Индийский поход. Атаман

Глава 7

От малопривлекательной картины поражения отрядов Яшвант Рао мне отвлекли тревожные крики. Нас атаковали. Большая толпа иррегуляров, на тощих клячах, неказистее лошадок салангов, сделал попытку нас попугать. Местные гопиники-пандари, которых раджи иногда брали на войну, чтобы не шалили на дорогах. Воины из них — одно название, у многих стремена заменяла веревка, пропущенная между пальцев, афганцы и сикхи их моментально разогнали и, слегка увлекшись преследованием, оторвались от наших стрелков-пехотинцев.

— Ступин! Быстро заводи гуркхов в рощу, — сообразил я.

Не знаю как, но интуиция мне подсказала: атака иррегуляров — не более чем отвлекающий маневр, за которым последует удар серьезной кавалерии. И точно! Впереди заклубилась пыль под копытами тысячи-двух лошадей — на нас надвигалась, судя по дорогому убранству и доспехам коней, элита Дуалета Рао — брахманы и кшатрии маратхских княжеств, его союзников, или его гвардия под зелеными с красным флагами Скандии.

— Козин, Зачетов, казаки пусть с лошадей слезают, вам с такой массой не совладать.

— Закружим, вашбродь, нам не впервой, — откликнулись урядники, несколько не взволнованные наступающей на нас тяжелой кавалерией.

— Ну, помогай вам, Господь! — перекрестил я казаков, решив остаться с гуркхами.

Гуркхи уже забежали в укрытие и расползлись по веткам огромного баньяна, из которого получилась настоящая роща, или спрятались за его стволами и пучками свисающих сверху серых корней, когда индусы приблизились к нам на полуторное расстояние ружейного выстрела (1). Костяк отряда составляли хузураты — доспешные всадники со щитами за спиной, имевшие в руках не копья, а фитильные ружья, своего рода гвардия Синдии. Остальные поражали обилием колюще-режущих предметов — саблями, мечами, булавами, топорами на длинной ручке, клевцами, копьями, — и разнообразием шлемов, кольчуг, броней. Но главное, что их выделяло — это, конечно, кони, великолепные арабские скакуны, которые завозились в богатую Индию из Аравии и Ирана. Вот этим несчастным животным и досталось в первую очередь.

— Назаров! Гаси!

Не знаю, удивился ли незнакомому словечку Кузьма, вырвавшемуся у меня от волнения, но смысл он понял. Прятавшиеся в роще зембуреки хлестнули по надвигающейся коннице картечью. Отдаленный гром орудий, близкое ржание раненых лошадей, грохот падения обряженных в стальные панцири воинов, крики боли, боевые кличи — лишь убитые уже молчали, опрокидываясь на шеи и крупы своих коней. Затрещали ружья, роща словно укрылась белым облаком, кислый запах сгоревшего пороха тут же вытеснил тонкий аромат листьев священного баньяна. Гуркхи палили нестройно и куда попало — промахнуться по такой толпе было трудно.

Кавалерийский ураган ударился в незримую стену — маратхи, достигнув рощи, заметались, превратились в шумный рой, попытались огрызнуться огнем. Некоторые смельчаки пытались прорваться внутрь, в эту сверкающую оранжевыми вспышками пороха на запальных полках зеленоватую темноту — на них сверху тут же прыгали гурхи с кукри в руках и резали, кололи, рубили…

Сбоку тяжелую конницу беспокоили казаки. Обменивались залпами с хузуратами, ловко выбивали пиками из седла зазевавшегося всадника и тут же отскакивали назад. Оказалось, индусы больше ценили в конях выносливость, а не скорость — казачьей игре в кошки-мышки они не могли ничего противопоставить.

Точку в атаке гвардейцев поставили вернувшиеся сикхи и афганцы. Увидев, какой богатство прискакало к нам на свиданку, они кинулись в бой с воодушевлением бедняка, попавшего в пещеру Алладина, врезались в ряды гарцевавших перед рощей всадников как боевой молот. Схватки закипели повсюду. Звон стали дополнил хлесткие, как удар бича, звуки выстрелов, глухие удары по щитам и панцирям, редкий грохот фальконетов. Удары заточенных до остроты бритвы тальваров и афганских шашек наносили ужасные раны, кровь разлеталась во все стороны, оседала на всклоченных бородах сикхов, не знавших пощады, на лохматых гривах кадагани салангов. Гул из боевых кличей, умоляющих о пощаде голосов, нечеловеческих криков накрыл равнину перед рощей, пыль вилась столбами, скрыв момент, когда маратхи дрогнули.

