Безумные Альфы (Ленор Роузвуд) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 18

АЙВИ

Мила Молотова в последний раз проходит по экрану, её оружейные руки раскачиваются при каждом шаге. Камера отъезжает — оказывается, она уходит прямо в закат, оставляя за собой полосу разрушений.

Вдруг экран делится надвое, и появляется лицо Брика. Он ухмыляется, ослепительно белые зубы сверкают.

— Ты выиграла этот раунд, Молотова, — рычит он, — но война ещё не окончена. И близко нет.

Мила разворачивается прямо к камере. С демонстративным клик-клик взводит обе оружейные руки.

— Давай, сладенький. В этих детках у меня хватит патронов до следующего тысячелетия.

Титры начинают ползти снизу вверх — и безо всякой причины Мила с Бриком принимаются сосаться, а из динамиков орёт самая ужасная синти-поп песня, которую я когда-либо слышала. Я едва улавливаю отдельные строки вроде «вкус свободы, стекающий по моему горлу» — что бы это вообще ни значило.

Я моргаю, пытаясь переварить весь этот абсурд.

— Это… это так заканчивается? — спрашиваю я, отрывая голову от груди Виски и недоверчиво глядя на него.

Виски разражается громким смехом, от которого меня слегка трясёт.

— Ага! Оставили простор для «Bros, Hos, and Foes 4: The Reckoning of the Reckoning.».

— Ты шутишь.

— Неа. Но его не существует. На следующий день после выхода этого фильма мир закончился. — Он сжимает мои плечи. — Но ничего. Думаю, у него всё равно счастливый финал, даже если мы так и не узнаем, отомстила ли Мила своим кибер-ковбой-ниндзя.

— Понятия не имею, как я теперь усну, — поддразниваю я, позволяя себе ещё глубже устроиться в его тепле.

Это… приятно.

Комфортно — так, как я никогда не ожидала почувствовать рядом с альфой. Ритмичное вздымание его широкой груди, контрастирующее с мягкостью живота, убаюкивает, создавая ощущение безопасности, в которое мне вообще-то не стоит погружаться. Хотя, если честно, его будто в лаборатории создавали максимально пригодным для обнимашек.

— Ну и как тебе, Валек? — бросает Виски через плечо, его голос гулко разносится по тихой комнате. — Так же круто, как ты помнил?

Тишина.

Я вытягиваю шею, пытаясь разглядеть альфу позади нас. Он всё ещё там — тёмная, внушительная фигура на краю нашего «гнезда». Но по уровню жизненных признаков он скорее статуя.

— Да ладно, — подначивает Виски. — Не говори, что ты уснул.

Ещё тишина.

И наконец — тихое бормотание:

— Было… сносно.

Я не могу сдержать фырканья.

— Высшая степень похвалы.

Смех Виски проходит сквозь меня вибрацией, но при этом я ловлю себя на беспокойстве из-за Валека. Он правда мог серьёзно пострадать раньше? Обычно он — неуёмная стихия, сплошное насилие и хаос.

А сейчас он просто… тихий. Отстранённый. И это по-своему пугает.

— Я же говорил, что фильм охуенный, — говорит Виски. — Нет ничего лучше старого доброго боевика, чтобы выбить всё из головы.

И он прав. Пару часов я думала только о взрывах, идиотских однострочниках и человекообразной медвежьей печке, прижимающей меня к себе в гнезде из пледов и подушек.

Я потягиваюсь, осознавая, насколько затекла от долгого сидения в одной позе. Мышцы протестуют — я не привыкла к такому уровню расслабленности. Когда я шевелюсь, до меня доносится запах Валека. Он всё ещё здесь — холодный, дымный, но уже слабее.

Я поворачиваюсь, заглядывая за край гнезда.

Валека нет. И я даже не заметила, когда он ушёл.

— Когда он ушёл? — хмурюсь я.

Виски пожимает плечами.

— Не знаю. Ты же знаешь, какой он.

— Наверное, — бормочу я.

Но на самом деле — нет. Я вообще их не знаю.

И в этом вся дикость ситуации. Несмотря на то, как отчаянно я сопротивлялась привязанности к этим альфам, как старалась закалить себя против их странного, необъяснимого уюта, чтобы не было больно, когда я уйду… я начинаю чувствовать, что они — моя стая. И при этом я не знаю о них почти ничего — кроме обрывков, которые случайно удалось собрать по пути.

Я запрокидываю голову, чтобы взглянуть на него.

— А у тебя какая история?

Он смотрит на меня сверху вниз, нахмурив брови.

— В смысле?

Я перекатываюсь, и моё куда более маленькое тело без труда устраивается на широкой груди Виски. Его мягкий живот служит подушкой, когда я укладываюсь поудобнее, упираясь предплечьями в твёрдую поверхность его груди. Подпираю подбородок рукой и смотрю прямо в его тёплые, медово-карие глаза. Моё тело поднимается и опускается вместе с его глубокими вдохами, подчёркивая разницу в размерах между нами. Я чувствую себя куклой.

