Индийский поход. Атаман

Глава 17

Было бы мне и в самом деле слегка за двадцать, как истинному Пете Черехову, провалился бы от стыда. Но даже обладая опытом и цинизмом старика, даже лишенный большинства моральных терзаний, свойственных юности, я все равно чувствовал себя дискомфортно. Именно этим объясняется несколько затянувшийся во времени процесс налаживания коммуникации со спрятавшейся на крыше туалета незнакомкой. Она успела перебрать несколько языков, пытаясь до меня достучаться, пока я не отмер и не предложил арабский. Юная полиглотка — а голос явно принадлежал молодой особе — легко чесала по-французски, по-английски, на парочке местных диалектов, что было удивительно и странно, плохо вписывалось в местную традицию наплевательского, утилитарного отношения к женщине. Ведь тут, в Индии, женщины армии водят крайне редко — их куда чаще сжигают на кострах вместе с умершим мужем. А тех, кто отказывается, превращают в изгоев, вынуждая заниматься проституцией по образу и подобию тех очаровательных сундари, кои подарили мне совсем недавно массу положительных эмоций.

— Руси, слушай меня внимательно, — голосок, привыкший не просить, а приказывать, вернул меня к нашей пикантной беседе. — У нас очень мало времени. Я и так тут вся извелась, тебя поджидая.

— Кто ты? — задал я наконец правильный вопрос.

— Называй меня Лакшми! Тебя я и так знаю — ты Питер, тот, кто убил генерала Лейка. Скажи мне, зачем ты сюда заявился? У тебя свербит продолжить путь реинкарнаций?

Ничего себе разговоры пошли…

— Мне нужно вот прямо сейчас начать бояться? — подпустил я в голос немного ехидства.

— Нет, — серьезно ответил голос. — Они тебя отпустят. Посчитают, что обманули, перетянули на свою сторону и отпустят. Они всегда так делают. Ищут предателей. И находят. Ты предатель?

Откровенничать с потолком туалета — не самая умная идея. Поэтому ответил уклончиво:

— Я в процессе принятия решения.

— Пусть это поможет тебе принять правильное!

С потолка скользнул тонкий лист бумаги. Я подхватил его, быстро посмотрел и не поверил своим глазам — передо мной был подробнейший план звездчатой крепости Форта-Уильям! С многочисленными пометками.

— Зачем ты это делаешь, Лакшми? — попытался внести ясность в абсурдную ситуацию. — Кто ты⁇

Слишком эта сцена отдавала провокацией, подставой. Листок был, конечно ценным, но при желании, затратив немного времени, мог бы и сам такой нарисовать, когда мы осадим цитадель британцев. В Калькутте найдутся сотни побывавших в Форте-Уильям, подробные расспросы дали бы не менее детальный план.

— У меня свои счеты с инглиси. Убей их всех, и я вознагражу тебя так, как ты не мог бы представить в самых смелых мечтах.

Сильно! Смотрю здесь, в Калькутте, все подряд хотят меня поразить! То гору золота предложат, то план штурма крепости на блюдечке с голубой каемочкой…

Но вряд ли это правда. Ждать сверхблагодарности от той, кто прячется на крыше туалета? Легче поверить в золотые монеты, растущие на Поле дураков.

Что делать? Я с сомнением рассматривал лист, подумывая, не использовать ли его по назначению, более подходящему к обстановке.

— Не вздумай выбрасывать чертеж! — проницательно сообщил мне голос. — Он сэкономит тебе уйму времени. Скоро придут большие военные корабли, и вы будете смотреть на Калькутту из джунглей, кусая локти. А я не получу, что хочу.

Тут она — девушка или молодая женщина — права на сто процентов. Я и сам уже об этом думал. Времени у нас критически мало.

— На реке сейчас стоят военные корабли?

— Очень много судов уплыло с грузом риса в Англию, — тут же быстро зашептал голос. — На реке остались фрегат четвертого класса, 48 пушек, половина 24-фунтовые, а также два шлюпа. Экипажи — преимущественно из малайцев и индийцев (1). Когда ты внимательно посмотришь карту, то поймешь: единственный ваш шанс — это атака со стороны реки.

Я вновь обалдел. Девушка-индианка на крыше туалета дает полный военный расклад. Прямо целый майор там сидит.

— Сколько в крепости солдат?

— Я не знаю точно. Но большая часть армии ушла с генералом Лейком. Точно остались 13-й королевский полк и три — сипаев. Но еще много солдат прибыло из удаленных фортов. Уэлсли стягивает силы в один кулак, надеясь отсидеться за стенами цитадели.

— Орудия?

