Индийский поход. Атаман

Глава 2

«К нам едет ревизор!» — примерно так прозвучала реплика махараджи. Сперва непонятная комедия со штурмом, а потом завершающий штрих — его предложение сделать меня командующим. Далее немая сцена. Чувствовалась рука опытного режиссера.

Но, как я изначально предвидел, все, что меня ждало в Индии, имело свою внутреннюю логику, которую мне пока было трудно постичь. Сингх пришел мне на помощь и доходчиво растолковал иностранцу-фирангу суть того представления, свидетелем которого я оказался. Никто не собирался поручать мне руководство действующей армией — армией, продолжавшей являться кровью и плотью конфедерации мисалей. В яростной столетней борьбе за выживание сикхи создали 12 воинских орденов-мисалей, сообщества равных, каждое со своим войском и вождем-сердаром. В этом году 10 из них признали власть махараджи и создание сикхской державы со столицей в Лахоре, замену конфедерации на деспотию. Появилось центральное правительство, но армия осталась прежней — сборищем полупартизанских конных подразделений, чуждых дисциплине и порядку, этаких махновцев. Пехота как род войск отсутствовала — ни один сикх и помыслить не мог расстаться с конем. Если он его терял, то всеми правдами и неправдами старался купить или украсть нового, а попасть в пехоту для сикха — несмываемый позор. В общем, Ранджит хотел не много не мало, чтобы я создал ему армию нового строя с нормальной пехотой.

— Инглезы отказываются давать мне своих офицеров-инструкторов, а другие фиранги идут на службы к богатым князьям-маратхам, — пояснил мне махараджа свое затруднение. Мое появление, а также грядущее прибытие армии Платова открыло для него неожиданное окно возможностей — он и помыслить не мог, что все так удачно сложится, и решил ковать железо, пока горячо.

— Ваше величество, я не понимаю! — задумчиво спросил я, не сказав ни да, ни нет на прозвучавшее предложение. — Если все так плохо, почему в Кабуле все задрожали, услышав ваш ультиматум?

— Кто сказал «плохо», Пьётр-сахиб? Недостаточно! Давай сперва перекусим, а потом я тебе растолкую.

Подбежавший босой полуголый слуга в один сикхских штанах до колена укрыл своего повелителя от солнца чем-то вроде зонтика-навеса на длинной палке. Другой притащил корзину, из которой аппетитно пахло фруктовым сладким запахом.

— Угощайся, сахиб, — гостеприимно предложил он разделить с ним походную трапезу.

Слуга протянул сперва махарадже, а потом мне скрепленные пальмовые листья, внутри которых лежал рис, сваренный на молоке и сахаре, и варенье из манго. Есть все это пришлось пальцами, да еще в седле — Ранджита такой прием пищи совсем не тяготил. Он вообще на коне, казалось, чувствовал себя комфортнее, чем на земле — быть может, на лошадиной спине он не так комплексовал из-за своего роста.

Покончив со своей простой, совсем нецарственной трапезой, махараджа отдал слугам импровизированный лоток из листьев, вытер руки поданным полотенцем и продолжил прерванный разговор.

— В чистом поле, мой друг, афганцы нам не соперники, даже когда численно преобладают. Несколько лет назад Земан-шах захватил Лахор. Мы заперли его в городе, лишили провианта и фуража — ему пришлось убраться восвояси, бросив несколько пушек. Но как сказано в Священной книге мусульман, «любая беда, постигающая тебя, приходит от тебя самого» — мы не можем брать города и крепости штурмом. Именно этот урок я пытался сейчас преподать сердарам. Результат ты видел.

Теперь мне стало более-менее понятно. Мало найти того, кто научит, нужно еще, чтобы было кого учить. Ранджит шел по пути Петра I, создавшего полки нового строя взамен дворянского ополчения. Но в отличие от неизвестного ему русского царя, махараджа предпочитал действовать не кнутом, а уговорами, хотя не обошлось без пролития крови. Показательный урок — вот что я должен был увидеть в ненужном штурме Пешавара. Чтобы он не сорвался из-за предложений афганцев о мире, Сингх вынудил меня отложить объявление о предложениях Махмуд-шаха.

— Сейчас мы вернемся в мою ставку. Будет совет с сердарами. Ты поприсутствуешь. В конце, по моей команде, вручишь мне письмо Махмуда.

