Алахабад, первая английская крепость, сданная без боя, казалось, должна была обрадовать атамана. Но даже эта легкая победа не принесла удовлетворения.
Лебедь, рак и щука — так оценивал Матвей Иванович состояние объединенной армии. Не то чтобы каждый тянул в свою сторону, но единством и не пахло. Наемные офицеры-европейцы вели себя вызывающе, махараджи часто шли у них на поводу, боеспособность многих подразделений вызывала кучу вопросов, а про огромный балласт в виде «зрителей» и говорить нечего — от него требовалось срочно избавляться.
— Ум за разум заходит от этих горе-вояк! — жаловался Платов в кругу своих полковников на совещании, куда пригласили и меня. — Два полка сипаев из-за невыплаты жалования подняли мятеж прямо на марше. Еле-еле их уговорили не проливать кровь. Потом, правда, главных зачинщиков привязали к слонам и так волокли до следующей дневки — бесформенное месиво из живых людей вышло. Бросили тиграм на съедение. Или одичавшим собакам. Эти твари за нами следом идут и по бокам — словно конвоируют.
Атаман, похоже, столкнувшись с индийской повседневностью, малость ошалел. И плохо пока понимал, как ему армию сплотить.
Армию? Войско Донское прибыло раньше остальных, потом начали подходить полки маратхов. Вставали лагерем без всякой системы — если тот сумасшедший дом, что они устроили, можно так назвать. Часовые сидели между наскоро возведенных шалашей, зажав ружье между колен, и спали! Сам видел, когда шел на совещание. Порядка было больше в немедленно появившемся базаре, чем у расположившихся бивуаком, «обученных» французами сипаев. А воняло-то как! Под ноги нужно было внимательно смотреть, чтобы не вляпаться в человеческое дерьмо.
Куда только смотрели наемники-офицеры! Они первым делом устроили свой междусобойчик, скинув командирские обязанности на темнокожих заместителей. Им куда интереснее было пить вино в кругу белых и горланить песни, чем заниматься своими батальонами. Солировал в их компашке генерал Перрон, не поскупившийся на выпивку для боевых товарищей. Меня тоже звали — послал их куда подальше.
Но казачьих полковников весь этот дурдом как будто не волновал. Добыча! Вот, что занимало их мысли. К этому вопросу они пытались вернуться не один раз во время совещания.
— Да что вы все про дуван да про дуван! — разозлился атаман. — Думать крепко надо, как англичанину вломить, а не шкуру неубитого медведя делить!
Встал Миронов, крепыш, с обезображенным сабельным ударом лицом. Надежный как скала — я его знал неплохо, еще со времени похода на Куня-Ургенч. И этот прокаленный солнцем, ветрами и пороховой гарью воин от имени всех полковников озвучил накопившееся недовольство:
— Ты нам сам, Матвей Иванович, сказал: все, что в Индии возьмем — все наше. А что брать-то? В Алахабаде поимели шиш да ни шиша. Черехов все к рукам прибрал?
Хренасе заход!
— Нечего там было прибирать, — сердито буркнул я. — Англичане все вывезли, а что не смогли взять с собой, то сожгли.
Полковники возбужденно зашептались. Платов тяжело вздохнул. Смотрел на всех исподлобья, будто не знал, что сказать. Всем нужны деньги. Золото так и манит…
— Атаман! Я смотрел карту. В трех дневных переходах будет Варанаси, — решил подсказать ему Миронов. — Столица царства Киши, союзника англичан. Нужно двух зайцев одним выстрелом убить — и казну пополнить, и от возможного удара в спину избавиться.
Матвей Иванович заложил руки за голову, хрустнул позвонками.
— Казаку и семь верст не крюк, да, ребятушки? Бенарес, о коем вы талдычите, на другом берегу. Дюжа, докладай!
— Варанаси или, как англичане именуют, Бенарес — подорвался полковник, — является священным городом у индусов. Храмов там понатыкано, погребальные площадки-гхаты с вечными огнями, паломников видимо-невидимо… Тронем — и на нас весь Индостан ополчится. Зато на нашем берегу стоит форт Рамнагра, где живет местный махараджа. Правда, он известен своими выступлениями супротив Ост-Индской компании…
— Получается, и этого пощипать нельзя? — недовольно зашумели полковники. — А кого тогда можно?
— Владетель Ауда крепко сторону Калькутты держит, — подсказал Дюжа, покосившись на Платова.
