Бессмертный двор

Глава 25 Страшненькая тетенька

Если смотреть на Ясан Кхот, Город Серебра и Кости, снизу, то кажется, что он подпирает облака. Дагинские шпили — это города-башни, узкие и высокие. Никто не знает, почему они так строили, но знаменитая Всеношна в Конечном Крае — лишь жалкое им подражание; добиться такой же прочности конструкций никому и нигде не удалось. Бос Турох, построенный вокруг шпиля и на его основе, выглядит уже совершенно иначе, без неистовой устремлённости ввысь, оставляющей впечатление, что город сейчас взлетит и канет в сером мареве Края.

Дагины появились на Альвирахе уже после Перинарского Казуса. Их города называли «мерцающими», потому что они просто возникали однажды, какое-то время стояли, сияя немыслимой яркости огнями в высоте, а потом исчезали снова. Но однажды настал День Скорби, когда шпили проявились все разом, да так и остались. Сколько их было всего, неизвестно; многие кифандиры Альвираха до сих пор толком не исследованы. Шэхен, Врата Радости, расположен в Желарго, его заселили гномы. Поррима, Сад Угасших Надежд, расположен в Челе, на его основе выстроен крупный экономический центр, сохранивший, несмотря на все протесты маркетологов, то же название. Тэнгэр Дор, Свечной Оплот, в Кисгодоле практически полностью разобран на металл, так что мало кто вспомнит, что Кеффиль-Мор, просвещённая столица Обсолони, стоит на его неразрушимом фундаменте. Клей-Камень, Город Бродячих Огней во Второй Искре осаждён гоблинами так давно, что никто уже не помнит, кого именно они там осаждают. Скорее всего, каких-то других гоблинов. Самый загадочный из шпилей — Муу Цаг Агаар, Древо Вечного Ненастья. Обычно его видели в Дулаан-Захе, причём исключительно издали и в плохую погоду, но что с ним стало после Дня Скорби, тоже неизвестно. Молва по-прежнему доносит слухи, что на него натыкались путешественники в самом Жендрике или неподалёку, но метель, или ливень, или выбросы ядовитых газов препятствовали наблюдателям приблизиться, а когда они возвращались, то шпиля уже не находили. Есть те, кто верят, что Муу Цаг Агаар единственный остался «мерцающим» и изредка посещает Дулаан-Зах, появляясь из того места, откуда происходят дагины, где бы оно ни было.

— Вот сюда, — показал дядя. — Там будет небольшой спуск, он пологий, не бойся. Маску можно не надевать, яд Жендрика не проникает внутрь шпиля.

— Тогда я с вами, с вами! — запрыгала Шмыгля. — И даже не думайте, что я останусь!

— Там безопасно? — спросила Марва, с сомнением глядя на скачущую табакси.

— Нигде не безопасно, — пожал плечами драу. — Но для нас угроза невелика. Обитающие в шпиле разумные слабы, неорганизованны и, в основном, неагрессивны.

— Так тут есть жители?

— Изгои. Беженцы. Никчёмные и ничтожные настолько, что их даже поленились убить.

— А как они добрались сюда через Жендрик?

— Не интересовался. Спроси у них, если хочешь.

Из тёмного полуподвала наверх идёт пыльная широкая лестница. И ещё одна. И ещё.

— Эй, у меня лапки! — взмолилась вскоре Шмыгля. — Мы что, так до верха топать будем?

— Я тоже уже устала, — призналась Марвелотта, — а мы ведь и на десятую часть не поднялись. Только не говорите, что Жозефа живёт на самом верху!

— Именно там она и живёт, — подтвердил дядя. — Но на следующем этаже есть лифт. В прошлый раз он даже работал. Механизмы дагин очень прочные. Ещё два пролёта, потерпите.

Коридор уходит куда-то вглубь шпиля, и здесь они встречают первого обитателя. К удивлению Марвы, это оказался какой-то метис орка, молодой, но потрёпанный, весь в шрамах.

