Беглая книга

26

— Рита, Рита, ты послушай! Нет, ты только послушай! — вопила в телефон Татьяна. Я поморщилась и отодвинула трубку от уха.

— Я слушаю, слушаю, — сухо ответила я. Психованное семейство, честное слово.

— Рита, Димочка вернулся!

— Ну слава тебе Господи! Ну и где он был?

— В Питере, где же еще? Конечно в Питере! Ты представляешь, ты была права, он поехал туда со своей девушкой, а она там осталась. Она его бросила.

— Ну теперь твоя душенька довольна?

— Нет, ну ты представляешь, нахалка какая? Он ее в Питер повез. Там ее водил по музеям. Развлекал, в кафе угощал, а она взяла и его бросила?

— Тань, меня не интересуют любовные похождения твоего мальчика.

— А меня интересуют! Потому что они гуляли там на мои деньги!

— И что ты собираешься теперь делать?

— Нет, ну ты прикинь, она же такая нахалка! Бросила его!

— А если бы она его не бросила, то ты думаешь, она вернула бы тебе эти деньги?

— Ну при чем тут деньги?

— Ты сама о них только что говорила.

— Я говорила?!

— Ну не я же!

— Ты не понимаешь, я совсем не об этом говорила! Вечно ты передергиваешь! Я тебе об одном, а ты мне сразу про другое…

— Таня, скажи, а для чего ты мне позвонила?

Как всегда, мой вопрос застал Таньку врасплох, и она сначала помолчала, потом всхлипнула и прошипела свое вечное.

— Рит, ну какая ты в самом деле…

— Да, я такая.

— Папа мой прямо бушевал, насилу его уговорила Димку не трогать. Мальчик приехал такой расстроенный.

— Успокойся, он себе еще девушку найдет. На Филфаке их как собак нерезаных…

— Ой, да причем тут девушка? Там же такая беда случилась! У Димочки такое потрясение… Там, где он жил, и квартиру ограбили, и человека убили…

— Что, все так серьезно?

— А ты думаешь, я шучу? Он приехал депрессивный и подавленный.

— А что произошло-то? Бандитские разборки?

— Нет, он у приятеля жил… с девкой с этой… А приятель историк, книги редкие собирал, какие-то архивы, видимо, что-то ценное. Весь дом в антиквариате, у него отец из старой интеллигенции, художник. Я так поняла, что в старые времена семья была очень состоятельная. Они нашли какие-то письма об одной старинной книге… Странная какая-то история. Вроде была какая-то книга, кажется, Библия на твоем несчастном бретонском языке, и вроде кто-то из родственников этого приятеля эту книгу то ли видел, то ли в руках держал аж в восемнадцатом веке… В общем, в доме было что красть, понимаешь? Ну и украли!

— Так-так… Не может быть… Тань, расскажи подробнее!

Но Танька настолько была увлечена своим рассказом, что не слышала моей реплики. Впрочем, она была и не нужна.

— …И вот оказалось, что эта книга — жуткая редкость, что ее ищут по всей Европе уже сто лет, что она стоит диких денег. И вот какие-то охотники за антиквариатом пришли к этому приятелю, взломали дверь, отца отравили, все вверх дном перевернули, вынесли все ценное. Ты представляешь, какое потрясение для мальчика?

— Да, представляю.. ну и как он там, ничего после смерти отца-то?

— Да я не про этого, я про Димочку! Приехал отдохнуть, поразвлекаться, а тут — ограбления, трупы! И девка эта, мерзавка, хвостом повертела и от Димки к тому парню сбежала: ей, видите ли, жалко его стало, он теперь сирота! А Димка приехал сам не свой, я так из-за всего этого переживаю…

— Тань, это ему урок. В следующий раз будет думать, прежде чем вот так срываться, ехать в чужой город и жить по каким-то сомнительным квартирам. Мне кажется, он вполне за свою глупость наказан. Ладно, Бог с ним с этим Питером. Мне надо срочно поговорить с Димкой. Дело в том, что эта история с книгой, похоже, не кончилась.

