Беглый в Гаване 2

Глава 34

Сквозь открытое окно лился тёплый ветер — с запахом соли и зелени. За дальним корпусом кто-то лениво заводил дизель. Я поставил на подоконник кружку с недопитым кофе и коснулся коммуникатора.

«„Друг“, доклад, — произнёс тихо, не размыкая губ.»

Ответ пришёл мгновенно. Всплыло объёмное изображение — голографическая таблица с красными и жёлтыми маркерами по строкам.

Генерал в своем кабинете, ничего не говоря, тоже рассматривал визуализацию доклада «Друга».

— Что это?

— Ежедневный отчёт. По тому самому медучреждению, где «умирала» Коралина. «Друг» завершил предварительное изучение связей. Совпадений слишком много, чтобы они были случайны.

Я провёл взглядом по таблице, увеличивая первые строки.

— На текущий момент идентифицировано 37 человек, по которым наблюдалась схожая последовательность событий:

— внезапная постановка тяжёлого диагноза,

— увольнение или вывод из штата,

— отсутствие последующей медицинской поддержки,

— блокировка доступа к страховке,

— отсутствие полноценного контакта с родственниками.

Через нейроинтерфейс было отчетливо слышно как генерал стиснул зубы:

— Сколько уже…

— Четверо — ушли. Один — от внутреннего кровотечения, двое — после резкой сердечной недостаточности, одна — в коме, отключена по решению врача.

— Кто-то выжил?

— Семь человек — в критическом состоянии. «Друг» настаивает: если вмешаться в ближайшие 72 часа, есть шанс стабилизировать пятерых. У двоих — шанс на восстановление до 60 %. Но нужна срочная диагностика и коррекция терапии.

Генерал медленно, растягивая слоги задал вопрос:

— Диа-гно-зы?

Я вызвал дополнительный слой голограммы:

— Основное:

1. Подавление костного мозга — похоже на ранние формы миелодисплазии.

2. Искажение эндокринной регуляции — сбой щитовидки, надпочечников.

3. Аномальные реакции на стандартные медикаменты — возможно, следствие малых доз токсикантов.

4. Один случай — внезапная демиелинизация — напоминает ускоренную форму рассеянного склероза, но слишком быстрая.

5. Два пациента — резкое падение иммунных маркеров, при отсутствии ВИЧ.

— Они точно проходили через это учреждение?

— Сто процентов. Все — в течение последних трёх лет. Большинство — сотрудники банков, страховых компаний, юридических контор. И — внимание — все они либо имели доступ к финансовым документам, либо работали с персональными данными клиентов.

Генерал задал следующий вопрос:

— Чистка? Или отработка какой-то программы?

— Пока непонятно. Но один из критических пациентов — специалист по хеджевым инструментам, второй — архивист, который работал в банке, где и Вальтер.

Генерал резко встал и зашагал по кабинету.

— Мы обязаны вмешаться.

Я кивнул:

— Уже запросил через «Друга» расширенную медицинскую панель по этим семьям. Если ты разрешишь, вытащим хотя бы троих под видом перевода в хоспис или клинику «фондового» типа того самого знакомого врача Коралины.

— Разрешаю. И передай «Другу» и «Помощнику» — пусть составят полную схему связей между этим учреждением, страховыми, банками и всеми случаями «странных смертей» за последние пять лет.

— Что-то мне подсказывает… что мы только коснулись айсберга.

Я молча кивнул, и активировал пару иконок.

Сигнал ушёл.

Обратный отсчёт уже начался.

Генерал откинулся на спинку кресла и поправил волосы. Щёлкнул тумблер коммутатора внутренней связи центра, из трубки послышалось:

— Лейтенант Иванихин у аппарата. — Откликнулся бодрый голос с характерным вкраплением утренней сонливости. — Слушаю, товарищ генерал!

— Ты сейчас чем занят?

— Дежурю товарищ генерал.