Атаман на него зло зыркнул.
— Ауд в противоположной стороне от нашей дороги. Разделяться? Собором и черта поборем, а пальцы растопырим — нам самим по сопатке дадут. Англичане в нашу сторону большой отряд отправили — мне махараджи на ушко весточку нашептали. Целая армия на нас идет.
Полковники опять несогласно зашумели. Тут-то я и понял, как тяжела работа атамана. Уловить все эти противоречивые флюиды, согласовать позиции…
— Казаков много не бывает, но мало не покажется, — хорохорились одни, а другие упирали на упускаемые возможности.
— А давайте этого пошлем, — вдруг кивнул на меня Белый. — Не вечно же ему все в одну харю грести! Пущай опчеству послужит на добровольных началах.
Ай, молодца, полковник! Забыл, как я его полк в Усть-Юрте вытаскивал из беды! И до чего ловко придумал: ты, Петя, потаскай каштаны нам из огня, а мы тебя за это продолжим не любить. Не иначе как призрак покойного Нестрелява в шатре загулял!
— Верно!
— Правильное предложение!
— Выйдет ли толк от его туземцев в будущей битве — то бабушка надвое сказала, — выдал тот, от кого я точно не ожидал такой бяки — мой бывший командир, Емельян Никитич Астахов. Все ополчились!
— Что скажешь, Петро? — с интересом посмотрел на меня Платов.
— Что скажу? — переспросил я, вставая и одергивая черкеску. — За здорово живешь не пойду — вот вам мой сказ. Мне свой отряд кормить чем-то надо.
— Это откуда ж у тебя отряд взялся? — насмехаясь, спросил Белый.
— У него под рукой пять тысяч туземцев, — мрачный Дюжа был, как всегда, точен, он даже знал, что людей у меня прибавилось на берегу Ганга. — Считай, половина всего нашего Войска
— Ничо се! — присвистнул Белый. — Да у нас тут новый атаман завелся. Как вошка. А на круге был⁈
Опять началось перешептывание. Платов мрачно пускал вверх табачные кольца из трубки.
— А мы енту вошку к ногтям — и щелк! — выдал какой-то шутник из молодых.
Я не выдержал и огрызнулся:
— Цапалка не отсросла, полковник! Есть что мне сказать, можем прогуляться за лагерь.
— Да я тебя!..
— Тихо! — прикрикнул атаман. — И сколько ж ты хочешь, Петя? — прозвучал правильный вопрос, заданный спокойным, даже скучным тоном.
— Пополам! И усиление мне давайте из маратхского балласта — из тех, на кого надежды нет в будущем бою.
— А харя у тебя не треснет, сотник? — не унимался Белый.
— Десять лакхов серебра мне привезешь, — резко подытожил Платов. — Миллион рупий!
Полковники радостно загомонили, заспорили, осилю я такую сумму или нет. Начали пересчитывать в рубли. Получалось плохо.
Мне же оставалось лишь понуро кивнуть. Новый рейд в неизвестность, да вдобавок нехилая такая нагрузка в виде финансовых обязательств… Радовало одно: можно и в Рохилкханд завернуть, новыми людишками из партизан пополнить свои ряды, да и проводниками буду обеспечен, советчиками, прочей помощью. То-то Фейзулла обрадуется…
— Ты, Петр, не тушуйся, — приободрил меня Дюжа после совещания. — По моим сведениям, англичане раньше требовали у махараджи Ауда 76 лакхов отступного, а когда он не справился, отобрали у него многие владения и посадили в них своих резидентов и фискалов. Пройдешься гребнем по их крепостицам и поотбираешь все, что они с населения собрали. Бежать им некуда — на Ганге вот-вот появятся наши канонерки.
Я посмотрел за реку. В лучах заходящего солнца, в дымке и облаках вдали прорисовывались контуры Гималаев. Сколько они повидали человеческой суеты у своих подножий?
Грабь награбленное — вот какую идею родила наша войсковая верхушка. А я, значит, стану главным экспроприатором…
Поблагодарил за совет, и оглянулся на шатер. Ждал, что Платов позовет сказать напутственное слово. Но он не позвал.
И как это понимать? Он сделал свой выбор в пользу полковников, а на мне поставил крест? Умом я его понимал: полковники — это сила, это становой хребет войска, а я действительно мелкая сошка с этой точки зрения. Увы, такова доля атамана — жертвуй малым, чтобы сохранить большое.
