Битва троллей

37

— Кто еще?

— Старес, Антра, Оден, Цорге…

Список, казалось, был бесконечным. Пальцы Тамара так сильно сжали край стола, на который он опирался, что косточки побелели. В уме прокручивались имена погибших и пропавших, которых Рурьос называл бесцветным голосом.

Юный марчег понимал, что этот список должен привести его в ярость. Он хотел ненавидеть, но больше не был способен ни на какие сильные чувства. Только глухое отчаяние, которое заглушало все остальные переживания, поднялось у него внутри.

— Катастрофа, — закончил Рурьос свою речь. — И это еще не все.

— Есть еще плохие новости? — спросил Тамар, не поднимая глаз на ветерана.

— Да. Сообщения наших лазутчиков.

— Позволь угадать: Сцилас следует за нами по пятам?

— Он повернул и идет на запад. Его кавалерия уже подошла к Маги.

Тамар с удивлением посмотрел на старого воина, усталое лицо которого было омрачено беспокойством. Сложный марш-бросок во время бегства на юг не прошел бесследно и для Тамара, но от Рурьоса вообще осталась одна тень.

— На запад? — повторил вдруг юный марчег.

Он быстро раскрыл карту на столе и провел пальцем по течению Маги, на берегу которой остатки объединенной армии разбили лагерь.

— Тогда Сцилас окажется между нами и Теремией. Теперь влахакам отрезан путь назад.

— Не только им, — мрачно перебил его Рурьос. — На северо-западе Сцилас стоит с основной частью своей армии. На западе ждет его кавалерия, которая довольно долго сможет удерживать любую попытку прорваться, пока подоспевшая пехота не пойдет в атаку. На юге протекает Маги, которую мы не сможем пересечь без лодок.

— Мы можем пойти на восток, вглубь Сиревы.

— А потом? Турдуй все еще занят солдатами Сциласа. Единственной надеждой был бы быстрый штурм. Но если дракон сможет удержать город и нам останется только осада, тогда его армия развернется к нам и разобьет нас прямо под стенами своего собственного города!

Хотя Тамар и взвесил тщательно все слова ветерана, он в конце концов должен был признать, что тот прав.

— Куда еще? — мрачно спросил Рурьос, но Тамар не знал, что ответить.

«Нам остается только дорога на север в непроходимые горы. Но там мы станем не более чем кучкой беззаконных, которые скрываются в долинах. Вряд ли я смогу найти достаточно воинов, чтобы еще раз открыто противостоять ему».

Казалось, Рурьоса занимали похожие мысли, так как он задумчиво поскреб свой небритый подбородок и уныло покачал головой.

— Если мы сейчас спрячемся, то Сцилас объявит о своей победе и, возможно, сразу займет трон Ардолии. Как много масридов устремится к нему, когда он пообещает им новое покорение влахаков?

— Слишком много, — пробормотал Тамар.

Солдаты в лагере все еще были обессилены переходом и подавлены ужасом поражения. Однако уже скоро начнется недовольство. И хотя вопреки всем надеждам им удалось уйти от войска марчега Ласцлара не в беспорядочном бегстве, а организованно, потери все же были ужасными. Моральный дух воинов висел на тонкой ниточке, которая готова была порваться в любую секунду. Юный марчег чувствовал беспокойство и страх в лагере, он видел их в глазах своих воинов, слышал в перешептываниях у костра.

— Приведи мне госпожу Флорес, — резко приказал он. — Мне нужно обсудить с ней кое-что.

Не поднимая глаз на Рурьоса, Тамар знал, что на лице ветерана появилось выражение презрения. Но он ничего не сказал, а только молча вышел из шатра и исчез. Тамар со вздохом опустился на низкий стул и погрузился в безутешные мысли над картой страны, которая кусочек за кусочком ускользала от него. И только когда полотнище входа откинулось, марчег снова поднял голову.

Флорес сал Дабран тоже выглядела уставшей. Ее камзол был весь заляпан кровью, грязный и разорванный. В таком виде она больше походила на нищенку с улиц Турдуя. Но хоть лицо Флорес и было бледным, а под глазами легли темные круги, оно выражало решительность, которой Тамар всегда завидовал.

— Марчег, вы посылали за мной?

