Адовы (*60 иллюстраций)

Глава 37 Больничная истина

Несмотря на почтенный возраст, на стороне технички был опыт. Она быстро измотала несчастного оператора, ловко орудуя шваброй, как ниндзя шестом. В следствии чего подушка шустро вернулась в палату, более не используемая в съёмках даже реквизитом.

— То-то же, шалопай! — победно провозгласила труженица пола.

С уборкой она покончила в два счёта и вновь заперла отделение. Телевизионщик выдохся и хватал ртом воздух, согнувшись пополам. А затем и вовсе сполз по стеночке, утирая пот. Молодость молодостью, а против опыта не попрёшь.

У Побрея Врунова кружилась голова от беготни технички за оператором. Он никак не успевал говорить в подушко-камеру. А теперь вовсе сидел на полу посреди больничного коридора и приводил разум в порядок.

В частности, внимательно посмотрел на склянку в одной руке и на кактус в другой. И никак не мог вспомнить после побочного действия лекарства, что из этих предметов со строенным микрофоном.

Умные новинки были повсюду, а холдинг, кинокомпания и просто компания Агаты Карловны всегда обеспечивали его передовыми технология. Иногда даже подозревал, что предиктор вшила в него чип слежения.

Оно и к лучшему — быстрее найдут и извлекут без официальной выписки. А то носи потом белый билет всю жизнь. Даже автомобиля не поводить.

«Личного водителя заводить придётся. Или жениться удачно на женщине с автомобилем», — ещё подумал ведущий Первого Подпольного.

Жертвы проклятия шаурмы тоже не сидели без дела и решились выглянуть из палаты. Первым показался Толян, следом за ним более осторожный Витёк. К тому моменту шум в коридоре уже стих, и бывшие коллекторы оценили обстановку как относительно-безопасную, а потом увидали самого Побрея Врунова в компании кактуса.

Склянку телеведущий выбросил, решив, что он больше «эко-активист», чем «жестянщик».

«Нужно идти в ногу со временем», — прикидывал Побрей.

С кактусом ведущий нашёл общий язык, периодически говоря в него:

— Раз-раз. Проверка связи. Как слышно, Карловна? Я на задании. Нашёл сенсацию. Готов к транспортировке на базу. Готовьте премию. У нас трудности. Техничка вывела из строя технику оператора. Несём потери. Но ничего, держимся. Материала на два сезона собрал. И ещё спецсезон эксклюзивов в придачу.

Толян и Витёк подошли к Врунову и обошли ведущего по кругу. Потом ещё раз. И ещё раз, приглядываясь. Ведущий следил взглядом за бывшими коллекторами и вращал головой, не желая оказаться в окружении подозрительных личностей.

— Вроде настоящий, — проговорил Витёк. — Только с кактусом. Прокачали его, что ли?

— Чего сразу прокачали? Может, просто укачали, вот и затих? Я ж говорю, это тот самый бла-бла-вед! — радостно воскликнул Толик. — Из телевизора! Выбрался как-то.

— Может, дело в кактусе? — предположил Витёк. — В Осколково обещали телепорты к Новому Годы сделать. Может уже и в телевизоры с пробной версией внедрили?

— Здание у них красивое, богатое, — кивнул Толян. — Значит, что-то должны выдумывать, чтобы оправдывать.

В этот момент Врунов посчитал нужным встать и в привычной для себя манере представиться:

— Да-да, Побрей Врунов снова с вами. Вот только… — он развёл руками. — Как же мне вести репортаж? Без камеры.

Ведущий грустно посмотрел на кактус в руке.

— Без оператора жизнь не малина, — он огляделся по сторонам в поисках своего помощника и не нашёл.

Техничка без жалости отсекла спайку ведущий-оператор и в палате одного из них закрыла.

— Всё пропало без Сани! — расстроился Врунов. — Материал сгинул. Карловна зарплату урежет.

— Всё, что пропало, надо найти, — со знанием дела заявил Витёк. — Найти и отобрать.

— Точно! — поддержал Толян. — Мы ж специалисты по этому самому. Отбору.

— Отобрать можем профессионально, — кивнул Витёк. — Ни один должник не скроется.

— Мы же эти… — Толян задумчиво почесал бритую голову, припоминая название собственной профессии. — Котлеторы! — наконец, вспомнил он.

Котлеты всё же лучше, чем шаурма.

Котлеты Толик любил. И работу свою обожал. Правда уши и рога большие не любил. Но это издержки профессии. Бывает и хуже… Честно работать к примеру.

— Правда, что можете? — глаза Побрея засияли надеждой. — Тогда я вас нанимаю!