— Я имею в виду… я ничего о тебе не знаю. Да и вообще ни о ком из вас, если честно, — говорю я, изучая линии и углы его лица. Контраст между грубыми чертами и мягкостью в его взгляде завораживает. — А я хочу знать.

По его лицу скользит удивление — брови слегка приподнимаются.

— Хм. Если честно, мы и сами друг о друге знаем немного.

Он чешет подбородок, щетина мягко шуршит под короткими ногтями. От этого движения я чуть смещаюсь, и меня снова накрывает осознание, как легко он мог бы отшвырнуть меня — даже случайно. Но вместо этого одна из его огромных ладоней ложится мне на поясницу, удерживая и поддерживая.

— Да и рассказывать особо нечего, — продолжает он. — Обычный солдат из-за моря.

Я провожу кончиком пальца по звёздчатому шраму на его груди.

— Всё равно расскажи, — настаиваю я, любопытство берёт верх. — Откуда ты?

Свободная рука Виски поднимается и начинает играть с прядью моих волос, аккуратно накручивая её на толстые пальцы.

— Колумбия, — говорит он после паузы. — Ну… то, что от неё осталось.

Я наклоняю голову.

— Никогда не слышала.

Он смеётся, и звук проходит через меня целиком.

— Не удивлён. Сейчас это бардак — куча враждующих городов-государств. Страной это уже не назовёшь. У каждого своё мнение, как её «исправить», но нихрена не выходит.

Я хмурюсь, пытаясь представить.

— Значит, ты ушёл из-за войны?

Виски коротко ржёт.

— Неа. Война — это всё, что я знал. А ушёл, потому что облажался. — Он ухмыляется, в глазах мелькает озорство. — Хочешь узнать, как я получил своё имя?

Я киваю.

— Я был зелёным рекрутом, едва достаточно взрослым, чтобы держать пушку. Вообще-то соврал про возраст, чтобы взяли. Мы были под обстрелом в порту, где я служил, и у меня заклинило оружие. И тут мне в голову пришла «гениальная» идея — сделать коктейль Молотова из бутылки виски. — Он усмехается. — Оказалось, я херово бросаю. Промахнулся на милю и поджёг наши же казармы.

Мои глаза округляются.

— И что ты сделал?

— То, что сделал бы любой уважающий себя солдат, — подмигивает он. — Дал дёру как чёрт. Решил, что в Колумбии подумают, будто я сделал это специально — саботаж и всё такое. Командир меня и так терпеть не мог. Так что я тайком пробрался на грузовое судно и свалил в Райнмих, добровольцем в большую войну, что шла здесь. Я умел только драться, так что… почему бы не применить это умение где-нибудь ещё?

— И так ты стал одним из Отряда Призрачных Альф? — спрашиваю я, складывая картину.

Он кивает.

— Типа того. Наверное, увидели во мне потенциал. Или просто нужен был кто-то, кто умеет взрывать всё к чертям и задавать вопросы потом.

Я фыркаю.

— Звучит как полезный набор навыков.

Смех Виски снова прокатывается по мне, и я не могу не улыбнуться. В его добродушии есть что-то заразительное — даже несмотря на всё дерьмо в его прошлом. Мне хочется знать больше. Не только о нём — обо всех них.

— А как тебя зовут на самом деле? — спрашиваю я, продолжая лениво выводить узоры на его груди.

— Виски, — отвечает он с ухмылкой. — Тот, прежний я, давно умер.

— Понимаю, — тихо говорю я. — А остальные?

Он мягко целует меня в лоб, щетина царапает кожу.

— Почему бы тебе не спросить их самой? Готов поспорить, им бы понравилось рассказать тебе свои истории — даже если о них трудно говорить. Может, так тебе будет проще их понять.

— Может быть, — бормочу я, не обещая ничего.

В голову закрадывается озорная мысль, и прежде чем я успеваю её остановить, слова вырываются сами:

— А у тебя правда что-то было с Чумой?

Глаза Виски распахиваются, и, клянусь, я вижу, как румянец поднимается по его шее. Он прочищает горло и вдруг начинает смотреть куда угодно, только не на меня.

— Э-э… ну… это… сложно.

Я приподнимаю бровь, заинтригованная его реакцией.

— Насколько сложно?

Он вздыхает, проводя рукой по волосам. Несколько прядей падают обратно на его медовые глаза, когда он отводит взгляд.

— Не знаю, хочу ли я вдаваться в подробности, — признаётся он с неловкой улыбкой. — Но это было… один раз.

Я не могу ничего поделать с жаром, который разливается по телу, когда воображение подсовывает картинки: перчатки Чумы на широкой груди Виски, их губы, сталкивающиеся друг с другом…

— Расскажи ещё, — шепчу я, мои пальцы скользят по ткани его рубашки, с каждым движением опускаясь ниже.

Виски ёрзает подо мной, дыхание сбивается, когда моя ладонь ныряет под его тактический ремень.

— Не уверен, что это хорошая идея, — бормочет он.

Но я чувствую, как он твердеет под моей рукой.

Он прав.

Это плохая идея.

Всё это — плохая идея.