— Я не знаток пушечных калибров. Разные. Есть большие. Есть мортиры и карронады. Больше полутысячи.

Долго болтать мы не могли. Поджидающий меня на улице капитан вот-вот забеспокоится и начнет задавать мне вопросы.

— Если ты мне не врешь, я найду способ тебя отблагодарить. Как мне найти тебя, когда все закончится?

— Я сама тебя найду. Прощай!

Раздалось тихое шуршание, но очень быстро звуки стихли.

Случившееся выбило меня из колеи. Я закончил свои дела в туалете, вышел — растерянный, смущенный, погруженный в свои мысли. Дорсетт заметил во мне перемену, но догадывался ли он о ее причине? Чертеж жег мне пятку, спрятанный в сапоге. Ждал, что в любую минуту появятся солдаты, схватят меня, найдут бумагу, объявят шпионом и немедленно расстреляют.

Но ничего не происходило. Мы вернулись в сигарную комнату, Уэлсли с Брэддоком продолжили свою обработку — отвечал им невпопад, слушал вполуха, весь в своих мыслях и тревогах. Они что-то мне втирали про верфи ниже по течению, которые не нужно трогать…

— Да, сэр… Понимаю, сэр… Подумаю, господа…

Я ронял ответные фразы, не особо задумываясь над их смыслом.

— Мистер Питер! Сосредоточьтесь, — не выдержал Брэддок. — Я пытаюсь до вас донести очевидную мысль: если все устроить на грани шито-крыто, ни одна живая душа ни в чем вас не заподозрит.

— Вы же видите, что мы не скрываем своих намерений, — поддакнул Уэлсли. — Играем честно, по-джентельменски.

Кивнул в ответ, пытаясь изобразить не то радость, не то отупение. С последним у меня вышло лучше. Даже на зевок пробило.

— Вы явно устали, мой дорогой, — участливо заметил маркиз.

— Да, ваша светлость. Слишком мало спал. Дорога, встречи… Мне нужно отдохнуть, собраться с мыслями.

— Каков будет ответ? — надавил он на меня.

— Вот так, с бухты-барахты, что-то решать? Нет, дайте мне время, и я найду способ сообщить вам, что надумал.

Если Уэлсли с Брэддоком остались не удовлетворены моей уклончивостью, то виду не подали.

— Мистер Дорсетт проводит вас в дом Бабу. Рад был познакомиться.

Генерал-губернатор встал, показывая всем видом, что аудиенция закончена.

Дорсетт снова отвел меня в паланкин. Мы уселись. Восемь носильщиков подняли экипаж и начали движение. Секунды превратились в часы, я прикрыл глаза, чтобы не выдать спутнику своей тревоги. Послышались скрипящие звуки — открывают воротину? Меня никто не собирается задерживать?

— Мы покидаем форт, мистер Питер, — радостно сообщил мне капитан. — Какая жалость, что не могу вам показать, какие мощные стены хранят наш покой, какие идеальные пропорции у бастионов, насколько глубок ров! Строительство форта на Майдане обошлось нам в два миллиона фунтов! Но оно того стоило. Мы даже расчистили прилегающие джунгли, чтобы создать легкие Калькутты — хоть подобие движения воздуха появилось.

Обычно легкими города принято называть лесопарки в границах города. Но, смотрю, в Бенгалии все иначе, все наоборот. Здесь леса наступают, отнимая у человека возможность нормально дышать. Уже испытал на собственной шкуре.

— Убрав джунгли от стен, вы избавились и от тигров, не так ли?

— И создали сектора обстрела для наших орудий! — с намеком уточнил капитан.

— Вы очень любезны, мистер Энтони, — сказал я и открыл глаза. — Судя по удаляющейся барабанной дроби, мы уже за пределами крепости?

— Да, переходим мост, ведущий от ворот Казначейства к Белому городу.

— Благодарю за сведения, — кивнул я и ударил офицера в горло, ломая ему гортань.

Англичанин схватился за шею, захрипел не в силах вздохнуть.

— Извини, дружище, что так вышло, — придавил его коленом, чтобы не бился об стенки паланкина, и распахнул шторку. — Мне кровь из носа нужно посмотреть на форт вблизи, а ты, боюсь, был бы против.

Невзирая на опасность разоблачения, я высунул голову и обернулся назад. Монументальный ворота, напоминающие задранный вверх гигантский спичечный коробок с амбразурами или мусульманский мавзолей, возвышались над стенами крепости, над их башнями и остроносыми бастионами. Из бойниц между массивными зубцами торчали жерла внушительных пушек. Рядом хрипел Энтони, а я сверял то, что вижу, с планом девушки. Вроде совпадает… Значит, не обманула!

