Безумные Альфы

Глава 16

АЙВИ

Тяжёлая металлическая дверь с лязгом захлопывается за Призраком, Тэйном и Чумой, запирая меня внутри вместе с Виски и Валеком.

Живот скручивает.

Я упираюсь ладонями в холодную бетонную стену, заставляя себя не реагировать. Но моё предательское тело не слушается. Сердце срывается в галоп. Дыхание сбивается, становится коротким, резким.

Виски оказывается рядом мгновенно — его рука зависает возле моего плеча, но он так и не решается прикоснуться.

— Эй. Ты в порядке?

Я дёргаюсь в сторону.

— Я в порядке.

Он сразу отступает, поднимая руки.

— Ладно-ладно. Просто спросил. — Он смотрит на дверь, потом снова на меня. — Они скоро вернутся. Всё нормально.

Я низко рычу.

— Мне плевать.

Губы Виски изгибаются в кривой полуулыбке.

— Ну да, конечно. — Он хлопает в ладони. — Так… чем займёмся, пока ждём? У меня есть колода карт. Можем в «Go Fish» сыграть.

Валек фыркает со своего места на ящике.

— «Go Fish»? Мы что, дети?

— Есть идея получше? — бросает Виски.

Глаза Валека опасно поблёскивают.

— О, у меня полно способов скоротать время. — Его взгляд скользит по мне, потом возвращается к Виски, волчья ухмылка растягивает губы. — Уверен, ты бы не возражал немного… повеселиться с нами вдвоём.

Брови Виски сходятся.

— Это ты сейчас о чём? — настороженно спрашивает он, глаза сужаются.

Улыбка Валека становится шире.

— Да ладно тебе, Виски. Мы все видим, как ты смотришь на нашего дорогого доктора. Эти тоскливые взгляды, то, как ты ловишь каждое его слово…

Лицо Виски заливает краской.

— Заткнись, Валек. Всё не так.

— Не так? — Валек наклоняется вперёд, понижая голос до театрального шёпота. — Тогда почему ты всегда добровольно торчишь с ним в медблоке? Надеясь на… особенно тщательный осмотр?

— Отъебись, — рычит Виски, но настоящего жара в голосе нет. — Я помогаю потому, что кто-то должен следить, чтобы Чума нас всех не отравил.

Глаза Валека сверкают злорадством.

— О, да брось, Виски. Не надо стесняться. Мы же тут все друзья. — Его взгляд на мгновение цепляется за меня, хищная улыбка скользит по губам. — Ну… почти все.

Я оскаливаюсь, низкое рычание перекатывается в груди.

Он лишь смеётся — звук неприятный, скребущий нервы, как наждак. Обычно Валек так меня не бесит, но после того, каким мудаком он был с Призраком, мне понадобится время, прежде чем я смогу смотреть на него и не представлять, как хрущу его проколотый член между зубами.

Виски переминается с ноги на ногу, явно нервничая.

— Слушай, может, просто забьём? Это ведь не...

— Ни за что, — перебивает Валек, голос сочится фальшивой сладостью. — Мне теперь правда интересно. Что такого в нашем дорогом докторе, что так… как бы это сказать… заводит тебя?

Лицо Виски становится ещё краснее.

— Это не так, — настаивает он, но голос предательски дрожит. — Я уважаю Чуму, вот и всё. Он умный, он опытный...

— Он опасный, — мурлычет Валек. — Признайся, именно это тебя и заводит. Острые ощущения. Игра с огнём.

Виски уже настолько красный, что я почти ожидаю, что у него сейчас пар из ушей пойдёт.

— Да твою мать, Валек, да отъебись ты уже!

— О, а мы только к самому интересному подошли, — тянет Валек, глаза сверкают злым удовольствием. — Скажи-ка… когда он проверяет тебе простату, он использует палец или член?

— Я, блядь, клянусь, я тебя сейчас...

— Что? — дразнит Валек. — Побежишь плакаться Доктору-Папочке? Уверен, он с радостью тебя утешит.

Моя голова мечется между ними, будто я смотрю какой-то извращённый теннисный матч. Что за херня тут вообще происходит?

Валек вдруг переводит взгляд на меня.

— А ты что скажешь, маленькая омега? — спрашивает он с усмешкой. — Как тебе всё это?

Я моргаю, застигнутая врасплох.

— Всё это — это что?

Он лениво взмахивает рукой в сторону Виски.

