Адаптация

Глава 3. Фактор разума

Айне разбудил вой сирены. Звуковая волна прошла сквозь толстый слой земли и стенки бункера, отразилась эхом в пластитановых опорах, вызвав вибрацию стен и потолка. Сморщилась пленка монитора, заплясали на столе серебряные фигурки и, сталкиваясь, слабо зазвенели.

Выбравшись из кровати, Айне приложила руки к стене, пытаясь уловить за судорогой сирены иные, более привычные звуки.

Генератор молчал.

Айне перешла к узкому коробу вентилятора и, забравшись на стол, не без труда дотянулась до крышки. Лизнув пальцы, она приложила к отверстию. Ничего.

Только гнилью тянет. И еще яблоками.

Яблок в поселке уже месяц как не было. Жаль. Айне нравился их вкус. Задумавшись над возможностью синтеза адекватного заменителя, она не сразу заметила, что сирена смолкла.

Стена некоторое время хранила эхо агонии, гоняя волну за волной, а после тоже успокоилась. Но ни кондиционер, ни генератор, ни система внутренней связи не заработали.

– Тод? – звук собственного голоса Айне никогда не нравился. Слишком много в нем оставалось детского, и дисгармония между физиологическим статусом тела и реальным развитием вызывала острые приступы недовольства. А недовольство мешало думать.

– Тод, ты где?

Не в бункере. В противном случае Тод бы уже появился.

Сколько Айне себя помнила, Тод всегда был рядом. А это без малого семь лет. Хотя первые полгода жизни следовало бы исключить: воспоминания данного периода носили характер хаотичный и не годились для анализа.

Но все равно, Тоду следовало находиться здесь.

Айне слезла со стола и потерла ногу ногой. Пол остывал, что тоже являлось неправильным.

– Тод!

Стены запоздало вздрогнули, и откуда-то сверху долетел протяжный печальный скрежет.

Следовало признать, что сложившаяся ситуация не имела аналога в собственном жизненном опыте Айне. С одной стороны это предоставляло ряд возможностей поиска альтернативного решения, с другой – увеличивало шанс ошибки.

Айне крайне не любила ошибаться.

– Тод!

Голос вдруг вырвался за бетонные стены бункера и прокатился по жилам коммуникации, разрастаясь эхом:

– Тодтодтодто…

Тишина.

Надо уходить, но… что ее ждет наверху?

– Что наверху? – Айне сидит в постели и разглядывает розовую пижамку. Зайчики-белочки-яблочки. Изображения стилизованы, но смысл их присутствия на ткани не ясен.

– Ничего интересного.

– Я не стану надевать это, пока не получу развернутого ответа.

Айне отворачивается. Тод молчит. Он держит пижаму и ждет. Попыток применить силу он не предпринимает. Правильно, ему запрещено применять силу к Айне. В то же время Айне запрещено не слушаться Тода. Но если разобраться, данный приказ изначально лишен смысла. Ввиду отсутствующих внешних стимулов позитивной или негативной направленности, конечное решение принимает Айне.

Но пока ей не хочется ссориться с Тодом.

– И все-таки? – спрашивает она, когда молчание надоедает.

– Ты все видишь сама. Пожалуйста, надень это.

Тоду не объяснишь, чем видение через камеры отличается от настоящего взгляда, тем паче и сама Айне плохо представляет эту разницу. Она просто знает, что личностный опыт, полученный внутри бункера, отличается от опыта, выработавшегося при непосредственном контакте.

И сколько бы Айне не пересматривала записи, сличая друг с другом, она не поймет всех нюансов происходящего.

Зачем Ольга Славникова – 25 лет, механик из нуль-зоны – изменяет естественный цвет волос и сознательно разрушает их структуру?

Почему Иван Дубаев – 37 лет, специалист по системам гидропоники – избегает контакта со всеми особями женского пола в возрасте от пятнадцати до сорока пяти лет?

И для чего Виктория Березняк – 31 год, универсал – приносит домой предметы, не имеющие функциональной и эстетической ценности?