— Да. Есть новости и, к сожалению, совсем не хорошие, — добавил Тамар и указал на карту. — Сцилас отрезал вам путь на запад. Он пытается прижать нас к реке.

Теперь уже лицо Флорес выражало беспокойство, когда она склонилась над столом и начала изучать карту. Ее взгляд прошелся по карте, она сжала руки в кулаки.

— Вот ублюдок, — выдала она.

— Для нас положение выглядит не лучше. На востоке у нас едва ли есть возможность выступить в бой против Сциласа и при этом победить.

Тамар покачал головой.

— Слишком велика опасность, что мы простоим там слишком долго, так что нас догонит армия Сциласа. Мы можем сбежать на север, но как нам кормить целую армию?

— Но, с другой стороны, нельзя, чтобы марчег Ласцлар навязал нам битву. Не сейчас, иначе он просто уничтожит нас. Воины обессилены; к тому же все еще сильно подавлены поражением. Мы не сможем выстоять в мало-мальски серьезной атаке.

— Я знаю, — ответил Тамар и опустил голову на руки. — Мы в ловушке. Или же мы сбегаем и прячемся в горах, где умираем медленной смертью, или же принимаем вызов и умираем быстро.

— Или же мы идем на юг.

Тамар растерянно посмотрел на боярыню, потом горько улыбнулся.

— Прекрасная идея, госпожа Флорес: только не забывайте о том, что перед нами этот трижды проклятый поток!

— Нам как раз через него и нужно перебраться на ту сторону.

— Да? Но прежде чем мы успеем построить достаточно лодок, Сцилас уже будет здесь. Что нам делать? Плыть?

— А вы послушайте меня, — ответила Флорес, и робкая улыбка озарила ее лицо.

Несмотря на продолжительную летнюю жару, вода в реке была очень холодной. В Маги впадали горные речки, истоки которых были на вечно заснеженных вершинах Соркат. Тем не менее Тамар без промедления нырнул в ее воды. Марчег молча бранил себя за собственное безрассудство. «И почему я согласился принять участие в этой рискованной операции? Это такое безрассудство». Но при обсуждении плана участие в этой вылазке показалось ему хорошей идеей. Ему сейчас срочно нужно было восстановить доверие своих воинов. Если он еще не совсем потерял его, то вся надежда было на это.

Тем не менее он был не очень хорошим пловцом, а Маги даже с низким уровнем воды оставалась опасной.

Флорес со своими людьми уже вошла далеко в реку и нырнула. Тело Тамара покрылось мурашками, однако он прыгнул в воду, решив не отставать от влахаков. Холодная вода накрыла его с головой, и звуки мира доносились глухо и искаженно. Затем он снова вынырнул и поплыл мощными рывками.

Однако вместо того чтобы бороться с течением, он позволил ему нести себя вниз и при этом приближался к противоположному берегу. Вокруг себя он слышал журчание речки и всплески множества рук, однако темная ночь не позволяла ему увидеть всех, а только тех, кто плыл поблизости. Посередине реки течение вдруг с непреодолимой силой потянуло его, и на какой-то момент Тамар подумал уже, что не сможет выплыть, но затем сила течения стала слабее, и он смог спокойно плыть, пока, тяжело дыша, не добрался до небольшого откоса и не вылез на берег.

Прохладная вода стекала по его коже, отчего ему было очень холодно. От легкого ветерка становилось еще холоднее, марчег прямо-таки начинал дрожать. Но ему нельзя было терять время, и он попытался сориентироваться в темноте. С этой стороны реки местность выглядела совершенно другой. Наконец он заметил большую иву, которая низко склонялась над водой. Тамар тихо прокрался через высокую траву к условленному месту встречи. Возле дерева уже стояли несколько воинов; двое были на страже, но они пропустили марчега без вопросов.

— Не хватает двух влахаков и четырех масридов. Нет, только трех масридов, сейчас, когда вы уже здесь. Мы еще немного подождем.

