Перинарскую махину Марве вызвалась показать Минтара.
— Только маску надень, — сказал дядя. — Здешним-то терять нечего, а тебе ещё жить да жить.
Девушка послушно достала из сумки защитную маску и натянула на лицо, закрепив ремешками. Говорить сразу стало сложно, но обретённая двоюродная сестра, шагая по коридору, рассказывает сама:
— Здесь не так плохо, как может показаться. Маленьким легче всего, они ничего другого не видели и легко адаптируются. У них нет имён, а значит, в мире живых их ничто не держит. Мне было сложнее, я успела вырасти наверху, родители уже решили, что я успешно пройду трансформу, но не повезло — застряла в стадии нимфы. Пришлось отправиться сюда.
— Тяжело было? — Марва буркнула невнятно из-за маски.
Но Минтара поняла:
— Сначала очень. Думала, спрыгну в провал, тут есть расщелина без дна, дети сочиняют, что это трещина в кифандире, через которую можно полететь его насквозь и умереть на другой стороне, в холоде и безмолвии. Врут, конечно, но некоторые всё равно прыгают. Не выносят здешней бессмысленности. Особенно нимфы, которые успели пожить нормальной жизнью. Тяжело осознать, что она кончилась ничем, не успев даже толком начаться. Но потом я решила, что смогу что-то сделать. Тут ни в чём нет настоящего смысла, потому что случившееся внизу, внизу и остаётся, но есть всякие маленькие, сиюминутные смыслы. Вот, смотри, видишь эту зоеа? — Минтара показала на сидящую в углу маленькую девочку. — Она всё время плакала, и я сделала ей куклу.
На коленях у маленькой драу действительно грубовато сделанная и, на взгляд Марвы, довольно зловещая кукла с примитивным лицом. Но ребёнок прижимает её к себе и баюкает, уныло и ритмично мыча себе что-то под нос.
— Получилось не очень, — самокритично призналась Минтара, — потом кукол захотели другие, я их сделала много, и стало выходить лучше. Я предлагала ей заменить, но она не хочет. Удивительно, но, возясь с малышнёй, я почувствовала себя лучше. У драу не принято помогать слабым: зачем тратить время, силы и ресурсы на того, от кого не будет пользы. Так что тебе досталась в сёстры плохая драу. Прости, что воспользовалась твоим предложением, видя, что ты не понимаешь, что делаешь. Это не по чести, но я решила, что мёртвые не могут быть бесчестны, а мы здесь всё равно что умерли.
— Я не жалею, — сказала Марва в маску.
— Потом я взяла на себя раздачу еды и лекарств. Раньше те, кто сильнее, отбирали у слабых, почти всё доставалось ребятам-нимфам, а младшие дрались за объедки. Изменить это было тяжело, несколько раз меня сильно избили, но потом я зарезала во сне самых злых, и остальные приняли новый порядок. Не все, но в основном. Те, кому не нравится, боятся со мной связываться.
— Эй, Минт! — окликнул их сидящий на корточках в тёмном углу подросток. — Кто это с тобой?
— Моя сестра, Марвелотта.
— Просто Марва, — невнятно сказала в маску девушка.
— Можно её зарезать и съесть? — спросил тот, доставая большой кинжал с выщербленным лезвием.
— Нельзя, — коротко ответила Минтара.
— Почему? Она не наша.
— Она моя.
— Ты говорила, что надо делиться!
— Едой. Она не еда. Мы больше не едим друг друга, ты забыл?
— Ну и зря, — буркнул себе под нос подросток и, потеряв интерес, отвернулся.
— Еды хватает, на самом деле, — продолжила драу. — Грибы растут быстро. Они почти безвкусные, но питательные. С тех пор, как нимфы организовались в команду, мы стали охотиться на многоножек группой, это гораздо безопаснее. Теперь чаще мы их убиваем, чем они нас, раньше было наоборот. Довольно опасные твари, большие, панцирь твёрдый, жвалы ядовитые. Драу устойчивы к ядам, поэтому для нас укус не смертелен, но от этого не легче — яд парализует мышцы, и жертву пожирают живьём.