— Ишь ты, новенькие, — сказал он мрачно. — И лезут, и лезут. Вы думаете, тут еда из воздуха берётся?

— Нет, — сказала Марва. — Не думаем. А откуда здесь еда?

— Грибы драу, —сплюнул полуорк. — Без светила больше ни мрака не растёт. Надоели, сил нет. Кажется, скоро грибница из ушей полезет.

— Надо сочетать их с мясом, — назидательно сказала Минтара. — Не лениться ходить на охоту. Грибы с мясом гораздо вкуснее и питательнее.

— Ну, ты сказанула, тёмная, — фыркнул полуорк. — Ты видела, кто в округе водится? Это у них будет мясо, фаршированное грибами, на обед.

— Оправдание трусов, — безжалостно ответила драу.

— Да иди ты… — отмахнулся тот. — У меня из оружия один кинжал. От шпиля не отойти, там яд, а в подземельях… Нет, сами туда лезьте, раз храбрые такие. Мы все ходы вниз завалили, но всё равно прокапываются иногда.

— Кто? — с любопытством спросила Марва.

— Без понятия. Потом только кровь на полу и кого-то не досчитались утром. Смотришь — в завале подкоп. Заваливаем заново, до следующего раза. Наверное, тем, нижним, тоже одни грибы жрать надоедает. А ты «охотиться». Сама охоться, так-то.

Тон полуорка обиженный, но он идёт рядом с ними, не отстаёт. Наверное, сидеть одному скучно.

— А чего ты здесь? — спросила любопытная Шмыгля. — Мы вот жили в Обозе, там еда разная. И охотиться можно, в степи. Я, когда выросла бы, непременно охотилась! Я очень храбрая! И геройская!

— Я тоже не трус, — буркнул полуорк. — А здесь, потому что иначе убьют.

— За что? Ты плохой, что ли?

— Нормальный я. Но у нас не любят полукровок.

— Тебя обижали, и ты убежал? Я бы сражалась! — заявила Шмыгля убеждённо.

— Я тоже не стерпел, — признался полуорк, — и убил сына вождя. Он напал первым, но его отец потом пообещал большую награду за мою голову. Пришлось сбежать. Сначала из клановой деревни, потом с Диаэнкевала, а потом и вовсе сюда. Контракт на меня взял дом Ки-Гвад, мраковы ищейки. Хотя бы сюда, я надеюсь, не доберутся. Хотя в Жендрике так уныло, что иногда хочется выбраться к светилу, пусть даже меня там зарежут.

— А как ты добрался в Ясан Кхот? — заинтересовалась Марва. — Это же самый центр Жендрика, несколько дней пути по отравленным землям.

— Кобольды, — пояснил полуорк. — Мраковы мелкие ящерицы берут дорого, но у них договор с мраковыми большими ящерицами.

— Драконолюды? — заинтересовался дядя. — Луу или баярлах?

— Баярлах. Кобольды проводят под границей Жендрика по старым подземным коридорам, а на поверхности передают драконидам. Те не боятся яда, катаются по Жендрику, ищут металл, оставшийся от Войн Великанов, вывозят в Галуул, там продают дварфам-скупщикам. У них есть специальная повозка, наглухо закрытая, яд не проникает внутрь. Сажают туда и везут, пока гадаешь, не обманули ли тебя. То ли доставят в Ясан Кхот, то ли сожрут где-нибудь по дороге… Меня довезли, с тех пор сижу тут. А вас с чего занесло в это забытое нефилимами место? В первый раз вижу такую странную кампанию — двое драу, человек и табакси!

— Не твоё дело, — резко ответил ему дядя.

— Подумаешь… Не хотите, не рассказывайте. Тут у каждого своя история и мало кто хочет ей делиться. В Жендрик от хорошей жизни не бегут.

— Вот лифт, мы пришли, — сказал драу. — Эй, изгнанник, он работает?

