Во всем огромном городе наступил вечер, хмурую осеннюю морось просвечивали агрессивные оранжевые огни, а в Вермеле царил типичный утренний раздрай: рабочий день (вернее, рабочая ночь) только начинался. Официантки в серых униформенных юбках лениво бродили из барного зала в ресторанный. Вид у них был такой, как будто они только что очнулись от долгой спячки и еще не успели как следует разогнаться.
До концерта было еще два с половиной часа, так что уважающие себя посетители даже не думали собираться.
Пока что пришли только Ира и Машутка. Они неторопливо потягивали пиво, иногда поглядывая в сторону входа: может еще кто пораньше заявится?
— Ну а дальше что? — сочувственно спросила Ира.
— Ничего, — Маша зачем-то поскребла ногтем надпись GUINNESS на бокале. — В том-то и дело, что ни-че-го. Потом тетя из Рыбинка приехала, сказала, что будет жить у него временно, пока он в себя не придет. Сама понимаешь, мне там уже делать было нечего. Он купил мне билет до Москвы. Ну конечно, на вокзале все так трогательно, типа, я к тебе приеду, я тебе письма буду писать и все такое…
— Так и отлично! Напишет, приедет!
Маша покачала головой.
— Не-а, я и так уже понимала, что ему не до меня. Ну не та у него ситуация. Он, конечно, старался не показывать, все так вежливо было, но я видела, что ему хотелось меня спровадить поскорее. Нет, я не обижаюсь, у человека трагедия, он сначала цеплялся за меня, как за соломинку, ну ты понимаешь…
Ира в который раз сочувственно-прочувствовано кивнула.
— Ну а потом все ясно стало. Ни он мне не нужен, ни я ему не нужна. Такая пустота. Ир, мне так хреново… Если б ты знала.
— А Димка?
— А ну его в баню…
— Короче, никто тебе не нужен?
— Типа того. Тошно на самом деле…
— Пройдет.
— А куда оно денется? Пройдет, конечно. Но не сразу. Я ж идиотка такая:: привыкаю к человеку моментально, а отвыкаю медленно-медленно. У меня первая любовь была в восьмом классе. Школьный романчик, три недели встречались, из-за ерунды поцапались. Так я до самого выпускного вечера ходила как пришибленная. Самой смешно. И сейчас та же фигня получается.
— Ничего, все перемелется.
Говорить больше было вроде бы не о чем, девушки отхлебнули пива («выпьем с горя, где же кружка?»).
— Ты знаешь, что мне еще не понравилось? — помолчав, спросила Машуня.
— Ну?
— Может, конечно это просто паранойя, но мне всю дорогу казалось, что кто-то за мной следит.
— Скорее всего, глюк. После нервных потрясений бывает.
— Может, и глюк, — поспешно согласилась Маша. — Но мне кажется, что все время на меня кто-то смотрит. Я в сидячке ехала. И сколько ехала, постоянно такое чувство, как будто кто-то глазами меня сверлит. В затылок. Народу полно, кто — не угадаешь. В общем, дурацкое ощущение.
— Не бери в голову. Мало ли кто там пялился на тебя.
— Не знаю, мне показалось, что это Пашка Лядов. Я вроде мельком его видела, когда из вагона в Москве выходила. Хотя может и не он был… У него такое лицо — сколько ни смотри, не запомнишь.
— Точно паранойя. Ничего, упокоишься. Травки попей, шприцов покури. О, смотри, Стрешнев пришел! Нет, ты погляди, улыба-а-ается! Рот до ушей, хоть завязочки пришей!
— Привет, девчонки! — Сашка действительно улыбался так, как будто пришел на собственные именины. Он чмокнул в щеку сначала Машу, потом — Иришу, после чего бесцеремонно плюхнулся рядом с ними за столик. Впрочем, девушки не возражали. Маша даже подумала: может хоть он развеселит?
— Какие новости? — Ира отхлебнула в очередной раз своего Гиннеса и протянула Сашке третью пинту, как всегда полученную впридачу к первым двум.