Айне задавала вопросы Тоду. Он отказался отвечать, мотивируя неспособностью оценить чужие поступки. Врал. И сейчас повторяет ложь.

Это обстоятельство вызывает негативные эмоции, и Айне, оттолкнув пижаму, ныряет под кровать.

– Я не хочу спать, – говорит она оттуда.

Прижавшись к теплой стене ухом, Айне слушает гудение и смотрит на ботинки Тода. Ей интересно, как он поступит сейчас. Он очень терпеливый. И умный. И сильный. И пожалуй, чувство, которое Айне испытывает к нему, может быть интерпретировано как симпатия.

– Леди, будьте столь любезны, покиньте ваше убежище, – вежливо просит Тод.

Айне молчит.

– Ваше поведение алогично.

Айне знает. Как и знает, что изменение типа обращения к ней – признак неодобрения.

– При особенностях вашего физиологического статуса, любое нарушение режима рискует обернуться непредсказуемыми последствиями…

Айне чувствует неуверенность, но в чем-то он прав. Ко всему лежать на полу неуютно. И гудение за стеной становится угрожающим, словно там, в проводах, завелся жук. В воображении Айне жук длинный и узкий, как сколопендра из атласа "Насекомые Крыма". Его жвалы раскалывают бетон, а коготки на лапках впиваются в трещины. Хитиновый экзоскелет скрежещет, гнется, но не разламывается, защищая мягкие жучиные внутренности.

Тод с жуком легко бы управился.

Но верить в существование организма внутри системы, системой не замеченного, алогично. И Айне со вздохом выбирается из-под кровати. Она одевается медленно, стараясь каждым жестом продемонстрировать недовольство, однако Тод не реагирует.

– И все-таки, – сказала она, позволив уложить себя в постель. – Если камеры подают адекватное изображение внешнего периметра, то я не вижу причин для запрета. Я хочу выйти.

– Невозможно.

Все-таки иногда он ее злит. А злость сказывается на функциональности мышления.

– Ладно, тогда почитай мне сказку. Про курочку Рябу.

Айне доставило удовольствие видеть, как на лице Тода появилось удивленное выражение.

– Про курочку Рябу?

– Да. Я ведь ребенок. Мне пять лет. Детям в этом возрасте принято читать сказки на ночь.

Тод хотел что-то сказать, но не сказал. Пожав плечами, он загрузил библиотеку и выбрал нужный файл. Айне закрыла глаза. Сказку она знала, однако исполнение Тода придавало информации несколько иной оттенок, пожалуй, в результате эмоциональности.

Будь Тод человеком, пул эмоций был бы выше. С другой стороны, с человеком вряд ли получилось бы контактировать столь легко.

Айне знает, что люди менее устойчивы к стрессу, чем андроиды. Но опять же, ее не отпускает ощущение недостоверности этого абстрактного знания.

– …и была у них курочка Ряба. Снесла она яичко, не простое, но золотое…

Голос звучал глухо и ровно. Если в нем имеются эмоции, то какие? А если предположение ошибочно, то дело не в исполнении, а в восприятии?

– …била-била и не разбила…

Айне хотелось бы сравнить восприятие, однако ограниченность внешних контактов не позволяла поставить эксперимент. Экстраполяция же данных имела бы слишком большую ошибку.

– …плачет старик…

– Хватит, – Айне отдает приказ, и Тод замолкает на полуслове. – Иди. Я буду спать.

На самом деле для восстановления сил ей хватает два-три часа в сутки, однако Айне не спешит информировать об этом Тода. Время, когда она лежит в постели, принадлежит лишь ей. Относительная свобода.

Она подозревает, что эта свобода распространяется на двоих. Иногда Тод уходит. Недалеко – двери остаются приоткрытыми, и контроль не исчезает, но ослабевает настолько, что можно представить, будто его нет.

Айне пыталась. Ощущения не доставили удовольствия.