— Вроде бы да, — ответил полуорк, — но мне наверху делать нечего. Вы на самую верхушку? Ладно-ладно, не моё дело, знаю. Ну, удачи вам, странники, зачем бы вы ни пришли. Всем нам не помешает немного удачи, верно?

Он вздохнул и побрёл обратно, вскоре скрывшись в глубине пыльного коридора, скудно освещённого врезанными в стены круглыми магическими светильниками.

— Жалко его, — вздохнула Марва.

— Вовсе не обязательно, что он говорит правду, — пожал плечами дядя. — Изгнанники чаще всего врут о причинах изгнания. Чтобы оркский клан назначил за кого-то награду, достаточную, чтобы заинтересовался дом Ки-Гвад, мало кого-то убить при самозащите. Даже сына вождя. Орки относятся к смерти спокойно, да и сыновей у вождей хватает. Прирезать убийцу на месте — запросто, но объявить контракт на голову? Совершенно не в их стиле. Так что не всё так просто с этим парнем.

— Эх, — вздохнула девушка, — всё-таки я очень наивная и доверчивая.

— Это пройдёт, — дружески коснулась её плеча Минтара.

— Я знаю. Но мне совсем не хочется не верить никому вокруг.

Над лифтом, встроенным в каменную стену, горит тусклый круглый фонарь.

— Работает, — кивает удовлетворённо дядя, — иначе свет бы погас. Жозефа, когда поселилась тут, запустила некоторые устройства шпиля. Самые простые, она не механург, но и этого хватило, чтобы здесь стало можно выжить. Скудно, но, как видишь, находятся те, кому хватает и этого.

— Хотела бы я знать, как он работает! — восхищённо сказала Марва, оглядывая решетчатую металлическую кабину, открывшуюся за раздвижными дверями.

— Спроси у Жозефы. Но предупреждаю сразу, её ответы… редко бывают конкретны. Она выросла внутри перинарской махины, а потом слишком много времени провела в Крае. Это не способствует ясности мышления.

— Зато она прозревает недоступное другим, — сказала серьёзно Минтара.

Лифт заскрежетал и тронулся, медленно набирая скорость. Замелькали, уносясь вниз, стены шахты. В какой-то момент кабинка оказалась снаружи шпиля, и Шмыгля восторженно завизжала:

— Ух ты! Как мы высоко! Смотрите!

Марве стало не по себе, но лифт уверенно движется в металлических направляющих, так что можно оглядеть сверху мрачные пространства Жендрика. По-своему это даже красиво, но ветер наверху пробирает до костей. Вскоре поднимающаяся кабина снова нырнула внутрь шахты, скорость упала. Скрежет, рывок, остановка, железная дверь.

— Прибыли, — констатировал дядя. — Надеюсь, старушка ещё жива. Было бы обидно потерять столько времени зря.

Внутри верхушка шпиля чем-то напоминает подземелья перинаров: каменные полы, медные трубы, тусклые светильники, утопленные глубоко в железные стены. Но в целом стиль другой, более… пожалуй, механургический. Марве сразу захотелось разобраться, какая труба куда и что как работало. Сейчас очень заметно, что технические помещения, через которые они идут, давно заброшены.

— Интересно, что же тут было? — не выдержала Марва, остановившись перед мёртвым пультом управления. — Зачем вся эта механургика?

— Для манипуляции светилом, дитя, — раздался скрипучий странный голос. — Этих рычагов касались руки дагин, на эти приборы смотрели их глаза. У них были глаза, дитя, да, были…

Девушка с удивлением смотрит на старую драу, которая, оказывается, сидит в углу у каменной стены. Лицо её покрыто морщинами, выцветшая до голубоватости кожа натянулась на скулах, свалявшиеся волосы серовато-белы, а глаза равномерно-белёсые, без зрачков и радужки.

— Что с вашими глазами? — невольно воскликнула Марва.

— Они видели то, что не положено видеть, дитя. Изнанку Края. Обратную сторону Альвираха. Задник того полотна, на котором нарисован наш мир.