— Щекотки забоялись⁈ — прорезался сквозь какофонию битвы задорный девичий крик.

«Марьяна? Она-то что тут делает⁈»– вспыхнул я, отставляя в сторону раскалившееся от частых выстрелов ружье.

Но уже через секунду-другую отвлекся, выбросил девушку из головы, ибо мог воочию наблюдать подтверждение мнения Ранджита. Он как-то на тренировке «зеленых человечков» мне сказал, что армия Великих в прошлом Моголов ныне выродилась и с легкостью ударяется в панику, в отличие от тех же гуркхов, даже не знающих этого слова. Кавалеристы начали разворачивать коней и уносится прочь под гиканье и свист конницы из моего отряда, дорвавшейся до богатой добычи. По земли уже было разбросано видимо-невидимо дорогого оружия и сбруи, но удирающая часть… Нет, этого они пережить не могли. В итоге, получилось нечто вроде незапланированной атаки на левое крыло войск Синдии, загнавшей в джунгли его многочисленные вспомогательные силы. Вскоре запылала треть вражеского обоза, которую не успели спрятать от разгулявшихся салангов.

— Уф! Справились! — перевел я дух, погладил с благодарностью спасший нас баньян и скосил глаза на центр, не ожидая ничего хорошего.

Угадал. Наша армия была фактически разрезана пополам. Отряды Яшвант Рао уже не организованно отступали, а улепетывали во все лопатки, пушки были потеряны и остались в тылу наступавшей пехоты Синдии. Положение оказалось настолько катастрофическим, что даже прибытие резерва Перрона ничего не решало. Отбить обратно артиллерию вряд ли получится…

Неожиданно все изменилось. Валявшиеся «трупы» артиллеристов вдруг ожили. Они лишь притворялись мертвыми, и вот теперь, вскочив на ноги как ни в чем не бывало, быстренько освободили пушки от цепей, развернули их и открыли огонь прямо в спины наступающих батальонов Дуалета Рао, случайно зацепив потерявшую своего погонщика слониху. Великанша задрала вверх хобот и отчаянно затрубила, словно предупреждая синидийцев об опасности, бросалась с ором вперед, расшвыривая всех, кто попался под ее толстые ноги.

Сложилась парадоксальная ситуация — воины Дуалета Рао гнали перед собой дезорганизованные полки Холкара, но оказались фактически отрезаны от основной части войска. Правда, «ожившую» артиллерию некем было прикрыть, и если вражеская пехота развернется…

— Григорич! Урядники! Гурхков на лошадей по двое, и пулей отвозим в центр. Нужно помочь пушкарям! Тем, кому места не найдется, со всех ног бежать на своих двоих!

Сложный, но эффективный маневр удался, мы успели вовремя. Опомнившись, командиры Синдии развернули часть войск и уже попытались было отбить орудия обратно, но, наткнувшись на плотный обстрел моих людей, вынуждены были отходить в направлении отступавших отрядов Яшвант Рао. Посчитав это слишком безрассудным, они перестроились и сместились в тыл брошенного мною фланга. А затем стали по дуге, обходя восстановленные нами позиции в центре, возвращаться к своему лагерю у джунглей, где царил беспорядок и паника после атаки салангов и сикхов. Те вернулись собирать добычу и надолго выпали из боя.

Орудия были спасены, битва не проиграна, но точно не выиграна — могло бы получится еще лучше, сообрази Перрон сейчас атаковать. Но он не решился. Так что вышло так, как хотел Платов — мне даже не пришлось никого предавать, чтобы уравнять шансы Синдии и Холкара. Интересно, как там дела на фланге у княжны Бегум?

Еще вспыхивали спорадические схватки, еще время от времени одинокая пушка разражалась выстрелом, но битва постепенно замирала. Повсюду валялись трупы, кричали раненые, потерявшие конечности, бились на земле покалеченные лошади, отвратительно воняло фекалиями и железом. В небе тучей кружили стервятники в ожидании приглашения на кровавый пир.

В знакомом полосатом шатре было жарко, несмотря на поднятые для проветривания стенки. Жарко от кипевший страстей. Княжна Бегум высказала все, что думает об умственных способностях Перрона, и покинула нас, уехав на любимом слоне приводить в порядок свой отряд. Понятно, что стратегические таланты француза она ни в грош не ставила.

Пьер не расстроился.

