Адовы (*60 иллюстраций)

Глава 40 Постлайф и прочая эпичность

Толпа людей привыкла к шуму. Но когда выстрелил танк, все как один повернули голову к дому. Подсвечиваемый трассирующий снаряд впился в стену дома. Взметнулась пыль, показался огонь, а затем крыша обвалилась. И в наступившей на краткий миг тишине вдруг раздался мальчишеский крик:

— Шрёдингер!

Этого мальчишку знали все на Садовой.

Сашка Сидоров с ранних лет слыл отпетым хулиганом и ничего хорошего от него давно не ждали. Но тут он первым рванул к полуразрушенному дому, расталкивая людей.

— Стой! — дядя Серёжа ухватил его за куртку. — Сейчас рухнет же.

— Там Шрёдя! — крикнул Сашка, вырываясь. — Он мой друг!

Тут изо окна на четвертом этаже вдруг раздалось громкое «га-га-га», и гусь, не забыв расправить крылья, спикировал вниз.

— Я поймаю! — выкрикнул Даймон. — Поймаю!

Они встретились у покосившегося здания. Гусь настолько обрадовался, что демонёнку потребовалось приложить немалые усилия, чтобы не дать себя ущипнуть.

— Жив? — подскочил к нему Сашка.

— Жив, — ответил Даймон, передавая гуся.

Сидоров бережно принял гуся. Пернатый квартирант ловко повернул шею и цапнул Сашку за палец.

— Ай, — вскрикнул он, — Я тоже рад тебя видеть.

— На «семёрочку»? — спросил Даймон.

— На «девяточку»! — поправил сосед. — Чуть палец не отгрыз!

— Это он с перепугу. Не каждый день летает.

— Наверное, — сказал Сидоров и вдруг замялся. — В общем… я это… сказать хотел. — Он глубоко вдохнул и всё же выговорил. — Спасибо. За то, что друга спас.

— Я рад, что вы подружились, — кивнул демонёнок. — Такое домашнее животное даже мне не под силу.

Ребята пожали друг другу руки. А спустя мгновение, рухнула несущая стена, пробитая снарядом. Затем обрушилась другая. Хрущёвке много не надо. На века не рассчитана.

Дом довольно быстро стал складываться, как карточный, у которого вытащили всего одну, но самую нужную карту. Всё заволокло клубами пыли, слетала крыша и куски кирпичей. Толпа вздохнула в едином порыве, разбежалась подальше, а потом застыла. А когда пыль осела, словно очнулась от какого-то безумия.

И что они увидели?

На развалины первыми рванули четверо. Один из них был словно в костюме медведя. Другая — спортсменка, желающая похудеть. Была даже маленькая светловолосая девочка. А ещё мальчик-школьник в очках, словно с обгоревшей головой. В кармане его торчал крысиный хвостик. А рядом с ними бегал словно подпаленный тем же огнём пудель, надрывно гавкая и обнюхивая кирпичи.

— Чердачный! — кричал Михаэль, раскидывая целые куски плит. — Где ты?

Толпа в едином порыве откликнулась. Все рванули к обрушенному дому и стали разбирать завалы.

— Топот! — вторила ему Блоди, раскидывая кирпичи.

Старались помочь и дети, но не кричали, а плакали. Мара ревела навзрыд, по щекам Даймона тоже катились слёзы. Их не интересовали куклы, ноутбук и телефон. Их волновал только друг семьи.

Организовавшись за какие-то минуты, толпа слаженно разбирала завалы, как будто все в один миг стали Адовыми, которые спасали близкого.

Даже Побрей Врунов взгромоздился на завалы, и проговорил уже не в рулон пыльный туалетной бумаги, а в старый, пожёванный анонимными психами оранжевый микрофон свою грустную речь:

— Сегодня на улице Садовой народ потерял под завалами несправедливости гражданина Чердачного. Герой Садовой, некто гражданин Топотов, канул в лету вместе с нами за наши страсти и убеждения. Как же это случилось, что мы допустили в слепоте своей, что по нашим улицам ездят танки и бездушные генералы стреляют по жилым домам? Дома больше не наша крепость?

— Я не генерал, я майор, — донеслось из танка.

Все повернулись к военному.

— Да какой ты теперь майор? Ты теперь и на рядового не тянешь, — сказал ему Побрей Врунов и добавил важно. — Рядового человека.

Громов кивнул, спрыгнул с брони, молча скинул форму с погонами.

— Я не хотел стрелять. Я больше вообще рыбалку люблю. Но приказ был, сами понимаете. — тут он утёр лицо и махнул рукой. — Э-э-эх, да что теперь говорить? Всё уже сказано. И сделано.

И он тоже принялся разбирать завалы.

