Глава 5

ВИСКИ


Я вваливаюсь в переговорную, сунув руки глубоко в карманы. Мы уже грёбаную неделю как вернулись, и мы всё так же ни на шаг не приблизились к плану действий — а я, блядь, не создан для бездействия.

У меня ощущение, что я скоро вылезу из собственной шкуры. А ещё хуже то, что Айви бродит по Шато как призрак, преследующий коридоры, а не человек, который вообще здесь живёт. Но её замкнутость ничуть не мешает её сладкому запаху быть до безумия соблазнительным.

Как сочный стейк, который всё время болтается прямо перед носом…

Если бы все стейки пахли мёдом, ванилью и лучшим трахом в моей, мать его, жизни.

После жара Айви я уже не тот что был, это точно. Ничто никогда не сравнится с тем, что я чувствовал, когда метил её. Когда был в ней. И дело не только в самом сексе.

Я по ней, блядь, помешан.

Кроме Айви, остальные уже здесь — мрачные, напряжённые. Тэйн стоит во главе стола, руки скрещены на широкой груди, брови сдвинуты в сосредоточенной хмурости.

— Ну что, — лениво говорю я, плюхаясь в кресло и закидывая ноги на стол, — мы наконец поговорим, что делать с той маленькой бомбой, которую Николай кинул нам под зад?

Взгляд Тэйна тут же на мне — тёмные глаза щурятся.

— У нас нет ни единого доказательства, что он говорил правду, — произносит он, голос низкий, контролируемый. — Только слова оружейного контрабандиста, а для моего отца это херня собачья.

Валек фыркает, откидываясь на спинку стула, губы изогнуты в саркастической ухмылке.

— Да мы вообще не удивимся, если твой отец сам в этом замешан, — говорит он, его акцент тянет каждое слово с презрением. — Ему очевидно плевать на омег.

Удивительно слышать от Валека намёк, будто ему не плевать.

Тэйн медленно прищуривается, но спорить не спешит. Какой в этом смысл? Мы все знаем, что это правда.

Альфа глубоко вдыхает, явно заставляя себя успокоиться. Его рука проходит по волосам, а челюсть всё так же сжата до хруста.

— Я разберусь с отцом. Я уже планирую поездку в столицу, — говорит он, голос хриплый. — Понять, знает ли он что-то, и дальше решим, что делать.

Он обводит нас взглядом, останавливаясь на каждом.

— А пока хочу, чтобы кто-то вышел в поле. Прошерстил один из подпольных рынков, выяснил, есть ли разговоры о похищенных омегах.

Валек выпрямляется, серебряные глаза вспыхивают предвкушением.

— Я поеду, — произносит он. Конечно поедет. Он всегда рад свалить куда подальше. А учитывая, что альтернатива для него была электрический стул, расстрел или виселица — не удивительно. — Я же сказал: мои контакты во Внешних Землях могут пригодиться.

— Один ты точно никуда не поедешь, — рык Тэйна звучит почти как альфа-команда.

— Я поеду с ним, — влезаю я с улыбкой, — я обожаю рынок.

Чума тяжело вздыхает — звук долгий, мученый, едва приглушённый его маской.

— Мне, наверное, тоже стоит поехать, — бурчит он. — Чтобы эти двое идиотов не вляпались в очередную задницу.

Я во всю ширину улыбаюсь Чуме.

— Да ни капли не возражаю, Док. Всегда рад, когда ты едешь с нами.

Чума ощутимо дёргается — плечи подаются вверх, напрягаются. Я почти физически ощущаю, как он сверлит меня ледяным взглядом из-за золотых линз. Но я и виду не подаю о нашем маленьком… недоразумении. Совсем ни к чему, чтобы остальные о нём знали.

Да и это был всего лишь раз.

Раз… или?..

Воспоминание о руках Чумы — грубых, требовательных — это пробирает меня дрожью. Я ёрзаю в кресле, пытаясь согнать внезапно нахлынувший жар.

Чёрт. Сейчас явно не время думать об этом.

Валек замирает у двери, рука на ручке.

— Это значит оставить Айви одну с… — Он обрывает фразу, но мы все знаем, о чём он.

С Призраком.

Здоровяк стоит в углу, руки скрещены на огромной груди, нижняя часть лица спрятана за противогазом — ни черта не разберёшь. Но напряжение от него идёт волной, будто от натянутой до предела струны. Глухая, удерживаемая ярость кипит под поверхностью — как всегда.

— Ты тоже остаёшься, — говорит мне Тэйн тоном, не допускающим возражений. — Ты не то чтобы незаметный.

Я раскрываю рот, чтобы возмутиться, но захлопываю его обратно. Чёрт бы его побрал, но он прав. В прошлый раз, когда я сунулся на подпольный рынок, я перебрал спиртного и шлёпнул по заднице альфу — мафиози. Нас чуть всех не угробил. Хотя, честно? Стоило того. Ублюдок уже почти лапал официантку, а выражение его лица, когда он понял, что игра перевернулась, была бесценно.

Скорее всего, за мою голову теперь там даже награда висит. Да и подземный рынок — это всё, что осталось от бывшего общества во Внешних Землях.

Кроме того, если я останусь, у меня будет больше времени с Айви. Может, удастся её немного развеселить, разговорить. Она в последнее время такая далёкая, такая замкнутая. Будто уходит внутрь себя, отдаляясь от всех нас.

— Купите ей что-нибудь на рынке, — говорю я, наклоняясь вперёд и опираясь локтями о стол. — Что-нибудь, что заставит её улыбнуться. Вы, блядь, вообще заметили, какая она стала отстранённая?

Чума кивает, его маска чуть клонится вниз.

— Заметил, — отвечает он, голос приглушённый, но в нём легко считывается тревога. — Она отстраняется от всех нас.

