Шел проливной дождь и темные тучи неслись почти над самой головой всадников. Потом крупными липкими хлопьями повалил снег, и, наконец, пошел дождь со снегом вместе. Ураганный ветер был такой силы, что даже лошадям приходилось уклоняться и сопротивляться ему. Плащи всадников, отяжелев от сырости, хлопали по спинам лошадей.
Уже много дней они были в пути и последние трое суток скакали по этому плоскогорью. Погода с каждым днем становилась всё хуже, земля под ногами превратилась в какую-то мешанину из грязи и острых осколков камней, и продвигаться вперед становилось всё труднее. Тут и там попадались группы кустарника или небольшие рощицы кривых от постоянного ветродува деревьев, больше глазу остановиться было не на чем.
Бастиан, ехавший впереди на лошачихе Йихе в своем сверкающем серебряном плаще, ещё сравнительно хорошо устроился. Оказалось, что этот плащ — хотя легкий и тонкий — прекрасно согревает, а вода с него стекает каплями. Икрион, силач, почти с головой укутался в толстый синий шерстяной тулуп. Стройный Избальд надвинул на рыжие волосы большой капюшон своей коричневой непромокаемой куртки. А серая парусиновая накидка Идорна прилипала к его тощему телу.
Тем не менее, три рыцаря были на свой грубоватый лад в хорошем настроении. Они и не ждали, что рискованное путешествие с господином Бастианом будет похоже на воскресную прогулку. Время от времени они запевали, перекрывая громкими голосами шум бури, скорее воинственно, чем красиво — то хором, то поодиночке. Их любимой песней, видимо, была та, что начиналась словами:
«Когда ещё был я совсем малец,
И-хей-хо, всё ветер и дождь…»
Они уверяли, что эту песню сочинил путешественник по Фантазии из давно ушедших времен, которого звали Шекспир или как-то вроде этого.
Единственный из всех, на кого ни сырость, ни холод, казалось, не производили ни малейшего впечатления, был Атрейо. С самого начала путешествия он большей частью мчался на спине Фалькора сквозь обрывки облаков и над ними, залетая далеко вперед, чтобы разведать местность, и возвращался обратно, чтобы сообщить о своих наблюдениях. Все они, и даже Дракон Счастья, были убеждены, что ищут путь, который приведет Бастиана обратно в его мир. Бастиан тоже так думал. Он и сам не знал, что принял предложение Атрейо только из дружбы и благих намерений, а на самом деле вовсе и не хотел возвращаться. Но география Фантазии определяется желаниями, осознанными или неосознанными. И так как от Бастиана зависело, в каком направлении они движутся, то получалось, что их путь уходил всё глубже в Фантазию, вёл их в самый центр — к Башне Слоновой Кости. Что это значило для Бастиана, он узнал позже. А пока ни он, ни его спутники ни о чём не догадывались.
Мысли Бастиана были заняты сейчас другим.
Уже на следующий день после того, как они покинули Амаргант, они обнаружили в лесу, окружающем озеро Муру, отчетливый след дракона Смерга. Часть стоящих поблизости деревьев окаменела. Очевидно, чудовище здесь приземлялось, и их обдал холодный огонь из его пасти. Отпечатки его лап, похожих на лапы огромной саранчи, были легко различимы. Атрейо, который знал в этом деле толк, нашел ещё и другие следы — коня героя Инрека. Значит, Инрек преследовал дракона.
— Не очень-то я рад этому, — не то в шутку, не то всерьез сказал Фалькор, вращая своими рубиново-красными глазами, — чудище Смерг или не чудище, а родственник мне, хоть и дальний.
Они не пошли по следу героя Инрека, а двинулись в другом направлении. Ведь цель их была найти Бастиану дорогу домой.