— Даже военные пытаются исправить то, что уже натворили чиновники, — Побрей Врунов подошёл к Чепушило, который скинув пиджак и обнажив татуированные куполами плечи, так же сочувственно сопел над развалами.

— Мы все виноваты, — сказал директор банка. — Бизнес, власть, а толк какой? Ни один человек в ответ не улыбнётся, пока к нему в карман лезешь. А если дырявый давно карман, то что делать? А люди что, виноваты? Откуда деньгам взяться? В карман давно никто не докладывает. Все только отобрать норовят.

Побрей Врунов повернулся к новой камере оператора, кивнул и продолжил совершенно искренне:

— Все работают в едином порыве, даже не обращая внимания на жуткие раны от огня.

Тут Врунов показал на лысину Даймона и погладил местами выстриженного пуделя.

— Даже животные милосердны и пытаются исправить предрешенное. Вынюхивают наши пороки, чтобы предостеречь от новых грехов. Кем же предрешен наш путь? Разве реновация должна была затереть нашу память? Разве не было на этой улице истории? Разве не знали эти подъезды любви? Разве не смеялись здесь дети?

Побрей замолк. А затем увидав хвост крысы в кармане Даймона, показал на неё оператору и добавил:

— Дети более человечны, чем мы. Ребёнок спас крыску. Не побоялся чумы и бешенства. А что мы? Взрослые, которые. Стреляем, протестуем. Тьфу на нас. Плюнуть и растереть.

Камера выхватила Михаэля. Он тщательно принюхивался к обломкам. Нос медведя был гораздо более чутким к запахам, чем человечий. В очередной раз подняв массивный кусок плиты, бережно и осторожно Адов поднял на медвежьи руки заросшее шерстью пыльное тело.

Оно кашляло, закатывало глаза, и бормотало: «опять крышу крыть», «шайку бы, хозяйка» и «столько пыли я не вытру».

Все вдруг подсветили Чердачного и его спасителя. И люди поняли, что на Михаэле не костюм, да и в руках его не совсем человек.

Откровение накрыло всех.

Даже Врунов на миг потерял дар речи. Застыли и куклы, что тоже вносили свою лепту, растаскивая по маленькому камушку от завалов.

Старший Адов словно не обращал на своё раскрытие никакого внимания. Он перекинулся в человеческое обличье и поднял тело над головой.

— Живой, — сказал он тихо.

— Живой! — подхватил Побрей Врунов так, как будто любимая команда забила гол.

И вся толпа возликовала:

— ЖИВОЙ!

Люди принялись обниматься; психи брататься с раздетыми военными, бабка Нюрка крепко-накрепко обняла участкового, сказав:

— Ишь что, а инопланетяне то тоже люди оказываются!

— Люди! — кивнул Петрович и неожиданно для себя откопал ванну с карасями. — Все тут теперь люди, кроме нас. Мы истинные нелюди. А монстры оказались единственными людьми. Это уже диагноз нам, человекам. Я же, Нюр, как оказалось, всю жизнь не там рыбачил. Рыба то вон вся где — в ваннах уютных. А не в реках, которые люди загадили.

— Рыбы миллионы лет эволюционируют, Петрович, — припомнила старушка. — Нам до них ещё далеко. Давай рыбе лучше новую реку найдём.

— Давай, — согласился Петрович. — Берём по одной и несём в тазик. А потом выпустим там, где почище.

Санитары принесли каталку. Но не за участковым или рыбой. А за чердачным. Михаэль бережно положил Топота на неё.

— Что ж, хозяин, и шердака теперь у нас нет, — вздохнул пострадавший. — Не Шердачный я теперь, выходит. Снова понижен… Пыльный, выходит теперь я?

— О нет, мой дорогой. Ты повышен далеко за пределы этого дома. Да и я не хозяин тебе, Топот. Ты свободный и волен сам выбирать новый дом, — улыбнулся вполне по-человечески Адов старший. — Мы все теперь освобождены. Но не изгнаны. Вот она — истинная свобода среди людей. Не важно, человек ты, монстра или кукла. Важно поступать правильно.

Топот кивнул. Побрей Врунов улыбнулся и отложив микрофон, заплакал. Лучше бы он сказать не мог.

Блоди обняла оборотня и призналась:

— Я вампир, но давно не пью кровь. Томатный сок вкуснее. И пончики, они, понимаешь… Они мне лучше подходят! Я прежняя, конечно. Но я… хочу… хочу меняться. Мне больше нравится выпечка, чем охота!

— Я знаю, — улыбнулся Адов, обнимая жену. — Я и сам давно жарю сырое мясо. А люди мне вовсе поперёк горла встают. Изжога, опять же. Мёдом всё надо лечить. Пасеку бы мне, да побольше. Я же не столько медведь давно, сколько пчеловод!

