Адаптация

Глава 10. Евангелие от Евы

– Не стреляй, Ева, – попросил Глеб. – Я поговорить хочу. Просто поговорить. Видишь?

Он положил спицу на пол и оттолкнул ногой. Спица зазвенела, откатываясь.

– Наташа – моя сестра. Она не рассказывала про меня?

Смешно надеяться. Кому интересен младший брат?

И кто о нем вспомнит, спустя столько лет?

– На снимке ты выглядел иначе, – сказала Ева, опуская пистолет. – Извини. Я нервная стала.

Все нервные. И Глеб нервничает. Собственное сердце не обманешь, а вот Еву – можно. Если она подпустит поближе, то…

– На том снимке ты совсем ребенком был. Смешной такой. Худой очень. И волосы дыбом. Наташа говорила, что ты их отращиваешь, чтобы в театре без париков играть. А еще помню, у тебя челка белая была.

Была. Остригли. Напарник сказал, что с этой челкой Глеб на пидора похож, а пидорам напарник не доверял из принципа.

– Твоя сестра тебя любила, – сказала Ева. – И мне кажется, ты любил ее. Ты хочешь знать, кто ее убил? В отчете все верно написано. Я сама его составляла. У меня не было причин лгать. Это мне лгали.

– Я знаю, кто ее убил.

Ева рассеянно пожала плечами.

– Тогда что?

– Я хочу узнать, что происходит здесь.

Она указала за спину.

– Видишь дверь? За ней правда.

– Какая?

Ева покачала головой:

– Понятия не имею. Сам открой. Иначе не поверишь. Кто верит Еве?

Глеб шел к двери, спиной чувствуя взгляд револьвера. Точка выбрана, линия проведена, расстояние невелико. Пуля пробьет и кожу, и мышцы, и столб спинного мозга вместе с костяным панцирем позвонков. Пуля сомнет мягкие ткани и застрянет в грудине. А может и прорвется сквозь решетку ребер, выплеснув кровяную красноту на пол. А Ева, подобравшись близко-близко, сунет дула в ухо и скажет:

– До свиданья, Глеб.

Так почему же она не стреляет?

Права в одном: кто поверит Еве? И разве имеет значение, что первым соврал именно Бог?

– Дверь заперта. Единственная дверь в этом поселке, которая заперта. Почему? – спросила Ева. Она подошла и стала рядом, рука к руке, лицо к лицу. Глаз не увидать. – Ты не знаешь? И я не знаю. Будем узнавать? Держи.

Она протянула револьвер. Рукоять теплая и скользкая, Евины пальцы, случайно коснувшиеся, ладони горячи.

– Ты изменилась. Сейчас. Здесь, – Глеб вгляделся в ее лицо. Кожа стала ровнее, и морщины разгладились. И просто выражение иное.

– Здесь все изменились, – Ева произнесла это без улыбки.

– Чем вы занимались? Ты и Наташа? Я знаю в общих чертах, но… – отвернувшись от Евы, Глеб принялся изучать дверь. Гладкая поверхность отливала металлическим блеском, ровный квадрат замка сиял, ручка не двигалась.

Петли тяжелые, вшиты в коробку болтами.

– Работали.

Евино присутствие отвлекало.

– Мы искали способ стимулировать у обычных людей телепатические способности.

Стрелять в замок? Громко получится. И нет гарантии, что пуля поможет.

– Зачем? – Глеб положил револьвер на пол, прошелся по комнате и остановился у стола с инструментом. Попытался взять скальпель. Не вышло.

– Чтобы можно было соединить в сеть, – Ева ходила по пятам, разве что на пятки не наступала. – Инструмент приклеен.

Ничего. Где приклеено, там и отклеено. И Глеб, ухватившись за рукоять скальпеля, дернул сильней. Раздался громкий сухой треск, и нож отделился от поверхности.

Вот и замечательно.

– Наша сверхзадача – это создание экзогенной нейросети, в которой каждый участник группы соединен телепатически с партнерами. Это… это вроде многоядерного процессора получится.

– Понятно. А бессмертные, значит, операционная система, которая на этот процессор станет.

– Примерно, хотя и не обязательно. Еще информацию хранить можно. Бессмертие сопряжено с некоторыми неудобствами. Так, например, человеческий мозг, несмотря на все возможности, ограничен. Рано или поздно, но свободное пространство в нем иссякнет, и тогда либо стирать часть воспоминаний, либо отправлять их на хранение. Поэтому, продолжая аналогию, наша система – и процессор, и жесткий диск сразу. Ты так не откроешь.

Глеб уже понял. Узкое лезвие входило в замок, трогало собачку, но повернуть ее не получалось. Что-то потоньше надо бы. Спица!

– Основная проблема была в том, что люди разные. Структура выходила нестабильной. Стоило чуть усилить давление, и все падало.

Спица закатилась и не давалась в руки, выскальзывала, падла, как выскальзывала Ева в хитросплетениях слов.

