Безумные Альфы

Глава 12

ЧУМА

Шато вырастает перед нами — знакомые бетон и сталь одновременно встречают и давят своим видом в сгущающемся золотом свете. Я бросаю взгляд на Валека. Его глаза скрыты за маской палача, но ощущение предвкушения от него исходит такое яркое, что хоть рукой потрогай.

Он может сколько угодно строить из себя ледышку.

Но я знаю его слишком хорошо.

Прошло до черта времени с тех пор, как у кого-то из нас вообще было… куда возвращаться. Что-то большее, чем набор бетонных блоков и складских коробок. И пусть база выглядит всё так же, сейчас она — другая.

Потому что здесь наша омега.

Я делаю глубокий вдох, фильтр маски шипит, выдувая очищенный воздух, и в этот момент замечаю Тэйна и Айви, выходящих из сада. Даже с этого расстояния её присутствие… тянет ко мне. Рвёт. Будто кто-то забросил крюк в грудную клетку и тянет изнутри. Это странное, незнакомое ощущение, почти болезненное. Эта дикая, неукрощённая омега каким-то образом прорвалась под кожу.

Я бы отдал всё, чтобы просто подойти к ней, поднять её на руки, прижать к себе, вдохнуть этот запах жимолости, который действует на меня, как проклятый наркотик.

Но я не идиот.

Айви — пугливая, настороженная, особенно после той зверской силы её жары. Вены всё ещё помнят эхо тех дней — ту почти животную потребность, которая едва не сожрала меня целиком.

Она как дикая кошка, как любит повторять Виски. Одно неверное движение — и она сорвётся, упорхнёт в тени Шато. Мне нужно быть осторожным, подходить медленно. Мягко. Даже если инстинкты ревут, что она наша, моя, что её надо прижать, зафиксировать, удержать.

Даже Валек это, видимо, понимает.

Я наблюдаю, как она идёт рядом с Тэйном: каждый шаг выверен, мышцы напряжены — она держится на расстоянии. Контраст с тем, какой она была в свои дни течки… разительный. Тогда она прижималась ко мне, тёплая, мягкая, вся — запах и ощущение дома. Вся — доверие и жажда.

От одной только мысли дрожь пробегает по телу, и мне приходится сжать кулаки, чтобы не протянуть к ней руки. Я хочу этого снова. Хочу это сильнее, чем когда-либо желал чего-то в этой жизни. Хочу это сделать правильно, а не только потому, что тепло её кожи сносит мне крышу.

Но я знаю: рано. Слишком рано.

Айви поднимает взгляд и встречается со мной глазами — ледяными, яркими, пронзительными. На какую-то долю секунды мне кажется, что в них мелькает что-то мягкое, то самое тепло, что я видел тогда. Но оно исчезает так быстро, будто и не было — снова та настороженная, закрытая Айви.

Я киваю ей — коротко, спокойно.

Не жду ответа.

Но — крошечный, едва заметный наклон её головы всё же следует. И это — будто удар током. Проклятое, маленькое движение, а мне хочется выдохнуть облегчённо.

Тэйн подходит ближе, Айви всё так же держится рядом, будто под прикрытием.

— Вернулись, — говорит он, его голос суров, но без резкости. — Как всё прошло?

Я взвешиваю ответ. Информацию, которую мы добыли. И тот мусор, с которым нам пришлось общаться.

— Контакт Валека оказался мерзким слизняком, как и ожидалось, — произношу я, голос чуть глухой из-за маски. — Но осведомлённым.

Валек закатывает глаза — движение заметно даже сквозь тень его капюшона.

— Разговор длинный, — бурчит он. — Надо собрать всех.

Тэйн кивает, задумчиво.

— Соберу группу.

Мы входим внутрь, тяжёлые армированные двери глухо смыкаются за спиной.

Когда мы идём по полутёмным коридорам, я слишком остро чувствую Айви — её шаги, дыхание, напряжение. Она идёт чуть позади Тэйна: настороженная, но уже более уверенная, чем раньше. В её походке есть что-то от человека, который знает: это место больше не клетка.

И это наполняет меня странной, почти гордой теплотой.

Она привыкает. Она адаптируется. Она остаётся. С нами. Со мной.

Я не сомневаюсь, что она ещё попытается сбежать — как только придумает, как именно. Но Тэйн бы сказал, если бы она пробовала за то время, что нас не было.

Значит… это уже прогресс.