С тех пор Бастиан начал размышлять, что же он, собственно, сделал, придумав дракона для героя Инрека. Конечно, герой Инрек нуждался в чём-то таком, от чего он мог защищаться и с чем бороться. Но это же вовсе не значило, что он победит. Что, если Смерг погубит его? Кроме того, принцесса Огламар тоже оказалась в ужасном положении. Правда, она была довольно надменна, но дает ли это право Бастиану принести ей такое несчастье? И главное, кто знает, что ещё натворит Смерг в Фантазии. Бастиан, недолго думая, создал непредсказуемые опасности, которые продолжают существовать без его ведома и, возможно, принесут несказанные беды многим невинным. Лунита, как ему было известно, в своей Империи не делала различия между злым и добрым, между прекрасным и ужасным. Для неё каждое создание в Фантазии было одинаково важно и оправданно. Но он, Бастиан, имел ли он право относиться к этому так же, как она? И, прежде всего, хотел ли он этого? Нет, сказал себе Бастиан, он совсем не хочет войти в историю Фантазии как творец омерзительных тварей и чудовищ. Куда лучше было бы прославиться своей добротой и самоотверженностью, стать для всех светлым примером, чтобы его называли «хорошим человеком» или почитали как «великого благодетеля». Да, вот чего он желал.
Между тем местность стала гористой, и Атрейо, вернувшийся с разведывательного полета верхом на Фалькоре, сообщил, что в нескольких милях отсюда он заметил небольшую котловину, которая могла стать неплохой защитой от ветра. Если он хорошо разглядел, там есть и множество пещер, в которых можно найти убежище от снега и дождя.
Наступил поздний вечер, и пора было искать подходящее место для разбивки лагеря на ночь. Поэтому все обрадовались сообщению Атрейо и стали погонять лошадей. Путь проходил по дну долины, окруженной со всех сторон высокими скалами. Возможно, это было русло высохшей реки. Часа через два они добрались до котловины и в самом деле обнаружили повсюду в отвесных скалах пещеры. Они выбрали самую вместительную и расположились там, словно дома — настолько она была удобной. Три рыцаря отыскали в округе сухой хворост и обломанные бурей ветки, и вскоре в пещере запылал высокий костер. Сырые плащи расправили для просушки, лошадей и лошачиху завели внутрь и расседлали, и даже Фалькор, обычно предпочитавший ночевать на свежем воздухе, свернулся клубком в глубине пещеры. В сущности, тут было вполне уютно. Пока Идорн Стойкий пытался зажарить на своем длинном мече над огнем большой кусок мяса из провианта и все глядели на него с ожиданием, Атрейо повернулся к Бастиану и попросил:
— Расскажи нам побольше о Крис Те!
— О ком? — переспросил Бастиан, не понимая.
— О твоей подруге Крис Те, маленькой девочке, которой ты рассказывал свои истории.
— Я не знаю маленькой девочки с таким именем, — ответил Бастиан, — и с чего ты взял, что я ей рассказывал истории?
Атрейо вновь посмотрел на него задумчиво.
— В твоем мире, — проговорил он медленно, — ты ведь рассказывал много историй — ей, и себе самому.
— Откуда тебе это известно, Атрейо?
— Ты сам сказал. В Амарганте. И ещё ты сказал, что тебя за это часто высмеивали.
Бастиан уставился на огонь.
— Это правда, — пробормотал он, — я так сказал. Но я не знаю почему. Я не могу этого вспомнить.
Ему и самому это казалось странным.
Атрейо обменялся взглядом с Фалькором и кивнул с серьезным видом, словно они уже обсуждали то, что сейчас подтвердилось. Но больше он ничего не сказал. Видимо, не хотел говорить об этом при трех рыцарях.
— Мясо готово, — объявил Идорн.
Он отрезал каждому по куску, и все принялись есть. То, что оно готово, при всём желании сказать было нельзя — снаружи оно немного обуглилось, а внутри было ещё сырым, но при таких обстоятельствах привередничать не приходилось.
Некоторое время все жевали, а потом Атрейо опять попросил Бастиана:
— Расскажи, как ты к нам попал!
— Да ты же знаешь, — ответил Бастиан, — ты привел меня к Девочке Императрице.
— Нет, ещё до того, — сказал Атрейо, — в твоем мире: где ты там был и как всё произошло?
