44

— Миша, мне так неудобно… Ведь эта книга ценная, я бы даже сказала бесценная

Колбаскин загадочно улыбнулся.

— Берите, берите. Вы же видите, я все раздаю. Мне больше ничего не надо… Ни-че-го!

— Миш, а ты че, в монастырь уходишь? — хихикнула невесть откуда взявшаяся Даша и карикатурно закатила глаза. — А о нас бедных ты подумал? Кстати, там без тебя такие страсти, такие жу-у-уткие сцены!

За ее спиной возникла Наташа и пропела:

— Там Машуня какого-то дядьку противного встретила, говорит, что в Питере его видела. Она так злится на него… Даже салатницу опрокинула.

— Так, надо посмотреть!… — Володька отодвинул девиц, которые, ойкнув, вжались в стенку, и ринулся в гостиную. Видимо, испугался за Иришку.

Колбаскин стоял посреди комнаты и растеряно глядел на меня.

— Вы посмотрите, может, что-то еще…

— Нет-нет, Михаил, спасибо, я, собственно, за этим и пришла… Мне не надо больше ничего. Я пойду посмотрю что там…Кто там…

Я тоже выскользнула в коридор, охранник бесшумно (и как это получалось у него при такой-то комплекции?) последовал за мной.

В гостиной все было спокойно, никаких драк и эксцессов. Ириша гладила по стриженной головушке Машу Петрову, приговаривая: «Машенька, показалось тебе! Просто показалось…»

— Да ну вас всех, — Маша, взъерошенная как воробей, мрачно оглядывала присутствующих: — говорю же видела. Дверь была открыта, и он вошел, — она кивнула в сторону прихожей. — Я как раз шла с кухни, несла этот салат хренов.

— Это был свекольник… — грустно произнесла девушка по имени Настя, которой, судя по тряпке в руках, выпала честь отмывать с пола остатки этого самого свекольника.

— …А он в прихожую вошел, — не обращая внимания на ее слова, продолжала рассказывать Маша. — Я увидела его.

— И он исчеззззззз! — страшным мультипликационным голосом прорычал длинноволосый парень в кожаном.

— Да ну вас всех! — Маша нахохлилась и стала пробираться в дальний угол. Видно было, что ей было не по себе.

— Ой, Машенька, да все тебе показа-а-алось, — хором прощебетали Даша-Наташа.

Миша, который так ничего и не понял из этой истории, пожал плечами и предложил гостям чаю. Тут же на кухню метнулась Настя — ставить чайник.

— Рит, может, нам самое время пойти себе, а? — прошептал мне Володя. — Ребятки пусть без нас повеселятся…

Я кивнула. Володя подошел к Ирише, она тоже кивнула: видимо, ей тоже не настолько интересен был этот вечер художественной самодеятельности, чтобы оставаться до конца. А вот я бы может, и осталась: эти «кельтанутые» ребята показались мне очень симпатичными, хоть и слегка не от мира сего… Впрочем, я и сама не совсем от этого безумного мира.

Мы стояли в прихожей, прощались с хозяином дома, и я с какой-то светлой печалью думала о том, что эта странная и местами трагическая история, наконец-то завершилась, и теперь Володя напишет свою сенсационную статью, а я — тоже статью, но более спокойную, научную… Интересно, как ее оценят коллеги-филологи?

Для того, чтобы застегнуть сапоги, я отдала Библию Володе. Он с несвойственным для него благоговением принял ее, повертел в руках, погладил затвердевший кожаный переплет… Потом вздохнул.

— Ритуль, а я бы тебе очень не советовал хранить эту тетрадочку дома.

— А кто тебе сказал, что я собираюсь держать ее у себя? Я подарю ее библиотеке МГУ, а потом буду там сидеть и изучать. А о сохранности пусть они сами заботятся.

— Ритка-а-а, — застонал Володя, — Такую ценную вещь — в библиотеку! Ты или чокнутая или святая, честное слово.

— Наверное, святая, — грустно усмехнулась я, — иначе Книга не далась бы мне в руки.

— Точно чокнутая, — подытожил Володя.

Я забрала у него Книгу, и, прижимая ее к себе, как ребенка, вышла из квартиры. В подъезде было темно: видимо, лампочка перегорела. Снизу, из окна лестничного пролета едва доходил слабый свет. Вся наша пестрая компания стала тихонечко придвигаться к лестнице.

— Пап, давай на лифте поедем, — предложила Ириша, — а то шею себе свернем. Володя молча нажал на кнопку вызова.

— Эй, подождите! — донеслось сзади, от дверей квартиры: — Маргарита, Вы перчатку забыли!

— Ну, как всегда я растяпа, — вздохнула я, — сейчас, сейчас, спасибо!

Я стала побираться обратно (и как это до меня не дошло, что дверь квартиры Колбаскина была уже закрыта, и из самой квартиры меня звать никто не мог?). Внезапно кто-то заткнул мне рот и нос какой-то плотной тряпкой, так что я не могла ни кричать, ни дышать. Тряпка была пропитана какой-то сильно пахнущей дрянью, от которой у меня закружилась голова и на какой-то момент я потеряла сознание.

Видимо, мое затмение длилось недолго. Я очнулась от того, что Володя энергично хлестал меня по щекам. Убедившись, что я уже реагирую на удары, он пробормотал «Вот и чудненько!» и, взяв меня под мышки, поставил на ноги.

— Идти можешь? — не дожидаясь ответа, он поволок меня в лифт, который караулила Иришка на пару с одним из охранников.

— А те два где? — спросила я. Голова слегка кружилась, но что-то я все же соображала.