— Женщины склонны все драматизировать, — сообщил он нам, не поведя и бровью на прозвучавшие обвинения. — Ее армии, конечно, крепко досталось, но позиции она удержала. Так или иначе, поблагодарим моего тезку, — он поклонился мне, махнув перед собой двууголкой с высокой кокардой, — за своевременный маневр. Мсье, вы сохранили нам пушки! Браво!

Холкар выглядел несчастным и растерянным. Он-то похвастать ничем не мог.

— Полагаю, что битву придется признать проигранной — слишком велик у нас «счет Мясника», — продолжил нудным голосом вещать Перрон. — Нам ничего не остается, как отступить, пока есть такая возможность. Синдия пару дней будет зализывать свои раны.

— Отчего же вы не пришли на помощь центру, когда в вас была нужда? — не удержался я от открытого упрека, сообразив, что «счетом мясника» француз окрестил наши потери.

— Битва при Фарсале, мсье! — многозначительно объявил Перрон и снисходительно, но добродушно на меня посмотрел.

— Причем тут сражение Цезаря с Помпеем? — тут же парировал я, показав, что и сам не лыком шит.

— Похвально, что у вас имеются зачатки образования, что удивительно с учетом ваших пробелов в языках, — все в той же поучительно-язвительной манере продолжил Перрон. — Да будет вам известно, что битву при Фарсале Цезарь выиграл благодаря скрытому резерву, благодаря его фланговому удару по прорвавшейся коннице Помпея. У нас была схожая ситуация. Синдия преследовал войска центра, я ждал момента, чтобы ударить ему во фланг. Но все испортили артиллеристы…

— Это я им приказал притвориться мертвыми, — оправдывался Холкар, с уважением поглядывая на своего подчиненного.

Он сплюнул красным на светлую циновку под ногами — не кровью, а соком бетеля, которым пытался восстановить силы. Негр-слуга с золотой чашей куда-то подевался.

Француз с неодобрением посмотрел вниз и покачал головой.

— Такие вещи готовятся заранее, — не согласился я с концепцией Перрона, посматривая на быстро темнеющее пятно рядом с высокими сапогами махараджи с длинными золотыми шпорами. Сапоги были красной сафьяновой кожи, но могло показаться, что Холкар бегал в луже крови по колено.

«Зачем ему шпоры, если он разъезжал на слоне?» — задался я совершенно неуместным вопросом.

— Мсье, — улыбнулся Перрон мне слащаво. — Вы храбрый воин, уже заслужили репутацию сорвиголовы, но, боюсь, в стратегии вы полный профан. Пойду распоряжусь о подготовке к отступлению.

Он помахал нам рукой и вышел из шатра.

— Не слушайте его, Петр Василич, — жарко зашептал переводивший разговор Рерберг. — Врет как сивый мерин!

Я смерил спину удаляющегося Перрона испепеляющим взглядом — если бы мог поджигать глазами, он горел бы сейчас как свечка.

«Академик! — злобно выругался я. — Тебе не на поле боя командовать, а в Сен-Сире, если его уже создали, кадетов учить военной истории».

Когда кипевшие в душе страсти немного поутихли, признал, что в словах Перрона может присутствовать зерно истины. Доказать, что он не собирался атаковать противника во фланг невозможно, и такой удар и вправду мог решительно переломить ход сражения. Дальше-больше: если начать глубоко копать, то выходит, я своим смещением в центр испортил французу всю игру. Что я, не знаю, как в армии устроены дела? Захотят, мигом из героя в виновного превратят.

— Махараджа! — вспомнил я о своей проблеме. — Что нам делать с трофеями? Вернее, с вашей долей?

Холкар недоуменно на меня посмотрел и отвел взгляд — индусы, я заметил, избегают смотреть в глаза.

— Трофеи?

«Конечно, трофеи, болван! — так и тянуло меня ответить, он меня искренне разочаровал. — Какой же казак без дувана?»

После боя и даже во время него афганцы и сикхи, подозрительно косясь друг на друга, натащили целую гору железного барахла, хотя насчет «барахла» я несколько погорячился. Сталь индийской работы была очень хороша, многие клинки как на подбор. Попадались среди них и редкостные экземпляры, поражающие и красотой, и экзотикой. Один слоновий нож на длинной металлической ручке чего стоил. И поразительной гибкости мечи или заканчивающиеся пластинчатой рукавицей до локтя. И доспехи с непременной дырочкой от пули. Сбруи недешевые. Монет набрали, пошарив по трупам, камней драгоценных. Лошадей наловили разного качества, что оказалось очень в жилу, ибо многие из бойцов коней в бою лишились. Ружья опять же таки, но с ними засада — фитильные я брать не хотел, а кремневых не было. Короче, свободных лошадей не осталось — всех нагрузили по маковку. Что делать со всем этим богатством, я соображал туго. Хоть собственный арсенал создавай или ищи оптовика-оружейника.