И тут Бастиан рассказал, как он украл книгу у господина Кореандера, как удрал с нею на школьный чердак и там начал читать. Он хотел уже начать рассказывать про Великий Поиск Атрейо, но тот покачал головой. Казалось, его не интересует, что Бастиан о нём прочел. Зато его очень интересовали подробности того, как и почему Бастиан посетил Кореандера и потом бежал на школьный чердак.
Бастиан напряженно думал, но больше ничего не нашел в своей памяти. Всё, что было с этим связано — что он боялся, что он был толстым, слабым и обидчивым — он позабыл. Его воспоминания были отрывочны, и эти отрывки казались ему такими далекими и неясными, будто речь шла не о нём самом, а о ком-то другом.
Атрейо спросил его и про другие воспоминания, и Бастиан рассказал о временах, когда была жива его мама, об отце, о родном доме, о своей школе и о своем городе — то, что ещё помнил.
Три рыцаря уже спали глубоким сном, а Бастиан всё рассказывал. Его удивляло, что Атрейо испытывает такой большой интерес к самому обыденному. Может быть, от того, как Атрейо его слушал, ему и самому обычные и обыденные вещи постепенно стали казаться вовсе не обыденными, а полными тайны, чего он раньше никогда не замечал.
В конце концов, он уже не знал, о чём рассказывать — ничего не приходило в голову. Была уже поздняя ночь, костер догорал. Три рыцаря тихонько похрапывали. Атрейо сидел с неподвижным лицом и, казалось, был погружен в размышления.
Бастиан потянулся, завернулся в свой серебряный плащ и уже засыпал, когда Атрейо тихо сказал:
— Это из-за АУРИНА.
Бастиан подпер голову рукой и спросонья посмотрел на друга.
— Что ты хочешь сказать?
— Блеск, — продолжал Атрейо, словно разговаривая с самим собой, — действует на нас не так, как на человеческих детей.
— С чего ты взял?
— Знак дает тебе большую власть, он исполняет все твои желания и в то же время у тебя кое-что отнимает: воспоминания о твоем мире.
Бастиан подумал. Он не чувствовал, что ему чего-то не хватает.
— Граограман сказал мне, что я должен идти путем желаний, чтобы найти своё Истинное Желание. И об этом говорит надпись на АУРИНЕ. Но для этого мне придется переходить от одного желания к другому. Я не могу их перескакивать. Иначе я вообще не смогу продвигаться вперед в Фантазии — так он сказал. Для этого мне нужна Драгоценность.
— Да, — сказал Атрейо, — он дает тебе путь и в то же время отнимает цель.
— Ну, — беспечно возразил Бастиан, — Лунита уж знала, что делает, когда дала мне Знак. Ты напрасно беспокоишься, Атрейо. Наверняка АУРИН не ловушка.
— Да нет, — пробормотал Атрейо, — в это мне тоже не верится.
И немного погодя добавил:
— По крайней мере, хорошо, что мы уже ищем путь в твой мир. Мы же ищем его, правда?
— Да-да, — ответил Бастиан уже в полусне.
Среди ночи он проснулся от странного шума. Он не мог понять, что это такое. Костер погас, и его окружала тьма. Потом он почувствовал руку Атрейо на своем плече и услышал его шепот:
— Что это?
— Я тоже не знаю, — прошептал Бастиан.
Они подползли к выходу из пещеры, откуда доносился шум, и прислушались. Звук был похож на сдавленные рыдания и плач каких-то бесчисленных созданий. Но в нём не было ничего человеческого, не был он похож и на стон животных. Это был какой-то шелест, который нарастал, словно пенный прибой, и иногда завершался общим тяжелым вздохом, а потом снова спадал, чтобы вскоре нахлынуть вновь. Это был самый жалостный звук из всех, какие Бастиану приходилось слышать.
— Если бы хоть что-нибудь было видно! — прошептал Атрейо.
— Подожди! — ответил Бастиан. — У меня же есть Аль Цахир.
Он вытащил из кармана светящийся камень и поднял его над головой. Свет был мягкий, как от свечи, и осветил котловину слабо, но этого свечения было достаточно, чтобы оба друга увидели картину, от которой они с отвращением поежились.