— Подработка не помешает. Будем проводить опись имущества. И изымать, — заявил Витёк. — Всё, как положено. За мной! — громко выкрикнул он и первым отобрал… кактус.

— А как же микрофон? — растерялся Побрей.

— Это не микрофон, это телепорт! — добавил Толян в полной уверенности в современных технологиях.

— Активируем, — добавил с начальным научно-техническим знанием дела Витёк.

Остальные обитатели сумасшедшего дома встрепенулись. Если до этого они робко прислушивались к диалогу, то теперь решили принять непосредственное участие в поисках имущества Врунова и активации телепорта заодно.

Даже психам ясно, что без камеры в телевизор не попасть. А тут такие возможности стать звездой нарисовывались.

— Поможем Побрею Врунову! — заголосил старичок.

— За Побрея! — поддержала дама в бигуди из туалетной бумаги.

Врунов едва не прослезился, разглядев, как его любят зрители. Никогда ещё ему не оказывали такой поддержки люди вне студии. Таким если и заплатили за умные лица и аплодисменты, то только манкой. А это уже жертва в его честь!

В следующий момент Побрей решил, что любой ценой снимет сюжет об этих замечательных людях. Прав был старичок, никакие они не сумасшедшие. Вполне себе адекватные, добрые, отзывчивые романтики. А настоящие психи там… за забором.

Витёк дернул дверь, но та оказалась заперта. Дёрнул ещё раз для верности. Впрямь заперто. Затем повернулся к следовавшим за ним пациентам и произнёс важно:

— Что делать будем?

— Активируй кактус! — подсказал Толян очевидное.

Витёк кивнул, как следует размахнулся и изо всех сил швырнул кактус в дверь.

Фёдор Андреевич единственный не принимал участия в массовом телепорте. Он находился в палате и пытался вспомнить, как правильно рисовать пентаграммы, чтобы призывать кого-нибудь полезного, но не из санитаров.

Последним отчётливым воспоминанием директора был крик гуся, угнездившегося на его голове. А потом явились люди в белом и вытащили его из дымного кабинета, наградив серией уколов.

«Наверняка происки какого-то тайного ордена», — ещё подумал Фёдор Андреевич: «Вражеский тайный орден гусененавистников. Скрутили, одурманили и скрывают в своём тайном логове, чтобы люди не узнали правды».

Но больше всего опечалило директора школы отсутствие гуся. Он привык к его мягким лапкам и теплу на голове. Пернатый заменял ему удобную мягкую шапку.

Но даже гусь ушёл следом за Дарьей Сергеевной!

— На кого же вы меня покинули-и-и-и, — протяжно завыл Фёдор Андреевич, вспоминая мягкие тёплые пальцы коллеги в шевелюре.

Например, когда учительница русского языка и литературы вытаскивала жвачку, оброненную директору на голову хулиганами со второго этажа в лестничном пролёте.

Он вновь завыл в голос, но оборвал сам себя на высокой ноте. Взгляд вдруг изменился, стал осмысленнее. Голову посетило озарение!

Не осталось больше никаких сомнений, что Дарья Сергеевна жива. Он ведь сам видел! Просто теперь она — гусь.

По мнению директора, реинкарнация была очевидна. Пальцы — это те же лапки. А лапки — это пальцы. Только жвачки не хватало. И хулиганов.

Радостно подпрыгнув, Фёдор Андреевич едва не свалился с больничной койки. Вприпрыжку забегал по палате, приговаривая:

— Гуся мне, гуся! Мне нужен гусь!

Гуся не было. Были вопросы и пустота в палате. Психи как раз ушли на прогулку и не мешали сосредоточению.

Тогда Фёдор Андреевич пошарил по карманам в поисках мобильного телефона. Но вместо привычного средства связи обнаружил дырявое блюдце для призыва. Если и нашли, то опасным не посчитали.

Блюдце он использовал для общения с духами. В другом кармане валялся отобранный у престарелой школьницы мелок.

Что ещё нужно-то?

Недолго думая, директор школы решил воспользоваться нестандартным способом связи. Усевшись прямо на пол, он принялся чертить пентаграмму и положил блюдце внутрь схемы.

Любой ценой требовалось выяснить местонахождение гуся. С геометрией у него всегда порядок был. Так пусть теперь отвечают на призыв!

— О, духи, к вам взываю, — начал распевать директор. Затем резко спросил. — Где гусь? Пусть уйдёт грусть! К тебе взываю! Гуся вызываю!

Хитрые духи не ответили, явно намекая на то, что пентаграмма не готова и буквы на ней не все нанесены. За такую домашнюю работу он и сам бы выше тройки не поставил. Поторопился.

