Мы вырвались с генералом на несколько часов в Швейцарию, в шале Коралины — атмосфера после тропической Кубы казалась вырезанной из спокойного сна. Хрустальный воздух, запахи полевых цветов и предгорной сырости. За большим столом на веранде уже стояли чашки, деревянная доска с козьим сыром, свежеиспечённый луковый пирог и неизменная термос-кофеварка, которую Кора, как выяснилось просто обожала.
Мы с генералом сели рядом, грея руки о чашки, и начали издалека:
— Странное всё-таки совпадение, — сказал генерал, глядя не на Вальтера, а куда-то в альпийскую даль. — Её увольнение, и почти сразу после этого Обнаружение болезни у Коры…
Кора поставила чашку, медленно кивнула:
— Тогда я подумала, что просто случайное совпадение. Начальство стало сторониться. Потом — пригласили «поговорить»… и на выход… А потом я долго болела…
— А когда диагноз? — уточнил я.
— Через два дня. Я тогда уже не работала.
— Ведь я пошла обследоваться по страховке. Стандартное обследование в мамологии. И вот… — она пожала плечами.
Вальтер нахмурился:
— Мы ведь потом с Костей смотрели записи, помнишь? — повернулся он к генералу. — Я тоже тогда подумал, что это… как бы помягче… «управляемый отбор». И вы знаете, — добавил он, — вы сейчас не первые, кто поднимает эту тему.
— Были и другие случаи? — спросил генерал.
— Были, — вмешалась Кора. — Внутри банка тогда ходили слухи. Одна женщина из юридического отдела — сначала её отстранили под предлогом «утраты доверия», а потом оказалось, что у неё редкая форма лейкемии. Ещё один — мужчина с девичьей фамилией в досье, шёл как технический аналитик — уволили после внепланового аудита. Через полгода — инсульт, а ему 37 всего было.
— И все они работали в блоках с доступом к конфиденциальным клиентским данным? — уточнил генерал.
— Да, — ответили Вальтер и Кора почти одновременно.
Я переглянулся с генералом. Он чуть заметно кивнул мне, и я мысленно отдал приказ «Другу»:
«Проверь совпадения по увольнениям и тяжелым диагнозам сотрудников финансового блока банка. Период: последние десять лет. Особое внимание — к связям с архивами, фондами, 'спящими» счетами.
Ответ не заставил себя ждать:
«Подтверждаю девять совпадений. Уровень статистической аномалии — 92 %. Анализ продолжается.»
Вальтер налил себе ещё кофе, вздохнул:
— Понимаете, мы же тогда даже не думали, что это может быть как-то связано. Просто череда несчастий. Но теперь, когда вы рассказали… становится жутко.
Кора посмотрела на меня, в её глазах впервые за всё время появился холодный расчёт, который я раньше видел у совсем других людей:
— Если они и правда использовали болезни как инструмент управления кадрами… или устранения свидетелей…
Генерал поднял руку:
— Спокойно. У нас пока нет прямых доказательств. Но если «Долголетие» станет публичной легендой, надо быть готовыми к тому, что нас тоже попытаются зачистить, прежде чем мы поднимем слишком много шума и пыли.
Я медленно поставил чашку:
— Значит, надо действовать первыми.
Я сделал глоток холодного уже кофе, отставил чашку и посмотрел на генерала. Он кивнул едва заметно — мол, думай дальше, раз уж начал.
— Слушайте, — начал я, обращаясь и к Мюллерам, и к нему. — А ведь у нас теперь есть вполне легальная структура. Фонд. Позиционируется как благотворительный. Направление — геронтология, здоровье, долголетие…
— Ну? — прищурился Вальтер.
— Надо развить эту легенду. Но не как декорацию, а как рабочий инструмент. Создать медицинскую группу внутри фонда. Назовём её, допустим, «наблюдательная комиссия по здоровью сотрудников банковского сектора». Или что-то подобное. Это даст нам и юридическое, и этическое прикрытие. И доступ к медстатистике интересующих нас медучреждений всей Европы.
— Осторожнее с терминами, — пробормотал генерал. — Нужно еще выяснить какое у нас правовое поле в этой области.
Ответ от «Друга» пришел практически мгновенно, в моей и генеральной голове прозвучала следующая информация:
«Сейчас никаких наднациональных норм по защите персональных данных в Европе нет. В Швейцарии, Германии и других странах действуют только национальные законы, и они — достаточно либеральные в отношении сбора медицинской информации.»
«Например „Друг“?» — попросил я уточнить.
«Франция: в 1978 принят закон „Informatique et Libertés“ — один из первых в мире о защите данных. Германия (ФРГ): с 1977 действует федеральный закон „BDSG“ — но без чёткого регулирования биомедицинской информации. Швейцария: законодательство крайне либеральное, банки и медучреждения живут по своим уставам. Фонд „Долголетие“ может вполне официально закупать медицинскую информацию, проводить анонимизированные исследования, или просто использовать связи в клиниках, используя методы социальной инженерии.»
Продолжая пить свежий и как всегда восхитительный кофе, я продолжил:
— Естественно, всё добровольно, — кивнул я. — Мы же будем предлагать бесплатный медицинский мониторинг. Что-то типа превентивной помощи, поддержки, ранней диагностики. Особенно — для людей старше сорока.
— Лучше понизить возраст до тридцати пяти, — предложила Кора.
— Психосоматика, онкомаркеры, нейростресс. У фонда есть технологии. И мы можем себе позволить действовать аккуратно, почти незаметно. Включить несколько проверенных клиник, параллельно подключить другие средства (медботов)…
— … и через них собрать первичку, — продолжил за мной Вальтер. — А потом сводить. И если где-то в структуре банка будет появляться тот самый паттерн — увольнение → болезнь…
— … мы сразу это увидим, — закончил генерал. — Неплохо.