— Какой ужас! — искренне сказала Марва, но из-за маски её почти не слышно.
— Наделали рогатин из металлического хлама, который валяется в нижних коридорах, — продолжает увлечённо рассказывать Минтара, — трое удерживают многоножку на спине, а как только она развернётся, открыв уязвимый живот, я прыгаю туда с ножом! Обычно получается, хотя вся спина в шрамах. Она пытается свернуться и впивается ногами, а ноги у неё хоть и слабые, но острые. Может, встретим такую, сама увидишь.
— Прекрасно обойдусь, — бухтит в маску Марва, но Минтара её не слушает.
— Вот, смотри, это провал, — девушки вышли в огромный подземный зал.
Потолок пещеры теряется где-то вверху, а пола нет вовсе — огромная расщелина, дно которой не разглядеть из-за глубины и колышущегося там тёмного тумана. Через неё перекинут ржавый, мощёный выкрошившимся камнем железный мост, соединяющий конец одного коридора с началом следующего. Выше можно разглядеть какие-то мостки, как целые, так и обрушенные, обломки каменных башен, древние металлические двери, перекошенные и сломанные. Слабо светящаяся туманная дымка в воздухе не даёт разглядеть подробности.
— Говорят, если суметь вскарабкаться до самого верха, то можно выбраться на поверхность. Но чаще тут прыгают вниз.
Перил у моста нет, и Марва старается держаться подальше от края, но бездна внизу почему-то так и притягивает взгляд.
— Пойдём, — предлагает Минтара, — мы уже совсем рядом.
Тёмный, идущий под наклоном вниз коридор, приводит их в место, которое Марва невольно называет про себя «махинный зал», по аналогии с замковой паровой махиной в латифундии. Однако здешний огромен, и махина здесь такая, что её невозможно охватить взглядом. В пещере, наверное, поместилась бы вся латифундия целиком, но свод её давным-давно обрушился, и теперь видны только те части оборудования, что не засыпаны упавшими сверху камнями. И даже эта очевидно небольшая часть потрясает воображение, а главное, каким-то образом продолжает работать! Во всяком случае, от медных поверхностей пышет жаром, а от сочленений исходит пар.
— Какая красота! — восхищается Марва невнятно.
Здесь очень жарко, лицо под маской вспотело и чешется, но девушка благоразумно её не снимает.
— Иногда прихожу сюда посмотреть, — признаётся Минтара. — Ничего не понимаю, я не такая умная, как была Жозефа, просто надеялась найти то, что помогло ей сбежать и выжить. Из наших больше никто не появляется, считается, что чем ближе ты к махине перинаров, тем меньше проживёшь. Но я кое-что всё же нашла. Показать?
Марва отчаянно закивала маской.
Драу поманила её пальцем, зазывая в еле заметный проход между камнями и металлическим боком махины.
— Осторожно, горячо! — предупредила она. — Я открою, ты не касайся…
Минтара обмотала руку тряпкой и резко толкнула от себя железную дверь. Та со скрипом отворилась.
— Думаю, именно тут пряталась когда-то Жозефа Медвуль. Пошли. Сначала будет очень жарко, но дальше легче.
Действительно, небольшой тамбур с металлическими стенами раскалён, как печка. Полезть в такой можно либо от огромного любопытства, либо от полного отчаяния. От касания к следующей двери Минтара зашипела, тряся рукой:
— Да что такое, каждый раз как будто ещё горячее! А говорят, махина остывает… Не представляю, как Жозефа тут пролезала. Давай за мной, дальше не так плохо.
Действительно, за следующей дверью начинается пыльный тёмный каменный коридор, где тоже ужасно жарко, но хоть стены не обжигают.
— Смотри! — показывает драу. — Видишь, нацарапано?
Марва сперва кивнула, потом покачала головой, давая понять, что видеть она видит, но разобрать не может.
— Это на драулинге. «Жозефа тут была». Так что мы на верном пути. Думаю, я первая, кто с тех пор сюда пролез. Идём, всё интересное дальше.