Сложенные из кирпича толстенные крепостные укрепления имели небольшой наклон с внешней стороны, у них отсутствовали прямые участки, что делало невозможным пушечный обстрел для пробития бреши. Зато его звездчатая планировка позволяла оборонявшимся вести анфиладный огонь по пехоте, умудрившейся преодолеть глубокий и широкий сухой ров — не менее 15 метров в ширину и глубиной метров десять. Пока восемь носильщиков тащили паланкин по мосту, я смог оценить все эти ухищрения и не мог не признать: кровью умоемся при попытке прямого штурма! Уверенность Уэлсли в своей неуязвимости имела более чем твердые основания.

Перед крепостью простиралось обширное расчищенной пространство, исключающее скрытный подход и облегчавшее обстрел штурмовых колонн обороняющимися — все, как говорил Энтони. Сейчас этот так называемый Майдан был заполнен вереницами босоногих чернокожих кули, стаскивающих в Форт-Уильям все то, что англичане посчитали ценным. К крепости стремились и экипажи под зонтиками, перевозившие спешащих укрыться за стенами европейцев. Они узнавались безошибочно — хозяева жизни, привыкшие корчить из себя высших существ.

По дороге к особняку Бабу я отметил для себя строящийся большой дворец, от которого к Казначейским воротам была проложена прямая дорога из брусчатки. За ним, через несколько сот метров по широкому прямому проспекту, вдоль которого стоял европейский квартал, обнаружились еще одна группа укреплений, старый Форт-Уильям — существенно меньших размеров и не столь мощный, как покинутая мной цитадель Уэлсли. С ней ничто в Калькутте не могло сравниться по масштабам — она, казалось, занимала сотню гектаров (2).

Паланкин двигался дальше. Как я понял, Калькутта вытянулась вдоль восточного берега Хугли, а Белый город с дворцом Бабу располагался к северу от европейского квартала. Прежде чем армия атамана Платова доберется до Форта-Уильям, ей предстоит преодолеть препятствия иного рода — бастионы искушения алчностью, набитые золотом кварталы бабусов. Иногда жадность разит сильнее пули — мои мысли все время пытались свернуть с верного пути и возвращались к картине закромов и чертогов Рамдулал Дея.

Капитан Энтони уже посинел и не подавал признаков жизни — я прикрыл его подушкой с моего сидения. Как вам мой ответ, ваша светлость? Доходчиво объяснил? Я понимал, что как только Дорсетт будет обнаружен, за мной вышлют погоню. Мне требовалось поспешать.

— Wait here! — напрягая свои скудные запасы английского, приказал я носильщикам, когда меня доставили к воротам дворца Бабу.

Восьмерка индусов — по паре к каждой позолоченной ручки экипажа — ничего не имела против перевести дух. Они поставили его в тенек и уселись ждать распоряжений. Шторки были вновь плотно задернуты, но я понимал: в любую минуту неприятность, случившаяся с инлгиси-сахибом, может обнаружиться и тогда мне несдобровать.

— Уважаемый Бабу! — сообщил вышедшему меня встретить хозяину дома. — Я немедленного уезжаю. Прикажите приготовить моего коня. Как можно быстрее. Так требуют обстоятельства.

Банкир не удивился. Небось подумал, что англичане меня купили. Но ничего, его ждет сюрприз в паланкине. Индус тут же раздал приказания слугам и замер в воротах своего поместья, не решаясь приблизиться — я специально встал рядом с дверцей, делая вид, что продолжаю беседу с капитаном. Чтобы не тратить время, стал еще раз изучать чертеж Лакшми, который еще внутри крытых носилок перекочевал ко мне за пазуху из ичига. Старался запомнить каждую деталь, не исключая, что придется от карты избавиться.

И сразу отметил для себя важную деталь, подтверждающую слова оставшейся неизвестной девушки. Форт своими острыми углами образовывал нечто вроде цветка. На город смотрели одиннадцать бастионов, еще три — на реку. Последние не имели столь четкой геометрии, центральный вообще был выровнен почти до прямой линии, и от него в воду шел спуск, предназначенный, вероятно, для погрузки-разгрузки кораблей. Представители владычицы морей, похоже, опасались лишь атаки с суши — на крайний случай у них на реке перед фортом стояли боевые корабли. А у нас канонерки. Смогут ли справиться неповоротливые лохани, переделки из речных каботажников, с 48-мипушечником? Сильно сомневаюсь…

— Все готово, сахиб! — отвлек меня от размышлений Бабу. — Ваша лошадь и еще одна. От меня. Хороший иноходец. В его вьюках вы найдете обещанный вам лакх в золотых мухрах. Могу ли я надеяться, что наша договоренность в силе?