Тамар молча кивнул и попытался сдержать стук зубов. Чтобы отвлечься от холода, который словно покрывало накрыл все его тело, он решил проверить, хорошо ли этот ночной заплыв перенесло его снаряжение. Его клинок еще прочно сидел в ножнах, он был длиннее, чем кинжал, но в лучшем случае как короткий меч. Это оружие очень любили сцарки, которые выступали в бой в основном с луками, а такой клинок использовали только при крайней необходимости. Хотя это оружие и было заострено с двух сторон, но в основном смертельный удар наносился острым кончиком лезвия. Будучи удобным для беспощадного рукопашного боя, из-за своей маленькой длины он не подходил для больших сражений. Сцарки называли его собачьим хвостом, вероятно, потому, что длина клинка была как раз равна собачьему хвосту.

— Симпатичный кинжал, — заметила Флорес, которая растирала себе ладонями руки и бежала на месте, чтобы согреться.

Тамар с улыбкой посмотрел на боярыню.

— Это и есть один из знаменитых народных танцев Ардолии?

— Влахкиса, — сразу же поправила его Флорес и остановилась. — Вода чертовски холодна.

Однако прежде чем Тамар успел согласиться с ней, к ним подошли еще пять воинов.

— Теперь уже все, — пробормотал Тамар и повернулся к группе из почти двух дюжин солдат. — Итак, в путь. Отставшим придется догонять нас или возвращаться назад. Все идут за Флорес, только тихо!

Не медля больше ни секунды, влахака пригнувшись побежала вдоль берега реки. Рядом с берегом проходил бечевник, тропа бурлаков, которой, однако, явно пользовались гораздо меньше, чем самой северной тропой, так как местность здесь была совсем необжитая, во многих местах заросшая густым кустарником. Тем не менее они легко продвигались вперед, пока Флорес не остановила их, подняв руку. Тамар осторожно прокрался к ней и присел в траву рядом с влахакой.

— Там, — прошептала она и показала на маленький огонек на расстоянии нескольких десятков шагов от реки.

Там явно был костер. Тамару удалось разглядеть, что он уже догорал. Он молча кивнул Флорес, и она передала сигнал остальным воинам. Вместе они тихо подкрались ближе, пока расстояние до противника не уменьшилось до тридцати шагов.

Заметив силуэт возле костра, он побежал к нему, вынув клинок из ножен. Воины последовали за ним без приказа. В этот момент были забыты все воспоминания о поражении, и Тамар ринулся в круг света. Караульный удивленно обернулся к нему, но прежде чем успел отреагировать, Тамар уже вонзил клинок ему в горло. Пока мужчина хрипя оседал на землю, мимо марчега проскочили его солдаты и кинулись на спящих. Быстро осмотревшись вокруг, Тамар увидел, что его помощь уже не нужна. Тут он почувствовал, что его правой руке необычно тепло, он глянул вниз и увидел, что она в липкой крови, которая забрызгала его до самого локтя, когда он вынимал клинок из горла убитого. Вытирая руку о плащ караульного, он обратился к Флорес:

— Возьмите их лодки. Нам нужно поспешить. Чем больше мы успеем этой ночью, тем лучше.

Влахака кивнула и выделила несколько воинов, которые спустились к реке и подготовили к отплытию неглубокие баржи. Довольный Тамар огляделся вокруг. Маленький лагерь караульных был взят, солдаты Сциласа мертвы или взяты в плен. Теперь у них были лодки. Конечно, их недостаточно для полной армии, но при небольшом везении они смогут переплыть реку, прежде чем марчег Ласцлар узнает об этом.

Смех снова сотряс шатер Тамара, и марчег не удержался, чтобы не рассмеяться вместе со всеми. Мысль о лице Сциласа, когда тот получит доклад своих лазутчиков, была чрезвычайно приятна. Кевес жеманно провел по прядям волос и откинул голову.

— Я и не думала, что у тебя есть такой талант! — воскликнула Маиска.

Юная воительница явно выпила уже слишком много, так как ее слова были нечеткими, а взгляд блуждающим. Она с трудом поднялась, стараясь не опираться на раненую ногу, и подняла кружку:

— За Кевеса, который лучший марчег Ласцлар, чем сам марчег Ласцлар!