— Ну… насчёт того, что у двух твоих альф есть, скажем так… побочное соглашение?

Я хмурюсь, искренне не понимая.

— О чём ты вообще говоришь?

Брови Валека взлетают в показном изумлении.

— О боже, только не говори, что ты не в курсе? — Он наклоняется вперёд, понижая голос до заговорщического шёпота. — Видишь ли, когда два альфы очень сильно любят друг друга...

— Заткнись нахуй, Валек! — рычит Виски, угрожающе делая шаг вперёд.

Но Валек лишь смеётся — явно наслаждается происходящим.

— Что такое, здоровяк? Боишься, что наша маленькая омега вдруг приревнует?

Я качаю головой, пытаясь осмыслить происходящее.

— Я не… альфы не могут… — фраза обрывается, я даже не знаю, как её закончить.

— Дай угадаю, — давит Валек. — Тебе сказали, что альфы спариваются только с омегами? Что всё сводится к размножению и продолжению рода? — Он ухмыляется. — Альфы трахают друг друга. И бет тоже. А некоторые даже предпочитают именно так.

У меня отвисает челюсть.

— Но… это невозможно. Феромоны… — Я смотрю на Виски, но он лишь пусто пялится на Валека.

Улыбка Валека становится шире.

— О, поверь, возможно. Более того, я с радостью устрою тебе практическую демонстрацию.

Он спрыгивает с ящика — всё ещё слегка шатаясь после вполне заслуженного удара по голове — и, покачиваясь, направляется к Виски.

— Ты что, блядь, делаешь, брат? — рявкает Виски, быстро отступая. Его спина упирается в стену, глаза расширяются от растерянности.

— Да ладно тебе, Виски, — мурлычет Валек, упирая ладонь в стену рядом с его головой. — Не нужно стесняться.

Я быстро моргаю, пытаясь переварить увиденное. Всё, что я думала знаю об альфах и омегах, рассыпается прямо на глазах.

Виски судорожно сглатывает, кадык дёргается.

— Валек, ну… это же не...

— Не что? — тянет Валек, наклоняясь ещё ближе, так что между их лицами остаётся всего пару сантиметров. Я улавливаю едва заметную дрожь, пробегающую по телу Виски. — Неестественно? — Он отстраняется, впиваясь в Виски хищной ухмылкой. — А ведь тебе это кажется естественным, правда? Хотеть и омег, и альф?

Зрачки Виски расширены, а по шее ползёт румянец, совсем не от смущения.

— Я… Валек, я не…

— Да? — мягко подталкивает Валек, его пальцы скользят под рубашку Виски, касаясь голой кожи. Бёдра Виски дёргаются вперёд сами собой, с губ срывается низкий стон, живот напрягается под прикосновением.

— Блядь, — выдыхает он.

Валек тихо смеётся — тёмно, насыщенно.

— Вот именно.

Щёки у меня горят, но я не могу отвести взгляд.

Я не хочу отводить взгляд.

Жар скапливается внизу живота, когда я вижу, как рука Валека опускается ниже, играя с поясом штанов Виски и его тактическим ремнём. Дыхание большого альфы сбивается, становится коротким и резким, грудь вздымается и опускается, но он не делает ни малейшей попытки остановить Валека.

— Валек, — хрипит Виски, когда костяшки пальцев задевают его живот. — Нам не стои...

Но его бёдра снова подаются вперёд, требуя большего. С губ срывается глухой стон — и этот звук ударяет по мне электрическим разрядом.

— Блядь…

Я прикусываю губу.

Валек смеётся снова — густо, темно.

— Видишь? Вот чему вас не учат. Альфы — не просто безмозглые машины для размножения. Мы не рабы биологии больше, чем ты. — Он отступает, отпуская Виски. Тот выдыхает разочарованно. Валек лишь усмехается. — Зато мы знаем, как устроить хорошее шоу.

И вот так — всё обрывается.

Виски моргает, выглядит ошарашенным и откровенно злым.

— Какого хрена, чувак?

Валек пожимает плечами без капли раскаяния.

— Просто дал нашей омеге немного сексуального образования.

Виски проводит рукой по влажным волосам, лицо всё ещё пылает.

— Ты конченый мудак, ты в курсе?

— Мне это уже говорили, — весело отвечает Валек. — Но я с радостью устрою для нашей омеги более… практическую демонстрацию, если ты настаиваешь. — Он прищуривается. — Или, конечно, ты можешь сам поставить шоу с Чумой.