Понимать-то я это понимал, но все равно досадно и даже где-то обидно.
Большое скопление бесполезного народа иногда может оказаться весьма кстати в армейских делах. Очень редко — но может. Например, если нужно быстро построить понтонную переправу. Нагнали флотилию баркасов, толпу работников и в том месте, про которое рассказал мне вождь рохиллов — там, где русло разделял надвое большой остров, быстренько навели понтонный мост.
Неожиданно противник показал зубы. Когда первые лодки, забитые сабельщиками-шамшербазами, достигли противоположного берега, чтобы завести канаты, на них напали. Да еще боевого слона с собой привели. Он отогнал наших десантников к лодкам, но прежде чем их смогли столкнуть на воду, гигант подошел и раздавил одну, еще одну… С острова громыхнули доставленные туда пушки, слон затрубил и бросился наутек. Враг показал пятки, и в скором времени мост был закреплен, по нему пошла пехота и кавалерия.
Первым переправился Отряд Черного Флага. За ним прошли восемь тысяч средневековых меченосцев, от которых Платов решил избавиться, как совершенно не годившихся для сражений с регулярным войском с ружьями со штыками и новейшими орудиями. Хотел, Петя, усиления — на тебе, Боже, что нам не гоже.
А что я хотел? Сам просил, теперь нечего роптать. Но что с ними делать, я совершенно не представлял. Их командиры — на физиономию чистые уголовники — смотрели мне в рот, возмечтав, что я их озолочу. Мне не оставалось ничего другого, как окружить себя своей сотней казаков, а то с этих ухарей станется права качать с кинжалом у горла.
Переправа на другой берег кавалерии сикхов — это настоящая военная хитрость, призванная обмануть вражеских наблюдателей. Платов не хотел терять ни одного всадника, поэтому ночью люди Сингха вернулись обратно, а большая группа моих рохиллов умчалась вглубь княжества Ауд, пообещав мне какой-то подарок. Фейзулла-хан взмолился отпустить, поверить ему, клятвенно обещая, что я не пожалею.
Заинтриговал!
Охота человеку тень на плетень наводить — вперед и с песней. Опасности я не ожидал, чего мне бояться? Местный князек имел несчастье связаться с англичанами, а эти шаромыжники так ловко его окрутили, что он сам не понял, как лишился права вести собственную политику в обмен на обещание защиты. За которую нужно было платить огромные деньжищи. И вот я тут, в твоем царстве, махараджа! Где защита? Ау, не вижу! Дюжа мне сказал, что в лучшем случае мне будет противостоять пара батальонов сипаев. То есть, вся эта хваленая защита — всего лишь эфемерное обещание прийти на помощь всей силой английской армии, находящейся за тысячу километров. Вот же ловкие засранцы, эти бритты! «Я тебя поцелую… потом… если захочешь…» В смысле, защищу. Если дождешься защиты. Если выживешь к моменту прибытия индийских полков.
О, я недооценил их наглость!
Обещанный мне подарок оказался низкоросл, плюгав и в парике — толстячок с испитым лицом, бегающими глазками, в замызганном сюртучке. Его называли коллектором Ост-Индской компании. То есть англичане уже сами здесь собирали налоги, а не просто стригли наваба Ауда как лохматую овцу. Коллектор, мать его так! В моем понимании, коллекторы — это брутальные хлопцы саженного роста с парой извилин в голове и пудовыми кулаками, но не это убожество.
И, тем не менее, коллектор, фискал, доильщик несчастных крестьян в благословенном природой краю и выживающий из них последние соки! Один из сборщиков налогов от Ост-Индской компании в княжестве Ауд. Чье право карать и миловать, судить и устанавливать землевладельцу норму налога опиралось лишь на одно — на мощь Калькуттского президенства. И на силу английских штыков, которых отчего-то не оказалось при священной особе чиновника. Рохиллы его захватили в селении верстах в сорока от Ганга и притащили ко мне. Во временный лагерь в уютной роще, до которой мы успели добраться, двигаясь по следам афганцев, ускакавших вперед на своих маленьких лошадях, размером чуть больше пони.
— Я протестую! — завизжало это недоразумение, когда его бросили к моим ногам.
Одарил его ледяным взглядом, но он все никак не мог остановится. Нес какую-то околесицу про договора, заключенные с махараджей, про священные принципы права. Возможно, я не все правильно понял — общались-то мы через толмача, а мой арабский был не столь хорош, чтобы уловить нюансы.