— Девушки, мне стыдно угощаться за ваш счет, чувствую себя Альфонсом.
— Тогда закажешь нам всем по кофию, — предложила Ира, — а в нас все равно столько пива не влезет… Если только Маша вторую не хочет..
Маша помотала головой:
— Не-а, а то потом в туалет не набегаешься.. а вот кофе — с удовольствием.
Сашка неспешно отхлебнул своего уже не такого унизительного Гиннеса, и подмигнул грустной Маше:
— Слышали, что Колбаскин совсем свихнулся?
— Это новость? — пожала плечами Ира. — ИМХО, он такой родился.
— Так, как сейчас, он никогда крышей не ехал.
— А он что, буйный стал? — заинтересовалась Маша. — С топором за людьми гоняется или с самурайским мечом?
— Нет, девочки, — патетически произнес Саша, выпучив глаза, — все гораздо серьезнее. С тех пор как он нашел поляну Сидов, он уверен, что ему надо уйти туда, в этот холм. И он готовится к тому, что в ночь Самайн в холме откроются двери, и он уйдет из этого мира навсегда! Во как! — для пущей убедительности Стрешнев поднял бокал как для тоста, отхлебнул и сделал вид, что смахивает скупую мужскую слезу.
— Кажется, Фрая начитался вдогонку к сагам, — сочувственно вздохнула Ира, — больным людям много читать вредно. Тем более такую убойную смесь.
— Передоз Фрая — вообще опасная штука, — насколько можно мрачнее подтвердил Саша. — В общем, Колбаса велел всем явиться к нему на шабаш аккурат тридцать первого октября, когда он будет прощаться с этим миром.
— Это что — ритуальное самоубийство? — Маша, кажется, постепенно выходила из тумана и начинала интересоваться тем, что происходило вокруг.
— Кто его разберет. Но он сказал, что будет раздавать всем желающем свои книги, постеры, диски и так далее.
— Как, все? Совсем отдаст? — удивилась Ира.
— Без-возд-мезд-но! То есть даром! — голосом мультяшной совы прогнусавил Саша.
— Это на него непохоже, — Маша почесала затылок, видимо, чтобы активизировать копошившиеся глубоко под ним мысли, — значит, и правда свихнулся. Он же всегда так над этими книгами дрожал. Поксерить и то не всегда давал.
— А во сколько у него вся эта тусня? — спросила Ира, открывая записную книжку в мобильнике.
— В пять. Он типа все раздаст, а потом — на электричку и туда, к сидам, — Саша опрокинул в рот последние капли как-то уж очень быстро иссякшего Гиннеса.
— Во больной! — покачала головой Ира,— там же холодно. И электрички редко ходят. Замерзнет за ночь, вернется с воспалением легких. Да еще в пустую квартиру… Хотя может, только так и лечатся. Шоковая терапия…А кто еще к нему придет?
— А фиг знает, — беспечно ответил Сашка. — Все кому не лень. Или кому халявных дисков хочется. О, смотрите, наши подваливают…
Действительно, на входе замаячила мини-толпа из пяти человек. Девушки о чем-то слегка попререкались с охранником, потом, войдя-таки внутрь, замахали руками, приветствуя «своих».
Все было ровно так же, как до того злополучного путешествия в кошмарно-туманный город на Неве. И Маше было легче думать, что никакого путешествия не было. Так, приснилось. Приглючилось. А Димка… Ну расстались — и фиг с ним. Они ведь жить вместе не собирались до глубокой старости. Ведь это так легко — сказать себе, что ничего этого не было. И Пашки Лядова не было. Мало ли кто там в поезде рассматривал ее…
Там, в зале, настраивались «Мервенты»… В общем, жизнь продолжалась и, возможно, даже налаживалась. Хотя на душе и оставался гадкий осадок: не то, все не то, и люди вокруг не те какие-то ненастоящие. А может это она сама по себе не такая, а они наоборот — такие как надо?