— Это ты о чем? Что ему угрожает?

— Я не могу тебе сейчас ничего сказать определенно, но…

— Рит, ну ты как всегда… ничего определенного.. не тяни резину…

— Мне нужны все сведения об этой книге. Срочно. Обязательно.

— Слушай, я не понимаю…

— Честно говоря, я тоже. Ты говоришь, что в Питере искали Библию на бретонском языке? Ты ничего не путаешь?

— Ну Димка так сказал…

— Так вот, эта книга, кажется, где-то здесь, в Москве.

— Значит, они могу добраться до Москвы?

— Кто — они?

— Убийцы!

— Какие убийцы?!

— Ну те самые, которые отравили отца приятеля, у которого Димка… Говорят, там в Питере каждый второй — бандит.

— Ну да, а Питерцы говорят, что в Москве каждый второй — миллионер. Не забивай себе голову ерундой. Просто мне нужно отыскать эту книгу.

— Зачем?

— Володька просил.

— Я не хочу, чтобы Димочка опять впутывался в какие-то криминальные истории.

— Да Димка твой уже впутывался во все, что мог. С чем тебя и поздравляю. А криминальные наклонности у него у самого имеются.

— Это ты о чем?

— А деньги кто у тебя утащил?

— А, это…

— Мелочи, конечно… Ладно. Он сейчас дома?

— Да, сидит, занимается. Учится.

— Свежо предание, а верится с трудом… Позови его к телефону, пожалуйста.

— Рит, только ты Бога ради, не напоминай ему об этой ужасной истории, он так переживает!

— Давай его сюда! — рявкнула я. В Таньке меня удивляла ее почти детская покорность. Она могла обзываться на меня, говорить гадости, но стоило только цыкнуть на нее как следует, она беспрекословно выполняла приказания.

— Теть Рита, здрасьте, — раздалось в трубке через какое-то время.

— Здравствуй Димочка, с приездом.

— Спасибо. Мама уже все Вам рассказала, да?

— Да, рассказала.

— Вы извините, тетя Рита, что я Вас так напряг…

— Ничего страшного, Дима, все бывает. Я, собственно, по делу хочу с тобой поговорить. Твоя мама мне сказала, что там у твоего приятеля искали какую-то книгу и не нашли, так?

— Да, — сдержано ответил Дима. Видимо, ему и правда не очень приятно было говорить на эту тему.

— Расскажи мне, пожалуйста, поподробнее, что это за книга.

— Это Библия, рукописная, переведенная на бретонский язык в восемнадцатом… Нет, в семнадцатом веке. В восемнадцатом ее нашли…

— Кто нашел, ты не знаешь? Как звали?

— Один священник по фамилии Пеллетье…

— Ле Пеллетье… Где он ее нашел?

— В Бретани на ферме какой-то…

— А точнее? При каких обстоятельствах?

— Ну это… — Димка замялся… — Он был в туалете…

— В туалете! Замечательно! В смысле, замечательно, что все сходится. Так, скажи, ты видел тот самый французский текст, где это рассказывается?

— Да…

— Где ты его видел в первый раз?

— Мне подарил копию Сашка Денье, тот самый приятель, у которого мы жили в Питере, и у которого отца отравили. Там еще было два письма, но они пропали.

— А копия первого письма? — А я ее Машке отдал… — Маше Петровой? — Да, но только я теперь не смогу у нее его взять обратно.

— Не надо. Копия у меня.

— У Вас?!

— Да, но сейчас не об этом речь. Ты знаешь, где сама книга? Библия?

— Нет. Это никто не знает.

— Не может быть. У меня есть ксерокс с одной страницы этой Библии.

— Да-а?! Откуда?