— Кем нарисован? — тут же спросила Шмыгля.

— Мастерами Игры. Богами, сотворившими всё.

— На Альвирахе нет богов, — запротестовала Марвелотта, — это все знают!

— Теперь нет, — кивнула, улыбаясь в пространство, старуха, — поэтому мы и умираем, дитя.

— Жозефа, перестань их пугать, — сказал дядя. — Они проделали долгий путь и хотят услышать что-то кроме «ха-ха, мы все умрём». Это и так никому не новость.

— Я не могу говорить ничего, кроме правды, Дарклин. Поэтому меня считают сумасшедшей. И они правы. Я была бы рада сказать что-то хорошее, но в моей голове слишком много горькой истины, сладкая ложь не поместилась.

— Скажите, как работает светило! — не выдержала Марвелотта. — Это очень важно для нас!

— Дочь Теодана? — посмотрела на неё своими жуткими белыми глазами Жозефа. — Такая же неистовая любительница махин. Стоило ожидать. А где он сам?

— Его убили!

— Этого тоже стоило ожидать, — закивала головой старуха с каким-то даже удовлетворением. — Я говорила, что его убьют, но твоего отца было не остановить. Тех, кто хочет сделать всем хорошо, всегда убивают.

— Почему? — спросила Шмыгля. — Они же хорошие.

— Потому что разумные не хотят, чтобы было хорошо всем. Они хотят, чтобы было хорошо им.

— Глупости! — уверенно заявила кошечка. — Я вот хочу, чтобы всем! Даже вам, страшненькая тётенька!

— А чего именно хотел мой отец? — спросила Марва.

— Зажечь солнце над Жендриком, дитя. Он пришёл ко мне, так же как ты сейчас, и попросил показать, как оно устроено. Здесь, в Ясан Кхоте, почти всё уцелело, дагины сперва не хотели воевать, поэтому их просто убили.

— Кто? — тут же спросила Шмыгля.

— Те, кто хотел сокровищ для себя, а не света и тепла для всех.

— Фу какие! А с ними что стало?

— Они тоже умерли.

— Вы какая-то очень невесёлая тётенька, — вздохнула табакси. — Разве так можно? Хотите меня за ушком почесать? Помогает, проверено. Никто не может грустить, когда рядом есть такая замечательная Шмыгля, как я!

Жозефа рассеянно погладила кошечку по пушистой голове и кивнула:

— Спасибо, дитя. Я давно не видела табакси. Если хотите посмотреть, как было устроено светило, я вам покажу.

— Очень хочу! — твёрдо сказала Марва.

— Одевайтесь теплее, детишки, — вздохнула Жозефа, — там ужасный ветер.

Узкий трап вывел их к двери, за которой… Марве сначала показалось, что они попали в сам Край, но нет — это просто облака. Серые облака на сером небе, до которого отсюда, с вершины шпиля Ясан Кхот, кажется, можно дотронуться рукой.

— Вот здесь пылало солнце дагин, — сказала Жозефа.

В центре металлическая шахта, уходящая куда-то вниз, по бокам сложные кольца из обжатых в пакеты стальных пластин. Все элементы имеют следы окалины и тронуты ржавчиной, но выглядят целыми.

— Почему оно погасло? — спросила Марвелотта, кутаясь в тёплую накидку. Наверху действительно очень холодно.

— Дагины его выключили.

— Зачем?

— По требованию победителей. Ясан Кхот сдался без боя, им обещали жизнь и свободу. Но обманули, конечно. Дагин убили, шпиль разграбили, а последний из уцелевших записал эту историю и спрыгнул в шахту. Записи остались, их никто не нашёл, да и не искали. Ворвавшихся в город интересовало только золото.

— Вы их прочитали? — спросила Минтара.

— Да, девочка. Я десятилетиями училась читать перинарские тексты, мне нечем было больше заняться, сидя в их махине. Находила знакомые слова, складывала их так и эдак, догадывалась о значениях других… Долгий труд, долгий. Но наш язык, драулинг, произошёл от него, поэтому мне удалось докопаться до истоков.