Я судорожно сглатываю, надеясь, что по мне не видно, что мне немного хочется это увидеть.

Виски сверлит Валека взглядом, челюсть сжата.

— Я не знал, что тебя тянет к другим альфам. Или вообще к мужикам.

Губы Валека растягиваются в порочной улыбке.

— О нет. Вовсе нет. — Он склоняет голову. — Но если нашей маленькой омеге это нравится… и мне не придётся тебя трогать…

Он с характерным клац выщёлкивает нож из ножен на бедре — Виски дёргается. Но Валек лишь задумчиво разглядывает лезвие.

— Хотя… пожалуй, пистолет будет безопаснее.

— Держись, блядь, подальше от моей жопы, братан! — рявкает Виски, и голос у него предательски срывается.

Валек мурлычет:

— Такая хрупкая маскулинность.

— Чувак, ты только что угрожал засунуть мне оружие в задницу!

Валек убирает нож и лениво плюхается в кресло-реклайнер, его длинные конечности небрежно свешиваются через подлокотники.

— Я ни слова не говорил про твою жопу, братан. Это всё ты, чувак. Сын ебучий, ты вообще когда-нибудь говоришь про что-то другое?

— А куда ещё, блядь, их засовывать?! — возмущается Виски.

— В разные места, — лаконично отвечает Валек.

— Я скажу Чуме, чтоб он тебя кастрировал, когда будет проверять тебе мозги на повреждения, — бормочет Виски, направляясь к мини-холодильнику. Он открывает банку пива, почти всю залпом выпивает, а остатки выливает себе на голову, будто это должно его охладить.

Валек хрипло смеётся.

Я сползаю по стене, внезапно ощущая слабость в ногах. Что, чёрт возьми, только что произошло? Сердце колотится, кожа будто стала слишком тесной, а между бёдер ноет настойчивая тяжесть, которую я отчаянно пытаюсь игнорировать.

Я должна была разозлиться на эту демонстрацию доминирования альфы и агрессии. Но раздражение сейчас точно не входит в список странных, сбивающих с толку чувств, прокатывающихся по моему телу.

Это всё… Меня возбудило?

— Знаешь, а жаль, — драматично вздыхает Валек. — Видимо, тогда придётся заняться чем-то скучным. Например, посмотреть кино. — Он переводит взгляд на меня. — Ты вообще когда-нибудь смотрела фильмы, маленькая омега?

Его вопрос застаёт меня врасплох. Я снова моргаю, пытаясь переключиться. Голова всё ещё гудит от произошедшего.

— Нет, — отвечаю я хрипло. Откашливаюсь. — Ну… еще в детства. Мы с мамой… — я замолкаю, не уверенная, хочу ли делиться этим воспоминанием. Но что-то внутри толкает меня продолжить. — Мы однажды смотрели кино в лесу. Был какой-то мультфильм с говорящими животными.

Картинка вспыхивает в памяти: мы с мамой прячемся в кустах, я напрягаю слух, пытаясь разобрать писклявые реплики из старых динамиков. Огромный экран, мерцающий в темноте, больше жизни. Мы делили между собой банку сладкой кукурузы. Тогда это казалось настоящим чудом.

Лицо Виски озаряется.

— О, блин, это срочно надо исправить! Смотрим «Bros, Hoes, and Foes 3». Самый культурно значимый фильм всего грёбаного апокалипсиса.

Валек фыркает:

— Это не так.

— Так! — настаивает Виски с раздражением сильнее, чем следовало бы. — Это последний фильм, который сняли там, откуда я родом, до того как цивилизация рухнула и всё пошло по пизде. — Он ухмыляется. — И вообще, это феминистское кино, потому что лучший персонаж — баба. Бабы могут быть бро, а мужики — шлюхами.

Я приподнимаю бровь, сомневаясь. Но не успеваю ничего сказать — Виски уже копается в каком-то древнем чёрном ящике, подключённом к потрёпанному экрану.

— Я схожу за пледами и жрачкой. Устроим нормальный киновечер!

Когда он выходит, Валек поворачивается ко мне и кивает на кресло.

— Садись, маленькая омега. Оно удобнее пола. Особенно с учётом того, что дивана у нас больше нет… благодаря нашему недавнему разногласию.

Я сверлю его взглядом, стискивая челюсти.

