Небо над Альпами было чистым, будто вымытым. Только узкие перистые облака тянулись над вершинами, да где-то далеко на севере была отметка гражданского самолета. Атмосферник вышел на финальный заход, скользя между скалами, как ястреб, знающий каждый камень. Он опустился на старую лесную просеку в горах, с которой начиналась тропа к домику на втором склоне.
Генерал шагнул с платформы, огляделся. Воздух был сухой, звенящий, пах смолой, хвойным настоем и едва уловимой примесью свежескошенного сена. В этих местах день закнчивается не чашкой с кофе, а с закатом над ледниками.
Он поправил воротник лёгкой куртки, проверил, не виден ли атмосферник среди деревьев, и направился вверх по тропке. Кажется, он знал этот маршрут ещё до того, как ступил на него — «Друг» прислал подробный фотопланшет с пометками. Совсем небольшое шале Коралины находился за склонённой скалой, где всегда чуть прохладнее, даже летом. Кто-то построил его на совсем небольшом ровном пятачке посреди склона. Тупой угол неравноскатной крыши и большие плоские камни, которыми она была покрыта идеально вписывали строение в местность, а мох покрывший домик единым ковром уже с тридцати метров скрывал от любопытных взоров.
Подойдя к крыльцу, Филипп Иванович увидел, что дверь была приоткрыта. Генерал постучал, и, не дождавшись ответа, заглянул внутрь.
Коралина сидела в кресле у окна, закутавшись в шерстяной плед, с чашкой травяного чая. Её лицо было другим — не только посвежевшим, но и внутренне собранным. Она уже не выглядела пациенткой, брошенной в угол судьбы. Это была женщина, у которой вернули завтрашний день.
— Тино… — её голос дрогнул, но не сломался. Она встала.
Генерал подошёл ближе, чуть склонив голову.
— Рад видеть вас на ногах, Кора.
— А я — вас. И хотя вы ведь не врач, но… спасаете лучше многих.
Она подошла и обняла его. Тихо, просто, как человек, у которого отняли всё, а потом вернули главное. Внутри этого объятия было столько благодарности, что генерал не стал прерывать её словами. Просто легко похлопал по плечу.
— Вы уже знаете, что идёт восстановление? — спросила она.
— Да Кора. Фридрих сообщил, что вы сами поднимаетесь, передвигаетесь, пьёте чай — и даже, говорят, спорите с ним.
— Он не даёт мне готовить. Всё сам! — улыбнулась она. — Даже чай этот… из какого-то редкого альпийского шалфея… Он по моему, гордится им.
Генерал сел напротив, не снимая куртки.
— Я прилетел ненадолго. Вальтер скоро будет. Хотелось бы, чтобы мы поговорили.
— Он ещё не знает, как сильно мне лучше?
— Пока нет. Думаю, сюрприз будет хорошим.
Она кивнула.
— Тино… Я каждый день просыпаюсь и думаю: а вдруг это всё сон?
— Это не сон, Коралина. Это всего лишь шанс. Но дальше, всё в ваших руках. Мы сделали своё. Теперь вы в деле, и нам всем очень хочется что бы вы не подвели нас всех.
Он встал, открыл окно. Ветер шевельнул тонкую занавеску.
— Здесь красиво, — сказал он. — Даже очень. Почти как у нас, на юге.
— А я ведь хотела туда… в детстве… В Тарифе, казалось, это такая мечта.
— Мечты сбываются, если их оберегаешь. Вы — хороший пример.
Их разговор перешёл в тишину. За окном звенели колокольчики на шее коров. Вечер только начинался.
Мотор «Рено» заглушился на краю подъездной дорожки. Машина остановилась под навесом, усыпанным иголками сосен. Вальтер не спешил выходить. Несколько секунд он сидел, глядя вперёд, как будто собирался с мыслями. Потом выдохнул, снял перчатки и открыл дверь.
Он был в светлом летнем пиджаке и тёмно-синих джинсах, с небольшой дорожной сумкой в руке. Лицо — уставшее, но в нём больше не было той безысходности, что сквозила в Цюрихе. Скорее — настороженное ожидание, как у человека, готового увидеть чудо, но всё ещё боящегося в него поверить.
Генерал ждал его у входа. Подошёл на пару шагов и протянул руку.
— Приехали вовремя, Вальтер. Она будет рада.
— Как она? — голос дрогнул.
— Лучше, чем вы можете себе представить. Пойдём дружище.
Он молча кивнул и пошёл за Измайловым по тропке, петлявшей среди кустарника и валунов. Через пару минут перед ними открылся вид на небольшой домик, с распахнутыми окнами и тихо покачивающейся занавеской.
Изнутри доносился смех. Женский.
Вальтер замер.
— Это…
— Она. — Генерал положил руку ему на плечо. — Пора.
Он шагнул на порог.
Коралина стояла у стола, расставляя чашки. Увидев мужа, замерла. Их взгляды встретились, как две нити, натянутые через пропасть времени, боли, страха.
— Вальтер… — сказала она.