Кора внимательно на нас смотрела. В её глазах читалось сразу всё: благодарность, страх, лёгкое недоверие — и понимание, что мы собираемся на полном серьезе идти ва-банк.
— Коста, — тихо сказала она. — А ты точно уверен, что вы справитесь? Не перегнёте? Это всё ведь тонкая грань — между помощью и… вторжением.
— Если мы не сделаем это — никто не сделает, — ответил я. — Но я не предлагаю подменять собой врачей. Только собрать данные, а дальше — пусть решают врачи, семьи, страховые компании. Мы просто вытащим на свет то, что кто-то очень старательно прячет.
Генерал усмехнулся, посмотрев на меня со значением, и добавил через нейроинтерфейс:
«И заодно создадим ещё одну мощную вербовочную базу для сбора важной информации. К нам сами будут тянуться те, кто почувствует угрозу для себя — но боится говорить вслух.» — Добавил через нейроинтерфейс генерал.
«И база для отбора союзников. Те, кто пройдут через это и выживут, уже не будут прежними.» — Подтвердил я.
Мы переглянулись. План начинал обрастать не только плотью, но и нервной системой.
Тихо потрескивает камин. За большим деревянным столом — мы все. Бокалы с вином отставлены в сторону, их место в центре заняли бумага, ручки…
Глубокую тишину, нарушаемую только потрескиванием поленьев прервал генерал. Он откинулся в кресле и, глядя в огонь, заговорил медленно, но твердо:
— Вальтер, Кора… Мне нужно вас попросить кое о чём серьёзном.
Они переглянулись. Вальтер напрягся, но Коралина всего лишь кивнула.
— Мы с Костой хотим попробовать… помочь другим. Таким же, как ты, Кора. Людям, которых могли тихо убрать — используя увольнение, болезнь, целенаправленно доводя до стадии, когда ты не понимаешь, где причина, а где — ловушка.
Он сделал паузу и добавил:
— Пожалуйста, вспомните, кто ещё мог оказаться в похожей ситуации. Клиенты банка. Коллеги. Просто знакомые. Любая зацепка может стать началом новой жизни для кого-то.
Вальтер поднял глаза на Филиппа Ивановича:
— То есть вы Тино, действительно хотите этим заняться? И это… не ради пиара фонда?
Генерал усмехнулся, но мягко:
— Ради справедливости. Ради ответа на вопрос — кто за этим стоит. Мы кое-что умеем делать, и уже делаем. Нам нужно понять, что и как там устроено. Особенно — кто имеет административный доступ к медицинским базам.
Коралина какое-то время смотрела на него, а потом тихо сказала:
— Я вспомнила еще двоих, которых уволили в последние полгода. Один — бухгалтер с двадцатилетним стажем. Второй — женщина из отдела compliance. Её уволили после внутреннего расследования, якобы по «утере доверия», но за ней потом следили…
Вальтер потянулся за бумагой.
— Я сделаю список. Без фамилий — пока только некие сокращения, год увольнения, отдел, специфика. Потом разберёмся.
Генерал внимательно смотрел на него. В голосе не было ни нотки приказа — только человеческая просьба:
— Спасибо тебе, Вальтер. Спасибо и тебе, Кора. Вы нам сейчас очень помогаете. Мы постараемся — и не только разобраться, но и, может быть, спасти кого-то, кто ещё в этой мясорубке.
Коралина подняла глаза, чуть прищурилась — так она всегда делала, когда собиралась сказать что-то важное.
— У меня есть человек, которому я доверяю, — сказала она тихо, но с нажимом. — Доктор Марио Делькур. Мы вместе работали в одном медицинском проекте, ещё до всей этой истории. Он ушёл из официальной медицины, потому что не мог больше мириться с тем, что творится за кулисами. Он честный, очень грамотный и умеет разбираться в сложных случаях, особенно когда дело касается так называемых «необъяснимых» диагнозов.
Генерал кивнул, взглянув на Костю.
— Где он сейчас?
— В Лозанне. У него своя клиника, небольшая, но с хорошей репутацией. Работает только по рекомендации. Думаю, если вы решите его привлечь — он не откажется. Но к нему надо ехать с открытым сердцем и честными намерениями. Он не любит «игры».
Я улыбнулся:
— Сердце у нас открыто, а вот намерения… — он сделал паузу и добавил с теплотой: — .. вполне честные, хоть и с изюминкой.
Генерал допил кофе, и медленно поставил чашку:
— Тогда давай координаты. С ним мы тоже поговорим. Лучше иметь на борту ещё одного, кто знает, как не дать хорошим людям умереть в системе, которая на это давно махнула рукой.
Тишина повисла над столом. Вальтер первым нарушил её:
— До сегодняшнего дня, я думал, что вы… просто агенты, люди системы. Умные, опасные, но всё же — системные.
Он усмехнулся.
— А теперь… вижу другое. Вы за пределами. И вы боретесь. Не только с врагами — но и за людей.
Коралина, не отрывая глаз от генерала, добавила тихо:
— И мне кажется, я даже знаю, с чего всё у вас началось. Но, наверное, спрошу потом…
Полено в камине треснуло особенно громко. А я, не глядя на всех, уже запускал через нейроинтерфейс команду:
«Мухи-4 и 5. Вылет по готовности. Цель: известный вам медицинский центр Цюриха. Задача: Сбор карт, анализ инфраструктуры, фиксация любых данных и фактов вызывающих вопросы и сомнения. Режим — скрытый.»