Последнее, что мне сейчас нужно, — это захлёбываться этими странными привязанностями к альфам и тем, что всё это для меня значит. Но моя рука не останавливается. Пальцы обрисовывают твёрдую линию его члена сквозь ткань штанов, и жар сгущается между бёдер.

Я хочу этого.

Я хочу его.

И это не имеет ничего общего с течкой, биологией или всей этой ебаной чепухой. Я просто хочу чувствовать себя хорошо. Хочу ещё немного забыть обо всём остальном.

И я хочу узнать, что именно было между ним и Чумой.

— Уверен? — мурлычу я, прижимая ладонь к нему плотнее. — Потому что по ощущениям ты очень даже заинтересован.

Виски стонет, его бёдра едва заметно подаются навстречу моей руке.

— Блядь, Айви… ты меня убиваешь.

Я ухмыляюсь, наслаждаясь властью, которая у меня есть в этот момент. Это опьяняет — знать, что я могу превратить эту гору мяса и мышц в дрожащую развалину одним лишь прикосновением.

Я смотрю на него из-под ресниц, прикусывая губу.

— А если я сделаю так, что оно того стоит?

Его глаза распахиваются, зрачки расширяются, когда он улавливает мой запах.

— Ты… ты сейчас возбуждена?

Я киваю, чувствуя, как жар заливает щёки.

— Я даже не знала, что альфы могут делать такое друг с другом до сегодняшнего дня, — признаюсь я. — И это… чертовски заводит. Особенно ты и Чума.

Виски тяжело сглатывает, кадык дёргается.

— Э-э… почему?

Щёки вспыхивают ещё сильнее, пока я подбираю слова.

— Просто… вы такие разные. Чума — застёгнутый на все пуговицы, понимаешь? Всегда контролирует себя, всегда собран. А ты… — я неопределённо машу рукой. — Ну, совсем нет.

Виски нервно усмехается.

— Ага. Наверное, мы и правда полные противоположности.

— И он такой худой, а ты такой… большой, — продолжаю я, понижая голос до шёпота, пока моя рука скользит ниже, лаская основание его просто невозможного по размерам члена. Это всё, до чего я могу дотянуться в этом тесном положении — он и так уже каменно твёрдый.

Дыхание Виски сбивается.

— Айви, я...

— Я хочу знать, что было, — настаиваю я с лёгкой улыбкой, второй рукой возясь с его ремнём. — Просвети меня.

Он стонет, когда я освобождаю его член, и толстый ствол тут же выпрямляется между нами. Я обхватываю его ладонью, поражаясь тому, что пальцы едва сходятся.

— Это было в медблоке, — начинает Виски, голос напряжённый. — После того как Призрак раздолбал мне плечо.

Моя рука скользит вверх и вниз по его толстому стволу, подбадривая его, чувствуя, как член пульсирует и дёргается в ладони. Его дыхание рваное, прерывистое, он подаётся в мою руку, и я не могу не отмечать контраст — моя ладонь не в состоянии полностью обхватить его толщину, моё тело теряется на фоне его массивности.

— Продолжай, — шепчу я низко и хрипло. — Что было дальше?

Виски стонет, бёдра дёргаются сами собой.

— Чума, он… блядь, Айви, нам обязательно это делать?

Я замедляю движения, дразня его.

— Хочешь, чтобы я остановилась?

— Нет! — выпаливает он, потом спохватывается. — То есть… чёрт.

Я ухмыляюсь и ускоряюсь снова.

— Тогда говори.

Он выдыхает дрожащий вдох.

— Ладно, ладно. Чума предложил помочь… сказал, что с таким плечом я даже подрочить нормально не смогу…

— И ты согласился? — спрашиваю я, искренне заинтересованная.

Виски кивает, глаза зажмурены.

— Да. Я… мы оба были на взводе. Твой запах был повсюду, сводил нас с ума.

По мне пробегает дрожь от его слов. Я и не подозревала, насколько сильно влияю на них.

— И что он сделал?

— Н-ну… ты тогда не хотела иметь с нами ничего общего…

— И? — подгоняю я.

— Он, э-э… — Виски снова сглатывает. — Он взял нас обоих в руку. Вместе.

— Оба члена? — уточняю я, склоняя голову. — Объясни.

Он снова стонет, запрокидывая голову на край подушки кресла.

— Блядь… — хрипит он, снова подаваясь вперёд. — Он сжал нас обоих. Наши члены были прижаты друг к другу, и он просто… водил рукой. Как ты сейчас, только… чёрт…

Моё воображение взрывается картинкой, жар густо собирается внизу живота. Я наклоняюсь, высовываю язык и пробую предэякулят, выступивший на головке Виски. Он дёргается подо мной, из горла вырывается задушенный звук.

— Продолжай, — шепчу я, касаясь губами его чувствительной плоти. — Я хочу больше подробностей.

Его член дёргается на моём языке, пока я обвожу толстую вену по нижней стороне.

— Блядь, Айви, — задыхается он. — Что ты хочешь ещё знать?

— Всё, — выдыхаю я. — Как это ощущалось? Что делал Чума?

