Адовы (*60 иллюстраций)

Глава 17 Одна печальная история

Фёдор Андреевич с тоской посмотрел на фотографию в рамке и вздохнул.

Пропала!

Откинувшись в кресле, директор среднестатистической школы среднестатистического города с не менее среднестатистическими показателями закрыл глаза и произнёс:

— На кого же ты меня, Дарья Сергеевна, оставила? Что ни день, то пытка, — от этих слов пышная шевелюра на и без того большой голове, колыхнулась. — Эх, гусыня моя ненаглядная. Скучаю по тебе. Сил моих больше нет. Вернись. Или письмо напиши. Да хоть курьера зашли с депешей. Я всё прощу!

Он открыл глаза. Подвинувшись к рамке, взял в руки. Обняв как возлюбленную, поставил на стол перед собой.

— Как же так можно? Ни заявления об уходе. Ни словечка о том, что переезжаешь. Сбежала и всё тут, — трагичным голосом обронил он и вдруг воскликнул. — Заговор! Это всё заговор против школьной власти! Сместить хотят! Но… кто?

Ещё не так давно школа была для Фёдора Андреевича местом, где его душа пребывала в радости. Здесь всегда царила тёплая, почти семейная атмосфера. Его радовали ученики, бегающие из класса в класс. Он сносно терпел их шалости, даже когда кидали дрожжи в унитаз. Всё-таки познавали химию, а значит — учились жить на практических опытах. Где-то рядом была и физика с геометрией, когда заставляли их убирать последствия. Надписи опять же в туалете — русский язык, орфография, грамматика, как ни посмотри. Развиваются дети.

Да и — дети же.

Директор школы любил свою работу и вообще жизнь во всех её проявлениях. Но счастье и ощущение наполненности покинуло его вместе с Дарьей Сергеевной.

Его гусыня исчезла! Как испарилась избранная. А с нею и смысл существования как-то поблёк.

Его мечта наяву растворилась в пятницу, тринадцатого. И не пришла четырнадцатого, в субботу, на свидание. Не ужинали они вместе и пятнадцатого, вечером.

Уже шестнадцатого, ровно к 8.30 утра, когда должны были привычно встретиться на школьном крыльце, сердце Фёдора Андреевича окончательно было разбито.

Дарья Сергеевна просто исчезла в один из этих странных дней, и это определённо был вселенский заговор, по мнению директора.

Пытаясь раскрыть его, Фёдор Андреевич начал расследование, забыв обо всём на свете. Он даже перестал бриться и стричься. Отчего борода вскоре опустилась по грудь, а лохмы на голове взвинтились под потолок, свив настоящий куст из-за долгого отсутствия ухода за шевелюрой.

Директор стал отшельником в своём кабинете. Школьным Робинзоном Крузо, иллюстрации на которого мог раздавать, просто сделав фотографию.

Не обращая внимание на мелочи внешнего вида, директор зато собрал всю информацию о таинственных исчезновениях. И пришёл к выводу, что не могла Дарья Сергеевна пропасть просто так.

Определенно имел место заговор! Возможно, мирового масштаба, в котором ему было известно лишь несколько деталей: пятница, тринадцатое и гусыня.

Что означал этот триумвират?

Директор школы отбрасывал версию за версией, складывая эти три «улики» так и этак. Перечитал гору литературы, пересмотрел множество документальных и не очень фильмов и передач.

Информации по заговору было много. Гипотез ещё больше. Одна стройнее другой: вмешательство инопланетян, провал во времени, переселение душ, тайные общества.

Все эти линии Фёдор Андреевич проверял с дотошностью сыщика, завалив рабочий стол календарями, графиками полёта гусей и даже на всякий случай схемами роста капусты на европейском рынке. Выходило, что от неё тоже зависел рост цены на бензин на отечественном. Нет урожая — растёт цена. Есть урожай — растёт. Капусты они там что ли объелись все?

Методические пособия по школьным предметам заменили директору талмуды с тайными знаниями, а стол как какая-нибудь школьная парта двоечника, был испещрен четырьмя буквами: «Д», «А», «Ш», «А». Из них он тоже складывал немало новых слов, то добираясь до царя Давида, то до Дария Первого и на всякий случай — Последнего.

На радостях от прогресса, директор даже пытался преподавать детям историю древнего мира в теории заговоров, но учительский совет отвадил его от этой затеи, когда вместо контрольных пошли анкеты-опросники, требующие информацию с пунктами «сколько в вашей семье рептилоидов?», «как часто вы пользуетесь услугами фей?» и даже «назовите всех масонов и иллюминатов среди своих знакомых, перечислив их в алфавитном порядке».