— Но это перинарский, а тут язык дагин, — не поняла Марва.

— Я сейчас скажу тебе то, над чем будут смеяться все учёные мужи от Бос Туроха до Кеффиль-Мора, дитя. Надеюсь, у тебя тоже хорошее чувство юмора.

— Э… Не уверена, — смутилась девушка.

— Дагины и перинары — один народ. Ну, почему ты не смеёшься?

— Слишком удивлена, наверное. Это противоречит всему, что я знаю.

— Тому, что рассказали Альвираху ондоры, присвоившие себе наследие дагин. Мои слова — всего лишь речи безумной старухи, ты не обязана им верить.

— Пойдёмте вниз, — вмешался дядя. — Отсюда отличный обзор, но слишком холодно. Мы привезли моркофе и сладости, думаю, диета из грибов тебе надоела, Жозефа.

— Ещё в детстве, Дарклин. Но я привыкла довольствоваться малым. Пойдёмте, смысла мёрзнуть, и правда, нет. Тут ничего не менялось тысячи лет, это место может подождать.

— Дагины, — рассказывает Жозефа, с видимым удовольствием прихлёбывая горячий сладкий моркофе из медного стакана, — покинули Альвирах задолго до Перинарского Казуса. Тогда это был единый мир, а не обломки-кифандиры, он вращался, подставляя бока солнцу… Да, да, дитя, тогда было Солнце. Одно, большое, на всех. Оно висело где-то далеко в небе, но было такое огромное, что хватало всем. Вращение создавало дни и ночи, с тех пор среди разумных принято, что ночь темна. У этого Солнца было несколько миров, если верить записям, они как-то летали вокруг него в пустоте, хотя я не поняла, что их держало, не давало улететь и замёрзнуть. Мир тогда был устроен совсем по-другому, Альвирах был населён перинарами, которые были гениальными механургами. Добывали силу из материи в таком количестве, что хватало её на всё. Их огромные махины в изобилии обеспечивали теплом и светом, едой и удовольствиями всех живущих на Альвирахе, но им было этого мало, и они решили заселить другие миры. Для этого построили Шпили.

— Перинары? — удивилась Марва. — Но разве не дагины…

— Помолчи, дитя, дай рассказать. Дагин тогда не было. Перинары создали «мерцающие города» и наполнили их силой распада материи, каждый увенчали ярким светилом. И вот настал день, и сотни шпилей совершили первое «мерцание», исчезнув с Альвираха и возникнув в новом мире, который назвали Дагинар. Сумрачный и прохладный, он был освещён и согрет энергией светил. Вскоре тот мир расцвёл: переселенцы засеяли его семенами растений и населили потомством животных, привезённых с Альвираха. Как зелёные круги разбегались заселённые земли от подножий шпилей, и также расселялись по новому миру дети и внуки колонистов. Перинары решили проблему бессмертия, и вскоре тех, кто родился и вырос на Дагинаре, стало гораздо больше, чем тех, кто перенёсся в мерцающих городах. Они стали называть себя дагинами, подчёркивая этим, что они не перинары, а новый, другой народ. Мерцающие города всё также могли перемещаться между Дагинаром и материнским миром, но постепенно дагины перестали это делать, не считая больше Альвирах своей родиной. Так один народ разделился на два.

— Тогда почему они вернулись? — спросила Марва.

— Я ещё изучаю эту часть архивов, — уклончиво ответила Жозефа, и девушке почему-то показалось, что это не совсем правда. Или правда, но не вся.

— У меня тоже есть вопрос, — тихо сказала Минтара.

— Да, дитя, — кивнула женщина, — и я догадываюсь какой. Ты же нимфа, твоя судьба была умереть в подземелье, как и моя?

Минтара молча кивнула, требовательно глядя на неё.