Огромные ладони Виски впиваются в пледы под нами, костяшки белеют.

— Это было… жёстко, — выдавливает он. — Рука Чумы едва умещалась вокруг нас обоих. Но у него длинные пальцы…

— Ммм, — мурлычу я, принимая его в рот и мягко посасывая.

Толстые пальцы Виски путаются в моих волосах — не толкая, просто удерживая, будто ему нужен якорь. Голос выходит сорванным, рваным:

— Чума, он… блядь… начал медленно… дразнил. Ты же знаешь, какой он… тот ещё мудак…

Я отрываюсь с влажным чмок — он рычит от разочарования.

— Да неужели? — шепчу я.

— Только не ты тоже, — стонет он.

Я провожу кончиками пальцев по нижней стороне его члена.

— Скажи, как это ощущалось.

Он кивает, зажмурившись.

— Ладно… ладно. Это было… по-другому. Хорошо по-другому.

Я наклоняюсь и облизываю его сосок прямо через ткань рубашки. Он дёргается подо мной, из горла вырывается задушенный звук. Я ухмыляюсь и делаю это снова.

— Говори дальше, — подталкиваю я, подтягивая его рубашку вверх, чтобы получить лучший доступ, продолжая работать рукой по его стволу.

Он стаскивает её через голову и швыряет в сторону — и тут же вскрикивает от неожиданности, когда я впиваюсь зубами ему в бок.

— Какого хуя, Айви!

Я откидываюсь, разглядывая красный след, уже проступающий на загорелой коже.

— Прости, — мурлычу я. — Немного увлеклась. Немного… одичала.

— Д-да, я, блядь, уже понял, — отвечает он настороженно, всё ещё тяжело дыша.

Я веду губами вниз по груди Виски, наслаждаясь вкусом его кожи. Зубы скользят по ней, и каждый раз, когда я слегка прикусываю, у него вырывается резкий вдох. Я улыбаюсь, уткнувшись в него, пьяная от власти над этим огромным альфой.

— Говори дальше, — шепчу я, моё дыхание обжигает кожу. — Расскажи ещё про руки Чумы.

Виски стонет, его массивное тело дрожит подо мной.

— Блядь, Айви… его руки… они грубые. В мозолях. Но при этом мягкие. Такие, будто он может сломать тебя или разрезать на части, если захочет — но не хочет.

Я тихо мычу, продолжая лизать, пробовать, покусывать. Его мышцы вздрагивают под моими прикосновениями, и я наслаждаюсь тем, как тело реагирует на меня.

— А потом? — настаиваю я, прикусывая сильнее внизу живота — там, где его сильное тело самое мягкое. Этот контраст завораживает.

Дыхание Виски становится прерывистым, рваным.

— Он… он начал двигать рукой быстрее. Проворачивал запястье наверху. Это было… блядь, это было слишком.

Я вознаграждаю его откровенность, снова принимая его в рот, обводя языком толстую головку. Мне приходится упираться в его мощные бёдра, чтобы не подавиться, когда он подаётся вперёд. Даже так мне едва удаётся вместить в рот хотя бы половину.

Свободная рука скользит под пояс моих штанов и между собственных ног — туда, где уже отчаянно ноет. Я стону вокруг члена Виски, когда пальцы находят клитор — набухший, чувствительный, залитый влагой. Его член ударяется о заднюю стенку моего горла, и я борюсь с рвотным рефлексом. Виски издаёт сдавленный стон, кулаки снова вжимаются в пледы, а затем его руки возвращаются к моей голове, вцепляясь в волосы.

Я двигаю головой, беря его глубже с каждым движением. Челюсть ноет от растяжения, но мне плевать. Я думаю только о тяжести его члена на языке, солёно-мускусном вкусе кожи, о том, как толстый ствол пульсирует у моих губ.

Пальцы яростно работают по клитору в такт моему рту. Жар скручивается внизу живота, нарастает с каждым движением. Я стону вокруг него, вибрация заставляет его дёргаться и стонать.

— Блядь, Айви, — задыхается Виски. — Твой рот… он охуенно хорош…

Я отвечаю глухим мычанием и беру его ещё глубже. Его живот напрягается у меня на лбу, когда я сглатываю вокруг него, нос задевает жёсткие волосы у основания. Я остро осознаю, насколько я мала по сравнению с ним — как его мускулистые бёдра обрамляют мои плечи, как одна его рука могла бы обхватить всю мою талию.

Эта разница в размерах должна бы пугать.

Вместо этого она заводит меня.

Я отрываюсь, задыхаясь, тонкая нить слюны тянется от моих губ к его члену.

— Расскажи ещё, — требую я хрипло. — Что Чума сделал потом?

Грудь Виски ходит ходуном — он с трудом подбирает слова.

— Он… блядь, Айви, я даже не знаю… он просто дрочил нам, выкручивал кисть и… и был той ещё грёбаной угрожающей мразью, а я… чёрт…

Я награждаю его, снова беря глубоко — втягиваю щёки и сосу жёстко, без пощады. Пальцы ускоряются на моём клиторе, удовольствие нарастает с каждым движением. Я уже почти там — так близко, — но мне нужно услышать ещё.