Вся котловина была заполнена безобразными червями величиной с вытянутую руку. Кожа их свисала, словно они были завернуты в рваные грязные тряпки и лохмотья. Между их складками они высовывали какие-то скользкие конечности, похожие на щупальца полипов. На одном конце их тела из-под лохмотьев иногда выглядывали два глаза без век, из которых постоянно текли слезы. Поэтому и они сами, и вся котловина были мокрыми.
В тот момент, когда на них упал свет Аль Цахира, они замерли на месте и тут стало видно, чем они были заняты. Прямо посреди них возвышалась башня из тончайшей серебряной филиграни — прекраснее и драгоценнее всех построек, какие Бастиан видел в Амарганте. Многие из этих червеобразных созданий, видимо, карабкались на эту башню, собирая её из отдельных частей. Но сейчас все они застыли и уставились на свет Аль Цахира.
— Горе! Горе! — по котловине пронесся испуганный шепот. — Наше уродство стало явным! Горе! Горе! Чьи глаза нас увидели? Горе! Горе, что мы должны видеть сами себя! Кто бы ты ни был, жестокий пришелец, будь милостив, сжалься над нами и убери от нас этот свет!
Бастиан поднялся.
— Я Бастиан Бальтазар Букс, — сказал он, — а вы кто?
— Мы Ахараи, — прозвучало в ответ. — Ахараи, Ахараи! Мы самые несчастные создания Фантазии!
Бастиан молчал и в растерянности смотрел на Атрейо, который тоже встал и стоял теперь рядом с ним.
— Так значит, это вы построили самый прекрасный город Фантазии Амаргант? — спросил Бастиан.
— Это так, ах, — прокричали существа, — но убери от нас этот свет и не смотри на нас. Будь милосерден!
— И вы наплакали Озеро Слёз Муру?
— Господин, — застонали Ахараи, — всё так, как ты говоришь. Но мы умрем от стыда и ужаса, если ты и дальше будешь заставлять нас стоять на свету. Зачем ты множишь наши страдания столь жестоко? Ах, мы же тебе ничего не сделали и никого никогда не оскорбляли своим видом.
Бастиан спрятал в карман камень Аль Цахир и снова наступила полная темнота.
— Спасибо! — кричали рыдающие голоса. — Спасибо за твою милость и твоё сострадание, господин!
— Я хотел бы поговорить с вами, — сказал Бастиан, — я хочу вам помочь.
Ему было почти дурно от омерзения и жалости рядом с этими отчаянными существами. Он не сомневался, что это и есть те самые создания, про которых он рассказывал в своей истории о происхождении Амарганта, но, как всегда, он был не уверен, существовали ли они всё время или возникли только благодаря ему. Ведь если это так, то он в ответе за все их страдания.
Но, как бы то ни было, он решил изменить эту ужасную ситуацию.
— Ах, — скулили жалобные голоса, — кто сможет нам помочь?
— Я! — крикнул Бастиан. — Я ношу АУРИН.
И вдруг стало тихо. Плач прекратился.
— Откуда вы вдруг появились? — спросил Бастиан в темноту.
— Мы живем в беспросветных глубинах земли, — раздался в ответ многоголосый шепот, — чтобы скрыть нашу внешность от солнечного света. Там мы непрестанно плачем о своей судьбе и вымываем слезами самое прочное серебро из древних пород, а потом плетем из него филигрань, которую ты уже видел. Только в самые темные ночи мы отваживаемся выйти на поверхность, и эти пещеры — наши выходы. Здесь, наверху, мы соединяем вместе то, что заготовили внизу. Как раз эта ночь была достаточно темной, чтобы избавить нас от возможности видеть собственный облик. Поэтому мы здесь. Работой мы стараемся искупить перед миром наше уродство и в ней находим малое утешение.
— Но вы же не виноваты, что вы такие! — возразил Бастиан.
— Ах, разная бывает вина, — отвечали Ахараи, — одни виноваты действием, другие помыслами, а наша вина в том, что мы существуем.
— Как я могу вам помочь? — спросил Бастиан, чуть не плача от сострадания.