Не дождавшись ответа, директор принялся дочерчивать на полу пентаграмму и наносить буквы по алфавиту. Сию процедуру Фёдор Андреевич проводил не первый раз. Заклинание из старинного манускрипта выучил наизусть. И дух, какой бы ни явился по его зову, непременно ответит на один-единственный вопрос. Главное сосредоточиться. А ещё нужен… дым!

Не найдя дыма, директор принялся быстро дышать, создавая пар изо рта. Он же тоже почти дым, только пар. Но духи не такие уж и привередливые.

Продышавшись, Фёдор Андреевич замер на полу в позе лотоса. Глаза его были прикрыты, а пальцы едва касались дырявого блюдца. Всеми силами он взывал к потусторонним силам. Из головы не шёл образ Дарьи Сергеевны, махающей крыльями.

— Где гусь? Пусть уйдёт грусть!

Видимо, пара было мало. Блюдце даже с места не сдвинулось. Да и окна были приоткрыты, хорошо проветривая помещение.

Фёдор Андреевич тяжко вздохнул, решив, что ничего не вышло. И именно в тот момент, когда его посетило отчаянье, всё и произошло.

— Тресни моя указка! — вдруг услышал он до боли знакомый возглас.

Не веря собственному слуху, директор открыл сначала один глаз, затем и второй для лучшего контроля окружения.

— Дарья Сергеевна? — не веря самому себе, произнес директор.

Помотал головой, но призрачное видение никуда не исчезло. Даже знакомые контуры более материальным стали.

— Она самая, Фёдор Андреевич. Вызывали? — послышалось от повеселевшей училки русского языка и литературы.

— Вызывал, — кивнул он. — Но почему же вы не гусыня? Я ничего не понимаю.

— Гусыня? — удивилась Дарья Сергеевна. — Ах, не сбылась моя мечта.

Она картинно закатила призрачные глаза.

— Но зато я умею летать! — дух вдруг взмыл под потолок, а затем медленно опустился. — Здорово, да? Ни планёрок, ни планов. Можно даже действительно сосредоточиться на воспитании и обучении детей, если у тех есть время, чтобы дышать.

— Просто замечательно, — у директора даже шевелюра и усы с бородой привстали от воодушевления. — Вам так идёт полёт!

— А вы отрастили такую замечательную шевелюру, — захихикала училка. — Теперь ещё больше похоже на гнездо.

— Вам не нравится?

— Ну что вы, это очень даже сейчас модно. Чем больше безобразия на голове, тем теплее. Скоро зима, всё-таки.

Дверь в палату резко распахнулась. На пороге возник профессор Пипеткин, приговаривая:

— Ой, ой, ой, — и вытаскивая из халата на пузе колючки.

Он ещё не опросил новенького в отделении и спешил исправить ситуацию. С каждым из больных профессор встречался не менее одного раза за лечение. Меньше было нельзя. Отчетность брала своё.

Директор школы, расположенной на всё той же улице Садовой, поступил с диагнозом навязчивого бреда. Причиной бреда являлся гусь, что можно было пометить тегом #безгусяжизньнета

У профессора был повод предположить, что истинной причиной бреда директора является всё тот же синдром Садовой, а гуси могли быть мутировавшим фактором. Всё-таки болезни прогрессируют, пока диссертации пишутся.

Но летящий в светило науки кактус сбил профессора с мысли. И вытаскивая колючки из пуза и поглядывая на разбежавшихся по палатам пациентов, Пипеткин, получив неожиданный удар горшком под дых, вдруг позабыл, зачем зашёл в отделение.

Оказавшись же в палате директора, профессор замер, увидав не одного пациента, а целых два пациента. Директор школы, например, сидел на полу. А у окна стояла дама с указкой в руке. А окно он видел сквозь эту даму.

«Любопытно. Какая необычная симптоматика от отравления кактусом. Выходит, ядовитый», — отметил про себя профессор и улыбнулся на всякий случай.

Попутно он сделал в блокноте пометку «повышенная прозрачность» для неопознанной пациентки.

Дело серьёзное. Одно дело, когда выздоравливающие сбегали, и совсем другое — когда появлялись в отделении.

Профессор ещё раз внимательно посмотрел на Дарью Сергеевну и решил начать опрос с неё. Себе уже не помочь. Явно дошёл до последней стадии отравления галлюциногенными растениями… а ещё кактусами безобидными прикидываются.

— С чем, уважаемая, поступили? — начал опрос Пипеткин.

— Я не поступала, — призналась дух. — Меня призвали!