Мы входим в главный зал — просторное помещение с высокими потолками и огромным камином, занимающим целую стену. Виски поднимает взгляд с дивана, на котором растянулся как ленивый кот, и на его лице расползается ухмылка.

— Ну ни хрена себе. Гляньте, кого пустыня выкинула обратно, — протягивает он, уставившись прямо на меня. — Я уж думал, ты там сдохнешь без раковины и санитайзера каждые пять минут.

Я бросаю на него взгляд — маска скрывает его, но он в полном объёме ощущается в голосе.

— Я как раз не тот, кому стоит переживать о выживании в пустыне, — отвечаю сухо. — Вот ты бы там сдох без своих побрякушек.

— Ага, конечно, — фыркает он.

Я ухмыляюсь под маской.

— Если бы я не знал лучше, я бы сказал, что ты волновался.

Виски резко поднимается на ноги — бравада никуда не делась, но на секунду проседает.

— Волновался? Да за кого мне волноваться-то? — огрызается он, но голос предательски дрожит. — Я просто хочу знать, кто будет зашивать наши грёбаные раны, если ты сдохнешь в пустыне. У нас тут не лежит запасной медик под диваном.

Я уже открываю рот, чтобы ответить, но Валек делает резкое движение рукой.

— Хватит, — рявкает он, и акцент у него сейчас густой, как моторное масло. — У нас есть дела поважнее.

В комнате мгновенно наступает тишина. Даже Призрак, скользнувший внутрь так тихо, что его можно было принять за тень, поднимает взгляд на Валека. Обычно он смотрит в никуда. В свой внутренний туман.

Хотя нет — сейчас он смотрит на Айви.

Его бледно-голубые глаза цепляются за неё, смягчаются, становятся… человеческими. Настолько, что я невольно замираю. Я не думал, что он способен так выглядеть — не по отношению к кому-то.

Валек плюхается в кресло, наклоняется вперёд, локти на коленях, и даже через тёмные прорези маски чувствуется его взгляд — сосредоточенный, яростный.

— Торговец оружием, к которому нас свёл мой контакт, подтвердил наши догадки, — произносит он, голос низкий, хриплый, мрачный. — Совет сам отвечает за торговлю омегами во Внешних Пределах.

Коллективный вдох прокатывается по комнате — смесь шока и угрюмого признания. Мы давно подозревали, что Совет замешан. Но слышать это вслух — другое. Удар в живот.

Я смотрю на Айви, пытаясь уловить её реакцию.

Но она сидит идеально ровно. Лицо — как вырезанная маска. Никаких эмоций.

И в итоге… неудивительно.

Она знает всё это лучше нас.

— Что ещё? — спрашивает Тэйн, голос у него непривычно глухой.

Валек кивает, постукивая пальцами по бедру.

— Они используют учреждения как прикрытие, — говорит он, мрачно, словно проглатывая яд. — Омег, признанных «нежелательными» или «неподдающимися исправлению», отправляют за пределы и продают.

— Я могла бы сказать тебе это с самого начала, — бросает Айви.

Мы одновременно поворачиваемся к ней. Она почти не вмешивается в разговоры. И то, что она говорит сейчас — это не участие. Это констатация факта, который ей приходилось пережить.

Рядом со мной Тэйн издаёт низкий звериный рык. Кулаки сжимаются так, что костяшки белеют.

— Ублюдки, — шипит он.

Я киваю — моя ярость медленно кипит, поднимаясь всё выше.

Совет всегда прикрывался заботой об омегах.

Но всё больше становится ясно: им наплевать. Им нужны деньги. Контроль. Своя теневая империя. А мы? Мы — их инструмент. Мы выполняем их приказы. Мы обеспечиваем им безопасность. Мы позволяем им жрать самых уязвимых.

— Мы должны что-то сделать, — говорю я, голос у меня тихий, но стальной. — Мы не можем позволить чтобы им сошло с рук.

Валек кивает.

— Согласен. Но сперва нужно узнать, кто дёргает за ниточки.

Тут Тэйн поднимает голову.

— Я знаю, кто, — произносит он, голос ровный, но звенящий от ярости. — Мой отец.

Комната замирает. Даже воздух перестаёт двигаться. Даже Айви — Айви, пережившая Ад Перевоспитания — моргает, ошеломлённая.

Призрак вскидывает голову, как будто выстрел услышал. Его глаза сужаются, и из груди срывается низкий, опасный рык.

