове, склонился над ней. Мне удалось расслышать лишь отдельные фразы: «он не отклонялся с курса?», «что с погодными условиями?», «когда в последний раз самолет выходил на связь?», «насколько опытны пилоты?».
Я отвернулась к окну.
Самолет летел низко. Внизу раскинулась россыпь огней — желтых, оранжевых, голубых. Они собирались в большие яркие пятна, вытягивались в линии, закручивались в спирали, образовывали замысловатые световые кляксы. Только сверху можно было видеть, насколько плотно населена старушка-Европа. Затем внезапно наступил черный провал — мы летели над морем. Вскоре «Сессна» вздрогнула и пошла на снижение, а спустя совсем немного времени она уже лихо подпрыгивала по бетонному покрытию аэродрома. Еще пара минут, и самолетик затормозил, почти уткнувшись носом в стеклянные двери ярко освещенного невысокого здания терминала.
Стюард откинул трап, и я вышла на свежий воздух.
Беспроглядная темень и лютый холод — вот мои первые впечатления о «туристическом рае». Влажность в воздухе такая, что кажется, будто бы идет дождь. И хотя термометр на здании аэропорта показывал +9, по моим ощущениям было все -9. С моря дул холодный пронизывающий ветер, залезающий ледяными ладонями ко мне под меховой жилет. Пахло солью, водорослями, устрицами и еще чем-то неуловимым, свойственным только этому месту.
Как же холодно!
Я попыталась плотнее закутаться в свою чернобурку (все-таки эти жилеты — красивая, но совершенно бесполезная роскошь) и быстрым шагом двинулась к зданию.
Встречала нас целая делегация, возглавляемая маленьким, но очень важным человечком, оказавшимся начальником местного аэропорта, мистером Финчем. Раздувшись от собственной значимости (в кои-то веки на Джерси произошло нечто интересное!), он уже готовился попасть на страницы лондонских газет. Но в то же время было видно — он испытывал страх. Ведь в его спокойный, крошечный мирок ворвалось событие с большой буквы.
Рядом с Финчем переминались с ноги на ногу известные мне по фото одинаково неприметные эксперты из Хитроу — их фамилии заглушил порыв ветра — и незнакомые местные чиновники. Но намного больше меня заинтересовали оставшиеся члены комитета по встрече: щеголеватый и самоуверенный пилот «Британских авиалиний», «назначенный» Ганичем на роль Джеймса Бонда в нашем расследовании, и высокий усталый человек в теплой парке, о котором Ганич упомянуть забыл.
Холодный ветер быстро свернул приветственные речи, и мы всей гурьбой двинулись в дальний конец терминала — местные власти от щедрот там выделили комиссии конференц-зал. Проходя по безлюдным залам аэропорта, я удивлялась, куда подевались пассажиры — по пути нам встретилась лишь пара подростков, пытающихся «уболтать» автомат на бутылку пепси. Ясность внесло большое электронное табло: на все, и без того немногочисленные рейсы в расписании, оно отвечало одним словом — «canceled[2]».
— Может быть, вы хотите отдохнуть с дороги? — суетился начальник аэропорта, пока члены комиссии рассаживались за большим овальным столом конференц-зала. — Может, отложим на завтра?
— Давайте уже начнем, — устало кривясь, проворчал Гримани.
Стандартный офисный стул оказался мал для его обширного зада, и толстяк хотел поскорее завершить свои мучения.
Все, кроме мужчины в парке, выжидающе застыли своих местах, лишь его мощная фигура осталась подпирать стену возле двери. Тоже мне, рыцари круглого стола, — хмыкнула я про себя, разглядывая членов комиссии, сидящих плотным кружком.
Слово взял начальник аэропорта. Витиевато начав с того, как он рад видеть всех нас на Джерси, Финч перешел к трагическим обстоятельствам, которые, к его величайшему сожалению, помешают нам оценить по достоинству… Что именно — мы так и не узнали, ибо высокий незнакомец оторвался от стены и совсем непочтительно отстранил докладчика.
— Моя фамилия Рэналф, — просто сказал он. — Я руковожу спасателями, но в виду того, что спасать некого, завтра утром мы начнем работы по поднятию на поверхность тел и обломков.
— Почему не сейчас? — недовольно осведомился Гримани.
— Ночь, — коротко ответил спасатель. — Водолазы начнут работу с рассветом. Пока что нам удалось локализовать место падения и собрать с поверхности кое-какую мелочь. Утром должно подойти второе спасательное судно с оборудованием для подъема крупных обломков с глубины.
Рэналф подошел к висящей на стене карте и ткнул пальцем прямо в обколотый красными кнопками кружок.