— Как будет угодно светлому махарадже! — вежливо склонил я голову в поклоне.

Мы поскакали обратно к дому, во дворе которого уже ждали сердары. Суровые воины-ветераны, прошедшие не одну битву, увешанные оружием, в кольчугах, доспехах или куртках под цвет головных уборов. Одни в уже знакомых мне синих конусообразных тюрбанах со стальными кольцами, другие — в простых, шафрановых или бежевых, образующих угол по центру лба, или в куда более сложных, напоминающих корону с кольчужным козырьком по центру сложной конструкции из ткани. Чтобы намотать такой тюрбан, нужно потратить как минимум час, но зато он служил защитой голове. Оружие в руках воинов также отличалось разнообразием. Наряду с знакомым мне тальваром, встречались и широкие сабли, короткие копья, топорики, булавы, кинжалы-катары с двумя-тремя клинками. Держались эти воины независимо, гордо — в их системе ценностей играла роль не древность рода, а личные достоинства. Этакие бароны, для которых грабежи и убийства превратились в наследственное занятие.

«Ох, непросто будет Сингху приструнить эту вольницу, — подумал я. — Он им про Фому, а они ему — про Ерему: зачем нам твоя пехота, если и деды, и отцы с коня лупцевали афганцев, индусов и прочих моголов, кто приходил к нам с мечом?» — думал я, глядя на набирающее жаркий накал собрание вождей.

Все сидели под деревом, образовав круг. Ранджит ораторствовал на незнакомом мне языке, активно жестикулируя — маленький воин среди высоких, с прямыми спинами, убеленных сединами, покрытых шрамами бойцов, с тальварами в руках защищавших идею сикхского равенства и братства. Когда я оценил каждого, понял, что не уверен, что справлюсь один на один. Война была у них в крови, они из нее родились.

А Ранджит, их вождь? Ведь он такой же — его личная храбрость вознесла маленького сикха на вершину. Я вспомнил рассказ экс-шаха Земана, которым он меня удостоил однажды на привале по дороге в Пешавар — с трудом смог до него достучаться, с момента выезда из Кабула он пребывал в некоем отрешенном состоянии и постоянно бормотал молитвы. Афганец знал о Сингхе немало, воевал с ним, переписывался и даже готов был отдаться под его покровительство.

— Одноглазый уродец, пигмей, пьяница, сластолюбец — как только не называли его враги, — рассказывал слепой афганец. — Все правильно, он такой и есть — в детстве его обезобразила оспа, лишив зрения на левом глазе, ростом не вышел, любит приложиться к бутылке и танцовщиц из квартала развлечения Лахора… Все так… А много праведников в 13 лет открывают счет убитым врагам? Он открыл — своей рукой прикончил подосланного убийцу. Кто в 18 лет бросился, как снежный барс, во главе отряда из пятисот человек на десятитысячное войско моего генерала и справился с ним, дождавшись подкрепления? Кто в 19 лет вынудил меня уйти из Лахора, а через год забрал эту священную сикхскую столицу у недружественного мисали? Он, как комета Халлей, озарил небо Пенджаба, совершив немыслимое и объединив всех сайков под своей властью. Он! Тот самый пьяница и пигмей. А все почему? Возлюбленный сын счастья — он всегда все делал наперекор вековым устоям и выходил победителем. Мы воевали друг с другом, но никогда не были врагами. Прими мои благодарности, незнакомец, что ты везешь меня к этому светочу милосердия — в Пенджабе найду успокоение. Я твой должник.

— Ты говоришь так, словно им восхищаешься, — удивился я откровению экс-шаха.

— Посмотри на меня, — горько усмехнулся Земан. — Я все потерял, а Ранджит лишь вступил на дорогу, ведущую на самый верх. Непросто вам, урусам, будет убедить его играть под вашу дудку. Скорее это он заставит вас делать то, что ему выгодно.

«Наполеон! Махараджа Пенджаба — это Наполеон Индии! Они похожи — два недорослика, мечтающие о вершинах, другим недоступных, и плюющих на общепринятые правила», — думал я.

Так погрузился в свои мысли, что не услышал, как ко мне обратились.

— Ну же, руси-сахиб! — позвал меня Ранджит. — Закончи свою работу!

Я отмер, покраснел от смущения. Суетливо достал письмо Махмуд-шаха и передал его с поклоном махарадже.