Закончилась преподавательская деятельность директора длинным эссе на тему «гуси, тринадцать и бесконечность».

Запершись у себя в кабинете, Фёдор Андреевич отныне неохотно принимал гостей. Всё больше смотрел на вырезанные ножом буквы на столе. Служили они ему не для изучения алфавита, а для вызова духов. Но самый необходимый дух, как назло, даже не думал появляться.

Задёрнув шторы, директор погрузился в оккультизм, мистицизм и мистику. Из-за двери кабинета теперь пахло сандалом и прочими благовониями, а также доносилось невнятное бормотания. Но дух Дарьи Сергеевны даже со всеми благовониями молчал.

Случалось, приходил под вечер в непроветриваемое помещение Лермонтов. Стихи читал… Из неизданного. Но про Дашу тоже ничего не говорил.

Слушая стихи, Федор Андреевич часто засыпал прямо за столом. В прошлую ночь ему даже приснилось Дарья Сергеевна. Она поманила его пальцем. А когда он приблизился, сказала:

— Когда-нибудь, я стану птицей. И буду летать в синем небе, и громко кричать га-га-га!

— Га-га-га, — пробормотал директор, поднимая щеку от стола.

На ней оказалась вмятина с буквой «Д». Настоящий щёчный пролежень.

— Фёдор Андреевич, я больше не могу, — Вероника Степановна без стука распахнула дверь, ещё с порога всем своим видом давая понять, что ведёт за собой неприятности. — Жгут, кидают, дерутся. Не общеобразовательная, а школа диверсантов какая-то. Примите меры!

Закашлявшись от дыма сандала, учительница математики ввела Сидорова и Даймона в кабинет директора.

Поймать хулиганов в коридоре оказалось проще простого. А вот что с ними дальше делать она понятия не имела. Если родителей вызывать — всё равно все к директору пойдут. Проще сократить эту цепочку и сразу самим идти.

Тучный директор приподнялся в кресле. И вдруг приоткрыл рот, глядя на гуся подмышкой Даймона.

Чудо!

А на новенького с гусиным пером за ухом он посмотрел, как на посланника. Даже глубоко вздохнул и заявил:

— Ну, наконец то!

Учительница приподняла брови, не сразу понимая к кому обращается начальство. Директор присмотрелся и снова как следует вдохнул.

— Я так долго ждал!

Он придирчиво принюхался. От всех троих пахло дымом, что ощущалось даже сквозь благовония. Лицо учительницы математики и вовсе было в саже, а старый знакомый Сидоров держался за распухший нос.

Они — давно известны. А вот таинственный, любопытный очкарик держал за шею гуся, даже не пытаясь задуматься над тем, достаточно ли тот ест капусты и когда у него по графику перелёт? Вопросы, которые интересовали Фёдора Андреевича, казалось бы, совсем не подходили молодёжи.

Новенький, однако, первым и начал разговор:

— Да что же вы сидите? Берите гуся скорее, директор! А мне давайте дневник и прочий школьный инвентарь. Бартер и дело с концом! А там уже сами решайте жить ему или умереть во имя науки и знаний.

— Чего? — опешил Фёдор Андреевич и большая, мощная причёска на голове всколыхнулась. — Гуся?

«Настоящий куст!» — наверняка подумал и гусь, так как заинтересованно притих, приглядываясь к передвижному гнезду на возвышении.

Даймон и сам осмотрелся. В кабинете висело помимо дипломов и благодарностей немало оккультных символов. А на столе стоял настоящий человеческий череп. Только без переднего зуба. Так как не все могли себе позволить услуги стоматолога при жизни. А потом не очень то и надо.

— Так гусь-то Шрёдингера! — начинал терять терпение демонёнок, устав уворачиваться от клюва птицы. — Вы что, совсем ничего не понимаете? Вас никто не предупредил?

— Предупредила, — заметно повеселел директор, расцветая в улыбке. — Моя гусыня предупредила!

Вырвавшись, гусь начал пикировать по кабинету, сначала раскидав со стола все документы, а затем лапами угодив в лоб директору.

— Спокойнее, Шрёдя! — прикрикнул Даймон. — Смирись со своей участью!

К полной неожиданности для всех, гусь вдруг уселся на голову директора и успокоился. Вроде как нашёл подходящее гнездо.

Более того, успокоился и директор. Тихо, с достоинством, как будто примеряя модную шляпу, но не тревожа гуся, он пробормотал:

— Знамение. Знак от Дарьи. Как же долго я этого ждал.