— А потом? — спрашиваю я, отрываясь лишь на секунду, чтобы сказать это, и тут же снова опускаясь вниз.

Бёдра Виски дёргаются, его головка с силой упирается в заднюю стенку моего горла. Я слегка давлюсь, но не отступаю.

— Я кончил, — выдыхает он хрипло. — Я кончил ему в руку. Мы… мы оба. Одновременно.

От его слов по мне бьёт разряд жара. Образ Виски и Чумы, трущихся друг о друга, борющихся за доминирование, пока делают нечто настолько нехарактерное для альф, вспыхивает в голове. Я стону вокруг члена Виски, пальцы ещё быстрее работают по набухшему бугорку.

— Блядь, Айви, — стонет он. — Я сейчас…

Я отстраняюсь в самый последний момент, прежде чем он кончает, и на моём лице расползается хищная улыбка, когда я вижу, как он корчится, полностью в моей власти. Его широкая грудь тяжело вздымается, кожа блестит от пота в тусклом свете.

Он рычит от чистого, животного разочарования — выглядит так, будто вот-вот потеряет сознание, сорвётся в ярость или и то и другое сразу.

— Какого хуя… почему ты остановилась?

— А если… — начинаю я, снова проводя пальцами по толстой вене на нижней стороне его подрагивающего члена, — ты устроишь для меня маленькое шоу? С Чумой?

Глаза Виски распахиваются, дыхание сбивается.

— Ч-что? — заикается он, лицо заливает ещё более густой румянец. — Я не… я имею в виду, это не…

Я приподнимаю бровь, моя рука замирает на его члене.

— Нет? Ну, значит, на этом и закончим.

— Нет! — выпаливает он, тут же осекаясь. — То есть… блядь, Айви, ты не можешь вот так меня оставить…

Я пожимаю плечами, начиная отстраняться.

— Могу.

Виски стонет, откидывая голову на подушку.

— Блядь. Ладно, ладно. Хорошо. Я… я поговорю с Чумой. Но ничего не обещаю. Я даже не уверен, что он вообще захочет.

По мне проходит дрожь возбуждения — я не ожидала, что он сдастся так быстро.

— Хороший мальчик, — мурлычу я и наклоняюсь, награждая его долгим, медленным облизыванием от основания до самой головки.

Бёдра Виски дёргаются так сильно, что его твёрдый член шлёпает меня по лицу, а из горла у него вырывается сдавленный стон. Я кидаюсь на него, как зверь, и ловлю его ртом — зубами, — заставляя Виски рявкнуть от боли, прежде чем он понимает, что я осторожна. Его руки тут же взмывают к моей голове, пальцы запутываются в волосах, будто это может остановить меня от слишком сильного укуса.

— А-Айви, пожалуйста, осторожнее, блядь...

Я поворачиваю голову и втягиваю его член обратно в рот так глубоко, как только могу. Втягиваю щёки, сосу сильно, и он срывается на поток ругательств, от которых покраснел бы любой моряк.

И вдруг его хватка в моих волосах усиливается — и меня поднимают, переворачивают. Из моего горла вырывается приглушённый вскрик, когда он без усилий переворачивает моё тело, укладывая меня вверх ногами на себя: его тёплое дыхание на моей киске, а бёдра оседлали его голову. В таком положении кровь приливает к голове, мир слегка плывёт. Уже одурманенная, я упираюсь ладонями в его бёдра.

Я пытаюсь спросить, что он делает, но с его членом во рту могу издать лишь удивлённый всхлип, когда его язык проводит по моей щели. Бёдра дёргаются сами собой, я начинаю соскальзывать вперёд, но его руки сжимают мои бёдра, удерживая на месте, пока он ныряет глубже, его язык исследует мои скользкие складки, а широкое тело с лёгкостью удерживает мой вес.

Он настолько выше и массивнее меня, что в этом положении удерживать его член во рту почти невозможно — мне приходится бороться, чтобы он не выскользнул. Но когда его узел начинает набухать у меня во рту, растягивая челюсть до предела, отстраниться или становится невозможно — даже если бы я захотела.

А я не хочу.

Дикая, первобытная часть моего сознания наслаждается этой полнотой, тем, как его толстый ствол и узел пульсируют о мой язык и нёбо.

Я пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы доставлять ему удовольствие, но это почти невозможно, когда его язык творит магию у меня между ног. Глаза закатываются, бёдра сами начинают тереться о его лицо. В ответ он жёстко втягивает мой клитор, и по позвоночнику пробегает электрический разряд.

Из меня вырывается приглушённый крик — вибрация расходится вокруг его члена. Виски рычит и мурлычет одновременно, звук отдаётся в его груди и проходит прямо в меня. Эти двойные ощущения — его рот на моей киске и его член у меня во рту — слишком сильные.

Я тону в чистом, абсолютном экстазе.