— Я понимаю, сэр, что в этих отрепьях выгляжу не слишком достойно, но поверьте, недостатки моего платья…
Осадил его резким взмахом руки. Задал пару уточняющих вопросов и присвистнул: мы явно недооценили размах Ост-Индской компании. Насколько далеко она успела запустить свои щупальца. До самых предгорий Гималаев. Буквально месяц назад навабу навязали новый договор, согласно которому большая часть его владений переходила под управление англичан. Потому что он не мог расплатиться по ранее принятым на себя обязательствам.
Эта информация повергла меня в глубокое уныние. Идея получить хороший бакшиш с аудского монарха теперь выглядела детским лепетом. Его успели раздеть до нитки до меня! И что делать?
— Сколько при коллекторе нашли денег? — спросил я, чувствуя себя натуральным бандосом из 90-х. Была веселая группировка по имени наглы, а тут пришли еще большие крутыши и сказали: нужно делиться! В смысле, выворачивай карманы, британский козел, пока мы тебе рога не поотшибали!
— Немного, — вздохнул Фейзулла-хан. — И четверти лакха не набралось.
— Сколько здесь, за Гангом, таких коллекторов?
— Человек двадцать-тридцать.
Не густо. Как мне миллион для Платова собрать при таких-то раскладах? Я вперил уничтожающий взгляд в англичанина, но ума у него оказалось маловато. Продолжал что-то мне втирать про Великую Британию, которая не останется безразличной к моему самоуправству.
Я с трудом удержался, чтобы не вскочить и съездить ему по пропитой роже. Убеждать его в чем-то — дело совершенно безнадежное, пустая трата времени.
— Большой сахиб, да? — спросил я, невольно подражая манере речи Фейзуллы. — Местные шлюхи дерутся за право с тобой переспать? Закопаю тебя в землю по шею и пущу слона, — доверительно шепнул ему на ухо, кое-как составив предложение по-английски.
Он сразу проникся, моя угроза отбила у него всякую охоту спорить. Принялся ловить мой взгляд. Что он надеялся узреть в моих глазах… милосердие? Сочувствие белого к белому? Солидарность европейцев в краю варваров?
— Уберите от меня эту падаль!
Онемевшего от ужаса инглеза утащили, а я сел думу думать.
Вот же гадство! Как мне решить вопрос? Сперва я предполагал, что мне предстоит лихой налет, но все теперь выглядело иначе. Мне предстояла немного-немало зачистка огромной территории от англичан. Но где взять деньги⁈
Первая моя мысль: мне поставлена невыполнимая задача, я этот злосчастный миллион буду собирать до морковкина заговенья. А потом сказал себе: «нет, Петя, с таким настроением ты слона не продашь. Думай, голова, тюрбан подарю!» И голова придумала.
Разделил свой отряд на два десятка банд налетчиков — сотня салангов, два эскадрона рохиллов, взвод гуркхов, три зембурека — и запустил их широкой загонной сетью на север ловить коллекторов. Сопротивления не было — наоборот, местное население нас радостно приветствовало, отряды начали быстро удваиваться-утраиваться в числе. А сам со своей казчьей сотней и всем малонадежным воинством из армий маратхов двинул прямиком на старую столицу Ауда, Файзабад. Всего-то каких 150 верст. Новую, Лакхнау, где сидели владетель Ауда и политический резидент англичан, оставил на десерт. У меня на них были особые планы.
Граница Бенгалии и царства Киши, город Буксар, канун крещенского сочельника 1802 года.
С начальной фазой активного противостояния с русско-сикхско-марахтскими объединенными силами генерал-лейтенант Лейк бездарно оконфузился, а все из-за болвана Лонгли. Поскольку от главнокомандующего требовалось как можно скорее прийти на помощь северным союзникам, он отправил большую часть обоза водным путем, на баржах по Гангу. Армия же налегке споро двигалась по дорогам Бенгалии, имея постоянно трехдневный запас продовольствия. Соединились в укрепленном городе Буксар — передовом форпосте Ост-Индской компании на границе с вассальным княжеством Бенарес. Используя крепостные причалы, выгрузили ту часть артиллерии, которую перевозили на судах, боеприпасы, походное снаряжение и небольшой запас продуктов. Основную часть провианта генерал-лейтенант решил оставить на баржах и разгрузить их через девять миль выше по течению Ганга, заведя в его приток, в реку Карамнасу, являвшейся естественной границей между британской Бенгалией и Бенаресом. Спокойная река в это время года сильно мелела, но ее невысокие, но обрывистые берега требовали наведения понтонного моста. Армейский квартирмейстер Лонгли предложил использовать для этого баржи.
