Битва троллей

58

Когда Тамар открыл глаза, мир еще лежал в темноте. Маленькая чаша в его шатре уже погасла. На мгновение его рука поднялась, пытаясь найти тело Флорес, но потом он вспомнил, что влахака сейчас спала в своей собственной палатке. Он разочарованно опустил руку и закрыл глаза. Короткие моменты с Флорес означали для него спокойствие в этом бушующем мире. В его душе засело осознание того, что дальше так продолжаться не может, но до сих пор ему удавалось отодвинуть эту мысль до времени после битвы. «Еще немного, — подумал Тамар. — И тогда я снова выйду в дождь».

Прошло некоторое время, прежде чем Тамар заметил, что шума дождя по шатру не слышно. Он удивленно открыл глаза, встал, накинул холодную одежду и надел пояс для оружия. Когда он вышел из шатра, то увидел караулы, которые стояли на валу и между палатками. Еще горело несколько костров, и в воздухе был слышен их запах, пряный дым, который на этот раз не смывался непрекращающимися потоками дождя.

На небе луна лишь наполовину скрылась за облаками, которые из-за этого приобрели серебристое сияние. Группы облаков гнались друг за другом, но Тамар увидел, как между ними светятся звезды. «Ночь — время мрака и врагов божественного света, — вспомнил Тамар одну из многих литаний Альбус Сунаса. — Однако луна тоже посылает нам божественный свет, который защищает нас от всепоглощающей темноты. Смерть ходит ночью, забирает стариков и больных, детей и слабых. Только божественный свет может защитить нас от вечной темноты». Эти слова рассказывали детям, и Тамар удивился, что он до сих пор помнит их наизусть. Его отец всегда рассматривал орден Альбус Сунас только как средство укрепления власти и не волновался о вере. Тамар тоже считал утренние молитвы не более чем необходимым злом, но, очевидно, наставления священников оставили в его уме более глубокие следы, чем он думал до этого.

С Соркат все еще дул холодный ветер, но без промачивающего насквозь дождя он стал не таким уж неприятным. Тамар почувствовал себя необъяснимо воодушевленным, будто вместе с дождем улетучилось его мрачное настроение. Он быстро вернулся в свой шатер и начал надевать доспехи. «Сцилас нападет сегодня. Он был бы дураком, если бы не воспользовался такой погодой. Вчерашнее прибытие его кавалерии придало мужества его солдатам, и он знает, что для наших солдат это должно было произвести обратный эффект».

На востоке солнце окрасило облака в красный цвет. Сначала в глубокий темный тон, который напомнил Тамару кровь, но затем он быстро стал светлеть, пока горизонт не озарился розовым светом. Вокруг юного марчега солдаты наслаждались первыми лучами солнца. Тамар тоже на мгновение закрыл глаза. «Все-таки еще раз почувствовать тепло солнца, прежде чем…» Разозлившись на себя, он попытался изгнать из головы непрошеные мысли. Однако вместе со светом армия Сциласа тоже подтянулась из своего лагеря, и Тамар почувствовал глубоко внутри, что время ожидания закончилось. На этот раз в рядах врагов масрид обнаружил напряжение, вездесущую готовность, которую в последние дни он не замечал.

Его взгляд прошелся и по своим солдатам. Рядом с ним Кевес крепче взялся за копье; кожаная перчатка сцарка тихонько скрипнула. Его глаза неподвижно уставились на отряды Сциласа, над которыми на ветру реяло знамя с драконом.

— Сегодня они придут, — почти неслышно прошептал Кевес. Несмотря на холод, на его лбу появились капельки пота.

— Да, — ответил Тамар и заставил себя улыбнуться. — Сегодня наконец все решится и останется позади.

Но для начала марчег Ласцлар приказал своим отрядам занять позицию: пехота длинными рядами, кавалерия за ними. Почти не желая этого, Тамар посмотрел на Флорес, которая стояла посреди своих бояр. Влахака тоже не спускала глаз с врага.

Солнце невыносимо медленно поднималось все выше. Солдаты вздрагивали от каждого шороха, каждого крика из низины. Но атаки пока еще не было. Сцилас все еще находился в своем шатре, об этом свидетельствовал его личный штандарт.

От влажной земли и мокрой травы поднимался туман. Тонкие его клочки кружились на ветру и казались Тамару призрачными тенями мертвых, которые уже дожидались тех, кто погибнет сегодня. Наконец солнце прогнало туман. Когда он поднялся уже очень высоко, то просто растаял. Так как воины уже целое утро напряженно ждали у вала и в каждое мгновение ожидали начала атаки, то во многих местах напряжение снимали грубыми шутками и хриплым смехом.

Но затем из долины донесся сигнал горна, длинный и низкий.

— Лучники! — прокричал юный марчег и поднял руку, когда пехота под ними пришла в движение.

В нижних рядах приготовились дальнобойные лучники. Они поставили свои луки на землю, взяли стрелы в руки. Перед ними также заняли позицию и приготовили свое оружие те немногие стрелки с арбалетами, что еще остались.

— Готовься!

Стрелы были приложены, тетивы слегка натянуты. Затем лучники сильнее натянули тетивы и при этом подняли свое оружие. В долине сейчас шла только пехота, кавалерия оставалась на местах. Тамара вдруг охватило ледяное спокойствие. Словно он неожиданно стал другим, он спокойно оценил ветер и траекторию полета. На крошечное мгновение его внимание отвлекла хищная птица, кружащая над полем битвы, но потом он опустил руку.