Сердары, подобно тиграм в засаде, разглядывали меня с плотоядным интересом — наверное, как и я, прикидывали, сколько времени им понадобится, чтобы отправить меня на тот свет. Ответил им вызывающим взглядом, положив руку на рукоять камы. Мой жест вызвал одобрительные смешки.

— Посланец Севера, посол от руси, ты оказал нам неоценимую услугу! — возвестил Ранджит во всеуслышание. — Будь моим гостем, отправимся вместе в Лахор. И прими мои награды.

Сингх лично опоясал меня саблей в дорогих ножнах и вручил мне богато отделанное кремневое ружье с узким инкрустированным прикладом. Я сообразил, что получил переделку из британского ружейного долгожителя — из старушки «Браун Бесс», простоявшей на вооружении армии более столетия. Длинный и тяжелый мушкет какой-то умелец превратил в парадное оружие, украсив даже коричневый ствол вязью из золотой насечки и совершенно переделав ложе. Не уверен, что этим улучшились боевые характеристики ружья, но смотрелось, конечно, богато.

— Благодарю тебя, светлый махараджа! С радостью в сердце принимаю твое гостеприимство и покровительство!

Сингх довольно кивнул и вернулся к спорам со своими сердарами.

Инд! Я первым из нашего отряда достиг реки «Индус», как повелел покойный император Павел. Переправившись через эту великую реку у Аттока вместе с сикхами, мой крохотный отряд в составе большой колонны оказался на территории Пенджаба.

Позади остались просторные равнины Пешавара с их обильными фруктовыми садами и селениями, увешанными сохнущими на солнце, нарезанными кусочками плодами. Сикхи, покидая афганские земли, не упустили случая изрядно пощипать местное население, испокон веков производившее сухофрукты на продажу. Мстили за прошлое — афганцы с завидной регулярностью разоряли Пенджаб своими набегами.

Сикхское войско на марше выглядело весьма экзотично, особенно артиллерия. Слоны волокли тяжелые пушки. В те, что полегче, впрягали волов, применяли и верблюдов-зембуреков. Артиллерию так и делили — батареи слонов, батареи волов… Пушек пока было мало, но Ранджит надеялся исправить этот недостаток.

Все остальное войско было представлено одной лишь кавалерией — так называемой Дал Хальса. Ни дисциплины, ни подобия организации она не знала. Разной численности соединения сами заботились о своем снабжении, их командиры не желали подчиняться приказам. Толпа, орда — как они наводили страх на соседей? Как держали в повиновении сам Пенджаб, где составляли меньшинство среди мусульман и индусов? Если Сингх настроен создать подобие регулярной армии, его ждет поистине колоссальная работа.

Все эти и многие другие соображения я высказал махарадже, когда он пригласил меня присоединиться к нему на хоудахе — платформе с золотым резным ограждением, установленной на спине слона (1). Весь путь от Инда до Лахора я провел в обществе Ранджита. Мы о многом успели побеседовать — о политике, о возможном союзе с донцами, о судьбе экс-шаха. Нарисованная им картина политикума Северной Индии меня не порадовала.

— Смотри! — махараджа передал мне маленький фолиант с переплетом из полукожи с позолоченным корешком.

Я взял книгу в руки и с удивлением прочел название: «Atlas to Crutteell’s Gazetteer», издано в Лондоне в 1799 году. Можно сказать, свежачок. Открыл ее в месте, из которого торчала закладка. Эта был карта Индостана, весьма подробная, но показывающая лишь территории, лежащие южнее линии Бомбей — озеро Чилка, и она буквально кричала об опасности (2). Огромное розовое пятно — таким цветом картограф выделил владения Ост-Индской компании — заполняло все пространство изображенной части Индостана за небольшими исключениями.

— Догадался? — пристально в меня вглядываясь, спросил Сингх.

— Это было несложно. Инглезы наступают.

— Все еще хуже, — яростно блеснул глазом Ранджит. — Видишь, пятно в середине с княжеством Майсур? — я ткнул пальцем в название. — Правильно, это оно. И его больше нет. Составитель карты не отобразил гибель княжества Султана Типу. Он, как и я, хотел создать империю и проиграл. Теперь в Центральной Индии нет никого, кто мог бы противостоять инглиси. Кто на очереди?

— Вы! — спокойно ответил я. — Они придут за вами, дай только срок.

Махараджа помрачнел, на его лицо набежала тень.

— Откуда ты можешь это знать?