— Я лучше сяду на битое стекло.

Брови Валека взлетают, на губах играет ухмылка.

— Ого. Всё ещё злишься из-за нашей маленькой стычки?

— Да. Злюсь. Ты был жесток с Призраком без причины.

Ухмылка медленно сползает с его лица. Он смотрит на меня слишком долго, и в этом взгляде что-то меняется. Злобная насмешка и холодное серебро в глазах смягчаются… почти до раскаяния.

— Прости.

Я моргаю.

— Что?

Лицо Валека искажается, будто он откусил что-то кислое. Слова явно даются ему с физической болью, когда он выталкивает их наружу.

— Я сказал — прости. Не заставляй меня повторять.

Я смотрю на него, ожидая подвоха. Насмешки. Удара ниже пояса.

— Почему? — спрашиваю я, и в голосе звучит недоверие.

Он вздыхает, проводя рукой по своим костяно-белым волосам.

— Просто… я не уверен, что ты понимаешь, во что ввязываешься.

— Эй, девчонке нравится то, что ей нравится, — доносится голос Виски из коридора. Я слышу, как он роется в шкафах, как медведь. — Может, она просто монстроёбка.

Я ощетиниваюсь.

— Он не монстр.

Глаза Валека сужаются, в глубине мелькает что-то тёмное.

— Он монстр, — бормочет он. — И чем раньше ты это примешь, тем лучше.

Я сверлю его взглядом, ярость снова вскипает.

— Ты нихуя о нём не знаешь.

— А ты знаешь? — бросает Валек, наклоняясь вперёд. — Скажи-ка мне, маленькая омега… что ты на самом деле знаешь о самом смертоносном Призраке нашей стаи?

Я открываю рот, чтобы ответить… И слова умирают на языке. Что я знаю о Призраке? Он дикий. Как и я. Он рвёт вражеских солдат и охрану так, будто они сделаны из бумаги. Мне не нужно видеть его лицо без маски, чтобы понимать — под ней он изуродован. Сильно. Может, он и вовсе уже не выглядит как человек. Но…

— Ничто из этого не имеет значения, — бормочу я. — Он не...

— Ты его любишь, да?

Слова бьют меня под дых. Я вздрагиваю, уставившись на Валека широко раскрытыми глазами.

— Что?

Валек отвечает мне понимающей ухмылкой.

— Я вижу. По тому, как ты его защищаешь. По ярости. По преданности в твоих глазах.

Я трясу головой, пытаясь это отрицать, но сердце колотится так быстро, что мне не хватает воздуха.

— Нет. Это… это бред. Я никого не люблю.

Валек откидывается назад, изучая меня своим пронзительным взглядом.

— Тогда почему ты не попыталась сбежать? — надавливает он. — В чём настоящая причина?

Живот сводит. Я отворачиваюсь, не в силах выдержать его взгляд. Я больше не понимаю, что чувствую — ни к чему, ни к кому из них. Всё внутри спуталось: страх, злость и… что-то ещё. Что-то, что пугает меня до чёртиков. То, что я поклялась себе никогда, никогда не чувствовать и даже не допускать.

— Я не… я больше не хочу об этом говорить, — бормочу я, обхватывая себя руками. — И я не хочу, чтобы ты когда-нибудь ещё говорил такое. Про Призрака… что он монстр. Это не просто тупой трёп альф, это жестоко. И это неправда. Даже если бы это было правдой — это не то, что он может изменить. Понял?

Валек долго смотрит на меня, его серебряные глаза нечитаемы. Между нами повисает плотная, тяжёлая тишина. Я ёрзаю под его взглядом, борясь с желанием отвести глаза.

— Мне нужно кое-что прояснить, — наконец говорит он низким серьёзным тоном.

Я напрягаюсь, готовясь к очередной шпильке или жестокой насмешке. Но в его голосе что-то другое. Тяжесть, к которой я не привыкла.

— Когда я говорю, что Призрак — мон...

— Да ради всего святого, Валек! Я сказала, прекрати!

Валек поднимает ладони в примирительном жесте.

— Дай мне закончить, — говорит он неожиданно мягко. — Пожалуйста.

Я стискиваю челюсть, удерживая поток злых слов. Через мгновение резко киваю.

— Когда я говорю, что Призрак — монстр, — продолжает Валек, не отводя от меня взгляда, — я не пытаюсь быть жестоким. Я констатирую факт. Он — машина для убийства. Не до конца человек. Тебе нужно мне поверить — хотя бы ради твоей безопасности.