— Да что вообще происходит⁈ — завопила учительница совсем не оккультных наук, а математики, словно очнувшись от сюрреалистического сна без особого сюжета.

— А что происходит, Вероника Степановна? — повторил директор.

И набравшись смелости, осторожно его погладил. Нахохлившийся гусь, судя по виду, был не против. Пригрелся.

— Да я понятия не имею, — призналась учительница. — Ученик вот новый. А всё новое странно. По обмену, что ли, заслали? По виду вроде европеец. А что внутри — не разглядеть. Документов нет. А по очкам и причёске не определить.

— Вы откуда будете, благословенный посланник гусиный? — прошептал директор, вновь поглаживая гуся.

— Как откуда? Отовсюду. Понемногу, — важно добавил Даймон, осознав, что его гусиный дар приняли, а сам он в каких только странах не бывал.

Теперь обучение пойдёт как по маслу.

— А родители что же? Тоже интернационалисты?

Демонёнок кивнул:

— Мать в основном из Германии. Отец из Шотландии. Сестра из Египта.

— Как тесен мир, — прошептал директор. — Как многогранно человеческое наследие. Интернациональная семья — это модно, достойно и в духе современности. Действительно, откуда в такой семье взяться деньгам на дневник?

Тут он строго посмотрел на учительницу.

— Что вы хотите сказать? — спросила та.

— Что натуральный обмен во многих странах ещё в ходу, Вероника Степановна. Вот и выменивают блага на гуся.

— Конечно, так практичнее, — согласился демонёнок. — Мне успехи нужны. Чтобы к тётке можно было пойти работать.

— Вот видите! — поднял палец директор. — Ребёнок, а уже о работе думает. Наверное, ещё и о доме думает. Да, молодой человек?

— Мой дом там, где моя семья, — важно добавил Даймон. — Но мне учиться надо, чтобы в блогеры не попасть. Видали мы этих блогеров.

Тут он посмотрел на Сашку, а тот гордо вскинул подбородок.

— Золотые слова, юноша, — сказал директор, повернулся к учительнице, затем к окну. И улыбнулся, разглядев за занавеской начинающуюся грозу. — Какой чудесный день. Не находите, Вероника Степановна?

Учительница математики озадаченно икнула. Спорить ей сегодня уже надоело. Ругаться тем более. А удивляться устала.

— Вот в вашей школе уму-разуму учиться хочу, — дополнил Даймон. — Отец сказал гуся принести. Сказал, вы поймёте. Как самый старший. Но если вы не понимаете, то мне лучше идти… Пойдём, гусь Шредингера! Пусть папа ищет другой дар главному.

— Главному? Нет что вы, что вы. Я понял! — едва не подскочил директор, от чего гусь заметно встревожился. — Родственники, интернационал, Египет. Это же ясно, как божий день… Ребус. А ребусы я люблю. Я главный по ребусам!

Едва директор повысил голос, как гусь угрожающе захлопал крыльями. Фёдор Андреевич примирительно опустил руки. И присмотрелся к мальчику, который постоянно делал какие-то пассы руками.

Демонёнок всего лишь отбивался от тычков Сашки Сидорова.

Зато на шее мальчика висела красная бабочка, что в плане символизма значило немало. Хотя бы то, что мальчик из культурной семьи. Гуся опять же, родители подарили школе. Это уже можно было расценивать как предтечу живого уголка. А перо за ухом — явно масонский символ.

Но главное, он прислал весточку от Даши!

— Шрёдингер, говоришь? Нет определённой страны, говоришь? — прищурился директор. — А про «тринадцать» ничего не слыхал?

— Слыхал. Число такое. Мама научила цифрам. Разным, — признался Даймон. — Но у нас больше «шесть» любят.

— Точно. Матриархат! — кивнул директор и вдруг всё сразу понял.

И про намёки, и про пасы руками. Мальчик вроде бы даже несколько раз изображал пальцами букву «М», а то и «И».

«Точно, этот из масонов! А то и из иллюминатов! Из самой тайной ложи — матриархальной». — твёрдо решил Фёдор Андреевич: «Они же там все через одного стремятся к интернационализму, но мам слушаются! Да не упадут гуси с их голов!».

Директор обрадовался, подскочил из кресла, подхватил гуся под мышку и поцеловал в клюв. Затем деловито посадил опешившую птицу обратно на голову, кивнул учительнице и заключил:

— Вот что, Вероника Степановна. Нашему интернациональному ученику никаких препятствий не чинить. Пусть учиться в любом классе, каком пожелает, хоть в начальном, хоть в выпускном.

— А с Ленкой можно?