Его язык быстро порхает по моему клитору, и я вижу звёзды. Спина выгибается, зад поднимается выше. Виски пользуется новым углом — его язык погружается глубже. Одна его рука покидает моё бедро, и я чувствую, как толстый палец скользит между складок, собирая влагу… чтобы размазать её вокруг моей задницы.

Я отчаянно всхлипываю вокруг его члена, и тело инстинктивно сжимается, когда он проникает в меня. Я даже не могу спросить, что он делает, не могу попросить быть осторожнее. Всё, что мне остаётся — задыхаться и стонать вокруг его члена, язык прижат узлом, не дающим вырваться.

— Ш-ш-ш, расслабься, дикая кошка, — шепчет он у моей киски, прежде чем снова сосредоточиться на моём клиторе горячим языком.

Я стараюсь подчиниться, сосредотачиваясь на дыхании — медленно, через нос, заставляя мышцы расслабиться.

Свободная рука Виски разминает мою ягодицу, его ладонь такая большая, что закрывает почти половину моей задницы. Это помогает. И помогает то, как его большой палец отводит щёку в сторону, облегчая ему вход, удерживая меня в реальности, пока я привыкаю к ощущению его толстого пальца, который медленно сгибается и проталкивается внутрь.

Я стону и беспомощно мурлычу вокруг его члена, когда он двигается глубже. Растяжение жжёт — больно и одновременно странно приятно. Мои бёдра снова дёргаются сами по себе, я трусь о его лицо, жадно и отчаянно ища больше трения по клитору, пока корчусь и извиваюсь на нём, дыхание сбивается до коротких, рваных вдохов, и у меня начинает кружиться голова. Не помогает и то, что дышать я могу только носом. Он хрипло стонет, когда мои ногти впиваются в его влажную от пота кожу, и я смутно осознаю, что, возможно, причиняю ему боль — но остановиться всё равно не могу.

Он, кажется, вовсе не возражает. Наоборот — моя отчаянная жадность только подстёгивает его. Его язык и палец становятся настойчивее, движения — быстрее вокруг моего клитора, и я ощущаю, как меня накрывает волна ощущений, от которых невозможно спрятаться. Невозможно спрятаться от этого альфы.

К первому пальце в моей заднице присоединяется второй, наполняя меня еще больше. Жжение усиливается, и я не сдерживаюсь — жалобный звук сам срывается с губ, в уголках глаз выступают слёзы. Но Виски не отступает ни на мгновение. Он продолжает движения, уверенно и методично, доводя меня до предела, пока каждое движение, каждое ощущение тянет меня всё глубже, раскрывая, лишая опоры и оставляя без шанса на передышку.

Я не могу дышать полноценно. Не могу думать. Весь мир сужается до ощущений, до дикого ритма внутри меня. Моё тело дёргается само по себе, беспорядочно, жадно, я сильнее прижимаюсь к его лицу, теряя контроль, гонясь за разрядкой. Каждое его движение, каждое касание царапает нервы до искр, доводя меня до предела. Я уже на краю — балансирую над пропастью, зависшая в этом мгновении.

Ещё чуть-чуть… совсем немного…

Его пальцы сгибаются внутри меня — и перед глазами снова вспыхивают звёзды. Он прижимается губами так тесно, что у меня перехватывает дыхание, его движения становятся быстрее, настойчивее, не давая ни секунды на осознание происходящего.

И вдруг я падаю.

Волны накрывают одна за другой, каждая сильнее предыдущей. Моё тело содрогается, мышцы судорожно сжимаются, а удовольствие разливается по нервам так, будто в кровь впрыснули чистый огонь.

Но он не останавливается.

Если уж на то пошло — он только усиливает натиск. Движения становятся быстрее, настойчивее, беспощаднее. Разрядка снова поднимается — выше, острее, невыносимее. Я смутно осознаю, что издаю звуки, которых никогда раньше не слышала от себя. Хриплые, отчаянные, звериные — и в них я едва узнаю собственный голос.

Мои ногти прочерчивают его бока, оставляя за собой жгучие красные следы. Он рычит, и эта вибрация ударяет по мне волной, разносится по телу так остро, что я теряюсь в ощущениях. Это слишком много. И одновременно — катастрофически мало. Мне нужно ещё. Нужно, чтобы он остановился. Нужно, чтобы он никогда не останавливался.

Новая волна оргазма накрывает меня — сильнее, яростнее прежней. Взгляд меркнет, всё вокруг растворяется в белом свете, тело выгибается, моя задница прижата к его груди. Его узел расширяется у меня во рту, и я успеваю немного оттянуть голову назад, прежде чем его узел разбухнет внутри меня.

Его рука крепко держит меня за бедра, не давая исчезнуть, пока я бьюсь и дрожу, захлёбываясь ощущениями. Он не даёт передышки — наоборот, ведёт меня сквозь остаточные волны своими ловкими пальцами, всё дальше, всё выше, пока я не начинаю рыдать, раздавленная, ошеломлённая этим напором.

— Вот так, дикая кошка, — мурлычет он у моей кожи. — Отпускай. Я с тобой.