«С тем количеством луков, которые нам достались, можно сеть стрелковых клубов по всей Индии открыть. А со щитами что делать — как сковородки использовать?» — с иронией думал я, ожидая ответа Холкара (2).

— Трофеи? — повторил махараджа. — Оставьте все себе. Мне так или иначе нужно вас наградить. Чтобы ни утверждал Перрон, но вы спасли мою честь.

— Все-все оставить? Даже это? Женя, покажи, — попросил я подпоручика.

Рерберг развернул длинный валик из ткани, открывая взору Холкара удивительный меч. Он напоминал огромную клешню лобстера, имея на конце раздвоение и зубчики по всей длине режущих кромок. Хищно изогнутый, он притягивал взгляд своей убийственной красотой.

— Зульфакар Синдии (3)? — завороженно вымолвил Яшвант Рао. — Откуда он у вас?

Он жадно протянул руки и буквально выхватил меч у Жени.

Я равнодушно пожал плечами:

— Подобрали на поле боя после отражения атаки тяжелой элитной кавалерии.

— Но это же совершенно все меняет! — вскричал Холкар. — Если Синдия убит…

— Находка меча не означает обязательно смерть его владельца, — охладил я пыл махараджи.

— В любом случае, — не согласился со мной Яшвант Рао, — нужно остановить Перрона. Зачем нам отступать, если есть вероятность, что мы победили?

В его словах был резон: согласно местной традиции, гибель командующего армии в бою означала ее поражение.

— Не будем медлить. Отправимся к нему! — приказал Холкар и поманил меня за собой.

Мы вышли из шатра. Махарадже подвели коня.

«Вот и пригодились шпоры», — хмыкнул я, запрыгивая на своего аргамака.

Мы понеслись через лагерь. Бивак бурлил, собираясь в поход. В западной его части были построены войска огромный «покоем» (4), наблюдавшие за массовой казнью. Карали трусов, первыми бежавших с поля боя. Их, связанных и дрожащих, по одиночке подталкивали к большой колоде, за которой возвышался невозмутимый огромный слон. Осужденного клали головой на колоду, элефант по команде погонщика-махоута поднимал ногу и опускал ее на череп труса. Раздавался треск, во все стороны летели кусочки мозгов и осколки костей. Дергающее ногами тело отбрасывали в общую кучу, а на его место уже волокли следующего. Солдатские ряды хмуро молчали: наверное, пехотинцы вспоминали о жалких семи рупиях, которые им обещали, но так и не заплатили. Стоило ли из-за них умирать?

— Какое варварство, — ахнул Рерберг, скакавший рядом со мной стремя в стремя.

— Согласен, — кивнул я. — Ужасное зрелище. Но вспомните о «веселом» обычае «ростбифов» запарывать до смерти своих солдат.

— Это вы так об англичанах? Увы, не у них одних: у нас могут прогнать через строй шпицрутенов несколько тысяч раз. До смерти.

— Неправда! — накинулся я на зачатки русского либерализма. — В нашем уставе сказано: наказывать, но не калечить! Избавляйся, Женя, от привычки сравнивать нас с Европой и делать неверные выводы.

Рерберг вскинулся.

— Найдете оправдание тому, чему мы только что были свидетелями?

— Нет! Казнь и впрямь омерзительная. Куда гуманнее французская гильотина! Особенно, когда она рубит головы людям за недостаточную революционность.

Рерберг покраснел:

— Издеваетесь?

— Ни в коем разе. Скорее учу думать головой, пока она на плечах.

Женя погрузился в свои мысли, но его, как и меня, отвлекли странные крики. Они неслись от опрокинувшейся повозки, запряженной четверкой волов, вокруг которой гарцевал на лошади Перрон и бил плашмя шпагой по плечам и головам сбежавшихся к нему солдат. Махараджа правил коня прямо к французу, расталкивая конем потерявших всякое послушание сипаев в белых мундирах. Им было отчего прийти в возбуждение и позабыть о дисциплине — из повозки сыпались на землю золотые монеты из разорванного мешка.