— Можно, — кивнул директор и добавил. — Портфель выдать как погорельцу, из сиротских запасов.

— А документы? — уточнила учительница, она же классная преподавательница.

— Да что вообще в наше время значат документы, Вероника Степановна? — укорил ее директор. — Доверять людям надо. Больше веры в человечество! Откуда у погорельцев документы?

Учительница кивнула.

А директор добавил:

— Ступайте, молодой человек. И передайте привет всем родным. Я… я понял, — директор склонил голову перед Даймоном почти на секунды три, а затем, когда гусь начал хлопать крыльями, пытаясь удержаться, поднял взгляд. — Благ им и моё почтение! Ступайте. И… благодарю за послание. Старший всё осознал.

— А Сидоров как же? — напомнила учительница, в свою очередь осознавая, что пришли они в это царство дыма в кабинете с несколькими задачами.

— Какой Сидоров? — директор уже собирал со стола бумаги охапкой и отправлял их в мусорное ведро.

— Который чуть класс не поджёг, — напомнила учительница.

— А, этот? — Фёдор Андреевич перевёл взгляд на синеносого. Поцокал языком. — Этот ничего не значит. Сидоровых много. Даже в нашей стране. И дверей у нас в школе много. Всех не переломать, не спалить… Держи, Сидоров, — и директор протянул ему прямо со стола череп без переднего зуба.

Сидоров побледнел, принимая подарок.

— Зачем это?

— Ну, ты же хочешь стать блогером. Вот и напиши эссе на тему, «я, череп и другие неприятности».

— А может, ее надо? — прикинул Сашка.

— Тогда обещай мне, что больше не будешь расстраивать гуся и новенького, — сказал директор. — Ещё пообещай следить за зубами. А то будешь в посмертии так же нелепо выглядеть. Череп есть, а зубика нет.

— Обещаю следить за зубами и всё такое прочее, — это было единственное обещание, которое Сашка никогда не собирался нарушать после такого подарка.

Вероника Степановна распахнула дверь, спугнув парочку учеников. Школьники подглядывали в щель, наверняка и видео успели заснять через замочную скважину.

В голове учительнице больше не было никаких вопросов, да и желание бегать за учениками по всей школе окончательно пропало. Лимит на день выполнен.

Единственное, чего хотелось математичке — это на природу. Шашлыка поесть.

Дым напомнил ей о том, что учителям иногда тоже нужно отдыхать. Желательно в лесу, где нет гусей, школьников и начальства, что способно этот дым напустить, развеяв важное. Самое главное, сокрытое в глубине души. А что там, она давно не помнила.

Вероника Степановна вздохнула, впервые за квартал думая о великом. А за мыслями теми вышла их школы. Постояв на крыльце и подышав свежим воздухом, она достала телефон. Душа хотела на природу… Но погода говорила, что лучше остаться дома.

Дождь пошёл такой, словно мир должен был в ближайшие дни утонуть.

— Нет, ну тут делать что-то надо, — пробормотала учительница и окончательно пришла в себя. — Иначе всем по черепу подарит!

Повертев в руке телефон, она поняла, что без звонка не останется. Только не Сидоровым. Те давно и безнадежно занесли её в чёрный список. А звонить подругам по части шашлыков раньше начала осенних каникул всё равно не стоит — найдут сотни причин отказаться.

Зато была возможность продвинуться в завучи, а так, чем чёрт не шутит — и в директора вскоре! С таким начальством это не сложно.

— Всё, пора что-то в жизни менять, — обронила самой себе учительница и решительно набрала пару цифр.

Поведение Фёдора Андреевича и ранее бывало чересчур эпатажным. Но до сей поры об этом знал только педагогический состав. А теперь ещё и среди учеников популярность свою поднял причудами.

Будучи ответственным педагогом, Вероника Степановна решила принять меры самостоятельно. Коллектив поймёт. Коллектив оценит.

Лучше ответственный педагог, которого не зовут на природу, чем всеми любимый человек с кустами на голове.

— Алло, скорая? — пробормотала она. — Это школа на Садовой беспокоит. Директор у нас сандалом надышался… Да, слишком много чакр за раз открыл, а в процессе гуся на голову надел… Нет, это не иносказательно. Просто страдает от неразделенной любви… А что поделать? Коллектив тоже страдает от того, что он страдает… Да не хочу я уроки сорвать! Я сама — учитель! — взвизгнула Вероника Степановна и тогда ей поверили. — Приезжайте. Сама встречу… Вы, кстати, не хотите на шашлыки?.. Нет-нет, это вам послышалось… Да нет у меня сегодня контрольной!.. Покой нам только снится… Приезжайте.