Все присоединились к тосту воительницы, которая выпила одним залпом. Тамар удивленно поднял брови. Он сам очень осторожно пил этот крепкий шнапс, который, скорее всего, был приготовлен из яблок, но на вкус был простой хлебной водкой. Маиска же пила так, словно завтрашнего дня не было. «По крайней мере, скоро ей точно захочется, чтобы завтра не наступило». Воины отмечали удачную вылазку и переправу войска через реку, такой нужный успех после подавляющего поражения. Поэтому Тамар поднял свой серебряный кубок к губам и отпил немного, не забывая при этом не вдыхать его запах.

Неожиданно он заметил взгляд Флорес, которая внимательно смотрела на него поверх своего кубка. Тамар кивнул ей и приподнял кубок в знак привета. Она ответила тем же. «Ей так же, как и мне, хорошо на душе от того, что нам удалось перехитрить проклятого марчега. Нам удалось сбежать из расставленной им ловушки, пусть всего лишь на данный момент».

Тут она подошла к нему ближе.

— Марчег, вы готовы еще раз оставить Сциласа в дураках? — с лукавой усмешкой спросила она.

— Всегда, госпожа Флорес, в любое время.

— Так я и думала, — прошептала она и подмигнула ему. — На коне вы скачете гораздо лучше, чем плаваете, — вдруг заметила она. — На какое-то мгновение я уже подумала, что Маги понесет вас к самим Соркатам.

— Неужели вы беспокоились обо мне? — с наигранным удивлением спросил Тамар. — А что стало с вашим старым добрым боевым кличем «смерть всем масридам»?

— Эй! — смеясь запротестовала она, но потом, немного подумав и посерьезнев, добавила: — Я думаю, что пожалела бы, если бы речка унесла вас.

Марчег чокнулся с ней кубком. Но она, кажется, не заметила этого, так как уже отвернулась и крикнула Кевесу, чтобы он еще раз показал им марчега Ласцлара. Пока сцарк с удовольствием выполнял эту просьбу, вызывая тем самым новый приступ веселья у всех присутствующих, Тамар откинулся назад и закрыл глаза.

Будущее, словно темная тень, накрыло его вдруг со всей силой, унеся с собой веселое настроение. «Завтра рано утром надо отправляться в путь. Сцилас тоже будет пытаться перебраться через Маги, даже если мы уничтожили лодки. Нам важен каждый шаг опережения, который получится сделать. Но куда мы пойдем? Нам придется изо дня в день жить лишь с одной целью: уйти от Сциласа».

Марчег устало зевнул. Когда он снова открыл глаза, то увидел перед собой Кевеса, который смотрел на него с непонятным выражением лица.

— Что?

Вопрос прозвучал недовольно, и когда Тамар понял это, то тут же пожалел о своем грубом тоне. Однако прежде чем он успел сказать об этом, Кевес привлек внимание всех присутствующих и заявил:

— Марчег устал. День был длинным. А завтра будет такое же долгое… нет, в смысле, такой же долгий…

— Такой же долгий день, — пришла ему на помощь Маиска, которая, однако, произносила слова ненамного лучше его.

— Точно. Так что нам нужно удалиться.

Предложение Кевеса не было принято с большим восторгом, но даже когда Тамар успокаивающе поднял руки, это мало помогло. Настроение ушло, и маленькая компания начала быстро расходиться. Марчег еще пытался протестовать, но было слишком поздно. Кевес и Маиска со всем уважением распрощались с ним и вышли из шатра в ночь. Флорес тоже собралась уходить.

— Я желаю вам спокойной ночи, марчег, — сказала влахака. Тамар медленно встал. Он хотел объяснить ей, что совсем не намеревался заканчивать празднование.

— Не могли бы вы мне составить компанию еще ненадолго? — спросил он вместо этого, что и для него самого стало полной неожиданностью.

Флорес тоже удивленно посмотрела на него. Она немного помолчала, а потом по ее лицу Тамар понял, что она собирается отказать ему. Тогда, опережая ее ответ, Тамар быстро сказал:

— Возможно, как раз сейчас хороший момент, чтобы выпить еще по кубку и попрощаться с госпожой Висинией.

Влахака с сомнением посмотрела на Тамара, который пытался дружески улыбаться. «Я не хочу сейчас оставаться один, — понял он. — Утро со всеми трудностями наступит и так слишком скоро».

— Ну, хорошо, — наконец ответила Флорес и снова села.