— Не придется тащить провиант лишние семь миль и сейчас терять время на разгрузочные работы, — логично разъяснил он свою точку зрения. — Сбросим все эти бесчисленные тюки и бочки уже на том берегу Карамнасы, пока будем наводить мост.
Лейк подозвал капитана Филлипса, ответственного за разведку.
— Что слышно о противнике?
— Сэр, нас разделяет не менее двух дней перехода, туземцы топчутся у форта Рамнагра. Наваб Бенареса открыл им ворота, хотя сам дипломатично удрал на другой берег, чтобы мы не обвинили его в антибританских действиях.
— Шитая белыми нитками дипломатия! — грозно нахмурил брови генерал-лейтенант. — Когда все закончится, я заставлю его держать ответ! Форт, осмелившись на сопротивление, мог бы задержать этого Платова надолго. Значит, нашей амбаркации в устье Карамнасы ничто не должно помешать?
— Атаки с суши не ожидаю, — несколько уклончиво ответил капитан, но Лейк на это не обратил внимание, о чем потом крепко пожалел.
— В таком случае, господа, не вижу препятствий принять предложение нашей квартирмейстерской службы. Баржи поднимаются выше по течению, потом заходят в Карамнасу на милю. Точка рандеву вот здесь, — он ткнул пальцем в скотогонный брод на реке, которая в этом месте разрывала грунтовую дорогу между Буксаром и Рамнагра.
Баржи поплыли вверх по течению. На всякий случай их прикрывал двигавшийся берегом индийский кавалерийской полк. Их отплытие задержал густой туман, окутавший реку, поэтому бенгальская армия первой добралась до скотогонного брода.
Саперы сразу приступили к подготовительным работам по наведению моста — срубали обрыв на берегу, чтобы уменьшить крутизну склона и облегчить спуск к будущему мосту артиллерии и полковых повозок. Солдатам разрешили снять ранцы, составить ружья в козлы и присесть.
Лейк, не слезая с коня, пристально изучал равнину за Карамнасой. Он махнул рукой своим командирам, чтобы они приблизились.
— Что вы видите здесь, господа?
Полковники и майоры недоуменно пожали плечами — равнина как равнина, плоская как блин, с редкими рощами и заболоченным участком по левую руку. Река, делая, крутой поворот, дальше шла почти параллельно Гангу, понемногу от него удаляясь. Выходила некая трапеция — именно это двуречье, как все понимали, станет ареной будущей битвы за британскую Бенгалию, ибо дорога шла вдоль левого берега Карамнасы. Лезть на противоположный берег никто не станет.
— Эх вы, неучи! — пожурил их генерал-лейтенант. — Перед нами поле великой битвы. Здесь в 1764 году славный майор Монро побил впятеро превосходящие силы афганцев и индусов. Вломил им по самое не балуйся! К вящей славе британского оружия!
Офицеры, привыкшие к своеобразной речи своего командира, сдержанно посмеялись.
— Напрасно лыбитесь! Что позволило Монро победить? — главнокомандующий обвел всех суровым взглядом.
Шотландец Харнесс, командуя лишь одним батальоном, представлял весь полк горцев Фрейзера (1). Он не мог ударить в грязь лицом перед генералом, да у него и было, что сказать:
— Строжайшая дисциплина, сэр! Которой можно добиться только поркой. Я раз в неделю кого-нибудь порю у себя в 78-м. Так сказать, для острастки…
Лейк не был столь яростным поклонником телесных наказаний, но своей свирепостью превосходил даже слегка двинутого на порках Харнесса. Он одобрительно ему кивнул:
— В самую точку, полковник, в самую точку! Именно безоговорочное выполнение солдатами приказов Монро и его командиров, их беспримерное мужество, вбитое в голову на плацу, решило исход дела. Алам-шах и его союзники думали, что победят. Точно также, уверен, думает и генерал Платов. Его ждет то же разочарование, кое постигло афганцев и сикхов почти сорок лет назад.