Сегодня Тод остается в комнате. Он занимает привычную позицию – на кушетке у порога – и закрывает глаза. В руках появляется коробка с бисером и катушка проволоки. Его движения точны, а результат предсказуем – очередной цветок, который умрет, как только будет закончен. Айне хочется спросить о смысле цикла создания и уничтожения, но вопрос станет признанием факта подглядывания.

Тод завязывает последний узелок и сжимает цветок между большим и указательным пальцем, ломая бисерины. Затем он убирает обломки в другую коробку и просто лежит. Его дыхание выравнивается, а ритм сердца, эхом вибрации доносящийся по стене, замедляется. Он похож на животное, которое держат в домах для охраны.

И с точки зрения юриспруденции животным является.

С юриспруденцией Айне не согласна, поскольку не видит достаточных оснований для игнорирования явной разумности андроида. Иногда ей хочется поделиться мыслями с Тодом. Больше все равно не с кем.

И это ограничение также неразумно.

Сейчас Айне одевалась нарочито медленно, прислушиваясь к малейшему звуку, но звуков не осталось, разве что те, которые производила сама Айне. Она и не предполагала, что может быть настолько шумной.

Штаны. Свитер. Вместо куртки, которая отсутствовала за ненадобностью, – байка с зайцем на спине и удобными карманами.

Перед выходом Айне заглянула в оружейную. Стенды были открыты, один – почти выдран. Он накренился и наклонился, едва-едва цепляясь за стену длинными штырями. Пистолеты соскользнули с фиксаторов и упали. Данному обстоятельству Айне обрадовалась: не придется тащить стул. Она подняла полуспортивный "Бреггс" в корпусе армированного полимера. Размеры пистолета позволяли надеяться, что в случае необходимости Айне сумеет использовать его по прямому назначению.

Во всяком случае, зарядить она смогла.

А заодно отметила, что ПП "Бизон-4-нуво" и автоматический дробовик SPAS-19-спец, отсутствуют. Вывод однозначен: Тод успел забрать оружие. Вопрос: зачем? И сирена ли стала причиной действий Тода? Либо же Тод стал причиной включения сирены?

Второй вариант был нежелателен, поскольку с высокой долей вероятности предполагал ликвидацию Тода как особи, вышедшей из-под контроля.

В любом случае, ответы на вопросы находятся вне бункера. И Айне решительно сунула пистолет за пояс. Она несколько опасалась, что входная дверь будет заблокирована снаружи, однако та была не просто не заперта – приоткрыта. Айне боком протиснулась в щель и, понюхав воздух, чихнула. Некоторые из присутствовавших ароматов идентификации не поддавались.

Ко всему на лестнице было темно.

– Как в заднице, – сказала Айне, опробуя вычитанное идиоматическое выражение. Произнесенное вслух оно не стало более понятным в выборе объекта сравнения. А вот за фонариком возвращаться пришлось.

Пятно света прыгало по ступенькам лестницы и по перилам, слишком высоким, чтобы удобно было за них держаться. Иногда луч соскальзывал в темноту и растворялся в ней, вызывая смутное беспокойство. Пропасть казалась бесконечной.

И путь наверх тоже.

Дважды Айне останавливалась, переводя дыхание. А потом лестница просто закончилась, перейдя в бетонную площадку. В стене имелась дверь. Дверь тоже была открыта, но на сей раз широко. За ней виднелся кусок плотно-синего неба с желтыми пятнами звезд, темный угол дома и очертания болотохода. Количество неидентифицированных запахов возросло. Ощущение беспокойства тоже.

– Эй, Тод, пожалуйста, прекрати, – попросила Айне, испытывая острое желание вернуться в бункер. Желание было иррациональным, как и внутренние ощущения.

Она – человек разумный. И сумеет преодолеть страх.

И Айне заставила себя шагнуть за порог. Второй шаг дался легче первого, а третий вывел в широкую протоку улицы. Черная туша бункера выступала из земли. На спицах вентиляции и лифтовой шахты торчал клубок внешних помещений, и крыша его отливала чернотой. Солнечные батареи глотали крохи лунного света, но видимо, слишком мало их было, чтобы оживить систему.