— Однажды, — начала Жозефа задумчиво, — я дочитала все книги перинаров, которые были доступны из нашей части махины. И решила, что надо искать другие. Это было опасно, но жизнь нимфы не стоит ничего, мы всё равно что мёртвые, тебе ли не знать.

Юная драу кивнула понимающе.

— Я нашла несколько узких тоннелей, в них трубы, очень тесно, взрослому не пролезть, но я была маленькой и худой, так что протиснулась и выбралась на другую сторону. В зал, куда никто не заходил с момента Казуса. То, что ударило тогда по Альвираху, оставило вмятину, которую мы сейчас называем «Жендриком», а потолок огромной пещеры, в которой расположена махина перинаров, обрушился, испортив оборудование. Махина пошла в разнос, и ядро нашего мира, которым она управляла, взорвалось. Альвирах распался на кифандиры, большие куски, и гирусы — мелкие части. Множество перинаров погибло, мы даже не можем себе представить, сколько. Даже в период расцвета Империи на кифандирах не проживало и тысячной части того многолюдья. Остальных от гибели на замерзающих, теряющих воздух обломках спас мгновенно окутавший их магический Край. Тепла остывающих подземных махин хватило на тысячи лет, а тусклый свет небесного сияния не дал нам пропасть в темноте, а потом появились дагины с их светилами… Но я опять увлеклась историей, простите безумную старуху, — Жозефа хрипло захихикала. — Тогда я оказалась по ту сторону махины и не могла уже вернуться обратно. Да и не хотела — меня влекла жажда знаний. Увы, устройств для чтения мне больше не попалось, а вот проблема голода оказалась очень актуальной. На той стороне не росли грибы и не было многоножек, а припасы, которые я взяла с собой, подходили к концу. Зато я нашла лифт и подземное хранилище шагоходов. Разобраться, как они работают, было просто, техника перинаров сложная в устройстве, но лёгкая в управлении, а главное, настолько прочная, что благополучно пережила и сам Казус, и тысячи лет простоя потом. Я заполнила ёмкости топливом, подняла шагоход на лифте и отправилась прочь из Жендрика. Знала, что скоро умру. Мы, нимфы, не можем выжить вне подземелья, где нас поддерживает эманация махины. Но мне было всё равно, я давно смирилась. Вдали у самого горизонта облака слегка светились, и я направила шагоход в ту сторону, даже не зная, что это отсвет солнц Бос Туроха. Мне просто хотелось увидеть перед смертью что-то кроме древних махин и тёмных коридоров. Шагоход двигался сам, управлять им почти не нужно, а мне становилось всё хуже и хуже. Ты ведь уже почувствовала эту боль внутри, дитя?

Минтара отрывисто кивнула.

— Она будет расти, пока не убьёт тебя. Ты сильная девочка, я к концу второго дня могла только плакать, сил на крики уже не осталось. Шагоход вывез меня из Жендрика, затопал по дороге, и я остановила его у первого же светового столба. Даже умирая, я была так любопытна, что не могла не взглянуть на его конструкцию. Подогнала вплотную, вылезла через боковой люк и заглянула прямо в механизм. И надо же было такому случиться, что именно в этот момент Бос Турох сменил дневной режим на ночной! Шестнадцать светил развернули свои зеркала наружу, энергия хлынула по световым линейкам в пустоши, обогревая дороги и освещая поместья, и на пути светового потока одной из цепочек оказалась одна глупая маленькая нимфа. Мне повезло, я не сгорела и не ослепла, кристалл-ретранслятор разогревается не мгновенно, но шок был таков, что не помню, как вернулась обратно в кабину, в испуге отправила шагоход куда-то в пустоши и потеряла сознание. Не знаю, сколько времени прошло потом, но я не умерла, а, придя в себя, с удивлением поняла, что боль исчезла. Я была страшно голодна, предельно истощена и выглядела как скелет потрёпанного андеда, но выжила и стала взрослой драу. Моя трансформа совершилась!