Тамар с облегченным вздохом тоже опустился на подушки, которые лежали на истоптанном ковре. Весь пол шатра был выложен соломенными рогожками, которые предохраняли от холода и сырости земли. Пока Флорес не спеша облокотилась на подушки, Тамар налил им двоим по последнему кубку шнапса.

— Жаль, что у нас для того, чтобы выпить за вашу родственницу, есть только эта сивуха, — извиняясь, произнес он, однако Флорес отмахнулась.

— Это вы еще не пробовали шнапса, который продается в пивных Теремии, иначе вы не называли бы вот это сивухой.

— Расскажите мне о госпоже Висинии, — попросил ее марчег. — Я знал ее слишком недолго.

— Я познакомилась с ней, когда мы вместе со Стеном приехали в Дезу. Тогда мы были беженцами. Висиния была немного младше нас, возможно, двенадцать или тринадцать лет ей было, я уже точно не помню. И уже тогда она была очень рассудительной девочкой. К тому же ее воспитывали с мыслью, что однажды она станет опорой свой сестре. А еще она, конечно, была настоящей красавицей. Я думаю, мой брат влюбился в нее с первого взгляда.

Влахака рассмеялась, словно вспомнила что-то веселое.

— Но это продлилось не очень долго, потому что мы ее испортили.

— Испортили?

— После того как мы обжились в Дезе, мы довольно быстро приобрели нехорошую славу. Заработали себе кучу неприятностей, даже когда Натиоле пытался покрывать нас. Хотя он был старше, он был единственным, кому мы могли доверять.

Тамар посмотрел на Флорес, в то время как та продолжала рассказ. Но ее темные глаза не видели его, казалось, что они смотрели прямо в прошлое.

— Вместе с Висинией мы тоже придумывали кучу всяких шалостей. Она всегда казалась такой серьезной, но уже в то время была себе на уме. Пока Стен с Натиоле и другими не ушли на войну против Цорпада. У Висинии становилось все меньше свободного времени, так как она принимала на себя все больше обязанностей, пока, в конце концов, ее не отправили посланником в чужой двор. Тогда через какое-то время я просто ушла. Я больше не выдерживала жизни в Дезе, где была только одна цель: борьба против масридов.

— Но ведь вы же боролись с ними? Против Цорпада?

Флорес немного помолчала, затем ее взгляд вернулся в реальность и она пристально посмотрела на Тамара.

— Я нашла себе работу наемницы. Я не хотела иметь ничего общего со всем этим. Но потом мне все же пришлось ввязаться в это дело. Стена считали погибшим, хотя он просто был с троллями. Нати пришел ко мне в поисках убежища. Сначала я сопротивлялась, но каким нужно быть человеком, чтобы не помогать своим друзьям и своей семье?

Молодая женщина пожала плечами.

— Возможно, мой брат прав и в нашей стране просто нельзя долгое время уходить от войны.

— Возможно, и так, — задумчиво пробормотал Тамар.

— Теперь все они мертвы, а мой брат исчез, — тихо сказала Флорес.

Казалось, она сказала это больше себе, чем Тамару.

— А я, я живу, и я боярыня Дабрана. Пути нашей жизни часто непредсказуемы.

После этих слов оба замолчали. Тамар сделал еще один глоток из своего кубка, Флорес смотрела в пол. Со временем молчание стало неприятным. Наконец влахака решительно поднялась.

— Боюсь, сегодня неподходящий вечер для прощаний. Мы слишком устали. И эти мои старые истории…

Не закончив предложения, Флорес повернулась к выходу. Тамар поспешно подскочил. Он чувствовал вокруг себя пустоту и темноту шатра, которые поджидали его. Но тем не менее он кивнул с улыбкой:

— Конечно, госпожа Флорес.