— Давай!

Зажужжали тетивы, и стрелы взлетели и опустились, словно голодные хищники, на приближающиеся отряды. Они оставались дрожа торчать в щитах, вонзались в землю, впивались в доспехи и вгрызались в плоть. Крики боли стали наградой за первую атаку, однако у Тамара не оставалось времени посмотреть на результаты первого выстрела. Лучники их противника тоже ответили выстрелами, заставив Тамара пригнуться за своим щитом.

Лучники стреляли так быстро, как только могли, в то время как противник, подняв щиты, продвигался вперед. Вокруг кричали раненые. Скоро к жужжанию тетив добавился жесткий удар из арбалетов, однако их врагов было слишком много и слишком хорошо они были защищены, чтобы их можно было остановить только дальними выстрелами.

Затем нападающие с криком преодолели последние десятки шагов и бросились со всей силой на баррикады. Море копий ощетинилось им навстречу, щиты выдерживали удары.

Солдаты Сциласа нападали по всей линии вала, но Тамар мог заниматься только своим отрезком. Он должен был положиться на то, что влахаки удерживали свой. В нем всколыхнулись воспоминания поражения у Трех Сестер. Однако его доверие к Флорес заставило эти горькие картины исчезнуть.

Со щитом и секирой Тамар стоял посередине своих воинов. Каждого врага, который прорывался через острия копий, осыпали ударами, оттесняли назад или убивали. Земля вала все еще была Влажной и скользкой, а ров перед ней наполнен дождевой водой. Уже скоро перед этим простым укреплением стали накапливаться трупы врагов, а вода окрасилась в кроваво-красный цвет.

Через показавшийся бесконечным период времени сигнал горна отозвал нападающих назад.

Тяжело дыша, Тамар поставил щит на землю и огляделся. Ряды сохранились, врагам нигде не удалось пробить бреши. Темная земля была пропитана кровью масридов и влахаков, трупы покрывали обе стороны вала. Раненые кричали, моля о пощаде, о помощи, или просто от боли. Юный марчег ожесточил свое сердце против этих ужасных криков, в которых слышалось так много страдания. «Сегодня еще многие будут кричать, еще многие отдадут свою жизнь за эту землю».

Земля была взрыта, но баррикады до сих пор держались, даже если и временные постройки против кавалерии во многих местах завалились или были вырваны из земли. Рыхлая земля скатилась во рвы и засыпала погибших.

Прежде чем Тамар успел отдохнуть от боя, снизу в наступление пошла кавалерия. Сцарки в легких доспехах в дикой скачке устремились на защитников только для того, чтобы, попав в зону досягаемости, пустить стрелу и развернуться назад. Ответ лучников Тамара был слабым и почти не попадал в быстро уносившихся прочь сцарков.

Непосредственно после этого выстрела пришла в движение тяжелая кавалерия.

— Закройте бреши, — громко приказал Тамар и снова взял в руку свой щит.

Даже вверх по склону всадники приближались на впечатляющей скорости.

— Щиты!

Когда они уже были на расстоянии почти пятидесяти шагов, всадники опустили копья. Взгляд Тамара прошелся по кавалерии противника, их роскошным жеребцам, измазанным в глину копытам, обнаженным зубам. Он увидел щиты с военными символами, тяжелые доспехи, длинные копья. Затем штурм докатился до них.

Копья трещали, пики разламывались, стрелы вонзались в тело. Натиск был убийственным, но вал выдержал. Кони проваливались в ров, с поломанными ногами ударялись о вал. Всадники выскакивали из седел.

— Тесните их назад! — громко крикнул Тамар, который бросался в образовавшиеся бреши и тоже нападал на врага. Атака превратилась в рукопашный бой, где смешались фыркающие кони, кричащие люди, оружие, щиты, грязь и кровь. Снова и снова Тамар бил по своим врагам, пригибался, поднимал щит, пока это нападение не закончилось так же резко, как и началось. Тяжелая кавалерия отступила назад.

Некоторые сорвиголовы кинулись преследовать их, но Рурьос резкими приказами заставил их вернуться и навел порядок в рядах. Пока Тамар не выпускал из виду врагов в долине, в лагерь уносили раненых и там помогали им по мере возможности. Их крики неслись над полем боя.

Бросив взгляд на солнце, Тамар обнаружил, что оно почти не сдвинулось с места. «Одна атака отбита. Сколько же нам их еще предстоит?»

Он посмотрел в сторону, где должен был стоять Кевес. Однако он нигде не видел сцарка. Тамар стал осматривать ряды. А потом он увидел его. Кевес лежал на валу, ноги подтянуты, руками обхватил живот. Тамар быстро подскочил к своему верному воину, но сразу же увидел, что его помощь пришла слишком поздно. Кевес был уже мертв, глаза пусты и безжизненны. Печаль и ярость охватили сердце Тамара, однако он смог не поддаться этим чувствам. Негнущимися пальцами он схватил сцарка, нагрудная пластина доспехов которого была пробита копьем, и понес его в лагерь.

«Ты обязательно найдешь свой путь в Божественном свете, — подумал юный марчег, когда опустил тело Кевеса на землю. — Мы все очень скоро последуем за тобой». На мгновение он позавидовал сцарку, лицо которого осталось таким мирным в смерти. Затем он отвернулся и пошел к живым, за судьбу которых еще был ответственен.