— Жди меня, и я вернусь! — рассмеялось коварство в моем лице. — Go! — приказал носильщикам паланкина.

Паланкин понесли обратно в форт. Теперь для меня счет пошел на часы. Получив мою «посылочку», Уэлсли может и погоню за мной выслать.

— Прощайте, Бабу, грузите золото бочками! — крикнул я на прощание и понесся прочь из Калькутты в сопровождении скромного эскорта. Мне было легко и весело.

Погоня была. Не меньше целого эскадрона туземной кавалерии гнались за мной и сопровождающими. Ее я обнаружил через четыре часа после того, как покинул Калькутту и беспрепятственно миновал выставленные англичанами форпосты на ближних и дальних подступах к городу. Люди Бабу сильно занервничали, не понимая, что пошло не так, но от меня, погонявшего своего коня, не отставали. Им предстало забрать из моего лагеря сыновей банкира, так что мотив мне помогать у них был серьезный.

— Разве вы не договорились с генерал-губернатором? — допытывался у меня самый пожилой и самый представительный седобородый член выделенного мне эскорта.

Вот тебе и шито-крыто, мистер Брэддок! Погоня — понятно, сэр Ричард оскорблен в лучших чувствах. Но откуда известен факт моих с ним переговоров ближнику Бабу?

— Полагаю, то золото, что в хурджинах на боку «вьюка», оказалось слишком заманчиво для раджпутов Почтенной компании, — навел я тень на плетень.

— Чем ближе ваша армия, сахиб-атаман, тем больше шакалов вылезает из тени, — сделал предводитель охранников логичный, но далекий от действительности вывод.

Он принял мои слова на веру. Его задача — забрать из лагеря Отряда Черного Флага заложников — превращалась в опаснейшее мероприятие. Влажная липкая духота джунглей утомляла моего коня, жеребцы моих спутников тоже начинали сдавать в отличие от лошадей преследователей. Похоже, нам не уйти!

— Эскадрон, сахиб-атаман, всегда загонит десяток, — обеспокоенно выкрикнул на скаку седобородый, контролируя сокращавшуюся дистанцию между нашей группой и преследователями. — Они проводят смены загонщиков, умышленно утомляя наших коней. Скоро нам придется драться — боюсь, не выстоим.

Мы пересекали очередной шаткий мостик через обмелевшую речушку перед жалкой деревушкой — скоплением лачуг под тростниковыми крышами. Я притормозил своего скакуна, подъехал к «вьюку», запустил руку в хурджин от Бабу. Вытащив горсть монет, вызвал недоуменные возгласы у своей охраны, еще более усилившиеся после того, как рассыпал по мосту на видном месте золотую россыпь. Еще немного кинул в обе стороны — пусть поищут.

— Едем! — приказал, и никто не посмел сказать хоть слово.

Люди Бабу лишь все время оборачивались назад, высматривая, чем закончится устроенный мною состязание между приказом и жадностью. С разгромным счетом победила последняя. Преследователи сгрудись на мосту, затеял свару и подарили нам как минимум час. «Седобородый» почтительно поклонился мне в седле и разрешил своим людям перейти на короткое время на шаг. Я же напряженно соображал, насколько мне хватит подгона от Бабу, полученного за риск.

Оказалось — ненадолго. Получилось проделать трюк с монетами еще дважды — на третий преследователи, по видимости, решили, что проще отнять у меня сразу все, чем каждый раз тормозить из-за моих подачек.

Снова началась гонка в свете кланяющегося к закату дня. Наши лошади могли встать в любой момент как вкопанные, и никакая сила на свете не сдвинула бы их с места. Я уже прикидывал, смогу ли оторваться от погони пешком через джунгли и где выше шанс уцелеть — в неравном бою или в путешествии через родной дом бенгальских тигров и королевских кобр, которых бояться даже слоны (3).

Мой конь хрипел, взмыленные бока ходили ходуном, с удил клочьями срывалась белая пена — я его почти загнал, он вот-вот рухнет на землю! У спутников положение было не лучше, вряд ли от них можно ожидать какой-либо помощи. Мне оставалось одно — пересесть на «вьюка», сбросив хурджины и попытаться выиграть еще час-другой. Но какой от этого толк? До лагеря не меньше часов десяти езды!

Бьюсь до конца!