— Об этом говорит вся Европа! — соврал я. Или не соврал? — Мы, руси, пришли сюда, чтобы этого не допустить.

— Чтобы занять их место? — с нескрываемым подозрением уточнил махараджа.

Словно испуганный его словами, слон слегка оступился, хоудах качнулся сильнее обычного, я схватился за резной бортик, чтобы не завалиться. Происшествие не помешало мне твердо возразить:

— У нас нет для этого возможности, нет сильного флота, чтобы создать здесь колонии. Но на суше мы непобедимы.

— Очень самонадеянно!

— В Хиве и Бухаре тоже так думали. А теперь…

— Верю, верю! — Сингх поднял ладони.

— Иногда нужно не дать своему врагу возвыситься настолько, — тяжело вздохнул я, — чтобы он не создал тебе бед в будущем.

— Это называется политика, — хмыкнул «индийский Наполеон». — Не думай, что я не знаю, что происходит в мире. Вы не справились с французами.

Я не подал виду, что впечатлен его познаниями о европейских делах — чему удивляться, если он мне новейшую английскую книгу предъявил!

— С французами мы-то как раз справились. Наш великий полководец Суворов нанес им немало поражений. Но потом наш Император договорился с Бонапартом, и мы вместе решили преподать инглезам урок.

Сингх удовлетворенно кивнул и принялся рассуждать вслух.

— У меня есть две возможности. Я могу попытаться договориться с Компани Бахадур (3) или пойти с вами против нее. Что я от этого выиграю? Не получится так, что все сливки достанутся маратхам?

Маратхские князья, как я уже знал, были новыми властителями Индостана, пришедшими на смену Великим Моголам. Они постоянно конфликтовали между собой, испытывали давление афганцев и сикхов, и этим воспользовалась Ост-Индская компания. Когда англичане придут на север, я точно не помнил. Но в том, что они придут, я был уверен на все сто.

— Очень скоро, ваше величество, вы увидите красные мундиры на улицах Дели, если все будут сидеть сложа руки.

— Откуда ты знаешь? — с долей испуга спросил Ранджит. — Я только недавно получил сведения от своих шпионов, что инглиси вынашивают план наступления на маратхов.

Я пожал плечами, напуская на себя таинственность.

— Сикхам и индусам лучше объединиться и отправится вместе с нами в Калькутту. Нас ждет славная охота!

Ранджит снова ярко сверкнул глазом. В этом человеке удивительно сочеталась алчность с щедростью, граничащей с расточительностью.

— Обстоятельства благоприятствуют. Письмо от Махмуда, которое ты привез…

Мимо нашего слона пронесся конный отряд сикхов, поднимая пыль, бряцая сбруей и что-то весело напевая. Они радостно приветствовали своего вождя криком: «Шер-и-Пенджаб!», «Лев Пенджаба». Проводив их взглядом и подивившись их выправке, как и бодрости в испепеляющем зное, я пожал плечами:

— Мне не ведомо, что было в письмо, светлый махараджа!

Сингх недоверчиво на меня посмотрел.

— Он предложил мне вечный мир при условии, что я не буду вторгаться в Пешавар и не трону Кашмир. За это он обещал мне не допустить джихада против Лахора и в качестве гарантии своей честности отправил мне Кохинур. А также Земан-шаха как заложника. Хотя, конечно, заложник из него… так себе.

Мне оставалось лишь покрутить головой: ох уж этот Махмуд! Как все вывернул. Я рассказал свою версию событий.

— В чем твой интерес, руси-сахиб, в судьбе несчастного Земан-шаха? — задал непростой вопрос Ранджит.

— Простое человеколюбие — недостаточный мотив? — с вызовом ответил я. — Земан достаточно настрадался, чтобы провести оставшиеся ему дни в покое.

Сингх меня удивил. Он приложился к кувшину, из которого резко пахнуло алкоголем (как можно бухать в такую жару⁈) и медленно произнес:

— Похвально и благородно, с твоей стороны, посланец Севера! Если бы ты принес еще нам немного прохлады, цены бы тебе не было…

— Увы, это не в моей власти.

— Ты похож на меня, — неожиданно признался Сингх. — Ты молод, но чист сердцем. Мне это нравится. Но немного понимания, как здесь все устроено, тебе бы не помешало. Многочисленные афганцы, проживающие повсюду в Пенджабе и дальше к югу, способны подрезать мне крылья. Земан-шах, как важная и влиятельная фигура, мог бы помочь их укротить. Или даже направить их энергию вовне — не обязательно для возврата ему кабульского трона. Я дам ему приют, окружу его заботой. И стану за ним приглядывать.