— От Иры Черемис. Ты с ней знаком?

— Не-а…

— Это подруга Маши Петровой.

— Ну я ж не могу знать всех ее подружек…

— Понятно. Значит, ты ничего не знаешь про книгу?

— Нет, там в Питере все из-за нее с ума посходили.

— Здесь, кажется тоже. Хотя, наверное, некоторые и до этого были слегка того. Что ты мне можешь рассказать про Мишу Колбаскина?

— А, он точно какой-то долбанутый.

— Ты хорошо его знаешь?

— Ну типа того… Бывал у него там такие вечеринки.. Он стихи читал. Истории которые сам сочинял, ирландские саги.

— И вы ездили на пикники под Москву.

— А да, он нас всех достал там со своей священной поляной.

— Мне он тоже что-то про это тоже рассказывал. Но к нашему делу это не относится. Кто собирался у него?

— Ой, да разные люди… Каждый раз разные. Но был так такой постоянный костяк: я, Сашка Стрешнев, он же Фергус, Маша, Андрей, Костя…

— Кто из них интересовался бретонскими текстами?

— Никто. Все за ирландщину тащились…

— Хорошо. Спасибо. Я еще раз выясню у Иры.

— Да не за что.. Вы это… извините, что так получилось.

— Ничего.

— Маму позвать?

— Ни в коем случае!

Димка тихонько рассмеялся на том конце провода и повесил трубку.Теперь мне оставалось только каким-то образом выйти на роковую красавицу Машу Петрову. Похоже, что Книга была где-то здесь, рядом и мне достаточно было протянуть руку и взять ее… Звонить Кобаскину?

Нет, пора с этой дурацкой историей завязывать! И чего я с этим всем ношусь, а, лягуши? Я повернулась к аквариуму. Лягушки сбились в кучку где-то в дальнем углу и не обращали на меня никакого внимания. Я взяла денег, накинула мое любимое драповое пальто, и пошла в «любимые продукты». Хотелось себя побаловать. Только вот чем — я еще не придумала.

Я никогда не жалела о том, что стала одинокой женщиной. Почему-то принято считать, что одинокая женщина — это несчастное, всеми брошенное существо, которое так и не смогло приспособиться к жизни. И почему? Ведь жить с самой собой, жить для себя одной, ни с кем не связываться и ни на чем не завязываться — это ж просто сказка какая-то! Ни мужа, ни детей, ни кухонной каторги! Захотела себе приятное сделать — пожалуйста. Только вот чего бы такого купить, недорогого и вкусненького?

Пока я спускалась по лестнице, поняла: я хочу курить. Иду в магазин не за творожками «Даниссимо», а за сигаретами. И это после того, как не курила полгода! Уж совсем, казалось бы, завязала, и вот на тебе. Так обычно и бывало. Держусь, креплюсь, а потом — то какая-то внештатная ситуация, то просто устала, и по рассеянности (или по привычке?) купила пачку сигарет — не выбрасывать же! Сколько я читала всяких умных медицинских статей о вреде табака, и о том, что привычка мусолить во рту сигарету — это удовлетворение сосательного рефлекса и еще много про что… Убеждала себя, ругала, а все равно… курить хочется. И никакие жуткие последствия курения меня не пугали. Впрочем, если бы я знала, какие последствия будут от той самой сигареты, которую я собиралась просмаковать через пять минут, то, наверное, справилась бы со своей слабостью. Отдаленные последствия типа рака легких кажутся нереальными — сколько курильщиков умирает в глубокой старости по совсем другим причинам? А вот если бы мне кто-то мог сказать, какая дурацкая цепочка событий потянется за этой злосчастной сигаретой… как в детском стишке «Не было коня — подкова пропала,/ не было подковы — лошадь захромала. /Лошадь захромала — командир убит./Армия разбита, конница бежит. /Враг вступает в город, пленных не щадя, оттого что в кузнице не было гвоздя».