— Ах, великий благодетель, — воскликнули Ахараи, — раз ты носишь АУРИН и имеешь власть спасти нас, мы просим тебя только об одном: дай нам другую внешность!
— Я сделаю это, не беспокойтесь, бедные вы червячки! — сказал Бастиан. — Я желаю, чтобы вы сейчас уснули, а когда утром рано проснетесь, выпорхнете из своей оболочки, превратившись в бабочек. Вы станете пестрыми и веселыми, будете только смеяться и развлекаться. С завтрашнего дня вас зовут не Ахараи Вечно-Плачущие, а Шламуфы Вечно-Смеющиеся!
Бастиан прислушался к темноте, но больше ничего не услышал.
— Они уже уснули, — прошептал Атрейо.
Друзья вернулись в пещеру. Рыцари Избальд, Идорн и Икрион всё ещё тихо похрапывали и так и ничего не узнали об этом происшествии.
Бастиан лёг.
Он был в высшей степени доволен собой.
Скоро вся Фантазия узнает о добром деле, которое он только что совершил. И ведь совсем бескорыстно — никто же не сможет утверждать, что он при этом пожелал чего-то для себя самого. Слава об его доброте засияет ясным светом.
— Ну, что скажешь, Атрейо? — прошептал он.
Атрейо немного помолчал, а потом ответил:
— Как знать, чего это тебе стоило?
Только позже, когда Атрейо уже спал, Бастиан понял, что его друг намекал на забывание, а не на его самоотверженность. Но долго он не раздумывал и уснул с радостным предчувствием.
На другое утро он проснулся от громких удивленных восклицаний трех рыцарей:
— Вы только посмотрите! Клянусь честью, моя старая кляча и та хихикает!
Бастиан увидел, что они стоят у выхода из пещеры, и Атрейо был тут же. Только он один не смеялся.
Бастиан встал и подошел к ним.
По всей котловине копошились, кувыркались и порхали маленькие комичные фигурки, забавнее которых Бастиан ещё никогда не видел. У всех у них за спиной были пестрые крылышки, как у бабочек, а одеты они были во всевозможные балахончики — в клеточку и в полоску, в крапинку и в горошек, которые казались то слишком узкими, то широкими, то большими, то маленькими, сшитыми на авось. Не было ничего ровно скроенного, и повсюду, даже на крыльях, были наляпаны заплатки. Ни одно из существ не походило на другое, лица их были пестрыми, как у клоунов, на них красовались круглые красные носы и разукрашенные рты. На голове у некоторых сидели цилиндры всевозможных цветов, другие напялили фуражки, у третьих на макушке торчало только три ярко-красных вихра, а двое обладали сверкающими лысинами. Больше всего их сидело и висело на изящной башне из драгоценной серебряной филиграни. Одни крутились на ней, прыгали вокруг и прямо по ней и пытались её разрушить.
Бастиан выбежал наружу.
— Эй, вы, там! — крикнул он. — Прекратите сейчас же! Нельзя так делать!
Существа замерли и все уставились вниз на Бастиана.
Один, с самой верхушки, спросил:
— Что он сказал?
А другой снизу прокричал:
— Вон тот говорит, что нам нельзя так делать.
— Почему он говорит, что нам нельзя так делать? — спросил третий.
— Потому что нельзя! — крикнул Бастиан. — Вы не можете просто так всё ломать!
— Вон тот говорит, что мы не можем всё ломать, — сообщил первый Клоун— Бабочка остальным.
— Нет, мы это можем, — ответил ему другой и отломил большой кусок башни.
— Нет, мы это можем! — прокричал первый Бастиану, прыгая, как сумасшедший.
Башня покачнулась и угрожающе заскрипела.
— Что же вы делаете! — заорал Бастиан. Он был разгневан и испуган, но он не знал, как себя вести, — уж очень комичны были эти создания.
— Вон тот, — снова обратился первый Клоун к своим товарищам, — спрашивает, что мы делаем.
— В самом деле, что мы делаем? — поинтересовался другой.
— Мы развлекаемся! — крикнул первый Клоун сверху Бастиану и чуть не захлебнулся от смеха.