Даймон протёр очки и сказал:

— А я влюбился. Я знаю, нам, демонам, нельзя. Мы созданы чтобы заставлять страдать, но Ленка… Она, рыжая, понимаете? Она сильнее запретов!

Ленка услышала этот диалог в толпе, неожиданно подошла к нему и взяла за руку.

— Ты тоже мне нравишься. Твои стихи прекрасны, Даймон. Оказывается, я люблю поэзию. Её можно слушать и ничего не говорить. Как жаль, что мальчики сейчас не сочиняют стихов девочкам. Только крутизной меряются. А чего ей мериться, когда стихи так красивы? Я бы… ещё послушала.

Они обнялись.

Следом камера выхватила Мару. Та улыбнулась в объектив редкими большими зубами и заявила:

— А я больше не буду пытаться захватить мир.

— Почему? — спросил Побрей, устало улыбнувшись после всего пережитого.

— Я устала. Больше не могу. Живите. Чего мне жалко, что ли? — призналась Мара и обнажила зубы. — Живые вы веселее. Я… так подожду.

Ночь откровений на улице Садовой перевернула всё. Первый Подпольный канал заснял всю картину в прямом эфире, чем неожиданно прославил Адовых на всю страну, а затем и планету.

Монстры подняли головы во всех странах и заявили о себе, не желая больше скрываться в темноте, ночи и по прочим пещерам.

Кот Леонид на рынке даже вскоре создал профсоюз мохнатых и был избран мэром города, запретив сносить уцелевшие старые дома, как элемент истории. В них всё-таки могли жить домовые.

— Места в стране много, стройте, где хотите, а плодить муравейники ещё успеете, — заявил он в камеру и это оказалась его победная предвыборная речь.

Его единственный оппонент — Чепушило раскаялся. Он свёл наколки и отдал коту-оборотню свои голоса, а банк закрыл. И даже распродал всё имущество за границей, а сам переехал на дачу картошку выращивать, поднимая сельское хозяйство в стране на отдельно взятых шести сотках.

— Вы как хотите, а я больше не могу, — заявил он на камеру. — Пока людей не накормлю, сажать и копать буду без остановки. Потому что не упырь я, а честный человек!

Леонид с Михаэлем повстречались на рыбалке с Петровичем и Палычем, подружились и при всяком удобном случае ловили рыбу из грязной реки, переселяя в более чистые воды.

— Вы, ребята, как хотите, а от пенсии мне нужна была только рыбалка, — постоянно повторял участковый на очередном сборе у реки, где они все вместе подкармливали рыбу и отмывали в персональных ванных.

Топоту тоже досталось славы. Ему памятник поставили на месте старой хрущёвки. И вскоре у «Садовой, 13» разбили парк межвидовой толерантности, взаимности и согласия. Между людьми, монстрами и на всякий случай — куклами.

В конце концов, новому мэру было не жалко дружить со всеми, даже с вегетарианцами, если те не мусорили на природе у реки.

Что до Адовых в целом, то им больше не пришлось никуда сбегать. Первый Подпольный канал на деньги от интервью построил им дом за городом, как и всем пострадавшим семьям в злополучной хрущёвке. В местечке под названием Мрачново.

Так что вся расселённая улица Садовая стала коттеджным посёлком на новом месте, где спокойно жили Сидоровы, Адовы и прочие люди и монстры.

Топот стал почётным домовым Адовых на новом месте. Но по своей воле. А Михаэль первым делом завёл пасеку во дворе у леса, постоянно напевая: «я пчеловод, у меня есть мёд. А у тебя нет. Стоматологу привет!».

Теперь ему никто не мешал петь, а пчёлам даже нравилось. Жужжали в ответ.

Однажды Михаэля услышал гуляющий по лесу лесник-продюсер. Они вместе записали сингл «волчья пасть», взявший три Брэмми, восемь Мохнограммов и три деревянные пластинки с шоколадной позолотой подряд, но на вторую песню их творчества не хватило. И успех быстро сменился забвением.

Блоди открыла кондитерскую в придомовой пристройке, которую возвел для неё Топот по старой дружбе (руки помнят). Раздобревшая от работы по душе вампирэсса теперь пекла свежий хлеб и потрясающе-вкусные булочки, но продавать их не успевала, так как дети росли, да и самой вкусно.

Старый грузовик Майки снял разговаривающих кукол с бампера, свёл надписи, был заново выкрашен и даже получил официальный номер. Теперь почти каждый день он возил Даймона, Ленку, Сашку и Максимку в старую школу. А затем терпеливо ждал, пока ребята нагуляются в новом парке после уроков.