«Полковая казна или личные сбережения?» — задался вопросом я, извлекая из седельной кобуры пистолет.

Выстрелил в воздух. Солдаты испугались и начали разбегаться.

— Запорю! — ревел Перрон.

Он полностью утратил свой профессорский вид — глаза метали молнии, лицо сводила судорога, шпага дернулась в мою сторону, ее кончик покачивался, выдавая крайнее волнение французского генерала.

«Да он не в себе!» — мелькнула у меня мысль.

— Успокойтесь, Пьер! — воззвал я к его благоразумию.

Шпага опустилась. Перрон дрожал, его затравленный взгляд метался от меня к Холкару и обратно.

— Мсье Перрон, какого дьявола вы тут устроили?

— Это мои деньги! — прохрипел этот маньячелла и фанатик золотого тельца.

— Ваши, ваши, — успокоил его. — Никто из нас не претендует.

Француз, уже не слушая, бросился с коня собирать монеты и запихивать их обратно в лопнувший мешок. Беседовать с ним было бесполезно.

Это понял и Холкар. Он растерянно смотрел на своего начальника штаба и не знал, что делать. Его вывела из задумчивости подъехавшая на слоне княжна Бегум.

— Собрались отступать? — с нескрываемым ехидством осведомилась она. — А куда? В Дели? Спешу вас огорчить: только что пришла весть из столицы. Она захвачена сикхами и руси-атаманом Платовым!

Все развернулись и пристально посмотрели на меня. Я поежился. Ну сейчас начнется…

У главных ворот Красного Форта в Дели, чем-то похожего на московский Кремль, стояла конная цепь наших казаков, вперемешку с сикхами. Пыль от копыт прибывшей кавалькады ещё не успела осесть, когда я вышел вперёд, чтобы встретить раджей. Маратхи прибыли в полном блеске — на конях с богато расшитыми попонами, в тюрбанах с павлиньими перьями и золотыми брошами, с длинными нитками жемчугов на шее и роскошными перевязями, на которые подвешивались мечи с непременной головой тигра на эфесе. Впереди ехал высокий и худощавый мужчина с орлиным профилем — Холкар. Чуть позади, но с видом человека, привыкшего командовать, следовал Дуалет Рао с перевязанным плечом — он-таки получил рану в бою с нами. За каждым из них стояла свита из десятка знатных маратхских воинов во всеоружии. Приехала также Бегум Самру и несколько мелких князей. Прожженные интриганы, они сразу сообразили, когда пришли данные разведки, что против объединенной армии русских и сикхов, шансов у них нет. Сингх и Платов крепко-крепко ухватили их за бубенцы. Я тоже внес свою лепту, прямо намекнув навабам-князьям, что можно не воевать, а договориться. И вот они здесь.

Сделал знак переводчику, вышел вперёд. Подняв руку в приветствии, обратился к раджам:

— От имени донского атамана Матвея Платова и командующего сикхскими войсками, махараджи Пенджаба Ранджита Сингха, приветствую вас в Дели. Прошу следовать за мной.

Холкар коротко кивнул, а Дуалет задержал взгляд чуть дольше, будто оценивая меня. Мы двинулись через двор крепости к главным воротам дворца. Красный песчаник стен отливал тёплыми тонами в лучах утреннего солнца, а над крышами виднелись изящные купола. Миновав охрану, мы вошли в прохладную тень сводчатых коридоров. По пути мимо нас проходили слуги в длинных халатах, держа подносы с водой и фруктами, иногда останавливаясь, чтобы поклониться гостям.

Парадный зал находился в центре комплекса. Высокие окна с резными решётками пропускали мягкий рассеянный свет. В центре стоял большой круглый стол из тёмного дерева, покрытый вышитой скатертью. По периметру — резные кресла с высокой спинкой, непривычные для индусов, но музыку во дворце заказывали ныне не они. В дальнем конце, возле одного из окон, уже сидел Сингх. Он держал в руке кубок с вином и, не поднимая головы, слушал что стоящего рядом пожилого сикха. Советника? Увидев нас, он только слегка повернулся и, не меняя позы, отпил ещё. Маратхи заняли указанные им места, стараясь не смотреть в сторону Сингха. Бегум, с открытым лицом, в роскошном сари, усыпанного бриллиантами, конец которого-паллу был накинут на голову как шаль, заняла свое место с большим достоинством — слуги сразу поднесли ей блюдо с фруктами. Платов встал, положил руки на рукоять шашки, висящей на поясе. Подозвал переводчика.