И моё первое движение — инстинктивное — встать между ним и Айви. Потому что она сидит прямо между двумя братьями. Судя по тому, как остальные напряглись, мысль у всех одна и та же.

Но Айви не вздрагивает. Не отшатывается. Она просто смотрит на Призрака — мягким взглядом. С озабоченностью, которой я не ожидал. Она не боится его. Она боится за него.

Может, дело в том, что он защищал её всю ночь тогда, когда они были в пещере? Или за время нашего отсутствия между ними произошло что-то ещё? Потому что иначе я не могу объяснить, почему он смотрит на неё так, будто она лично повесила ему на небо грёбанную луну.

Мысль пронзает меня вспышкой яростной собственнической защиты — и ревности. Хотя я не имею права на это. По всем законам, Айви его омега так же, как и моя.

Но это ни хрена не значит, что моя натура альфы рада представить, как эта машина по разрыву черепов голыми руками подходит к ней ближе, чем на пару метров.

Но в глазах Призрака вдруг появляется что-то новое.

Стыд.

Он отводит взгляд, собираясь, стягивая себя обратно в привычную ледяную оболочку.

Может, он больше понимает, чем я думал.

Тэйн продолжает, голос у него каменный, угрожающий. Он достаёт устройство, выводит изображение и передаёт его сначала Валеку.

По одному выражению морды Валека я понимаю — там что-то куда хуже того, к чему мы готовились. Мы были уверены, что генерал Харгроув замешан… но то, что увидел Валек, похоже, намного грязнее.

— Надеюсь, это хотя бы не его хрен, — бормочет Виски, как всегда пытаясь разрядить обстановку.

Он так пережёвывает стресс — омерзительными шутками.

Иногда это не помогает и хочется ему врезать. Иногда — нет.

Я беру устройство у Валека.

Обычно я держу себя в руках. Но когда я читаю этот документ, это письмо… меня прошибает знакомая, холодная ярость.

Та, что появляется у меня каждый раз, когда я сталкиваюсь с альфами, способными на худшее — и считающими себя правыми.

Генерал Харгроув.

Отец Тэйна.

Он не просто в курсе торговли омегами.

Он возглавляет её.

Я передаю устройство Виски. Его глаза пробегают по экрану, и с него сходит весь юмор, вся наглость, весь бесконечный сарказм.

— Охренеть… — выдыхает он.

И никаких шуточек.

Даже он знает, что это слишком.

Тэйн забирает устройство обратно, лицо у него — как перед штурмом: решительное, мрачное, обречённое. Я видел это выражение перед десятками операций, когда мы знали, что шансы выжить — монетка, подброшенная богами.

Но сейчас это другое. Сейчас враг не чужой. Сейчас враг — его отец. Альфа, который воспитал его. Сформировал. Научил быть тем, кто он есть. Я даже представить не могу, каково это.

Виски первый нарушает тишину:

— Так у нас уже есть доказательство, верно? — спрашивает он, хмурясь.

Тэйн качает головой.

— Нет. Он просто будет все отрицать. Скажет, что это подделка. И то, как я получил письмо, тоже повернут против нас.

Конечно.

Совет — хитрые ублюдки. Они сожрут всё, лишь бы спасти свои жирные задницы. Даже если для этого придётся отречься от собственного сына.

— И что толку от доказательств? — спрашивает Валек, голос густой, срывающийся на недоверие. — Когда самые сильные альфы Райнмиха в это замешаны?

Вопрос закономерный. Ответ — неприятный. Совет неприкасаем. Всегда был.

Тэйн долго молчит, взгляд у него уплывает куда-то внутрь, в ту точку, где решения режут по живому. Я вижу, как у него ходят скулы. Как он обдумывает. Взвешивает. Прикидывает, сколько жизней стоит справедливость.

Наконец он поднимает голову.

— Мы ждём, пока контакт Валека добудет нам доказательства, — говорит он тихо, но твёрдо. — Чем больше информации, тем лучше. Нам нужно знать масштаб. Всех, кто замешан. Но нужно быть готовыми, что этого недостаточно, чтобы привлечь моего отца и остальных к ответственности.

Виски хмурится.

— А если недостаточно? — спрашивает он. И впервые за всё время звучит серьёзно.

Тэйн медленно выдыхает.

Взгляд становится холодным, как сталь.

— Тогда… — он сжимает кулаки, — мы делаем то, что умеем лучше всего.

Он поднимает глаза.

— Идём на войну.