С ними с большим удовольствием катался гусь Шрёдингера. Его всегда подкармливали в парке, пока он дожидался ребят. Некоторые прохожие это даже называли «хлебная дань моде».

Мара пошла в детский садик. Дети полюбили её с первого дня. Одни скажут, что у них не было выбора. Другие — что по своей воле. В любом случае, она оживляла кукол, и нужда в воспитателях почти пропала.

Теперь сами куклы развлекали детей, учили писать их лозунги и читать надписи. В основном письменные требования касались запретов на кашу с комочками.

А самой необычной воспитательницей в этом детском садике стала дух Дарья Сергеевна. Вскоре её даже повысили до директора заведения, ведь она не могла собирать деньги на шторы даже если бы захотело. Зато дети слушали её беспрекословно. Ведь дух знала множество поучительных историй.

После каждых занятий под конец рабочего дня Дарью Сергеевну встречал заросший, но восстановленный в должности директор школы с гнездом на голове. Ведь это тоже стало модным. Плюс грело темечко.

Сам Фёдор Андреевич написал книгу о просвещении, разоблачил минимум семь заговоров и стал экспертом на телеканале для альтеративно мыслящих.

Участковый Афанасий Петрович получил очередное звание за перевыполнение плана по расселению дома и под триумфальный хруст огурцов был отправлен на пенсию.

Только без работы Петрович быстро понял, что так и не осуществил задуманного: не раскрыл громкое преступление.

Следуя за мечтой детства, он открыл частное детективное агентство — Петрович и Эн.

Одни говорили, что это потому, что он ощущал себя Ниро Вульфом — настоящим детективом. Другие говорили, что так он замаскировал свою основную помощницу — бабу Нюру. Это ведь она первая странности на Садовой начала замечать.

Профессор Пипеткин ушёл в длительный отпуск, чтобы вывести из себя все кактусовые токсины. А затем снова начал лечить пациентов, но совершенно иначе. Теперь каждого пациента он называл ласково «мой душевненько-уставший» и часто водил толпу ещё более усиленно выздоравливающих на прогулки по новому парку. Гусе кормить и высаживать кактусы.

Он даже повысил зарплату старой уборщице, что охотно сопровождала профессора на этих прогулках, пока он угощал её апельсинами. Подняв пыльные ведомости, с удивлением обнаружил, что у неё есть имя — Виктория Захаровна Цыц.

Эльвире больничный режим пошёл на пользу. От овсянки цвет её лица улучшился, а от успокоительных пропали круги под глазами и нервный тик. Дружба с Похудейкиной открыла ей путь в модельный бизнес.

Эльвира стала официальным лицом компании «Ешь-пей-худей», взяв творческий псевдоним «Полмира Килограммовна». Весь мир лёг у её ног. А седина стала отличительной чертой. Оказалось, что модно и естественно быть самой собой.

Тем более, закрашивать седину девушке оказалось бесполезно. Седые пряди проступали едва, стоило только увидеть любую маленькую девочку.

Часто Эльвиру приглашали сниматься в кино на ужасы именно из-за этой особенности.

Бывшие коллекторы Толян и Витёк, отработав у Побрея сезон в качестве экспертов по всем вопросам, пристроились у Агаты Карловны вместо сбежавших близнецов.

Сам Врунов сменил фамилию и имя на Небрей Правдин и открыл передачу «правдивая правда» на Втором Подвальном канале.

Он предпочёл уйти сам. По лестнице. Это лучше, чем постоянно работать на «золотой парашют».

Майор Громов стал первым участником передачи. Но не как военный, а как человек, который прославил Садовую своими мемуарами.

«Ночь после рыбалки на Садовой» стала бестселлером. По мотивам романа и почти достоверных воспоминаний Мегавуд в содружестве с Мосбельмонаглазуфильмом снял эпический фильм. А Тетфликс продлил сериалом на восемь сезонов, которые конечно же пересняли с плохим ремейком несколько лет спустя люди из того же Мосбельмонаглазуфильма.

Его, как водится, никто не смотрел, кроме критиков и психов в дурдоме на Садовой.

Пудель Пукс больше не взрывался. Ведь ему так нравилась его новая будка у семейного дома. Он понял, что ломать — не строить. И тоже очень пытался стать человеком.

— И дело вовсе не в их костях! — часто поучала его Мара, которая стала ответственное относиться к своим конечностям.

Но конечно, на этом история Адовых даже не думала заканчиваться. И сидя на большой кухне нового дома со старыми и новыми друзьями, они точно знали, что Адовым ещё будет о чём рассказать.

Продолжение следует…

2020–2024 годы,

г. Биробиджан — г. Волгоград.