— Вот в этом секторе находятся обломки, лежат на глубине около шестидесяти метров. Самолет при падении раскололся на две части, хвост находится западнее, вот здесь, а фюзеляж находится здесь, — и Рэналф с силой всадил в карту еще пару кнопок.
— Вы можете сказать, самолет распался в воздухе или от удара о воду? — подал голос Гранже.
— Обломки занимают большую площадь, так что, скорее всего, распался в воздухе. Достанем, пусть эксперты смотрят.
— Черные ящики обнаружены? — продолжал допытываться инженер.
— Пока нет.
— Так, что еще? — осведомился Гримани.
— Сводка погоды, — подал голос начальник аэропорта, доставая из папки лист бумаги.
— И что скажете?
В диалог вступил Холланд. Придвинув распечатку к себе, он быстро пробежал ее глазами.
— Я бы сказал, что метеоусловия упрекнуть не в чем, — пожал плечами пилот. — Ветер небольшой. На эшелоне вообще не должен быть заметен.
— Переговоры с диспетчером? — спросил Гримани.
— Все в норме. Отказов техники или иных проблем не было, — быстро ответил начальник аэропорта.
— Данные о предполетной подготовке аэропорт Эсейса предоставил?
— Нет, насколько я знаю, — не сразу ответил Финч.
— Ну как так можно работать! — Гримани плаксиво взмахнул руками.
И тут все заговорили разом, шумя и перекрикивая друг друга. И сколько я не напрягала слух, пытаясь разобраться в сказанном, поняла лишь то, что пока никто ничего не знает.
— Я бы хотел посмотреть списки пассажиров и экипажа, — вдруг подал голос Эрнандес. — Они-то точно поступили.
Начальник аэропорта протянул лист бумаги.
— Тридцать пять пассажиров и пять человек экипажа, — сказал он.
Аргентинец вцепился в лист обеими руками. Я придвинулась к нему и быстро пробежала текст глазами. Никакого Эстебана Мударры там, конечно же, не было. Но никто и не обещал, что будет легко.
Эрнандес с разочарованием на лице уже готовился отложить список, но потом вдруг опять придвинул его к себе. Он буквально пожирал глазами листок, но мне все эти Эсекели Феррейры и Бернабе Маджиолы не говорили ничего.
— Интернет под боком? — вдруг тихо спросил Эрнандес.
— Да, — ответила я, вытаскивая смартфон.
— Ну-ка поищи мне Серхио Руджери.
— Это кто-то известный? — осведомилась я, пытаясь совладать с кнопками. И тут же с удивлением ответила себе:
— Игрок сборной Аргентины, клуб «Монументаль», Аргентина.
— Габриэль Вальдес?
— Игрок сборной Аргентины, клуб «Монументаль», Аргентина. Играет под именем Габриэль.
— Фелипе Сантос?
— Настоящее имя Гато, игрока сборной Бразилии, клуб «Монументаль», Аргентина.
— Посмотри остальных пассажиров, — тихо велел мне Эрнандес.
От волнения он даже на «ты» перешел, от чего меня категорически предостерегал.
Через несколько минут перед нами лежал список из двадцати двух футболистов. Шестнадцать из них играли в «Монументале», остальные шестеро в других командах Аргентины, Бразилии, Уругвая и Чили. Среди пассажиров также значились тренер «Монументаля» и четыре персонажа, идентифицированные нами как руководство клуба и обслуживающий персонал команды.
— Итак, двадцать два футболиста, — задумчиво проворчал Эрнандес. — Но что они собирались делать в Лондоне?
Я быстро просмотрела оставшихся пассажиров. Из них Интернет мог сообщить только о троих, к футболу все трое отношения не имели. Двое являлись членами совета директоров крупной транснациональной корпорации, людьми непубличными, но все же какие-никакие данные о них просочились в сеть, третий же был видным аргентинским юристом. Ну что ж, отправлю список Ганичу, это по его части.
— Монументаль, Монументаль… — тем временем удивленно бормотал Эрнандес. — Всегда был весьма посредственным клубом. За каким дьяволом их понесло в Лондон в самолете Мударры?
Пока мы с Эрнандесом занимались списком, совещание успело поставить точку. Глава комиссии со страдальческим видом отбыл в персональном автомобиле с водителем, местные разъехались самостоятельно, а остальных микроавтобус отвез в отель Pomme D'or в Сент-Хелиере — столице и единственном населенном пункте Джерси, более-менее напоминающем город. Отель я сразу же окрестила «Помидором».