– Вы нашли способ решить проблему?

– Да, – хорошо, что она не врет. Глебу не хотелось бы выбивать правду.

– Моя старая разработка. Лечение рассеянного склероза. GT-слепки. Это… это искусственно смоделированный организм-мимикрант. Химера. Ближе всего он к грибам будет, хотя от грибов также далек, как ты от шимпанзе.

Игла коснулась щели замка. Вошла внутрь. Уперлась во что-то.

Кого ты, Глебушка, обманываешь? Замок на почтовом ящике тетушки и этот – две большие разницы. Как ты сам и шимпанзе.

– Пациенту вводили белковую сыворотку. Она ассимилировалась мембранами нейронов, проникала внутрь клеток и включала процессы обратной трансляции.

Шимпанзе орудовало в замке. Человек рассказывал.

– И в результате организм менял клетки. Он как бы сам себе выращивал протез…

А тон точь-в-точь как у школьной училки. Спица подцепила, наконец, собачку. Сейчас аккуратненько, не торопясь, придерживая рвущийся из груди победный вопль…

– …Наташа доработала технологию. Она изменила код, добавив кое-что. Назвала это "маркер Евы". Не в честь меня…

– Я понял.

Сорвалось. Ничего. Если получилось раз, то получится и два. Замочек-то не настолько сложен, каковым казался.

– Теперь GT разрушал одни синапсы и создавал другие, по образу и подобию. Структура унифицировалась изнутри.

В замке щелкнуло.

– И она решила поставить эксперимент на дроидах?

– Она создала рабочую модель, – Ева подняла свой револьвер. – Иерархическую, потому что считала, что только так можно создать глобальную сеть.

– Объединить всех в муравейник и посадить на вершину царицу? – Глеб нажал на ручку двери.

– Унифицировать потребности и желания. Только это не совсем муравейник. Царица – лишь функциональный элемент, а здесь все сложнее… Господи, думаешь, я соображала, что делала? Или она соображала? Да мы видели задачу! Мы искали решение! Мы хотели… не важно. Ева собрала эту мозаику. Сложила один плюс один, и добавила еще единицу, получив десятку. В Евиной системе координат все возможно.

Наверное, так. А когда стали поселочки строить, Ева решила апробировать методу в действии. И судя по записи, получила по заслугам. Только вот этой Еве, Еве-дубль, знать не обязательно.

– Пошли. Но оружие все-таки отдай, – Глеб вошел первым.

За дверью начиналась лестница. Железная сетка, натянутая на титановые штыри. Каждый шаг порождал вибрацию, и сетка скрежетала, прогибаясь под ногами.

Было темно, и Глеб достал одну из оставшихся свечей. Огонь долго не зажигался, а когда вспыхнул, быстро скатился до крохотного луча на вершине восковой колонны. Дышалось с трудом. В спину сопела Ева. Спускалась она медленно, обеими руками держась за поручень. И ногу ставила боком, пробуя, выдержит ли лестница вес.

Ниже. Глубже. К черту в задницу. И запашок соответствующий. После очередного поворота спирали, лестница пошла вплотную к стене. Серая и плотная, обтянутая знакомым живым войлоком. Снизу он был менее похож на ткань, скорее уж – на переплетение корней. То тут, то там войлок выбрасывал полупрозрачные щупы.

– Что это? – спросил Глеб шепотом, и щупы заволновались, потянулись к человеку. На концах их распустились белесые цветы.

– Не дыши, – велела Ева, закрывая рот и нос сгибом локтя.

Цветы качнулись и распались. Белые лепестки медленно опускались на дно колодца. Сталкиваясь с лестницей, они прилипали к металлу и въедались в поверхность намертво.

Глеб поднял воротник.

Лестница продолжалась. Чем ниже, тем толще становились нити, превращаясь в канаты и целые трубы, перехваченные кольцами соединительной ткани. От нее прорастали тяжи мышечного волокна, и сквозь слизистую оболочку видны были веретеновидные клетки.

Глеб ткнул в одну дулом пистолета. Клетка набухла, сокращаясь, и притянула длинную кишку корня. Из трещин в панцире его проступало студенистое содержимое.

А дышать стало легче, и свеча вспыхнула, раздвигая темноту.

Лестница закончилась.

– Это поселок так изнутри выглядит? – Глеб дождался Еву на платформе. От нее начиналась узкая жила моста, вытянувшаяся над болотом. Бурая жижа выпускала пузыри газа, точно срыгивала, и выбрасывала клейкие ленты, облепляя туши кадавров и клонов. Горы плоти, сваленные на берегах подземной реки, медленно растворялись в ее водах. – Это, мать твою, поселок так выглядит?!

– Не кричи, – Ева взяла за руку. – Я не знаю, способно ли оно слышать. Лучше не проверять.

Оно, чем бы оно ни было, жрало.

Грязевой поток полупереваренной плоти разбивался волнорезами мертвых мышц на отдельные ручьи, а они в свою очередь уходили в толщу существа.