Я купила-таки творожок «Даниссимо» в нагрузку к пачке «Честерфилда» и зажигалке. Желание курить разрослось до таких размеров, что я встала у самого магазина, у крыльца. Я блаженно затянулась и зажмурилась: слабоватое осеннее солнце умудрялось-таки бить мне в глаза. Так я и простояла зажмуренная целых пять минут. Запах табака, запах нашей Мичуринской осени, пыли, листьев… все это смешалось в один терпкий городской аромат и закружило мне голову.

Когда я открыла глаза, то тут же встретилась взглядом с совершенно незнакомым человеком. Видимо, пока я, как говорится, «ловила кайф», он стал передо мной и смотрел на меня в упор. Хорошо хоть, солнце не загораживал. Вообще-то я считаю, что так вот глазеть на человека не совсем прилично. Но я настолько удивилась, что даже забыла возмутиться. Незнакомец смотрел на меня странно. Честно говоря, ТАК на меня давно никто не смотрел. По крайней мере, когда я была студенткой, ТАК смотреть на девушек не позволялось. А когда это стало дозволено, на меня ТАК смотреть стало уже поздно.

Нестандартные ситуации всегда выбивают меня из колеи, и я не знаю, как быть. Поэтому я просто растерялась и тоже начала беспардонно рассматривать этого странного человека.

На вид ему было слегка за тридцать. Невысокого роста и, честно говоря, не в моем вкусе: слишком тоненький и стройный. Мне всегда нравились рослые мужчины с квадратными подбородками. А у этого подбородочек узенький, носик — остренький. Волосы рыжие, почти красные, детские веснушки на носу и щеках. Но, в общем и целом, не вдаваясь в частности, его вполне можно был назвать «молодым человеком приятной наружности». Это была моя первая мысль. Вторая мысль была «Интересно, а что ему от меня надо?»

— Извините, — тихо-тихо и смущенно произнес незнакомец, — что я на Вас смотрю.

— Ничего, ничего. «В общем, подумала я, может быть, на меня последний раз в жизни ТАК смотрят»

— Я просто… — он заволновался и даже, как мне показалось, покраснел, — увидел ваше лицо… Оно такое одухотворенное!

Я терпеть не могу дешевые романы и периодическое дамское чтиво, где встречаются такие фразы. Поэтому первым желанием было расхохотаться. Я не успела ничего сказать, но молодой человек продолжал свои дифирамбы.

— Вы не поверите, но такие лица встречаются редко. Вы как будто изнутри светитесь. Только не смейтесь! Это правда.

— Спасибо за комплимент. Хотя и в самом деле смешно.

— У Вас очень красивое лицо.

— Еще раз спасибо.

— Можно. Я тут с вами рядом постою, пока Вы курите?

— А что Вы спрашиваете? Здесь стоянка пешеходов бесплатная.

Он смущенно засмеялся, потом закашлялся.

— Я просто думаю… Может быть Вам неприятно? — он снова заглянул мне в глаза. Как-то забавно у него получилось, как будто он смотрел снизу вверх. «Ты ведь позволишь? Ты ведь не прогонишь?» Я просто улыбнулась и ничего не сказала. Мы молча постояли вместе. Я решила спросить его о чем-нибудь из вежливости. Ничего, кроме банального «А вы не курите?» я не придумала.

— Нет, не курю. Не могу: у меня аллергия. — он смущенно улыбнулся.

Я только сейчас заметила, что глаза у него красные, воспаленные. Какой-то странный он был: хрупкий, болезненный, нежный, И вдруг что-то царапнуло меня по сердцу…

Я докурила, попрощалась и направилась было к подъезду, но незнакомец подскочил ко мне, наклонился, поймал мою ладонь и прикоснулся к ней губами. Я ойкнула, а он рассмеялся, помахал мне рукой и… как там это в дамских романах? Растворился в осенней дымке?