— Отлично, зайди ко мне.

Когда лейтенант зашел в кабинет, то генерал достав из сейфа конверт, вручил его Иванихину:

— Снимайся с места и катись в валютный магазин. С тебя — один ящик самого лучшего кубинского рома. И не тот, который для пляжных туристов, а такой, каким Фидель важных гостей поит.

— Понял, какой марки предпочтительно?

— Havana Club 15 Años. Или 25 Años, если добудешь. Только не забудь — не меньше 12 бутылок, понял?

— Понял, товарищ генерал.

— Дальше. Нужна коробка самых статусных сигар. Пусть будет Upmann Sir Winston или Cohiba Behike 56 — там сориентируешься по витрине. Главное — чтобы выглядело дорого, пахло как революция, и пепел падал, как с балкона ЦК.

Иванихин усмехнулся:

— Сделаем, товарищ генерал. Записываю.

— И ещё, последнее. Найди там гильотину для сигар, но не сувенирную дребедень. Если попадётся кубинская — с инкрустацией или гербом Революционных вооружённых сил, бери. Пусть будет из полированного серебра, с деревянной рукояткой. Для серьёзных людей презент готовится…

— Гильотина… понял. Кубино-революционная. Будет исполнено!

— После покупки сразу на базу. Упакуй всё аккуратно — и в отдельный ящик.

— Есть, товарищ генерал!

Генерал поднял бровь, глядя на подчиненного сказал как отрубил:

— Свободен!

Через полтора часа у входа в штаб центра раздался сдержанный скрип тормозов. В пыльной жаре кубинского утра подкатил УАЗ, на переднем пассажирском сиденье был лейтенант Иванихин в ослепительно выглаженной охровой гуаябере, и с пуговицами цвета жаренных кофейных зерен. Машина заглушилась, двери хлопнули.

Измайлов как раз стоял на крыльце.

— Товарищ генерал, ваш приказ выполнил, — отрапортовал он, выпрямившись у заднего борта.

— Показывай, — кивнул генерал, подходя ближе.

Задняя правая дверь машины открылась со скрипом — и внутри на дерматиновом сидениио бнаружился аккуратно закреплённый деревянный ящик, из-под крышки которого пахло тропическим деревом, патокой и табаком. Рядом лежала чёрная лакированная коробка, завёрнутая в мягкую ткань с надписью «Habanos Especial».

— Ром — Havana Club 15 Años. Двенадцать бутылок, как вы и заказывали. Сигары — «Upmann Sir Winston», двадцать штук, каждый в индивидуальной тубе.

Генерал кивнул одобрительно, но лейтенант сдержанно высказался:

— Тут только аромат стоит, как мое годовое денежное довольствие…

— Где гильотина?

— Вот, — Иванихин достал небольшой футляр из красного дерева и открыл его с торжественностью, словно представлял музейную реликвию.

Внутри, была серебристая гильотина, тяжелая, массивная, с гербом Революционных вооружённых сил Кубы на боковой пластине и гравировкой: «Por la Salud de la Nación»(За здоровье нации).

Рукоятки — чёрное дерево, гладкое и блестящее, лезвие переливалось на солнечном свете.

Генерал взял её в руки, повернул так и эдак, взвесил в ладони.

— Это вещь, — сказал он наконец. — Даже если не куришь, хочется у кого-нибудь что-то отрезать.

Иванихин рассмеялся:

— Особенно если он из политуправления.

Генерал резко кивнул Иванихину:

— Молчи дурак! Перенеси все это в машину Борисенка. А так, молодец, лейтенант. Все выполнено с пониманием. Можешь на сегодня быть свободен. Только, чур, без фанфар и лишних разговоров. То, что ты сейчас сделал — часть большой дипломатии, и покрыто тайной. Понял?

Иванихин щёлкнул каблуками, и ушел тянуть суточное дежурство, растворившись в жарком мареве.

