Беглая книга

1

Лампочка в подъезде по-прежнему не горела. Как в любом уважающем себя старом питерском доме, здесь было сыро, жутковато-мрачно и просторно. Найси и Дейрдре поднялись на самый верхний этаж, по-прежнему не произнося ни слова (да и о чем было говорить после всего, что успело произойти за день?). На деревянном винтовом пролете было грязно, кто-то нанес на ступеньки невероятное количество слякоти. Найси начал ковырять ключом замке, но ключ не повернулся, дверь сразу распахнулась сама, видимо, ее никто не закрывал. В прихожей одним прыжком очутился Саша.

— Сашка, что с тобой! — вскрикнула Дейрдре.

На нем лица не было. Казалось, что за те несколько часов, которые они не виделись, Саша похудел, согнулся, стал как будто меньше ростом. Под глазами у него были темные круги, видимо, что он только что плакал.

— А, это вы… входите… — пробормотал он и повернулся спиной.

Дейрдре первая вошла в прихожую и поежилась от холода. Откуда-то тянуло сквозняком. На коврике в прихожей была грязь, и грязный след терялся в неосвещенном коридоре.Найси долго возился с замком, но закрыть не мог и крикнул Сашке, бродившему где-то в коридорной темноте.

— А у тебя дверь открыта была, ты знаешь? Ее закрыть или так надо?

Вместо ответа из коридора донесся всхлип.

— Так что ли оставить? — не понял Найси

— Оставь, оставь, — крикнул ему Сашка каким-то странным хриплым голосом.

Прихватив рюкзак с продуктами, Найси и Дейрдре прошли на кухню. Сашка уже поставил чайник и сидел за столом. Его трясло и колотило.

— Сашка, да что с тобой?

— Дейдре попыталась заглянуть ему в глаза, но он отвернулся.

— Отец умер…

— Как умер? — выпалил Димка и заткнулся: ему стало стыдно такого дурацкого вопроса, но в такой ситуации вообще неизвестно, что можно, а что нельзя говорить.

Сашка снова затрясся, зашмыгал носом, полез в карман за платком, начал сморкаться и всхлипывать. Димка не сразу догадался, что это он так плачет.

— Я пришел домой… — начал рассказывать Сашка, по мере разговора постепенно успокаиваясь. — В общем… Дверь…открыта.. Я думаю что такое? Вот… захожу. Дома запах отвратительный. Ну, думаю отцу плохо опять… Захожу к нему в комнату, он лежит на диване весь заблеванный… Ну это не в первый раз на самом деле.. Но в комнате такой погром… Я попытался отца растрясти, только.. в общем… — тут Сашку опять заколотило. — Трогаю его, а он… холодный… Я не знал, чего делать, вызвал Скорую. Ну что там Скорая? Приехали, констатировали смерть. Вызвали милицию. Меня валерьянкой накачали зачем-то… Зачем? Я и так уже вообще ничего не соображал. Как в тумане… Соседей позвали, типа понятых. Вопросы мне всякие задавали. Сказали, смерть наступила между двенадцатью и двумя часами дня, когда я с вами был в Восьмерке. Отравление, типа от некачественной водки. Сначала подумали, что просто ну.. его рвало и он задохнулся… Но он лежал, почти с кровати свесился, так что задохнуться он не мог, там все почти на пол попало… Вообще он редко так до свинства напивался. Очень редко… Видимо правда, паленая водка попалась. Бутылку на экспертизу забрали. Сказали, что часто бывает, когда вместо водки туда метиловый спирт наливают или еще гадость какую-то. А менты стали меня спрашивать, почему в комнате мебель перевернута. А я откуда знаю? Сам только пришел… Прошли в мою комнату. А там то же самое — шкафы раскрыты, все наружу вывалено: книги, бумаги… Все… Я охуел… Ой, извини, Маш, я не хотел, я не совсем соображаю… Ну в общем… Прошелся по квартире, только на кухне все в порядке. С антресолей все исчезло, все бумаги. Потом уже заметил, когда с милицией туда-сюда ходил, что из отцовой комнаты иконы пропали… Которые над кроватью у него висели. Меня стали спрашивать, что еще там было ценного… Я что-то там ответил… Ну рассказал, что было… Ну менты ничего, записали все… Они так вежливо со мной. Даже вроде посочувствовали, сказали, будет уголовное дело. Меня еще вызовут… а мне как-то по фигу… такое впечатление, что это все было не со мной. Знаете, как будто фильм смотрю, со стороны все вижу, а на самом деле это не я… Потом они все уехали, соседи тоже ушли.. они с нами особо не дружили, но сказали, что если надо помочь, чтобы я обращался. Вот… — Сашка шумно высморкался. Его уже не так трясло, он на глазах становился спокойнее. Видимо, ему надо было именно выговориться, чтобы окончательно прийти в себя. — Я только успел форточку раскрыть у отца в комнате, на полу прибрал, там еще раз помыть надо будет.. Вы знаете, ребята, я не знаю… Я как-то даже не верю, что он — все…