У меня внутри стягивается узел. Значит, это не только мне кажется. Я пытался убедить себя, что накручиваю, что Айви просто нужно время привыкнуть. Но раз уж Чума это подтверждает — дело серьёзное.

— Она почти не выходит из комнаты, — бурчу я, проводя рукой по волосам. — А когда выходит, такое чувство будто… её нет. Просто ходит по инерции.

В памяти всплывает её пустой взгляд, когда она вчера прошла мимо меня в коридоре. Как будто она смотрела сквозь меня. Её красивые зелёно-голубые глаза были тусклыми, безжизненными. Ничего общего с той яростной омегой, что дралась с нами изо всех сил, когда мы впервые её привезли.

Будто она что-то замышляет. Выжидает.

Или… жалеет о том, что произошло между нами.

— Её прошлое всё ещё покрыто мраком, — произносит Тэйн, лоб хмурится сильнее. — Мы толком не знаем, что она пережила в Центре Перевоспитания.

— И пока не узнаем, мы не сможем ей помочь, — соглашается Чума, голос тяжёлый, почти виноватый.

Тэйн долго молчит, взгляд уходит куда-то вдалеке. Потом он выдыхает — устало, тяжело, будто из самых глубин груди.

— Раз уж я всё равно еду в столицу, загляну в Центр, — говорит он. — Посмотрю, что можно вытащить.

Меня накрывает волна ярости при одной мысли об этом месте и о том, что Айви там пережила. Я видел его всего раз, когда мы проезжали мимо в городе. Снаружи он выглядел куда лучше любого строения во Внешних Землях. Да и лучше большинства в самой столице.

Но не все тюрьмы очевидны. Даже представить не могу, что она там пережила — запертая, одинокая, на милости этих ебанутых ублюдков.

Я не ангел, но есть черта, через которую я не переступлю.

Вредить омеге.

И я знаю одно: что бы они ни сделали с ней, какие бы шрамы ни оставили на её теле и душе…

Мы заставим их заплатить.

Мы сожжём эту грёбаную дыру дотла и посыплем землю солью, чтобы от неё ничего не осталось — кроме пепла и горьких воспоминаний.

Тэйн отодвигает стул, его лицо становится сосредоточенным, решительным.

— Валек, Чума — вы двое поедете на рынок. Узнайте, что сможете.

Валек бесится, что ему назначили няньку, но не спорит, когда Чума идёт за ним к двери. Только косится зло и бормочет под нос россыпь вриссийских ругательств, перемежающихся словом «птица».

Чума бросает на меня быстрый взгляд — будто хочет что-то сказать, но передумывает. Я смотрю им вслед, стараясь делать вид, что мне не особо интересно.

— Виски, Призрак, вы остаётесь здесь с Айви, — продолжает Тэйн. — Обезопасьте её. И постарайтесь разговорить, если получится.

Последние слова — явно для меня одного. Призрак — это воплощенное закрытой книги. Уверен, у него там внутри пусто, как у чистого листа, но кто его знает. Я отдаю пародийный салют, ухмылка дёргает уголки губ:

— Есть, капитан.

Призрак только рычит — звук, который может означать всё что угодно: от согласия до желания вырвать кому-нибудь горло. С ним это всегда лотерея.

Да и с нами всеми, если уж честно.

Я откидываюсь на спинку стула, а мысли уже несутся вперёд. Нужно придумать, как достучаться до Айви, как пробить те стены, что она выстроила вокруг себя. Легко не будет — это ясно. Она пережила слишком многое, и доверие после такого даётся тяжело.

Но если я в чём и хорош, так это в упорстве.

И, чёрт возьми, я не позволю ей ускользнуть от нас.

От меня.

Блядь.

Я никогда не цеплялся. Проще держать всё на лёгком флирте, без обязательств. Так безопаснее. Чище. Но Айви… она другая. Она залезла под кожу так глубоко, что я уже не могу этого игнорировать.

Нравится мне это или нет.

В ней есть что-то такое — сила, спрятанная под ранами, и уязвимость, которую она прячет, как нож в рукаве. И это зовёт ко мне на каком-то примитивном уровне, бьёт сильнее любого инстинкта. Я хочу защищать её. Укрыть от всего дерьма этого мира, который норовит выжать из неё последние искры.

И да, ладно — я хочу заставить её улыбнуться. Хочу услышать её смех. Хочу увидеть, как в её морских глазах вспыхнет настоящая радость, а не боль и страх.

Это будет нелегко. Возможно, она снова меня укусит. Возможно, ещё раз зарядит коленом в живот.

Но я знаю одно: она стоит того.

Стоит того, чтобы за неё драться. Стоит того, чтобы за неё проливать кровь. Стоит того, чтобы за неё умереть, если понадобится.

Я встаю, тяжело ступая по бетонному полу, направляюсь к выходу. Призрак идёт рядом — огромная жуткая тень, излучающая злобу почти материально.

Мы идём по извилистым коридорам бункера, и прямо перед поворотом Призрак отделяется, сворачивая в другую сторону — делать… ну, что бы он там ни делал, когда мы не на миссиях. Он бросает взгляд через плечо, ледяные глаза скользят туда, где Айви снова заперлась от всего мира, и на секунду мне кажется, что он передумает.

— Ты с нами, здоровяк? — спрашиваю я.

Он колеблется. Потом едва заметно качает головой и уходит, ступая, как переросшая чёрная пантера.

Может, он и прав.

Мне, наверное, стоило бы постучать и сказать Айви, что ближайшие пару дней здесь будем только она, я и Призрак… но что-то подсказывает, что ей сейчас лучше дать немного пространства.

Она всё равно узнает достаточно скоро.

Загрузка...