Я фыркаю, скрещивая руки на груди.

— И откуда ты можешь это знать? Отец Тэйна нашёл его в лесу, так? Ты ничего не знаешь о том, откуда он взялся и почему он такой.

Когда Валек лишь спокойно смотрит на меня, я продолжаю:

— Вообще-то, мне кажется, вы все почти ничего друг о друге не знаете. Тэйн и Призрак росли вместе, как братья, но вы остальные были чужими, прежде чем стали стаей, разве нет? Я не знаю ни одной из вашей историй. Ну, кроме того, что ты — чёртов серийный убийца.

Он чуть склоняет голову.

— Я думал, тебе это нравится.

— С чего ты вообще решил, что мне это нравится?! — срываюсь я. — Нет! Ты можешь быть серьёзным хоть пять минут?!

Выражение лица Валека меняется — в его глазах мелькает что-то тёмное, призрачное, почти больное. На мгновение мне кажется, что он сейчас начнёт защищаться, но вместо этого он отворачивается и смотрит вдаль, за горный хребет за северным окном.

— Мы можем не знать наверняка, это правда, — тихо говорит он. — Но я подозреваю, что у нас с Призраком может быть общее происхождение. В этом мире есть вещи, маленькая омега, которые ты даже представить себе не можешь. Ужасы за гранью твоих самых диких кошмаров.

Моя злость ослабевает, уступая место холодному узлу ужаса в животе.

— Что ты имеешь в виду?

Валек замолкает, его лицо становится каменной маской. Тишина тянется, с каждой секундой становясь всё тяжелее. Я слышу, как в ушах гулко стучит моё сердце, чувствую холодный пот на затылке.

— Валек, — настаиваю я почти шёпотом. — Что ты имеешь в виду?

Дверь резко распахивается — Виски вваливается обратно в комнату, нагруженный пледами, подушками и кучей снеков.

— Киновечер, сучки! — орёт он, сваливая всё на пол.

Момент рушится. Лицо Валека захлопывается, призрачная тень исчезает за привычной маской саркастичного веселья. Я сдерживаю раздражённое рычание. Что бы он ни собирался сказать — это потеряно.

Виски суетится, раскладывая пледы и подушки в подобие гнезда на полу. Воздух наполняется запахом масла и соли, когда он вскрывает пакет попкорна. Аромат бьёт по мне, как удар, унося обратно в ту ночь в лесу с мамой. Писклявые голоса мультяшных животных, мерцающий свет экрана автокинотеатра, сладкие зёрна кукурузы, лопающиеся на зубах…

— Ну что, Ваше Величество омега, — произносит Виски с театральным поклоном. — Ваш трон готов.

Я колеблюсь, глядя на гнездо из пледов и подушек. Оно выглядит мягким, даже заманчивым, но после разговора с Валеком я вся на взводе.

— Давай, — говорит Виски, похлопывая по месту рядом с собой.

Против собственного здравого смысла я опускаюсь в гнездо. Пледы оказываются мягче, чем я ожидала, и я невольно немного утопаю в них. Виски торжествующе ухмыляется и плюхается рядом — его массивное тело заставляет всё гнездо сдвинуться.

Прежде чем я успеваю себя остановить, я сворачиваюсь у него под боком. Он такой сильный, но его мягкий, защищённый живот тёплый, под рубашкой от него идёт жар. Я придвигаюсь ближе, тянусь к этому теплу и осторожно укладываю голову ему на грудь.

Валек ведёт себя непривычно тихо. Его прежняя игривость сменилась отстранённым, почти мрачным молчанием. Я вытягиваю шею, чтобы взглянуть на него, но его лицо непроницаемо, серебряные глаза уставились куда-то далеко, будто сквозь стены этой комнаты.

По позвоночнику пробегает холодок, когда я вспоминаю его слова.

В этом мире есть вещи, маленькая омега, которые ты даже представить себе не можешь. Ужасы за гранью твоих самых диких кошмаров.

Что, чёрт возьми, он имел в виду?

И какое это имеет отношение к Призраку?

— Ну что, поехали! — голос Виски выдёргивает меня из мыслей. Он возится с каким-то огромным пультом, направляя его на экран напротив. После пары секунд помех изображение оживает.