— Побежали за тем козлом, который на тебя покушался, — злобно ответил Володя.

Понятно было, что злится он, скорее всего, не на меня, а на того, кто нападал на меня, но все равно я инстинктивно вжала голову в плечи.

— Что он с тобой сделал-то?

— Тряпку в лицо сунул с какой-то химией… Вроде дихлофоса или еще чего-то. Пахло морилкой для тараканов.

Володя ничего не сказал в ответ. Они с Иришей с двух сторон подхватили меня под руки и вывели во двор. Я на всякий случай не сопротивлялась, хотя чувствовала себя вполне приемлемо и могла передвигаться без их помощи. Совершенно некстати мне вспомнился анекдот начала перестройки о том, как один человек спросил другого, кто поддерживает Горбачева, и тот ответил: «Его никто не поддерживает, он сам ходит!». Чего только ни лезет в голову в минуту душевного потрясения!

Мы вышли во двор, темный, мокрый, неуютный и поэтому угрожающий неясной влажной опасностью. Торопливым шагом мы добрались до арки и вышли на проспект.

— Ну и где они? — проворчал Володя.

— Вон, — коротко отрапортовал Охранник. Двое его коллег волокли под белы рученьки невзрачного паренька. Мне стало слегка не по себе: среди бела наши наемники поймали вора и куда-то волокут. Он, конечно, совершил некрасивый поступок и вдобавок чуть не отравил меня, но все рано это сцена что-то переворачивала во мне: терпеть не могу, когда кого-то куда-то волокут. Этот человек выглядел таким беспомощным, он обмяк, чуть ли не вися на руках наших амбалов. Как мой Рыжик…

— Что мы с ним будем делать? — спросила я у Володи.

— Надаем в рыло, — буркнул он.

— Но ведь это беззаконие! — ужаснулась я.

— Рит, ты и правда не только чокунтая, но и святая.

Я уже готовилась морально к грядущему мордобитию, но паренек вдруг изловчился и вырвался из рук наших охранников (комментарий Володи по поводу головотяпства амбалов, поверивших в его беспомощность, я старалась не слушать.). Бывший пленник помчался от них, но вовремя сообразил, что лучше этого не делать: третий охранник, шедший с нами тут же ринулся ему навстречу. Оказавшись между двух огней, паренек, кажется, совершенно разучился соображать. Он заметался, как зверь в ловушке, а потом совершил и вовсе безрассудный поступок: помчался через проспект наперерез потоку машин.

— Ё-о-о-о! — хором завопили Володя и Ириша. Несколько мгновений беглецу удавалось проскочить, но избежать очевидного было невозможно. Визг тормозов, скрежет столкновения… Я зажмурила глаза, хотя с тротуара все рано невозможно было ничего разглядеть. Открыв глаза, я увидела, как гаишники останавливают уличное движение.

— Володя, — прошептала я, — мы виноваты в том, что он погиб?

— Никто его туда не гнал, сам пошел! — проворчал Володя. — И никто не просил его отбирать твою книгу и бегать от нас. — А нас не обвинят в его убийстве?

— Это Гибэдэдэ. Они не сажают, а только денег берут.

Часть проспекта была перекрыта и Володя уверенно зашагал к месту происшествия, приказав амбалам гулять туда-сюда, и делать вид, что они не при чем, а нам с Иришкой — следовать за ним. Подойдя к дорожным инспекторам, он, не дожидаясь вопросов, сунул им под нос свое журналистское удостоверение и, прежде чем его успели послать куда подальше, командным тоном стал расспрашивать их о подробностях ДТП. Я всегда удивлялась, как действует на представителей закона крайнее нахальство вкупе с какой-нибудь «корочкой»: гаишники четко рапортовали Володе о том, что произошло.

Переборов себя, я поглядела на лежащее в нелепой позе тело моего отравителя. Лица я так и не увидела: он лежал ничком, вокруг головы темным маслянистым пятном растекалась кровь. Водитель сбивших его Жигулей, молодой священник с курчавой бородой, нервно крестился дрожащей рукой, и что-то бормотал под нос. У меня снова закружилась голова. То ли от «химии», которой я все же успела надышаться, то ли от нервного потрясения, но я увидела всю сцену как бы со стороны, откуда-то сверху: и тело убиенного на дороге, и Володю с гаишниками, и бледную Иришку, которую, казалось, вот-вот затошнит, и перепуганного священника, и будто светящийся темно-коричневый прямоугольный предмет возле правого переднего колеса машины. Чтобы достать этот предмет, надо было слегка подлезть под машину. Увы, сделать незаметно это не удалось.

— Пап, она опять в обморок падает… — вскрикнула Иришка.

Священник бросился меня поднимать (я едва успела поднять Книгу и сунуть ее за пазуху, перемазав многострадальное драповое пальто).

— Спасибо, спасибо, все в порядке, — промямлила я.

Он машинально перекрестил меня вместе с Книгой. Подскочивший ко мне Володя быстро подхватил меня под руку и, поблагодарив стражей дорожного порядка, поволок меня к тротуару.

— Ну как, оклемалсь? — спросил он, не скрывая раздражения. — Не вовремя ты удумала грохаться…

— Я за Библией под машину лазила! — оскорбилась я и, снова расстегнув пальто на груди, продемонстрировала ему край грязного, но целого кожаного переплета.

— Ритка!!! — Володя снова подхватил меня под руку и поволок к излишне чинно прогуливающимся по тротуару амбалам, хотя больше никто вроде бы не собирался изымать у меня рукопись.

Загрузка...