Она хотела уже развернуться и уйти, но неожиданно зацепилась за одну из подушек и чуть не упала. В мгновение Тамар подскочил и подхватил ее под руку, удержав от падения. Под тонкой тканью он почувствовал ее кожу. Он посмотрел ей в глаза, темно-карие, в которых прыгали озорные искорки от света огненных чаш. И прежде чем он сам понял, что происходит, он прижался всем телом к ней и поцеловал ее. Ее губы были мягкие, их приятный вкус смешивался со вкусом пряного шнапса. Его рука зарылась в ее густые волосы, потом опустилась вниз по спине и притянула ее к себе. Он ожидал, что Флорес оттолкнет его, но ее губы открылись ему навстречу так же жадно, как и его, отвечая на его поцелуй. Он почувствовал, как ее пальцы скользнули под рубаху, царапая грудь. Жгучие царапины на коже лишь распаляли его страсть. Он еще крепче обнял ее, затем поднял и понес к себе, не прекращая целовать. Они вместе упали на ложе. Флорес перекатилась на него, оперлась руками на плечи, стала целовать шею, слегка покусывая. Лежа на спине, Тамар смотрел, как Флорес наконец сняла камзол, не отрывая взгляда от него. Ее кожа соблазнительно блестела в свете огня, и жадные руки Тамара начали гладить ее. Затем он схватил влахаку и притянул к себе, положил рядом и снова стал жадно целовать. Флорес подняла его рубашку, обводила языком его соски и ласкала пальцами живот. Затем она сняла с него рубашку и ее поцелуи начали опускаться ниже, по груди к животу. Хриплый стон вырвался у Тамара и показался ему очень громким, но это не волновало его, потому что сейчас он был в мире, в котором не было забот и мыслей.

Она ловко расстегнула ему пояс, в то время как его руки ласкали ее тело и особенно грудь. Он притянул к себе влахаку. Провел языком по ее груди, зажал губами ее набухшие от возбуждения соски, начал целовать их и облизывать. В это время другой рукой он опустился вниз. Он вспомнил старый солдатский оборот «влажная как ноябрь», но Флорес не дала ему времени закончить мысль. Она выгнулась под ним, снимая штаны. Ее руки притянули его к себе, показывая путь. А когда он вошел в нее, она стиснула его тело ногами. Он мог слышать эхо своего возбуждения в ее стонах, а в глазах видеть отражение своей страсти. И тогда он полностью растворился в ней.

Огонь в чаше почти погас, и лишь слабое тление угольков дарило немного света. Флорес спала рядом с Тамаром; ее дыхание было равномерным, а лицо расслабленным. Темные волосы разметались по плечам и светлому меху ложа Тамара. Только сейчас, в полумраке у Тамара появилась возможность рассмотреть ее, восхищаясь представшей перед ним красотой. Он смотрел на контуры ее тела, на темные руки и более светлую кожу груди и живота. Он заметил на боку шрам, тонкую белую линию. Он постарался все это запомнить: упругие мускулы под мягкой кожей, линии ее ног, темные волосы внизу живота.

Словно во сне, они набросились друг на друга, сжигаемые страстью, позабыв о всяческой осторожности. «Ты — марчег Сиревы», — проворчал тихий голос у него в голове. И на какой-то момент в нем поднялось горячее чувство стыда, которое, однако, так же быстро и ушло.

Не будя ее, он поцеловал ее плечо, которое на вкус еще было соленым. Его пот смешался с ее, и этот вкус вызвал в нем приятные воспоминания. Осторожно он провел пальцами по ее коже, по упругой груди, спустился к прекрасному животу. Она издала невнятное мурлыканье и пододвинулась ближе к нему Он почувствовал, как в нем опять растет возбуждение, и подумал даже о том, крепко она спала или не очень.

— Простите за беспокойство, марчег, — неожиданно прозвучал голос от входа в шатер.

Тамар поспешно обернулся. Свет лампы ослепил его. Он смог различить лишь пятеро силуэтов, которые явно уже зашли в его шатер.

— Вон отсюда, проклятье! — прошипел марчег и приподнялся.

Он все еще не мог разглядеть лица, но потом лампу опустили. Тамар удивленно вдохнул.

— Оден! Ты жив! Тебе удалось уйти!

— Как видите, марчег. А вы уж и не думали, да?

Сцарк стоял в окружении четырех воинов, на которых еще были доспехи. Тамар обрадованно откинул одеяло и встал, при этом обернул бедра куском ткани и понадеялся, что его тело загородит тело Флорес и ее никто не заметит.

— Конечно, нет. Какая удача!

— Удача? — фыркнул Оден.