Айне дышала глубоко, фильтруя запахи и звуки, раскладывая по полочкам. К каждой – бирка. Бирки пока пусты, но заполнятся. Нужно лишь найти Тода. Он точно знает, чем пахнет воздух. И почему трава на ощупь шершавая, земля – грязная, а грязь – липкая.

Улицы расходились от бункера, разделяя поселок на сектора. И Айне двинулась в ближайший. Вне экрана все выглядело иначе.

Серые дома с узкими проемами окон, затянутых решетками. Покатые крыши и широкие жерла водосборников, уходящих под землю. Дождевая влага, пройдя десятки фильтров, восстанавливала гомеостаз системы водоснабжения. Присев на корточки, Айне потрогала трубу. Понюхала. Лизнула, запоминая вкус мокрого железа.

Прежнее беспокойство постепенно отступало, сменяясь любопытством. Айне узнала место: сектор три внутреннего кольца. Пятый луч. Четвертый дом. И цифра на стене подтвердила догадку. Она видела этот дом прежде и в разных ракурсах, но теперь картинки сложились. Та, прошлая, заимствованная из базы данных, и нынешняя, где стена имела четкую фактуру, как и две шины, наполовину утопленные в землю. Айне вспомнила дорожку, вымощенную квадратами плитки. На экране плитка всегда была серой, но сейчас казалось светло-лиловой.

Поднявшись на цыпочки, Айне ухватилась за край оконной рамы и попыталась подтянуться. Не вышло. Тогда Айне подтащил ящик, стоявший у стены и, взобравшись на него, прилипла к стеклу. Темное. Мутное. И ничего не видно. И на ощупь стекло было не гладким, а мелкозернистым и грязным. Но эта грязь снова имела ряд отличий от всех прочих грязей.

Спрыгнув, Айне двинулась по улице, пытаясь понять, насколько характерным является то, что она видела.

Окна домов были темны. И тепловизор, лежавший на сиденье старого джипа, не срабатывал.

Ни людей. Ни животных. Никого.

Айне тепловизору не поверила и, решившись, зашла в дом номер пять. Согласно имевшимся данным там обитала семья из трех человек. Все трое были обыкновенны и тем интересны. Особенно ребенок. Его звали Петром, ему было девять лет. Он любил играть в мяч. Айне подумала, что если Петр в доме, то можно попросить, чтобы он поиграл в мяч с ней. Подобного опыта у нее еще не имелось.

Дверь, как и все предыдущие, была открыта. Внутри стоял резкий специфический запах, эхо которого звучало и на улице, но слабое, смешанное с иными ароматами. Вонь заставила Айне зажать нос пальцами и положить руку на рукоять пистолета.

Тод говорил, что подобное действие лишено смысла, но прикосновение к оружию подействовало успокаивающе.

Секунд через десять обоняние адаптировалось. Зрение к освещенности тоже.

Было сумрачно. Глубокие тени лежали в углах и под узкой лентой стола, что вытянулся вдоль стены. Две колоннообразные опоры сияли хромом, как и шарики на спинке кровати. Сама кровать была пластиковая, и матрац на ней хранил очертания человеческого тела. А еще – желтые капли, похожие не то на мед, не то на янтарь.

Они и были источником запаха.

Айне, взяв со стола ложку, попыталась сковырнуть каплю, но та прочно приклеилась к ткани.

– Есть здесь кто-нибудь? – Айне бросила ложку и, плюхнувшись на колени, заглянула под кровать. – Тут кто-нибудь есть?

Никого. Ни под кроватью. Ни в шкафу, зажатом между двумя стойками. Ни под второй кроватью. Ни даже в черном зеве погреба, в который Айне не стала лезть, но посветила фонариком, проверяя.

Исследование второго дома дало аналогичный результат. И третьего.

Дойдя до конца улицы, Айне вынуждена была констатировать очевидное: поселок Омега формально прекратил свое существование. И маловероятно, чтобы Тод имел отношение к случившемуся. Жителей не ликвидировали. Они просто исчезли.