— Но башня рухнет, если вы не прекратите! — закричал Бастиан.
— Вон тот, — сообщил первый Клоун остальным, — считает, что башня рухнет.
— И что? — спросил другой.
— И что? — прокричал сверху первый.
Бастиан лишился дара речи, и пока он искал подходящий ответ, все Клоуны-Бабочки, висевшие на башне, начали вдруг водить хоровод в воздухе, но держались при этом не за руки, а цеплялись за ноги, за воротники, некоторые кружились на голове, и все смеялись и горланили.
То, что вытворяли эти крылатые человечки, выглядело настолько комично и весело, что Бастиан невольно стал смеяться тоже.
— Но всё же так делать нельзя! — крикнул он. — Это творение Ахараев!
— Вон тот, — вновь обратился первый Клоун-Бабочка к своей компании, — говорит, что так делать нельзя.
— Нам всё можно, — крикнул другой и совершил в воздухе кувырок, — нам можно всё, что не запрещено. А кто нам запретит? Мы Шламуфы!
— Кто нам запретит? — прокричали все Клоуны-Бабочки хором. — Мы — Шламуфы!
— Я! — сказал Бастиан.
— Вон тот, — сказал первый Клоун остальным, — говорит, «я».
— Как это ты? — спросили другие. — Уж ты-то нам не указ.
— Да не я! — объяснил первый. — Вон тот говорит, что «он».
— Почему Вон тот говорит «он», — спросили остальные, — и вообще, кому он говорит «он»?
— Кому ты говоришь «он»? — прокричал первый Клоун.
— Я не говорил «он», — крикнул Бастиан, смеясь и злясь одновременно, — я говорю, что я вам запрещаю разрушать башню.
— Он нам запрещает, — объяснил первый Клоун остальным, — разрушать башню.
— Кто? — спросил один из пришедших только что Клоунов.
— Вон тот, — отвечали остальные.
А только что пришедший сказал:
— Я не знаю Вон того. Кто это вообще?
Первый закричал:
— Эй, Вон тот, ты кто вообще?
— Никакой я вам не Вон тот! — вскричал Бастиан, на этот раз порядком рассвирепев. — Я — Бастиан Бальтазар Букс, и я сделал из вас Шламуфов, чтобы вы не плакали и не причитали. Ещё ночью вы были несчастными Ахараями. Вы могли бы поуважительней отвечать вашему благодетелю!
Все Клоуны-Мотыльки вмиг прекратили кувыркаться и танцевать и уставились на Бастиана. Внезапно воцарилась мертвая тишина.
— Что сказал Вон тот? — прошептал мотылек, который сидел позади всех, но другой так хлопнул его по шляпе, что она спала ему на глаза.
— Тише! — зашептали все остальные.
— Ты не мог бы повторить ещё раз очень медленно и раздельно? — попросил первый Клоун подчеркнуто вежливо.
— Я — ваш благодетель! — крикнул Бастиан.
И тут среди Мотыльков-Клоунов начался какой-то комический переполох: один передавал другому слова Бастиана, и вдруг все бесчисленные существа, заполняющие котловину, забарахтались и закружились вихрем вокруг Бастиана, крича ему в уши со всех сторон:
— Слыхали? Вы поняли? Он наш Обалдетель! Его зовут Балдуан Хвастибан Крюкс! Нет, его зовут Хвастиан Болдуван! Чепуха! Его зовут Баксиан Балдюкс! Нет! Балован Хихикс! Бабельтрон! Никс! Флакс! Трикс!
Все они, казалось, были вне себя от восторга. Они трясли друг другу руки, подкидывали шляпы и толкались плечами и животами, поднимая облака пыли.
— Что мы за счастливчики! — кричали они. — Да здравствует наш Балован Хвальбадур Обалдюкс!
И, продолжая орать и хохотать, весь этот огромный рой поднялся ввысь и упорхнул прочь. Шум стих вдали.
Бастиан стоял и еле смог вспомнить, как же его на самом деле зовут.
Он был уже не уверен, что сделал доброе дело.