Коридор уводит их вглубь. Давящий на уши гул махины тут немного слабее, и не так жарко. Наткнувшись на трубы, Марва жестом останавливает спутницу и тщательно их рассматривает.
— Что-то интересное? Как по мне, трубы как трубы, их тут полно.
Марва стучит пальцем по врезанному в вертикальный участок трубопровода прозрачному окошечку.
— А, эта синяя жидкость? Да, она светится, очень удобно. Если налить в банку, то получается фонарь. Но руками лучше не трогать: там, где подтекает, в каменном полу проело дыры.
— Я видела такую, — пробухтела Марва. — Это топливо.
— Топливо? — переспросила драу. — Странно, оно, вроде бы, не горит, если поджигать. Впрочем, неважно, я не это хотела показать.
Помещение, в которое они в конце концов пришли, настолько похоже на рубку «Ходули», что Марва сразу перестала сомневаться в происхождении шагохода. Железные стены, облезлое кресло на стальном каркасе, приборы и рычаги. Другие, но очень похожие. «Наверное, отсюда управлялась махина, — подумала девушка. — Или какая-то её часть».
Приборы ничего не показывают, стрелки застыли на нулях, рычаги запылились, в углу набросаны старые истлевшие тряпки, образующие что-то вроде постели.
— Мне кажется, Жозефа жила тут, — сказала Минтара. — Там дальше в коридоре ящики с землёй, она давно высохла, конечно, но когда-то там, скорее всего, росли грибы. Вода тут есть, даже горячая, так что выжить можно. Я бы с ума сошла от тоски, сидя в одиночестве, но она, я думаю, читала. Смотри!
Драу уселась в старое кресло, дёрнула на себя рычаг в подлокотнике, и с потолка опустился стеклянный цилиндр. Размера он примерно такого, что можно обхватить руками, а внутри расположилась на вертикальной оси плотная сборка тонких медных листов с вытесненным на них текстом.
— Вот этой кнопкой можно листать, — показала Минтара, — это я догадалась.
Щёлкнул привод, лист провернулся на оси, сменяясь следующим.
— Но как менять книги, я не нашла. Их больше одной, я уверена, но то ли что-то сломалось, то ли я слишком глупая.
— Это на перинарском? — просила сквозь жутко надоевшую маску Марва, разглядывая устройство для чтения.
— Да, наверное. Он немного похож на драулинг, но я разбираю только отдельные слова.
— Как жаль! — воскликнула Марва. — Мне так интересно!
— Тебе нельзя оставаться тут надолго, ты недостаточно драу. Можешь заболеть.
Девушка только кивнула в ответ, говорить в маске очень неудобно. На лице та слишком долго, кожа ужасно зудит и чешется, глаза слезятся, стёкла запотевают. Действительно, задерживаться не стоит.
«Ходуля» равномерно вышагивает по туманной пустоши Жендрика, кабина ровно и почти незаметно раскачивается. Направление выдерживать несложно: упирающийся в серое небо шпиль древнего дагинского города-башни виден издалека. Управление занимает минимум внимания, перинарский шагоход идёт намеченным курсом сам, аккуратно перешагивая небольшие препятствия. Только самые большие камни или ямы приходится обходить, берясь за рычаги. В свободные минуты Марвелотта украдкой рассматривает двоюродную сестру. Вернув себе статус «живой», что бы это ни означало по понятиям драу, Минтара переоделась, иначе уложила волосы и стала смотреться совсем по-другому. Строже. Сильнее. Увереннее. Старше. Сейчас юная драу выглядит взрослее Марвы, наверное, из-за сурового выражения лица. Девушке немного неловко от этого, новая Минтара её смущает, рядом с ней она чувствует себя слишком легкомысленной.
А вот Шмыгля не ведает сомнений, без малейшего стеснения осаждая нового члена экипажа.
— Ты кто такая? — спросила непосредственная табакси. — Я тебя раньше не видела!
— Я Минтара, двоюродная сестра Марвы, — терпеливо отвечает та. — И я тебя тоже раньше не видела.