Я приготовился к смене коня, как все резко изменилось. Приотставший эскорт разразился радостными криками, преследователи начали резко разворачивать коней, а мне ничего не оставалось другого, как признать: прибыла кавалерия из-за холмов. Вот только нам навстречу неслась орава афганских всадников — рохиллов и салангов вперемежку — и, похоже, их бояться стоило не только красномундирникам. Черного флага не было, как и вождей, а лица приближавшихся всадников перекашивала такая предвкушающая гримаса, что могло показаться, будто начинать молиться пришла пора и мне, и моему эскорту.

Чхату Бабу и Лату Бабу. Два великовозрастных болвана или рекордсмены позднего пубертата. Два чудика, настолько зажравшихся, настолько попутавших берега, что не нашли ничего лучше, как хвастать перед бандой отъявленных налетчиков о своих знакомствах в Калькутте со сливками высшего индийского общества — с самыми богатыми бабусами. Быть может, им было страшно, и за юношеской бравадой скрывался ужас от компании, в которой они очутились по приказу отца. Или Фейзулла-хан и прочие вожди рохиллов оказались тонкими психологами и развели юнцов на слабо. Или их сперва запугали, а потом предложили показать себя настоящими мужчинами. Когда отъем чужого богатства превращается в профессию, у наиболее одаренных так или иначе формируются соответствующие навыки. И вовсе не обязательно связанные с применением грубой силой.…

Я не знаю, как у них получилось, но факт остается фактом: афганцы, включая людей Азмуддина-ходжи, сорвались с поводка и бросились на Калькутту, очертя голову, причем не в дикой охоте, а весьма целенаправленно, имея высококлассных проводников. Чхату и Лату показывали дорогу, взахлеб вещая, сколько можно поиметь с имярек золотишка и прочих вкусняшек, как проще добраться до его дома сквозь запутанные переулки Черного города, какие ничтожные препятствия ждут афганцев на пути, что мерзкие инглиси бросили город на произвол судьбы. Простая мысль о том, что объектом главной атаки станет родной дом, им даже в голову не пришла. Эх, не козочку тебе жалеть было нужно, Рамдулал Дей, а пороть своих оболтусов, как Сидорову козу.

К своему стыду, я не скоро разобрался в случившемся — сказался и хронический недосып последних дней, и обилие впечатлений, и усталость от побега, от погони, которую вырезали, даже не замедлив хода, возбужденные пуштуны или газрейцы. А когда вник, схватился за голову — боже, что порой творят фантазии с людьми! Они мечтали о Калькутте как о сказочном Эльдорадо. Появились два придурка от золотого идола Бенгалии по имени Бабу, которых банально подпоили — и смутные надежды вдруг резко приобрели более чем конкретные контуры. На такой-то улице живет Пурма Басу, самый успешный торговец тканями, — захлебывался от предвкушения Чхату. А на параллельной стоит особняк Шанкара Гхошала, ломящийся от алмазов из копий Голконды, — вторил ему разошедшийся брат. Им подливали бухлишка — юнцы хвастались, вообразили себя чуть ли не атаманами налета, способного своим масштабом прославить их имя в веках…

— Ты сам, сахиб-атаман, обещал нам Калькутту, да! Иншалла! — потом оправдывался передо мной Фейзулла-хан, а Азмуддин-ходжа отводил глаза, понимая, что афганцы крупно накосячили.

Но это было позже. А когда я встретил натуральную гигантскую банду, несущуюся на всех порах на беззащитную столицу Бенгалии, мог лишь бестолково хлопать глазами и обещать себе, что с афганцами, позабывшими о дисциплине Отряда Черного Флага, наши пути тут расходятся навсегда. Гуркхи, индусы Радишы и безлошадные рохиллы категорически не поспевали за сорвавшимся с цепи афганским волком. Я приказал им двигаться ускоренным маршем, забрал свою сотню и помчался вдогонку за беспредельщиками — не останавливать, нет. Пытаться взять ситуацию под контроль и спасти от разграбления богатства Бабы, на которого и на которые у меня были свои планы.

Но я опоздал.

(1) К началу 1802 г. великий флот ОИК был критически ослаблен. Еще в 1795 г. Королевский флот приобрел 9 самых мощных корабля, превратив их в 56-пушечники. Также с кораблей ОИК в Ройал Нэви массово забирали матросов. Амьенский мир между Англией и Францией был заключен лишь в марте 1802 г., да и то стороны смотрели на него лишь как на временное перемирие. Кроме того, как отмечалось в тексте, в середине 1801 г. большая флотилия под охраной боевых кораблей отбыла в Англию с грузом риса на борту.

(2) Петр не намного ошибся — Форт-Уильям занимал 71 гектар и был в состоянии вместить 10 тысяч солдат.

(3) Слон погибает через три часа после укуса королевской кобры.