Его слова словно что-то разблокируют внутри меня. Я сдаюсь — полностью, без остатка, позволяя этому поглотить меня целиком. Волна накрывает за волной, чувства захлёстывают, сливаются, накладываются друг на друга, пока я перестаю считать. Время распадается, теряет форму, а Виски ведёт моё тело, как инструмент, извлекая из меня звуки и ощущения, о существовании которых я даже не подозревала.

Он рычит — хрипло, низко, на пределе. Мгновение — и всё выходит из-под контроля. Я могу лишь держаться, подчиняясь, не имея ни шанса отступить, ни желания это делать. Если бы я попыталась — меня бы просто затопило.

Я не знаю, сколько это длилось. Минуты? Часы? Вечность? Я знаю только одно: когда всё наконец заканчивается, я обессиленно оседаю на Виски — дрожащая, пустая, без костей в теле. Он отпускает меня, и внутри остаётся странное ощущение пустоты, будто тело всё ещё пытается догнать то, что только что пережило.

Долгое время в комнате слышно лишь наше рваное дыхание.

Потом он осторожно двигается, его узел начал опадать. Виски медленно опустил свои бедра обратно из-за чего его член выскользнул у меня изо рта. Я стону, наконец делая первый полноценный, дрожащий вдох за, кажется, бесконечно долгое время. В его руках я совершенно размякла — тело не держит форму, руки и ноги вялые, послушно расползаются по его груди, пока он осторожно поворачивает меня, устраивая так, чтобы я оказалась лицом к нему.

— Ты в порядке? — спрашивает он хрипло, с тревогой в голосе и глухим, низким урчанием, от которого меня снова накрывает волной тепла.

Я моргаю, глядя на него, всё ещё потерянная, оглушённая. Пытаюсь ответить, но из горла вырывается лишь сорванный, сиплый звук. Оно саднит, будто я кричала часами. Возможно, так и было. Поэтому я просто киваю.

Виски ухмыляется, в уголках глаз появляются морщинки.

— Какая же ты умница.

Я едва улыбаюсь в ответ, прижимаясь к его руке, и это тихое одобрение разливается по мне чем-то тёплым и успокаивающим. Меня должно бы это раздражать — альфа, называющий меня «умницей», будто я чей-то питомец. Но сейчас… сейчас мне всё равно.

— Вы закончили?

Голос Валека звучит резко и неожиданно.

Виски вздрагивает подо мной, его мышцы напрягаются.

— Ёб твою мать, Валек! — рявкает он, инстинктивно сжимая меня крепче. — Ты сколько тут стоишь?

Я тяну шею, пытаясь разглядеть второго альфу. Валек стоит в дверном проёме, неподвижный, как статуя. Его лицо — непроницаемая маска. Холодные, расчётливые глаза скользят от меня к Виски и обратно.

— Достаточно долго, — ровно говорит он. — Подумал, вам не помешает выпить.

Виски заливается красным.

— Ёбаный извращенец, — бурчит он себе под нос.

— Я не могу пить, — хриплю я. Голос срывается, еле слышный.

— Эй, дикая кошка, — мягко говорит Виски, опуская на меня взгляд и заправляя выбившуюся прядь волос за ухо. — Ты теперь можешь делать всё, что захочешь. Помнишь?

Губы Валека дёргаются — почти улыбка, но до глаз она не доходит.

— Да. И я крайне сомневаюсь, что сейчас стоит беспокоиться о каких-то там законах об алкоголе для омег.

Я моргаю, всё ещё заторможенная, и удивлённо смотрю на него.

— Ты… ты правда позволишь?

— Конечно, — отвечает Виски, чуть двигаясь подо мной.

Я пытаюсь сесть, но тело меня не слушается. Я беспомощно плюхаюсь обратно на его грудь, раздражённо простонав.

— Я тебя держу, — шепчет Виски.

Одним плавным движением он подхватывает меня на руки, словно я ничего не вешу.

От резкой смены положения у меня кружится голова. Я цепляюсь за его шею и утыкаюсь лицом в плечо, пряча смущение от того, что меня несут вот так.

Виски относит меня к барной стойке, Валек идёт следом. Холодный воздух касается разгорячённой кожи, и я невольно вздрагиваю. Виски аккуратно усаживает меня на высокий барный стул, его руки задерживаются на моей талии, помогая удержаться, а потом он накидывает мне на плечи куртку.

Его куртку. Я узнаю запах сразу.

Я зеваю и кутаюсь в неё, сонно прижимая ткань к себе. После тепла Виски в комнате кажется прохладно.

Валек заходит за бар, ловко достаёт бутылки и бокалы.

— Что будешь пить? — спрашивает он, и акцент у него звучит сильнее обычного.

— Виски. Очевидно, — ухмыляется Виски.

Валек закатывает глаза, щедро наливает янтарную жидкость в стакан и пододвигает его Виски. Потом поворачивается ко мне.

— А для маленькой омеги? — спрашивает он тихо, почти бархатно.

Я сглатываю, внезапно чувствуя себя неловко под его взглядом.

— Я… я не знаю, — признаюсь я. — Я никогда раньше не пила алкоголь.

— Никогда? — он приподнимает бровь. — Ну, так не пойдёт, верно?