— Благодарю, светлейший, за откровенность, — поблагодарил я, удивляясь, как этот юнец с такой легкостью ткнул меня носом в лужу. Меня, старого пройдоху, а вовсе не юнца, каким он меня видит. Его слова открывали некие перспективы, о которых мне стоило бы подумать.

Дорога перед городскими воротами Лахора кишела народом — настоящее море разноцветных тюрбанов и женских покрывал. Все до единого бросились прочь при виде кортежа слонов махараджи — в основном, в неглубокий крепостной ров, заросший болотной травой. С высоты платформы это зрелище мне показалось стихийным коллективным помешательством — животные вели себя степенно, людям ничто не угрожало, никто на них не орал, не замахивался плеткой или мечом, но они разбежались кто куда. Факт остается фактом — въезд процессии в столицу никто не задержал ни на секунду. Мы пересекли городскую черту под приветственные крики толпы. Сингха тут явно любили. А может даже и боготворили.

Столпотворением встретили нас и улицы Лахора — длинные, зажатые высокими домами, извилистые и зловонные из-за сточных канав, проложенных посредине. Город украшали многочисленные памятники эпохи Великих Моголов — мечети из привозного красного песчаника, гробницы из мрамора, прекрасные сады с фонтанами, такие, как Шалимар, сад Шаха Джагана. Их величие, их красота были в прошлом, как и сама могольская эпоха, они пребывали в запустении, многие требовали срочного ремонта. Некоторые мечети и мавзолеи использовались сикхами как казармы — судя по всему, Ранджит не шибко жаловал мусульман.

Зато он жаловал мусульманских куртизанок-таваиф, оказывал им покровительство. Эти жрицы поэзии, танцев, музыки и чувственной любви проживали в Шехи Махал или «Королевском квартале». Они совершенствовались в своем искусстве на балконах своих домов и при нашем появлении разразились радостными криками, приветствуя своего повелителя.

— Я мечтаю создать из этих прекрасных чернооких дев свой полк амазонок, да боюсь, не смогу его усмирить, — со смехом рассказал мне Ранджит. — Мы сразимся с этим воинством вечером, руси-сахиб, уверен тебе понравится.

Понравится, просто понравится⁈ Вечером в мою честь был устроен прием, завершившийся придворной оргией. Девушки с накрашенными золотой пылью веками танцевали до упаду, пели зажигательные песни, хлопая в ладоши, и… пили с нами вино и арак. Многих из них падали от изнеможения или перепив, но было весело, очень весело. «Джимми, Джимми, ача, ача» — детский лепет по сравнению с тем, как зажигали эти девчонки.

Проснулся я не один, а в объятьях пылкой красотки из Кашмира с черными блестящими глазами. И сильно жалел, что не смог утром повторить всю ту Камасутру, с коей меня познакомили в весьма нетрезвом состоянии.

Но что поделать? Меня ждала королевская охота.

Хоть и пили мы вчера много — охота началась без задержек. Никто не пропал, не качался в седле, Сингх вообще смотрелся бодрячком…

Чем дальше мы удалялись от Лахора, тем меньше оставалось следов цивилизации. Фруктовые сады с редкими хижинами и обширные поля с селениями вдали, сменились лесными вырубками и пустошами, а чуть дальше возникла стена леса, не густого, с просеками, с пробитой сквозь него дорогой.

Мы двигались небольшой кавалькадой из нескольких слонов и вьючных лошадей. Впереди степенным шагом ехал на красивом коне генерал Джод Сингх Атарвалла, немногочисленные слуги поспешили на своих двоих — как объяснил мне махараджа, нам предстояла не придворная охота с большим числом участников с загонщиками, ручными гепардами, соколами и гончими, а нечто особенное. Что именно, он рассказывать отказался.

— Лучше отведай моего ликера, Пьётр-сахиб, — предложил он, протягивая бутылку.

Я сидел с ним вместе, как и в прошлый раз по дороге из Пешавара, на площадке на спине его любимого слона. Под рукой у меня лежало подаренное им ружье, я также захватил с собой шашку, по его совету. Зачем шашка на охоте? Что только в голову не придет этому алкашу, который пьет крепчайший кукурузный самогон с добавлением опиума, мускуса, мясного сока и разных трав! Пробовать такое? Бррр… Я помотал головой на предложение выпить.