– Это гриб. Или мох. Или и то, и другое сразу. Организм-химера, – Ева говорила громким шепотом, вдыхая и выдыхая через рот. – Теперь понятно.

Глебу ни черта понятно не было.

– То, что сверху, построили они…

– Евины дети.

– Да. Евины дети, – она еще раз повторила слова, медленно и с удовольствием. – Она подарила им рай. Один на всех и каждому свой. Чем не чудо?

Всем. Этот ее рай скорее на преисподнюю похож. Мост перевалил через реку, некогда бывшую стоком канализации, и уперся в жерло трубы. Узкая тропа, шедшая по краю, постепенно расширилась и забила все пространство. Еще в трубу проникал свет.

– Я думаю, сначала все шло по плану. Поселок просто жил как один организм, а потом стал одним организмом. И вступил в симбиоз с этим вот… – Ева обернулась, указывая на войлочную структуру. – Евины дети кормят его. А он… он тоже дает что-то взамен.

Электричество. Воду из системы очистки. Войлок в домах. Коконы, чтобы упаковаться на ночь. Ткань, притворяющуюся одеждой. Зеленую жижицу, которую хлебала Кира.

Только от такого вот взаимодействия даже не блевать – сдохнуть охота.

– Они похожи на людей, – Глеб спиной ощущал любопытство симбионта, и это заставляло двигаться быстрее. – Они делают все, как делают люди. Они… не люди.

– Берегись, – сказала Ева. – Притворяясь призраком, можно им стать. Они очень успешно приспособились.

Путь преградила дверь, к счастью, приоткрытая. Глеб толкнул створки и спрыгнул в освещенное желтоватыми пузырями пространство зала.

– Ну а тут что? – он подал руку Еве.

Комната была огромна. И почти нормальна. Тусклый пластик стен. Черно-белая плитка пола. Колбы неработающих ламп. И ряды пластиковых контейнеров, от которых отходили пуповины трубок. Они прирастали к плитке и, раздвигая ее, пробивались сквозь пол к кровеносным жилам симбионта.

Пластик изнутри потел, не позволяя разглядеть содержимое.

– Не трогай, – попросила Ева. – Это…

Глеб откинул крышку. Внутри на подложке из пуха лежал младенец. Круглая голова его была велика, а руки и ноги – непропорционально малы и прижаты к веретенообразному тельцу. Сквозь прозрачную кожу виднелись стеклообразные мышцы и синеватые сосуды, просвечивал тугой пузырь желудка и бурая печень. Стучало сердце, медленно, с натугой. Глеб смотрел, как оно сжимается и расправляется, прокачивая кровь.

– Это ребенок? Ребенок? Что они сделали с ребенком?

Пух прорастал в кожу, и накрывал лицо белой маской. Но вот дрогнули ресницы, младенец завозился и раскрыл беззубый рот.

Ева оттеснила его от короба.

– Ничего. Это ее дети. Дочери Евы.

Она закрыла крышку и ладонью смахнула отсутствующую пыль.

– Идем. Похоже, теперь она полуживородяща. Эмбрионы дозревают в кувезах. Разумное решение. Смотри, Глеб, все, что ты видишь – это дочери Евы.

Они едят ее плоть и пьют ее кровь.

– Что? – Ева-дубль остановилась. – Что ты сказал?

А разве он произнес это вслух? Получается, что так.

– Правильно! – Ева хлопнула себя по лбу. – Конечно! Эталон. Мерка, по которой скроен этот долбанный улей!

Где под землей растут младенцы, а вырастая, выходят на поверхность. Надевают желтые свитера, юбки и халаты, притворяются людьми, и кто-то скажет, что они действительно люди.

Почти.

– Идем! Надо спешить. Мы должны ее остановить!

И Ева потянула Глеба за собой. Он побежал, пытаясь поскорей пересечь широкую тропу между пластиковыми инкубаторами. Спящие младенцы смотрели вслед.

Кажется, улыбались.

Железный занавес очередной двери распахнулся, пропуская Глеба в жерловину коридора. Сизые плиты, сдвинутые до того плотно, что швы между ними не заметны. Врезанные ленты ламп. Пуки проводов, перетянутые пластиковыми кольцами. Гудение генератора, ощущаемое сквозь стены.

– Мы под бункером, – сказала Ева, облизывая пальцы. – Мы ведь под бункером?

Пожалуй. А значит, почти у цели.

Он успел приблизиться к ней еще на несколько шагов, когда в шею вошла игла. Глеб хотел вытянуть ее и поймал еще одну.

Мир закувыркался, расплываясь беззубой младенческой улыбкой. У мира были синие глаза и бешеный пульс, которым захлебнулось сердце.

Убрав пневматический пистолет, Ева подняла и огнестрельный.

Все шло хорошо. Ева переступила через лежащего и двинулась к цели, напевая:

– На золотом крыльце сидели…