Он берёт бутылку с прозрачной жидкостью и наливает немного в бокал.

— Водка, — поясняет он.

— Эй, бро, это крепкая хрень, — предупреждает Виски.

— Она справится, — отвечает Валек, глядя прямо на меня. — Ведь так?

Я колеблюсь, с подозрением глядя на прозрачную жидкость. И начинаю медленно брать бокал в руку. Стекло холодное, по нему скатываются капли конденсата. Я подношу его к губам и вдыхаю резкий, чистый запах.

— Давай, — подбадривает Виски, его тёплая ладонь ложится мне на поясницу. — Всё нормально. Только… ну, сделай глоток.

Я делаю маленький глоток и сразу же морщусь. Жидкость обжигает горло, оставляя за собой огненную дорожку. Я закашливаюсь, на глаза наворачиваются слёзы.

— Это… — выдыхаю я. — Это отвратительно!

Валек тихо смеётся — низко, темно, и от этого смеха у меня по спине пробегает дрожь.

— Первый глоток всегда такой, — говорит он. — Попробуй ещё раз.

Против здравого смысла я делаю второй. Теперь я была готова к жжению. И оно… уже не кажется таким ужасным. Наоборот — тепло медленно расползается по груди, оседая где-то внизу живота.

— Ну как? — спрашивает Виски, внимательно наблюдая.

Я облизываю губы и с удивлением понимаю, что улыбаюсь.

— Вообще-то… неплохо.

Валек кивает, явно довольный.

— Вот видишь. Я же говорил.

Он наливает себе и поднимает бокал.

— За новые ощущения, — произносит он, не отводя от меня взгляда.

Мы с Виски поднимаем бокалы, отвечая на тост. Стекло звенит — резко и чисто в тишине комнаты.

Делая ещё один глоток, я замечаю, как Виски и Валек снова скатываются в своё привычное препирательство. И это… почти успокаивает. Знакомый ритм, знакомые уколы.

Я слишком сонная и разбитая после всего произошедшего, чтобы вслушиваться, но замечаю одно — они снова поддевают друг друга, несмотря на все попытки Тэйна это остановить.

И странным образом это кажется… нормальным.

Водка прокладывает огненную дорожку по моему горлу, согревая изнутри. Я делаю ещё глоток, смакуя непривычное ощущение. Мир вокруг словно теряет чёткость, края размываются.

Голоса Виски и Валека растворяются в отдалённом гуле, как будто я проваливаюсь в мягкий туман. Их слова сливаются в ровный поток оскорблений и подколок, накрывающий меня, как белый шум. Я опираюсь на стойку, подпирая голову ладонью, и чувствую, как веки с каждой секундой становятся тяжелее.

Глухой удар резко возвращает меня в реальность.

Стакан Виски падает на пол и разбивается на тысячу сверкающих осколков. Он наваливается на барную стойку своими мясистыми предплечьями, глаза мутные, расфокусированные, стеклянные.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, тянусь к нему, пытаясь поддержать.

Будто у меня вообще есть шанс удержать альфу, который в пять раз больше меня.

Где-то на задворках сознания начинают орать тревожные сирены. Я видела Виски пьяным. Не раз. Но такого — никогда.

Виски моргает, на лице проступает растерянность.

— Я… я н...знаю, — бормочет он, слова слипаются. — Я ж т. к один…

Валек наблюдает за происходящим с отстранённым интересом, его серебристые глаза холодно поблёскивают в полумраке.

Виски поднимается с барного стула и делает нетвёрдый шаг вперёд. Его массивное тело опасно качается.

— Мне… мне хреново, — бормочет он, цепляясь за край стойки.

Медленно он поворачивается к Валеку, из горла вырывается низкое рычание. Руки дрожат, пытаясь удержать вес тела, ноги подгибаются, словно становятся ватными.

— Что ты… — бормочет он. — Что ты, блядь, со мной сделал, ты больной ублюдок?

— Ничего, — ровно отвечает Валек. — Похоже, ты просто слабый на выпивку.

— Нет… ты… — Виски стонет, злость и предательство мелькают у него в глазах, прежде чем из них окончательно уходит борьба.

Время растягивается.

Я смотрю, как Виски падает.

Глаза закатываются, веки бессильно трепещут и закрываются. Колени подламываются, и он падает на пол с тошнотворным ударом, от которого содрогается вся комната.

— Виски! — кричу я, соскакивая со стула.

Мои босые ноги хрустят по битому стеклу, но я не чувствую боли. Я падаю на колени рядом с ним, руки беспомощно зависают над его неподвижным телом.

— Виски, очнись!

Он не шевелится.

Даже не дёргается.

Грудь поднимается и опускается неровно, поверхностно, но глаза остаются закрыты.

— Что с ним?! — требую я, поднимая взгляд на Валека.

Но впервые Валек не ухмыляется. Не шутит.

Его взгляд пуст. В нём нет света. Он смотрит сквозь меня, лицо — безжизненная каменная маска.

Мой голос падает до шёпота.

— Что ты сделал?

Он не отвечает.