Дейрдре слушала, открыв рот. Она долго думала, что бы сказать такого ободряющего, но ничего кроме «Саш, ну ты держись теперь!» — придумать не могла. Впрочем, и этого было достаточно.

— А куда я денусь… — вздохнул Сашка, впервые, наверное, задумавшийся о том, что отец-то умер, а ему-то, Сашке, надо как-то жить дальше.

— Я только не понял. Его что, убили? — спросил Димка.

Сашка удивленно посмотрел на него, потом на Дейрдре, потом на потолок, потом — на Чудо-дерево и бессмысленно повторил.

— Его убили? Почему его убили?

— Сашка, да квартиру же твою ограбили!

— Ограбили. Да, ограбили. — Он говорил это так, как будто эта мысль только сейчас пришла ему в голову. — Да, я знаю, что ограбили. Иконы унесли. Бумаги.. Мои бумаги?!

— Ну да! Не отец же твой мебель перевернул! Он с утра еле на ногах стоял, я видел, как ты его на себе волок! Да он шкаф бы открыть не смог, вусмерть пьяный!

— Нет, ограбить, я понимаю, но отца-то зачем? Почему — убили-то? Он же просто водкой отравился.

— Нет, — сказал Дейрдре, — постой, Димка прав. Кто-то пришел и ограбил твою квартиру. Твой отец, если бы был в нормальном состоянии, постарался бы как-то этому помешать. А для того, чтобы он стал невменяемым, ему надо было крепко выпить. Наверное, подмешали чего-то в водку, типа снотворного… могло быть такое? А он этой смеси не выдержал, и все… — ей хотелось, чтобы Сашка хоть как-то вышел из отупения, начал осмысливать происходящее.

— В общем да, я тоже читал про такие случае. Значит кто-то пришел, отец открыл дверь… Она была открыта, но не сломана.

— Значит твой отец открыл ее сам тому, кого он знал, — предположила Дейрдре.

— Да, точно. — Сашка на глазах оживал, видимо, разум постепенно брал верх над чувствами. — Знать бы еще кто эти сволочи…

— Какие-нибудь его друзья, ну с кем он пил? — робко спросил Дима.

— Ни с кем он не пил. Он был такой… — на слове «был» Сашка поморщился, -… пьяница-одиночка. Есть люди, которые пьют, им надо для этого повод, компания, еще там что-то или кто-то. А мой пил, просто пил. Один. Чтобы отключиться. Ему даже не важно было что он пьет — водку, коньяк, лишь бы заснуть и спать. Я ему никогда не покупал. Он сам ходил. Он вообще всегда ходил за продуктами, готовил часто… Вы не думайте, что он был совсем уж опустившийся… У него бывали и просветления, он даже пытался чего-то там делать, работать, вроде как… Нет, ну вы поймите, это не то, что он за бутылку водки готов все отдать, впустить в дом незнакомых людей…

На Сашку было жалко смотреть: его лицо стало похоже на маску шута, который то ли плачет, то ли смеется. Брови то взлетали ломаными линиями вверх, то сползали на самые глаза.

— Значит, кто-то знакомый был? — спросила Дейрдре, пытаясь снова заставить Сашку думать, а не страдать. — У него совсем друзей не было?