Наконец, мы въехали в лес. Сингх — будто и не принял на грудь сотню капель своего ликерчика — стал само спокойствие и сосредоточенность. Он не сводил глаз с веток деревьев, переплетенных между собой в замысловатых конструкциях. Наш хоудах покачивало, но махарадже тряска платформы на спине слона не мешала. Периодически тренькала тетива, стрела улетала в листву, в ее направлении бросался босоногий мальчишка-слуга и приносил очередную подбитую птицу. Пернатую дичь складывали в открытые корзины, висевшие на боках вьючных лошадей. Даже у этих трудяг охоты, не говоря уже о слонах, головы были украшены пышными султанами. Иногда животные ими укоризненно качали в воздухе — им не нравился усиливающийся запах крови, которая капала на землю сквозь плетенки.

Очередной выстрел — юный слуга полез за добычей в густые заросли высокой светло-бежевой травы Он выскочил обратно на обочину засыпанной листовой дороги, приплясывая и строя умильные рожицы, пытаясь передать свое восхищение. Птица в ярком оперении, пробитая стрелой насквозь, лежала у него на вытянутых руках, беспомощно взмахивая крылом. Что-то в ней было необычное, что привлекло всеобщее внимание. Джод Сингх Атарвалла тронул своего коня, выехал слуге наперерез и жестом попросил показать ему подранка. Слуга послушно шагнул в его сторону.

Тигр выскочил неожиданно, бесшумный как тень и готовый убивать. Его целью был юноша с птицей, но хищнику не повезло — так уж получилось, что совпали смещение намеченной жертвы к конному Атарвалле и прыжок из зарослей. Гигантская трехметровая кошка не растерялась. Промахнувшись по первой цели, она мягко приземлилась на четыре лапы и тут же взмыла в воздух, издав леденящий душу кашляющий звук. Вцепилась в круп лошади Атарваллы и мощным ударом сломала ей позвоночник в районе крестца. Дикое ржание несчастного коня, визг слуги, проворно спрятавшегося под брюхом слона, испуганный вскрик Джода, грозный атакующий рык — все слилось воедино, известив всю округу, что в считанные секунды охота обернулась трагедией.

Я схватился за ружье. Ранджит тут же ухватился за мою руку сильными пальцами. Мне не удалось высвободить ствол.

— Охота с участием тигра всегда непредсказуема и смертельно опасна, но она раскрывает силу духа, — спокойно объяснил мне махараджа, в то время как тигр вынудил лошадь завалиться набок практически к задним ногам нашего слона. — Без ружья, Пьётр, только клинки.

Атарвалла успел спрыгнуть раньше, чем рухнул конь — в его руках уже были длинный меч и небольшой круглый щит. От бесстрашно шагнул хищнику навстречу и ударил его тальваром, заставив дернуть хвостом. Щит сикху не помог — взбешенный ранением зверь отбросил Джода и вцепился ему в плечо, не дав упасть на землю. Вырвав клок человеческого мяса, тигр оставил свою жертву и решил скрыться — возможно, его напугала близость слоновьих ног или рана дала себя знать мучительной болью. С высоты хоудаха я видел, как под желто-полосатой шкурой перекатывались мощные мышцы, а его кровь разлеталась брызгами, пятная траву. В несколько длинных дерганных прыжок зверь скрылся в лесной траве. Ему вслед просвистела стрела Ранджита. Звук тупого удара и новый яростный кошачий рев подсказали нам, что эта полосатая машина смерти получила второе, очень обидное ранение.

— У зверя разрублено плечо! Его гордость посрамлена! — восторженно вскричал Ранджит. — Ступай, Петр, убей его саблей, а мы пока займемся ранами Джода.

Убить саблей⁈ Серьезно⁇

(1) Хоудах — площадка или башня на спине слона.

(2) Петр рассматривал «Атлас Индостана» 1799 года Джеймса Реннелла, помещенный в «Atlas to Crutteell’s Gazetteer».

(3) «Компани Бахадур», «Почтенная компания» — название британской Ост-Индской компании, принятое в Индии.

(более позднее изображение, когда у Сингха прибавилось пушек, но смысл транспортировки передает — слоны и волы)