— Я тут уже давно! — уверенно отвечает кошечка, для которой и три дня большой срок. — Ни разу не встречала драу-девочек. Я думала, драу все как Марвин дядя. Жутиковые. А ты симпатичная!
— А я ни разу не встречала табакси. Ты тоже очень милая, спасибо.
— С ума сошла? — искренне удивляется Шмыгля. — Как можно столько прожить и не видеть табакси? Это, считай, жизнь зря прошла!
— Я вообще не видела никого, кроме драу.
— Ну и скучища! Ты что! Табакси лучшие!
— Почему?
— Ну… — Шмыгля задумалась, как объяснить этой странной девушке очевидную, неоспоримую, всем известную истину. — Потому что мы красивые, умные, весёлые… — табакси загибает пальчики, — талантливые, находчивые, — перешла на другую лапку, — хитрые, ловкие, весёлые…
— «Весёлые» уже было, — напомнила драу.
— А мы очень-очень весёлые! А ещё пушистые и мурлыкаем! — пальчики на передних лапках кончились, Шмыгля с сомнением посмотрела на задние, но решила, что можно не разуваться, аргументов уже достаточно. — Табакси самые клёвые на всём Альвирахе, это все знают!
— Все?
— Вообще все! Кого хочешь спроси! Марва, скажи ей, ну!
— Факт, — рассеянно кивнула Марва, направляя «Ходулю» в обход торчащего из земли каменного пика. — Табакси милахи. Особенно пока маленькие.
— И они беззастенчиво этим пользуются, — добавил развалившийся в кресле Дарклин, — чтобы манипулировать другими разумными.
— Что такое «манипулировать»? — спросила Шмыгля.
— Хитростью заставлять окружающих делать так, чтобы было удобно тебе.
— Заставлять? Вот ещё глупости! — возмутилась кошечка. — Все делают мне хорошо, потому что я замечательная! Меня все любят! А кто не любит, тот дурачок!
— Они все такие? — озадаченно спросила Минтара.
— Ага, — подтвердила Марвелотта, возвращая шагоход обратно на курс, — все. Табакси, что с них взять.
— Какой интересный народ, — сказала нейтральным тоном драу. — Совсем не похожи на нас.
— Ну да, — заявила непосредственная Шмыгля, — вас-то никто не любит. Вы злобненькие и страшненькие убиванцы. Ладно, можешь меня погладить. Немножко. Должно же в твоей унылой дравской жизни случиться хоть что-то хорошее! Пусть это буду я!
Ясан Кхот вблизи действительно потрясает. Самый большой из дагинских «мерцающих городов», он, тем не менее, не оказал сопротивления при штурме и не был разрушен, как Тэнгэр Дор, Поррима, Шэхен и отчасти Бос Турох. Рассказывают, что это был первый взятый великанами шпиль, его обитатели не ожидали нападения и не представляли себе последствий. Урок был усвоен — остальные города бились до последнего, их взятие обошлось штурмующим дорого, а сами они были сильно повреждены. Бос Турох, например, возведён практически заново, лишь в его основе остался прочный каркас изначального шпиля; и ещё верхушка, где теперь расположена резиденция Бессмертного Двора, частично уцелела, потому что камни из великанских требушетов туда не долетали. О том, что стало с дагинами сдавшегося на милость победителя Ясан Кхота, версии расходятся. Ондоры утверждают, что население города было пленено великанами, обращено в рабство и магически изменено, став смертными и образовав расу высших существ — эльфов (ондоры имеют в виду только себя, драу и талхары в этой истории проигнорированы). Но голиафы, например, считают, что дагин просто всех перебили, и эльфы принимали в этом непосредственное участие, а их происхождение якобы от дагин — чушь, выдумки и хвастовство. Вот сами голиафы — те да, потомки великанов. Просто потом много болели и от того измельчали немного. Но всё ещё могут «ввалить люлей» кому угодно: «А ну, кто сомневается, подходи!» Желающих проверять не находится, с голиафами никто не спорит, так что сомневаться в своей правоте у них причин нет. Версию драу Марва попыталась получить от дяди, но тот отвечал крайне уклончиво, предлагая спросить при случае у Жозефы, которая действительно исследовала этот вопрос, а он лишь слушал те сказки, что рассказывают нимфам. У девушки сложилось впечатление, что тёмные не гордятся этой историей, и она не стала настаивать.