— На что жалобы? О чём бредите?

— Я давно никем не брежу, живу свободно, — поправил дух. — И сама преподаю. И вообще мне пора. Меня дети ждут.

Дарья Сергеевна взлетела под потолок, обратилась призрачным облаком и вовсе растаяла.

Пипеткин обратил взор к Фёдору Андреевичу.

— Так-так-так. Очень любопытно… Вы это видели? — спросил врач.

— Конечно, видел. Я даже верил, пытался, и вот — получилось, — признался пациент. — Но она уже мной не бредит, к сожалению. Вы же сами всё слышали. Слишком много в мире гусенаневистников развелось. Потусторонние силы с таким положением вещей мириться не собираются.

С лица доктора не сходила милая улыбка. Он кивал, снова что-то записывал в блокнот и спросил:

— Что это было по-вашему? Спор с диагнозом пациента или врачебная профессорская ошибка?

— Это была Дарья Сергеевна, — вздохнул директор школы, поднимаясь с пола и отряхиваясь от мела. — Она так и не стала гусыней, к сожалению. Масонская ложа гусенеавистников не позволила. Определенно, межправительственный заговор. А профессорский он или пациентско-диагностический, уже не так важно. Главное, что она летает. Я счастлив за неё.

— Вы уверены?

— Я уверен в том, что любил её и прямоходящей. А теперь и вовсе превозносить буду… Верите, доктор?

— Нет, ну что летает, это хорошо. Но заговор? — прищурился доктор. — Имели ли в нём место кактусы? И могут ли они летать без злого умысла? Может быть не для того Хомо Сапиенсы пешком ходят, чтобы с подоконника под потолок сигать и растворяться?

— Вполне возможно, что всех замыслов природы нам не постичь, — прикинул директор, так как был очень логичным человеком. — Дело в том, что кактусы давно никому не дарят. Они могли обидеться и начать дарить себя сами. А для этого им пришлось бы развиваться, эволюционировать. Ну, чтобы стать привлекательнее.

— Полагаете, они начали летать?

— Почему бы и нет. Сегодня летают нам назло, назавтра — колонизируют другие планеты, — снова предположил директор. — Нам же некогда. Мы утопаем в своих гусененаистнических предрассудках. Помяните моё слово, профессор. Заговор против гусей — заговор против всего человечества.

— Даже против меня? — Пипеткин округлил глаза.

Директор кивнул.

И тут в голове у профессора что-то щёлкнуло. Все кусочки мозаики встали на свои места. Он, наконец, понял, в чём дело.

Это действительно заговор! Заговор против Пипеткина. Заговор с целью не дать профессору получить Нобелевскую премию по медицине. Отсюда и диверсии с ядом. Конкуренты же, ясное дело. А где яд, там — беда.

Когда много яда, больные взрываются в воздухе, прячутся под кровати. С этим нужно что-то срочно делать. Иначе ни медалей, ни грамот, ни премий не будет. И все прозрачными станут. На манке-то.

— Вы знаете, что надо делать? — шёпотом спросил Пипеткин у Фёдора Андреевича, доверяя ему сейчас больше, чем себе вследствие явного отравления ядом.

Метод дедукции никогда не подводил профессора.

— О, я всё знаю, — директор школы подошёл ближе, оглянулся по сторонам и понизил голос. — Сейчас вам всё расскажу. Но сначала наберите побольше воздуха в грудь и начинайте активнее выделять пар.

В свой кабинет профессор Пипеткин вернулся запыхавшийся. Тяжёлая это работа — надышать паром целую палату. Теперь у него перед глазами плавали чёрные точки, складываясь в причудливые узоры. Похоже, яд поразил головной мозг и антидота от этого не существовало.

Всё кончено.

Пипеткин сел в кресло, глубоко вздохнул по привычке, но точки никуда не пропали. Только больше стали. Повзрослели.

Вглядевшись в самую крупную, профессор вдруг догадался, что это никакие не узоры, а буквы! Только надписи очень неразборчивые. Сразу виден врачебный почерк. Но Пипеткин и сам был врачом что надо, потому расшифровка не составила труда. Главное обозначить первые две буквы, а дальше пусть фармацевт разбирается.

Он взял ручку и блокнот, и принялся перерисовывать мельтешащие символы. Но при всех вариантах транскрипции, выходило лишь одно слово «заговор».

— Заговор! — выкрикнул Пипеткин и посмотрел на маленький кактус на подоконнике. — Я понял. Знаки! Мне давали знаки, но я был слеп! Господа, кактусы, вы на меня не обижайтесь. Я же не знал, что вы там мощно эволюционируете, товарищи. Я рад… рад сотрудничать с вашими представителями.