Генерал устало вздохнул и сказал, глядя на машину Кости:

— Вот теперь мы готовы вести переговоры всерьёз.

После чего вызвал Костю через нейроинтерфейс и сообщил ему, что в ночь они летят в Цюрих.

— Хочешь выстроить доверие с теми, у кого выхлоп пахнет политикой — начинай с рома и сигар.

Я хмыкнул:

— Особенно если в коробке лежит серебряная гильотина.

Снаружи тянуло с моря — ветер шуршал в пальмах, тёрся о ржавую сетку забора, издавая ровный, убаюкивающий скрип. Где-то хлопала жестяная крыша соседнего сарая, и этот редкий звук казался особенно громким в почти безлюдной ночи. Над островом висела круглая луна, подсвечивая двор жёлтым сиянием, будто кто-то сверху включил ночник, забыв его выключить.

Кабина атмосферника была полутёмной: только приборная панель давала холодное, слегка дрожавшее свечение, а из-за иллюминатора внизу тянулся узкий черный лоск океана — как лента бумаги под лампой. В салоне пахло табаком и слегка — ромом: генерал перед вылетом настойчиво настоял на ритуале «пару капель для храбрости». На коленях у нас с Филиппом Ивановичем — распечатки, схема движения, карты и пара старых фотографий из банковских архивов, которые мы успели получить к вылету.

Я устроился в кресле, подтянул шарф и, на автомате, включил нейросвязь. «Друг» молчал, экономя ресурсы, «Помощник» дежурил в фоне. В салоне было тихо — та приятная тишина, что бывает в хорошо отлаженном механизме. Только время от времени слышно шуршание систем и ритмичное урчание двигателей.

— Знаете, — начал я, пока генерал попивал ром и молча разглядывал карту, — мне кажется, это совсем не просто случайные увольнения и плохие диагнозы. Там какая-то более законченная схема или комбинация.

Измайлов поднял взгляд. В его глазах — осторожная заинтересованность: он любил, когда вещи выглядели просто на вид, но имели внутри сложную логику или структуру.

— Говори, — сухо предложил он.

Я откинулся и вытащил из папки схему потока данных, нацарапанную на листе, и постарался объяснить всё по пунктам, чтобы «Друг» мог параллельно подгружать свои выводы.

— Представьте себе — у нас есть тысячи людей, проходящих обследование в одной «удобной» клинике. Они сдавали кровь, снимки, проходили разные обследования. Всё это оцифровывается — даже сейчас какие-то технологии по сбору данных уже у них есть. Эти данные — не просто цифры. По отдельным маркерам можно оценивать риск развития онкологии, инфаркта, прочих затратных для работодателя заболеваний. Стандартный набор: белки-маркеры, результаты биохимии, семейный анамнез. Лаборатория формирует некий скор — вероятность за пять-десять лет.

— И дальше? — отрезал генерал, хотя я видел, что мысль его зацепила.

— Дальше скорость и методика: этот скор — в закрытый канал к страховым. Страховщик пересчитывает премии и риски. Банк — в свою очередь — получает от страховой сигналы: «рискованный персонал». Для работодателя — уведомление: «Сотрудник с высоким риском» — повод для реструктуризации штата. Уволили — уходят и обязательства работодателя по страхованию. А если человек имеет средства в ячейке, или у него депозит — есть юридические лазейки, чтобы по закону переработать условия обслуживания, «заморозить» движение по счетам, начать процедуру списания долгов, принудительную продажу и т. д. Это — не единичные сбои, это бизнес-процесс.

Генерал глубоко затянулся, выдыхая тёмное облачко, и пробормотал:

— Ты говоришь, что у них есть сквозной канал: от медицинского теста — до увольнения и финансового воздействия. Это уже не «случайная ошибка», это прямой умысел.