Только сейчас Тамар заметил, что спутники Одена держали руки на рукоятях оружия. Их лица выражали презрение; один даже сплюнул, когда взгляд Тамара упал на него. «Все сцарки. Небесный свет, что здесь происходит?»

— Ты — позор для всех масридов, Тамар. Ты валяешься здесь в грязи с этой влахакской потаскухой, в то время как твой народ погибает.

— Молчи! — рассерженно крикнул Тамар и сделал шаг вперед, однако воины вытащили оружие из ножен и мрачно посмотрели на него.

Неожиданно Тамару стало холодно, а на лбу выступил пот. Краем глаза он увидел, как Флорес открыла глаза и напряглась. Однако прежде чем боярыня смогла что-то предпринять, двое воинов подскочили к ней и приставили острия мечей к ее груди. Флорес бросила яростный взгляд на Одена, который, однако, не обращал на нее никакого внимания. Вместо этого сцарк медленно покачал головой, не отрывая взгляда от Тамара. От лица марчега отлила вся кровь, голова пошла кругом, мысли пролетали так быстро, что он не мог понять их. И только одна-единственная мысль повторялась снова и снова: «Предательство!»

— Выведите эту тварь отсюда. Можете поразвлечься с ней, если хотите, или сразу же убейте ее, но в любом случае вырвите ее проклятое сердце, — приказал Оден своим воинам, которые, угрожая мечами, заставили Флорес встать.

Хотя влахака была абсолютно голая, она гордо выпрямилась и держалась очень достойно. Тамар хотел защитить ее, но острие клинка впилось в его грудь, не давая ему сдвинуться с места.

Пока Флорес выводили из шатра, Оден подошел к Тамару. И сцарк снова взглянул прямо в глаза Тамара.

— Даже пепел твоего отца стоит больше, чем ты. Ты потерял свою страну и свою честь. А теперь пришло время, когда ты потеряешь свою жизнь!

— Почему? — прошипел Тамар, который с большим трудом сдерживался, чтобы не броситься на сцарка и не задушить его. — Так ты хочешь стать моим преемником? Никто не пойдет за тобой, Оден! Никогда не пойдет за предателем!

— Предателем? Это я предатель?

Смех сцарка наполнил шатер, а потом резко оборвался.

— Это ты предатель. Ты продал своих людей влахакской развратнице. Когда ты залез на нее, то сам навлек на себя такой конец.

Тамар пристально посмотрел на двух воинов, которые угрожали ему мечами, однако они бдительно следили за ними и, казалось, были верны Одену. Сцарк спокойно продолжил:

— Я распущу слух, будто она зарезала тебя во сне, как свинью. Но я подоспел как раз вовремя, чтобы убить эту потаскуху. Так каждый увидит, что влахакам нельзя доверять. Затем мы подчинимся марчегу Ласцлару. Единственному истинному марчегу! Он милостиво примет нашу капитуляцию, когда станет королем.

Неожиданно Тамар все понял.

— Ты не сбежал. Сцилас просто отпустил тебя.

Рука сцарка поднялась и ударила Тамара в лицо. Он хотел ответить, но воины печали оттеснили его назад. Кровь потекла из пореза на груди, оставляя теплую дорожку на коже, но Тамар не чувствовал боли, а только ледяной гнев.

— Он для тебя марчег Ласцлар, собака.

— И что ты на этом заработаешь? Сколько стоит твоя честь? — язвительно спросил Тамар, единственным оружием которого сейчас были его слова.

— Ну, Сирева, конечно. Как верному вассалу законного короля, — с улыбкой ответил сцарк и, расставив руки, сделал несколько шагов назад. — И радость от того, что влахаки будут снова поставлены на то место, которое они заслуживают. Эти сволочи слишком долго смеялись над нами! Но ты не беспокойся об их будущем, Тамар, так как ты все равно не доживешь до этого. Да пребудет с тобой мир в божественном свете!

Тамар заскрежетал зубами от бессилия, так как враги заставляли отступать его, угрожая мечами. Неспособный защищаться, Тамар чувствовал лишь ярость, которая заглушала всякое отчаяние.

Оден же, наоборот, продолжал улыбаться.

Кинжал сцарка отражал свет лампы, когда предатель подходил к нему.