— Господа, я собрал вас здесь не для того, чтобы обсуждать старые обиды, — начал атамана, его голос звучал ровно и твердо, но в нем слышалась стальная нота. — Я знаю, что вы считаете нас захватчиками. И вы ненавидите сикхов. Вы видите в нас, в казаках, пришедших по приказу Императора далекой Руси, врагов, пришедших занять ваши земли. Но все это не так. Ваш враг — не я, не Сингх. Наш общий враг — Англия. И я пришел в Индию, чтобы уничтожить Ост-Индскую компанию, которая десятилетия грабит вашу страну.

Он сделал паузу, оглядывая каждого. Я увидел, как у Холкара напряглись скулы, а Дуалет, чуть наклонив голову, слушал с нескрываемым любопытством.

— Но, к сожалению, есть одно важное обстоятельство, — продолжил Платов. — Император в России сменился. Наш новый правитель не хочет воевать с Англией. Более того, Ост-Индскую компанию теперь защищают не только их собственные, но и королевские войска. Я не могу воевать с британцами напрямую, ведь моя страна не воюет с Англией. И я пришел договариваться. Но сперва объясню, зачем мне нужен Алам-шах.

Сингх допил все из кубка, махнул рукой слугам, чтобы ему несли еще вина.

— Мне нужно звание назима, управителя войсками падишаха, — продолжал тем временем Платов. — Только став назимом Алам-шаха, я смогу получить от него приказ освободить Бенгалию. Британцы нарушили договор, они обещали платить Великому Моголу два с половиной миллиона рупий за сбор налогов, но давно перестали это делать. Если мы вернем Калькутту Великому Моголу, вы сможете забрать Дели себе обратно и снова драться, сколько вам будет угодно. Но пока я требую от имени падишаха мира! Я требую единства!

Навабы зашумели, начали переглядываться. Еще никто с ними так не разговаривал. Все посмотрели на Бегум — она согласно качала головой, мгновенно оценив перспективы. Эта маленькая женщина была действительно ключом ко всему. Не будь ее здесь, споры могли бы длиться часами.

— А Сингх? — спросил Дуалет, почти уступая, его голос был низким и властным. — Он разве не заберет Дели себе?

— Сикхов в Дели ненавидят, — покачал головой Холкар, обращаясь ко всем присутствующим. — Они нападали на столицу девятнадцать раз за годы правления Алам-шаха!

Сингх, наконец, поднял голову, его взгляд был прямым и жестким.

— Мы мстили за наших людей, казненных здесь, в Дели, и за массовые убийства сикхов в Пенджабе, — сказал он, его голос был таким же тяжелым, как и его кирпан на боку. — Но я готов уступить вам Дели, маратхи, если вы не будете мне мешать захватить Синд — все земли вдоль Инда до его впадения в океан. Мы все хотим больше власти. Для этого нужна сильная армия, так? Армия требует больших денег! Но где их взять, за треть века междоусобиц мы знатно истощили запасы своих сокровищниц?..

Я увидел, как махараджи, словно китайские фарфоровые болванчики, дружно кивают его словам. Похоже он нашел путь к их сердцам…

— Именно в этом и дело, — подытожил Платов, завершая переговоры. — Золото нужно взять у англичан. Все согласны?

Холкар поднялся, посмотрел на Дуалета. Тот тоже встал:

— Мы согласны! Мирный договор на год, союз и титул назима.

— Вот знак моего согласия, Синдия, — решительно заявил Яшвант Рао. — Прими обратно свой меч Зульфакар, потерянный тобой на поле боя!

Он сделал знак своей свите. Дуалету передали драгоценный клинок. Он принял его, поцеловал и, повесив на пояс, обнял старого врага.

Договор был заключен. И я осознал, что в этой древней стране, где правят интриги и борьба за власть, Платов, как опытный игрок, умело использовал все карты, чтобы разжечь огонь войны с новой силой.

(1) Из одного баньянового ствола со временем может получиться целая роща; согласно легенде, армия Александра Македонского в количестве 7 тысяч человек однажды отдыхала под такой зеленой крышей.

(2) Согласно одной из версий-легенд прототипом азербайджанской сковородки-садж послужил маленький круглый персидский щит.

(3) Зульфакар — легендарный прямой меч Пророка, имевший раздваивающееся острие. Его индийский аналог, в нашем случае, изгибался, как шамшир.

(4) строй покоем — это построение отряда большой буквой «П».