Он бросил сумку, подошёл, обнял её — осторожно, будто боялся сломать. Но она уже не была хрупкой. Обняла в ответ — крепко, по-настоящему.
— Я живу, Вальтер. По-настоящему.
— Я вижу… я не могу поверить…
Они стояли молча, пока генерал, чуть отступив, вышел в соседнюю комнату, аккуратно закрыв за собой дверь.
Через несколько минут генерал вернулся и, когда супруги немного пришли в себя, протянул Коралине небольшой бархатный футляр.
— Это вам, Коралина. Сувенир с далёкого берега.
Она раскрыла его осторожно. Внутри лежала ложка, тонко выточенная из янтаря почти молочного цвета — без трещин, мягко сияющая в свете окна.
— Какая красота… — прошептала она. — Это… настоящий янтарь?
— «Белый янтарь», — уточнил генерал. — Самый редкий. Не просто украшение.
Он сел рядом, заговорил тише, почти по-научному, но тепло:
— В этом янтаре — сукцинат. Природное соединение. Наши биохимики ещё в семидесятых доказали, что он активизирует обмен веществ, усиливает выработку клеточной энергии. Особенно в ослабленном организме. Есть даже исследования… Марии Николаевны Кондрашовой. Она показала, что янтарная кислота действует как катализатор. Мобилизует и запускает процессы, которые организм забыл, как включать.
Коралина слушала внимательно. Её пальцы уже обнимали тонкую ручку ложки — будто та сама ложилась в ладонь.
— Значит, теперь у меня будет собственная аптечка… из камня? — мягко улыбнулась она.
— Скорее — импульс, — ответил генерал. — Не только кушайте ей, но и носите рядом с кожей. Не обязательно как ложку. Главное — контакт. А остальное… организм знает, что делать.
Вальтер кивнул, крепко держа её за руку. Он видел — она снова живая и сильная. И пусть пока это только начало, но оно уже было чудом. А чудеса надо беречь.
Все сели на диван у окна, а Коралина, аккуратно повернув ложку в ладони, вдруг заговорила первой:
— Тино, я давно хотела кому-то рассказать… и, наверное только сейчас поняла, что только вам могу.
Она посмотрела на Вальтера — тот чуть кивнул. Не как муж, а как союзник.
— Я ведь работала в бухгалтерии, в отделе управления внутренними активами банка. Отчеты, аудиты, списания, сверки — рутинная, но важная работа. Особенно отчёты по так называемым «спящим счетам». Это счета и депозитные ячейки, на которых не было движения десятилетиями. Обычно в любом швейцарском банке, таких активов не мало.
По швейцарскому закону, если в течение сорока лет не происходит ни одной операции, и владелец не объявляется — средства переходят банку.
— Приватизированное забвение, — буркнул генерал, — вполне в духе эпохи.
— Только вот два года назад я наткнулась на странный случай. Один из старших менеджеров нашего отдела лично курировал уничтожение документов по такому «спящему» счету и двум связанным с ним ячейкам. Меня это насторожило. Обычно всё списывается через отделы комплаенса, а тут — личный контроль сотрудника с особым допуском.
Она замолчала, будто собираясь с духом. Потом продолжила:
— В папке, которую я всё же успела мельком просмотреть, значилось, что активы были размещены в сороковом году. Открыты немцем, которого в списках я потом нашла как офицера СС. Внутри одной из ячеек был… список фамилий и предметов. Вторая — с указанием вложений: золотые монеты, камни, документы.
Именно тогда я впервые услышала фразу «Eigentum des Reiches» — «собственность Рейха».
Генерал чуть наклонился вперёд:
— Ты точно уверена?
— Да. А через два дня все эти документы были официально уничтожены. Подписано было всё задним числом, включая внутренние распоряжения и акты уничтожения. Следов не осталось.
Вальтер посмотрел на неё, сжав пальцы. Голос его прозвучал глухо:
— Мы не могли тогда ничего сделать. Нас бы просто убрали. А Кора была ещё официально на работе, под присягой конфиденциальности. Мы решили, что риск не оправдан.
Генерал молчал. Только зрачки чуть сузились. Где-то в глубине взгляда вспыхнул ледяной огонёк.
— Значит, не всё было учтено после Победы…
И, судя по реакции — кое-кому до сих пор есть что скрывать. И, возможно, там не только деньги.
Он встал, прошёлся по комнате.
— Ты запомнила хоть что-то из того списка? Имена? Даты?
Коралина кивнула.
— Я запомнила номер счёта. Не полностью, но последние цифры — точно. И одну фамилию. Странную но звучную, именно поэтому её сложно забыть — Вильгельм Штаденхауэр. Он фигурировал как контактное лицо на случай «принудительного пересмотра судьбы активов».
Генерал остановился.
— Это фамилия из старых архивов. Возможно, это ключ.
Он подошёл ближе, заглянул ей в глаза:
— Вы хорошо сделали, что рассказали. И вы больше ничего не будете делать. Этим займёмся мы.
Если действительно есть шанс, что кое-кто пытался стереть следы старого нацистского золота — мы дотянемся.