От мельтешения в глазах доктору показалось, что кактус кивнул. На всякий случай Пипеткин протёр очки, кивнул в ответ и сосредоточился на бумажке.

Точки перед глазами стали пропадать, но профессор и без них уже всё понял. Новое ключевое слово — «полёт».

Дедукция не подводила!

К примеру, Пипеткин своими глазами видел исчезнувшую под потолком пациентку. Это же не потолки такие умные, чтобы вместо лифтов работать. К тому же теперь он был обязан не допустить растворения в воздухе остальных больных. Их просто следовало выпустить как птиц на волю.

— Все должны летать! — воскликнул доктор и поклонился представителю в горшочке. — Такова воля кактусов.

Тогда профессор понял своё предназначение. Нужно было срочно увести всех из лечебницы. Спрятать в безопасном месте и посветить в тайны секты имени колючих растений. А то не получит премию за открытие вируса. Приедут нобелевские представители, а у него тут ни одного зараженного.

Спросят: куда дел? А он и ответить не сможет.

Кактусы, вот, знают. Но не скажут. Они умнее. Люди для них кто? Да никто — прах на ножках.

Пипеткин схватился за голову. Конкуренты повсюду!

А, что, если у него из-под носа всех заражённых уведут? А потом доказывай, что это твои пациенты. Клеймить нельзя — не гуманно, даже во имя науки. А крестиком всех не пометишь. Сотрут, слижут, а то и помоются, что уже совсем не допустимо.

Пипеткин резко подскочил, скомкал лист из блокнота и швырнул в урну.

— Вы хотели украсть моё открытие? — прокричал он кактусу в явном осуждении. — А не получится, господа представители! Я буду на шаг впереди! Я поступлю умнее и — сам украдусь!

С этими словами он выбежал из кабинета, едва не столкнувшись с ведром уборщицы.

— Что за дела? — воскликнула техничка. — Куда бежим? Пожар?

— Хуже! — выкрикнул несущийся по коридору Пипеткин. — Заводите «скорую»! Мы будем на шаг впереди!

Профессор подбежал к дверям отделения, которые сам же надёжно запер на швабру. Выдернул запор из дверных ручек и действовал отныне как предводитель горстки спасённых:

— Уходим! — закричал Пипеткин, распахивая каждую дверь в палату. — Спасём вирус Пипеткина! Эпидемия будет нашей! Кактусы не должны захватить мир! Мы — умнее! Мы — прямоходящие!

— Ну вот, сработал телепорт, — ответил Витёк чуть невдалеке.

— Правда, с запозданием, — заметил Толян. — Но когда это у нас что-то вовремя работало? Осколково понять можно. Не всё сразу. Начинаем с малого.

— Ну а что вы хотели от отечественных разработок? — вздохнул Побрей и выстроил психов в линию. — Дамы и господа выздоравливающие. Просьба организоваться для массовой телепортации. Саня, не подводи.

Отдохнувший оператор кивнул и взял подушку для съемок. Психи охотно выстроились в коридоре. А бегающий по отделению профессор заметил, что психи уже сами себя прекрасно организовали. Тем самым порадовался за своих подопечных.

— Молодцы. На волю, птицы мои! Захватим космос раньше этих вредных колючек. Нам Марс нужнее! Мы там… розы посадим.

Почти все пациенты шествовали строем по коридору. Профессору оставалось лишь возглавить процессию и повести людей за собой.

— Съешьте вирус на обед, и не будет больше бед! — первой поддержала профессора Ангелина и заливисто рассмеялась щербатым ртом. — А не будете вы есть, зубов останется лишь шесть.

— Не сметь есть вирус! — прикрикнул на неё Пипеткин и объяснил своей последовательнице. — Он мне нужен живым. Я им кактусы заражу. Пусть тоже страдают.

— Я и не собиралась, — заметила Ангелина. — Я апельсины больше люблю.

— Апельсины нам подходят. Они круглые и символизируют круговую поруку, — охотно добавил бывший директор школы рядом, подхватив метод дедукции профессора. Затем он поднял руку, как будто в ней было знамя и выдал ещё один лозунг. — За мной! Спасём гусей из лап заговора!

— Спасём гусей, спасём гусей, спасём гусей! — радостно подхватили выздоравливающие.

Техничка, увидав процессию психов во главе с врачом, бросила ведро и швабру и пристроилась к маршу.

Лишь спросила по пути:

— Куда идём? Чего дают?

— Апельсины дают, — объяснила Ангелина и мило улыбнулась.

Апельсины она любила.