За всё время поездки дядя ни разу не назвал Минтару дочерью и вообще держится с ней весьма холодно.
— Он признает меня, только если я смогу пройти трансформу, — пояснила та. — Отец прав, шансов у меня почти нет, скорее всего, я умру в ближайшие дни, так что тратить на меня время нет смысла.
— Знаешь, — мрачно ответила Марва, — как по мне, на человека, который скоро умрёт, как раз есть смысл потратить немного времени. Пока это ещё возможно.
— Ты ужасно нерациональная, — укоризненно ответила Минтара. — Сразу видно, что всего на четверть драу. Мы не такие.
— А какие вы?
— Давай я объясню, — в кабину вошёл дядя, — прости, у меня хороший слух, а Минтара вряд ли сумеет подобрать понятный тебе пример. Итак: бабуля, имея титул «эрзе», то есть будучи драу из правящего клана умбрайи, прижила твою маму от Люциана Тенебриса, человека. Как ты думаешь, как это могло произойти?
— Ну… не знаю… — растерянно протянула Марвелотта. — Любовь с первого взгляда?
— И где они, по-твоему, могли обменяться взглядами? Твой дедушка сидел в Бос Турохе и мечтал стать крупным землевладельцем, но капитала не хватало и на крошечный огород. Всё, чем он располагал, — это ум, благородное происхождение, практичность и беспринципность. То есть будучи на сто процентов человеком по крови, был больше драу, чем ты. Поэтому, когда однажды ему предложили помощь в приобретении большого участка земли на границе с Жендриком, то он сразу согласился на все условия.
— Драу предложили? — догадалась Марва.
— А кто ещё мог гарантировать, что поместье, построенное на спорной территории, не сгорит однажды ночью со всеми обитателями, потому что возведено на развалинах замка, который драу считают своим? Деньгами на аренду светила его тоже ссудили не просто так.
— Моя мама была одним из условий?
— Да, — спокойно признал Дарклин. — Латифундия нужна драу, так что твоя мать и, в итоге, ты — с самого начала проект бабули. Не всё прошло гладко, но в целом он удался: мы получили йодомагин, продовольствие и оперативную базу вблизи Бос Туроха. Разумеется, ондоры сразу заподозрили неладное, но, как и было рассчитано, оказались заложниками собственной юридической системы. Эрзе Меллириан нашла в городе того, кто смог переиграть их на их же поле.
— А мои родители? То, что они поженились, тоже проект бабули?
— Да. Теодан Колловски оказался самой удобной фигурой для удержания латифундии, а его таланты механурга и связи в Кисгодоле и Жерле позволили нам получить оружие.
— Значит, — грустно констатировала Марва, — наша семья проект, а я проект проекта. Чудненько.
— Ты хотела узнать, каковы драу. Ты узнала. Если тебя это утешит, твои родители хорошо относились друг к другу и к вам.
— Рационально хорошо?
— Разумеется.
— Пожалуй, я останусь при своей нерациональности. Буду спасать Минтару, любить брата, чесать за ухом Шмыглю, искать средство помочь Дулаан-Заху, читать книжки для удовольствия, пить вино для веселья, а однажды в кого-нибудь влюблюсь, выйду замуж и рожу детей! И это не будет «план плана плана»! Буду любить их и баловать, а не выращивать преемников для миссии драу, отправляя учиться в мраков Кисгодоль!
— Альвираху плевать на наши желания, — пожал плечами дядя. — Здесь случается то, что случается, а мы всего лишь пытаемся выжить. У Жозефы есть на этот счёт любопытная теория, поинтересуйся. Хотя она расскажет тебе, даже если ты попытаешься заткнуть уши.
— А какая она, Жозефа Медвуль? — спросила Марва. — Я так поняла, вы знакомы?
— Мы знакомы, — кивнул драу. — И она абсолютно безумна.
— А я слышала, что гениальна!
— Это совершенно одно и то же.