Появляются вступительные титры под дребезжащий гитарный рифф, от которого я невольно морщусь. Затем вспыхивает название:

«BROS, HOES, AND FOES 3: THE RECKONING».

— Что это вообще за кино? — бормочу я.

Виски ухмыляется, закидывая в рот целую горсть жирного попкорна.

— Величайший шедевр постапокалиптического кинематографа, — говорит он с набитым ртом. — Тебя ждёт незабываемый опыт, мелкая.

Я кривлюсь от прозвища, но всё же устраиваюсь поудобнее. Фильм начинается с пыльной дороги, прорезающей выжженную солнцем пустыню, усыпанную искорёженным металлом и руинами разрушенного города. В кадр с рёвом влетает побитый маслкар, поднимая за собой облако песка. Камера показывает панораму водителя — мускулистого мужика в кожанке со шипами и с маллетом, из-за которого он похож на наполовину побритого льва. Из потрескавшихся губ торчит сигара.

— Это Брик МакСлэм, — объясняет Виски с благоговением. — Самый крутой ублюдок, который когда-либо жил. В первом фильме он встал прямо на пути самой первой ядерной бомбы с нашим флагом в руках, чтобы это было последним, что она увидела. Всем нам тогда реально показалось, что мы выиграем войну...

— У бомб нет глаз, — сухо вставляет Валек.

— Тсс, — шикает на него Виски. — Смотри молча.

— А не логичнее было бы начать с первого фильма? — спрашиваю я.

— Его нет, — отвечает Виски и слегка сжимает меня. — Но я найду его однажды. Когда всё это закончится.

По мере развития сюжета меня разрывает между недоверием и странным, упрямым интересом. Это абсурд. Гипертрофированный, чрезмерный, на грани пародии. У меня даже возникает ощущение, что это и есть пародия — просто Виски этого не понял. Брик МакСлэм и его команда абсолютно одинаковых накачанных белых мужиков с такими же одинаковыми маллетами против полуголых женщин, которые, очевидно, не могли найти подходящую одежду, но каким-то образом раздобыли невероятный арсенал оружия.

Диалоги — чудовищные, усыпанные такими слащавыми однострочниками, что меня передёргивает. Но во всём этом есть какая-то странная притягательность, маниакальная энергия, из-за которой я продолжаю смотреть.

А потом из теней выходит женщина. На ней самый откровенный бикини из всех возможных, а вместо рук — два массивных штурмовых автомата, вживлённых прямо в плечи.

— Это и есть лучший персонаж? — спрашиваю я с усмешкой.

— Мила Молотова, — вздыхает Виски с ностальгией, пока она кружится в изящном пируэте, поливая всё вокруг огнём. Взрывы, кровь и песок летят во все стороны. — Моя первая любовь. У меня даже разворот с актрисой висел в спальне.

— Ну и набор стереотипов, — сухо замечает Валек.

Виски оглядывается на него.

— Тогда мы думали, что вы штампуете мутантов-суперсолдат. Так что… да. Сорян.

Валек фыркает.

— Не я.

Я уставляюсь в экран, загипнотизированная этим абсурдом, поедая куда больше попкорна, чем следовало бы. Мила Молотова вышагивает по пыльному пейзажу после того, как выкосила половину людей Брика, её «пушки-руки» раскачиваются в такт каждому преувеличенному шагу. Это настолько нелепо, что я невольно фыркаю.

— Чего ты смеёшься? — спрашивает Виски, не отрывая взгляда от экрана.

— Ничего, — бормочу я, сдерживая улыбку. — Просто… неужели люди правда думали, что будущее будет вот таким?

— Похоже, тогда мы были оптимистами, — смеётся он. — Кажется более трешовым, чем я помнил. Но круто же, да?

И, как ни странно, я действительно увлечена. Фильм плох — откровенно плох, — но в его нелепости есть что-то утешающее. Он настолько чрезмерный, что на какое-то время я могу забыть о реальности нашего мира.

Может… я смогу к этому привыкнуть.

Я зарываюсь глубже под бок Виски, перекидывая руку через его мягкий живот и вдыхая его запах. От него пахнет порохом и пивом. А позади — холодный, дымный аромат Валека, словно иней на камне. Он так тих, что я начинаю сомневаться, не заснул ли он. Когда я оглядываюсь, чтобы проверить, понимаю — он вовсе не смотрит фильм.

Он смотрит на меня. А на губах — странный, призрачный намёк на улыбку.