— Не-а, он всегда был таким одиночкой. Творческим одиночкой. Между прочим, талантливый был человек, в Союзе Художников когда-то состоял. Но.. не знаю, как объяснить… Он людей не любил. Вообще. И не умел с ними ладить. Он женился-то, когда ему уже было сорок пять. Он тогда еще вполне ничего был, красивый, солидный, хотя поддавал всегда сильно. А кто не поддавал? И потом считается, вроде как творческий человек без этого не может. Мама именно на это запала, на то, что он такой весь талантливый но никем не признанный. У отца была такая фишка, он всегда считал, что он бы мог стать и богатым и знаменитым, если бы его не подсиживали, не делали ему пакостей. Он по жизни рассказывал, что у него везде враги, завистники… Я не знаю, в советские время еще идеология была, что-то там у него конфликты были в Союзе из-за этого, он вроде бы диссидент. Сам считал, что он романтик, чуть ли не Дон Кихот. А мама была молодая, восторженная, ей это все история голову вскружило. Он ведь очень интеллигентный, на самом деле, — Сашка, кажется, стал забывать, что отца больше нет. — Он так красиво за ней ухаживал. Она рассказывала, что музой ее называл, рассказывал, что благодаря ей он из непризнанного гения станет признанным. Ну, она молодая, наивная, повелась на все это. Вышла замуж, а потом пошла у них такая достоевщина! Оба вроде по отдельности такие милые, хорошие, добрые-предобрые, а вдвоем… ругались. Не так чтобы со скандалами, наоборот, неделями не разговаривали, через меня записочки передавали.

Дейрдре готова была заплакать И хотя Сашка рассказывал эту историю почти спокойно, с каким-то отрешенным видом, ей было безумно жалко и его маму, которую она, видимо из-за слова «достоевщина» представляла похожей на маму Неточки Незвановой, и этого неопрятного старика, когда-то талантливого и красивого, но совсем опустившегося и умершего такой поганой смертью. Сашка, милый, добрый Сашка, с которым они так приятно сидели прошлой ночью, такой славный и открытый, остался полным сиротой…

— …Ну короче, довел он мать. Хотя, кто кого довел — не знаю. Оба были хороши на самом деле. Когда вся эта перестройка началась, отец уже был не особо молодой, денег совсем не стало. Раньше он вроде держался на плаву, а тут надо что-то придумывать, чем-то зарабатывать, все его друзья в фирмы пошли, торгуют, а он — за чистое искусство, делать ничего не хочет. И не делал ничего, дома сидел, книжки читал, водочку слегка пил. Я тогда в школе учился, помню, как ни придешь — он на диване. А мать работала… Она преподавала в школе, по частным урокам бегала, ну грызла отца, пилила, а он начал, когда она на него наезжает просто выпивать и спать заваливаться. Отключился и вроде как его и нет, пилить некого. А потом, когда я на первом курсе был, мать под машину попала. Как так случилось, не знаю, говорят, что по невнимательности, усталая была, не знаю. А может ей просто жить надоело В больнице лежала, сначала врачи говорили, все будет хорошо, из реанимации скоро переведем, а потом вдруг — остановка сердца. И все. Отец очень переживал. Плакал. Оказалось, он без матери жить не может. Он и с ней-то не мог. Вот тогда он уже стал как следует поддавать. Сначала я его пилил, потом перестал, так он сам себя ругать начал. Выпьет и начнет «Я такой, я сякой, жену свою довел, сына мучаю», просто сил не было слушать… — Сашка остановился, вдруг осознав, что больше он никогда не услышит этих дурацких пьяных разговоров, и ему стало страшно.

— Саша, Саша, — заторопилась Дейрдре, стараясь вывести его из оцепенения. — Давай лучше подумаем, кому он мог дверь открыть. Давай попробуем с другого края к этому подойти.

— Да какая разница? — рассеяно махнул рукой Сашка, — отца-то не вернешь…

— Да, а тебе-то здесь жить! Тебе не все равно, что эти люди могу прийти еще раз? Ты о себе подумай!

— Да мне пофиг, — отмахнулся Сашка. — Я бы сейчас сам с удовольствием напился и отключился.

— Только не это! У тебя стресс, тебе нельзя! — заторопилась Дейрдре. Она думала, чем бы можно было «зацепить» Сашку, чтобы вывести его из состояния тупого равнодушия в которое он впал, выплакавшись и выговорившись. — У тебя ведь украли рукописи. Те самые, которые ты разбирал.

— Украли рукописи… — эхом повторил Сашка. — Да, украли… Посмотреть что ли, что украли…

— Вот, вот это уже лучше! — прошептала Дейрдре.