Едва переступив порог «Помидора», Демоль предложил выпить за знакомство. Эрнандес и троица из Хитроу горячо поддержали эту идею. Гримани, окатив выпивох недовольным взглядом, предупредил, что завтра не потерпит никаких опозданий, и отправился спать. Рэндалф тоже отказался, сославшись на завтрашнее погружение.
Выходить на холод не хотелось никому, поэтому компания оккупировала отельный бар.
— Надеюсь, вы не откажете нам? — подошел ко мне улыбающийся судмедэксперт.
— Почему бы и нет, — решилась я после некоторого раздумья.
Все равно придется выстраивать отношения с коллегами, так почему бы не начать прямо сейчас?
Мы сдвинули два стола и заказали местный эль и бутылку скотча. После первой пинты скованная поначалу атмосфера разрядилась, а когда подошла к концу вторая, все уже были лучшими друзьями. Да, именно так. Друзья и коллеги до той поры, пока не нашелся портфель Мударры. Это потом мы будем готовы перегрызть горло друг другу, выполняя задание государств, пославших нас сюда. Сейчас же Демоль обнимался со всеми британцами поочередно, Эрнандес рассказывал пошлые анекдоты, и даже анемичный, словно вампир, Гранже немного порозовел и игриво мне подмигивал.
К этому времени персонал гостиницы уже кидал в нашу сторону косые взгляды. Нам стало обидно. Демоль попытался поговорить по душам с барменом, но тот вызвал охрану отеля.
— Где же ваше хваленое джерсийское радушие?! — кричал порядком надравшийся судмедэксперт.
Но и на этот раз его не поняли и пригрозили вызвать полицию. Демоль обиделся окончательно.
— Вот вам! — орал он, отвешивая неприличные жесты в сторону барной стойки.
В знак протеста компания дала зарок больше никогда не пить в этом негостеприимном баре и нацелилась на продолжение веселья в ближайшем к отелю пабе. К этому времени холод уже никого не пугал.
Ничего интересного про катастрофу за все время попойки я не узнала, а слушать дальше старые байки и мужское бахвальство, равно как и выходить на холод мне не хотелось. Тем более что давно пора отчитаться шефу.
Попрощавшись с загулявшими коллегами, я направилась к лестнице. Ковровые дорожки приглушали мои шаги, и уже свернув в коридор, ведущий к моему новому жилищу, я резко затормозила. Из приоткрытой двери одного из номеров выглядывала необъятная корма господина Гримани, который по всем моим прикидкам должен был досматривать десятый сон. Медленно пятясь задом в коридор, он непрестанно кланялся и бормотал «да, сэр», «будет сделано, сэр», «всенепременно, сэр». Оставалось только каблуками прищелкнуть от усердия, но толстяк был в домашних тапочках.
Дверь захлопнулась, и Гримани с явным облегчением на лице привалился к стене. Несколько минут он растирал левую часть груди, а затем, пошатываясь, двинулся по коридору к себе, так и не заметив меня.
Интересно, кто же напугал нашего грозного начальника?
Я сделала пару шагов назад и неслышно спустилась в лобби, где заказала мартини и чашку чая. Чай я неспешно выпила, хотя класть в заварочный чайник пакетик — это моветон, тем более для острова с давними британскими традициями. Спустя полчаса я решила, что времени прошло достаточно, и отправилась обратно наверх. По пути мне вспомнилась дама с лисой из «Семнадцати мгновений весны». Я хмыкнула, расстегнула пару верхних пуговиц на блузке и сняла свой меховой жилет. Чернобурку я держала так, чтобы она, подпрыгивая, волочилась за мной по ступеням, другая моя рука была занята бокалом с мартини. В таком виде я и предстала перед интересующей меня дверью.
— Хави, открой это я, — я осторожно поскреблась в дверь, из которой полчаса назад вышел Гримани.
В номере было тихо. Я постучала громче.
— Сеньор Эрнандес, не заставляйте даму стоять под дверью!
Тихо. Я сильно пнула дверь ногой.
— Хавьер! Открой немедленно!
Наконец за дверью послышались шаги, щелкнул замок, и передо мной предстала настороженная физиономия нашего летного эксперта.
— А где Хавьер? — глупо спросила я, изображая барышню, хлебнувшую лишнего.
Холланд окинул меня сложным взглядом, затем подозрение в его глазах цвета векового льда сменилось пониманием, и он усмехнулся:
— Вы перепутали, милая леди, господин Эрнандес в другом номере.
Я прикрыла глаза и выпустила свой жилет.
— Давайте-ка, я провожу вас, — сказал он, забирая у меня из рук бокал.
Кто же ты такой на самом деле? — думала я, безвольно повиснув на локте британца.