— Именно. И самое неприятное — это крайне неудобно доказывать. Все операции — в рамках правил: «конфиденциальность», «страховой риск», «банк-клиент». Никто ни к кому напрямую не пришьёт мошенничество. Но если у тебя есть массивы соотнесённых данных — ты видишь закономерность: увольнения следуют за анализами, выплаты по страховкам сокращаются, счета «замирают» и на выходе — активы переходят в руки предельно аккуратно.

«Друг» в это время тихо промурлыкал в мой канал: «Анализ подтверждает корреляцию. Зафиксированы 37 случаев в выборке; p-значение ниже порога случайности. Связи между клиникой — страховой — банком выявлены. Отсутствие прямых финансовых транзакций между ними не мешает сделать выводы по косвенным данным.»

— То есть это не классический подлог, — продолжил я. — Это система, настроенная на «выдавливание» экономически невыгодных для капитала граждан: сначала медицинский маркер, затем административная реакция, а вишенка на торте — юридическое оформление потерь. И всё завернуто в правовой фантик.

Измайлов молча потер виски рукой. В его голосе была та редкая смесь гнева и расчёта:

— Это — сволочное и изощрённое. Кто может это курировать? Частная инициатива? Или кто-то «наверху» даёт зеленый свет?

— Может и то, и другое, — ответил я. — Есть финансовый интерес у банков и у страховых. Но кто-то конкретный родил саму идею и должен был инициировать поток данных и дать «методичку» как оценивать риски. Иначе дешёвые люди просто заменяются — но тут явно есть координация. «Друг» находит привязки к нескольким филиалам, да и банк-оператор показал связки с офшорными каналами.

Генерал задумчиво покрутил в руках кубинскую серебряную гильотинку, что мы взяли на обмен — мелкая вещица, а символизм её был ёмок.

— Что предлагаешь сделать немедленно? — спросил он.

— Первое — защитить людей, которых ещё можно спасти. «Друг» и «Мухи» уже дали карту: семь критических случаев, четверо умерших. Надо быстро организовать мобильные осмотры с помощью медблока орбитальной станции, перепроверить диагнозы и поместить в независимый стационар, например тот о котором говорила Коралина. Если это часть схемы — их первые шаги: скрыть истинную картину болезни, ускорить бюрократические решения. Мы должны действовать точечно и эффективно.

— Защитить — дорого, — усмехнулся генерал. — И опасно: если мы полезем силой — это будет публично. Но ты прав: нужно спасать людей.

Я наклонился к генералу и сказал:

— И ещё. Нужно начать аккуратно «разматывать» цепочку: кто на уровне клиники передал данные страхователю, кто запустил алгоритмы и какие юридические основания использовали работодатели. «Друг» подготовит шаблоны по каждому из этих 37 человек: даты обследований, даты увольнений, движения счетов. Я проверю это на открытых источниках — аккуратно. Если нам повезёт, найдутся следы человеческой ошибки, и тогда можно будет вытащить пару дельных улик.

Измайлов посмотрел в иллюминатор, на мерцающую ленту света.

Я сжал руку генерала и ощутил стальную силу в его ладони. Под нами — океан, над нами — безмолвный космос, между нами — маленькое окно времени, которое можно было превратить в спасение.

«Друг» незаметно добавил: «Рекоммендация: подключить максимальное количество „Мух“ к архивам страховых компаний и банков. Цель поиск аномалии в алгоритмах расчёта премий, плюс подготовка запросов на инкогнито-аудит».

— Делай, — сказал я. — А я приготовлю мобильное оборудование орбитального медблока. Если у нас получится вернуть хотя бы половину тех семерых — это будет победа.

Генерал кивнул, и в салоне атмосферника снова повисла рабочая тишина. Мы оба знали: впереди — бумага, закон, копии, медосмотры, и, возможно, бой за каждого пациента. Но пока — ночь, тёмная гладь моря и ровный ход машины, что несла нас туда, где надо решать такие вещи не только силой, но и аккуратной мыслью.