Не успел генерал-лейтенант услышать от своих офицеров слова поддержки, как недалеко, со стороны Ганга, раздались громкие пушечные выстрелы. Все британские командиры тут же повернули головы и обратились в слух. Пальба нарастала.
— Что за черт⁈ — рявкнул Лейк. — Откуда там взяться пушкам? Немедленно отправимся к слиянию рек. Полковник Гор, не откажите в любезности, прикажите роте конной артиллерии выдвинуться к Гангу. Мне что-то тревожно на душе.
Гор был неисправимым пьяницей, не расставался с бутылкой ни на минуту. Поэтому он, добравшись до пушкарей, сперва промочил горло из фляги с ромом, а уж потом передал приказ генерал-лейтенанта. Рота стояла в походном положении, поэтому и минуты не прошло, как тихо заскрипели хорошо смазанные оси 6-фунтовых орудий — индийцы из обслуги, так называемые ган-лошкары, ухаживали за пушками лучше, чем конюхи из королевских конюшен — за лошадьми Его Величества. Обе ротные батареи прибыли на берег одновременно с главнокомандующим и его свитой.
Зрелище, представшее их глазам, удручало. На воде плавали обломки, в которые превратились несколько барж. Уцелевшие жались к берегу или пытались проскочить в устье Карамнасы. Двум капитанам повезло, но третий оказался неудачником — громыхнул выстрел, на виду у британцев тяжелое ядро врезалось в корму, разнесся руль, туча щепок разлетелась в разные стороны, заставив вскипеть тихие воды реки. Следом прилетело еще одно — баржа застонала и накренилась, черпая бортом.
Огонь вели странные суда — знакомые британцам индийские весельные речные транспортники с вознесенной в небеса кормой, но с немалых размеров орудием на носу. Возвышаясь над речной поверхностью не более чем на три фута, оно вело настильную стрельбу, убийственную для барж.
— Откуда здесь взялись канонерки? — поразился Лейк. Его вопрос был скорее риторическим, он уже догадался, что постарались хитрые русские. — Отгоните же их!
Прислуга артиллерийской роты работала как часы. Все шесть орудий были немедленно развернуты. Они открыли беглый огонь по самодельным канонеркам. Ядра вспороли водную гладь, распугивая речных дельфинов. Канонерки немедленно принялись отгребать назад, не переставая вести огонь по последним уцелевшим баржам. К моменту, когда дистанция между противниками увеличилась настолько, что дальше стрелять смысла не было, счет дуэли составил «два-три». Англичане разнесли одно орудие на русском судне, полностью выведя его из игры, вторую канонерку сильно повредили. Русские же потопили или разбили в клочья не успевшие спрятаться в Карамнасе баржи. А в целом, из десяти судов английского каравана уцелели только два — те самые, чьи капитаны оказались сообразительнее остальных.
— Полагаю, мы лишились почти всех солдатских рационов и овса для нашей европейской кавалерии. Какое счастье, что я не послушал идиотов Филлипса и Лонгли и самое важное для армии сгрузил в Буксаре, — он гневно окинул взглядом съежившихся квартирмейстера и начальника разведки. — Капитана под арест, а вам, Лонгли, придется исправлять свои ошибки. Немедленно собрать все уцелевшее дерево, чтобы было из чего построить мост. Эти канонерки нам облегчили задачу, разобрав баржи на доски. И также шустро, как моряк спешит в бордель после долгого плавания, отправьте своих людей в ближайшие селения, чтобы закупить у них хлеба. Исполнять!
Лейк рявкнул с такой силой, что покраснел. Харнесс и Гор с сочувствием на него посмотрели. Теперь досталось и им.
— Нечего пялиться на меня, как на мальчишку, у которого отобрали оловянных солдатиков!
— Но, сэр! — стараясь не дышать в сторону командира, сказал Гор. — У нас еды на три дня. Ровно столько, сколько в ранцах солдат.
— Вас это смущает, полковник, не так ли? А вот меня нисколечко — перед нами скоро появится противник, и он обеспечит нас провиантом.
— Противник? — затупил Гор.
— Ха! Я понял вашу мысль, сэр! — радостно осклабился Харнесс. — Если мы наваляем туземцам и казакам, весь их обоз достанется нам.
— Не если, а когда! — уверенно откликнулся успокоившийся Лейк. — Думаю послезавтра. Устроим им кровавое крещение!
(1) В британской армии существовала практика отправки в колониальные войска не всего полка, а лишь одного из двух его батальонов.