Адаптация

Глава 9. Стояли звери около двери

Тод вернулся как и ушел – через окно. Просто в какой-то момент нить исчезла, створки раскрылись и через подоконник перевалилась темная тень.

– Где… – Айне осеклась, не задав вопрос, который холила и лелеяла в последние полчаса.

С Тодом было что-то не так.

– Эй, маленькая, а ты почему на полу сидишь? Давай в кровать, пока не простыла.

Запах. Мягкий. Ядовитый. Навязчивый. Он прилип к Тоду, но был чужим. Более того – чуждым. Он провоцировал каскад ощущений, единственным знакомым из которых была злость.

– Не приближайся! – рявкнула Айне. И Тод, послушно остановившись, спросил:

– Что такое?

Ничего. Просто запах этот. И еще вид. Тод выглядит довольным. Спокойным. Не как прежде, но иначе. И Айне, преодолев брезгливость, подошла ближе. Вдохнула. Закрыла глаза, пытаясь найти аналог. Нашла.

Ева. Многократно усиленная, выведенная в абсолют и присутствующая при физическом отсутствии в данный момент времени, Ева.

– Ты… ты что, с ней спаривался?

– Это неудачное слово, – Тод провел рукой по влажным волосам.

Удачное.

– И просто иногда нужно…

– Спариваться, – подсказала Айне. – Для поддержания равновесия гормонального баланса.

У злости химический вкус горохового пюре. Ароматизаторы, идентичные натуральным, вызывают тошноту. И еще желание взять планшет и стукнуть Тода по голове. Планшет сломается. Тод отмахнется. И вряд ли поймет. Айне и сама не понимает, что с ней происходит. Она никогда прежде не вела себя подобным образом.

Она проснулась одна. И ей было страшно. И Айне подумала, что если Тод ушел, то по делу важному. А он просто сбежал к Еве.

– Эй, вот только плакать не надо!

Айне и не плачет. Не собиралась во всяком случае. Но функционирование слезных желез оказалось неподвластно разуму.

– Ты… ты сволочь, вот, – планшетом она все же замахнулась. – Ты мой! Тебе понятно? Ты мой! И должен быть рядом… рядом…

– Если хочешь командовать, – он отобрал планшет, – щенка заведи и его дрессируй. Только и собаки иногда убегают. А я не собака.

– Ты искусственно созданный биолого-механический объект, наделенный интеллектом.

– Жестоко. Но справедливо.

Объективно. И проблема объективности – невозможность изменения статуса в зависимости от желаний Тода. Его отношение к реальности не является рациональным, что свидетельствует об усугублении эмоционального дисбаланса.

И дисбаланса Айне тоже.

Она снова ведет себя как ребенок. А это неправильно.

Айне – разумна. Только в данном случае понимание ситуации не ведет к разрешению эмоциональной проблемы. Потому что Айне все понимает, но желание убить Тода не ослабевает.

– Мир? – спросил он, протягивая руку.

– Мне было страшно. Я проснулась, а тебя нет. Как тогда нет.

– Прости, пожалуйста.

– Потом я решила, что у тебя имеется серьезная мотивация для подобного поведения.

От его ладони несет Евой. И прикасаться к ней неприятно. Айне и не будет. Она вообще близко к Тоду не подойдет, пока этот запах не выветрится. Тод понял и руку убрал.

– Мотивация была. Серьезная. В самый раз для поведения. И вернуться я бы вернулся. Куда мне от тебя деться-то? И ты правильно сказала: я твой.

Сердится. Это Айне имеет право сердиться. Она и сердилась, села на одеяло, обняла колени и уперлась подбородком. Молчала.

Тод тоже не спешил заговаривать. Разглядывал планшет и ее рисунок, но вопросов не задавал. Тишина порождала очередные неприятные эмоции. И Айне сдалась первой.

– Вопрос несвободы выбора? Ты хочешь получить свободу и право выбора, так?

– А кто не хочет? И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою…

– Существование души не доказано с научной точки зрения. Но аллюзия мне понятно. Я не понимаю другого.

– Чего?

– Теоретически, если блокировать программу, ты получишь свободу волеизъявления. Так?

– Да.

– И тогда ты от меня уйдешь.

– Куда?

– Место значения не имеет. У тебя не будет мотива оставаться со мной. Таким образом, твое волеизъявление может вступать в конфликт с моим волеизъявлением. Как тогда?

– Тогда, маленькая, ищут вариант, который устраивает обоих, – Тод опустился на колени. Теперь, если Айне встанет, можно будет говорить почти на равных.

Хотя он все равно выше. И злиться на него не выходит.

– А если таковой не возможен? Если мне нечего дать тебе, чтобы ты остался, а я не хочу, чтобы ты уходил?

– Можно попросить.

– Сказать "Тод, останься, пожалуйста"?

– Да.

Количество допущений в данной модели превышало рационально допустимый уровень.

– И ты останешься?

Тод не спешил с ответом, но Айне умела ждать. Только почему-то это ожидание давалось очень тяжело.

– Да, – наконец, сказал Тод.

– Следовательно, весь вопрос лишь в теоретической возможности сделать выбор?

– Именно.

– И для тебя эта возможность важна?

– Очень.

– Тогда мне бы хотелось ее тебе предоставить, – Айне протянула руку и спросила: – Мир?

– Здравствуй, Тод, – сегодня у Евы усталое лицо. Но она все равно улыбается. Всегда улыбается, и с каждым разом он все сильнее ненавидит ее улыбку.

Отвечает:

– Здравствуй, Ева.

– Ты готов сегодня умереть?

– Нет.

Это не имеет значение. Главное, чтобы она готова была. В руке очередной шприц. Ее корзина с яблоками не опустеет никогда. И всякий раз у смерти иной привкус.

Сегодня накатывает медленно. Шум в ушах нарастает, пока барабанные перепонки не лопают. Тод не видит себя, но точно знает – лопнули. Кровь из ушей идет. И из носа.

Красные капли на белом пластике. И синие волосы Евы. Что ей надо? Пусть просто скажет, что ей надо. Тод сделает. Это же просто – сказать.

А она молчит.

– Я тоже устала. Не выходит, правда?

Да. Нет. Выбирайте ответ по вкусу. Только заглушки поставьте в голову, чтобы хоть ненадолго – тишина.

Шум плотный. Как толпа. Сквозь толпу можно пробиться. И сквозь шум тоже. Шаг. И два. И три. И потом счет обрывается, а звук перемалывает сознание, раздирая на куски фарша.

Дышать опять нечем.

Пройдет. Надо потерпеть. Надо умереть. Тогда дадут пару дней передышки.

Сегодняшняя смерть долгая. Тод падает-падает в круговерть черно-белого шума и увязает в ней, как муха в смоле. Смола каменеет, превращаясь в янтарь.

Муха пытается сдохнуть.

И отчаявшись, разламывает камень. Крылья расправляются, а шум исчезает, сменяясь пустотой. Великое ничто выплескивается в мир. Великого ничто слишком много, чтобы разум выдержал.

– …крыльце сидели…

Эхо Евиных слов заставляет бездну вздрогнуть. Она сжимается, чтобы дойдя до точки, раскрыться. И снова сжаться.

Тук-тук.

Кто там?

Я.

Ты.

Финальная точка – пуля, связавшая входное и выходное отверстие.

У нее есть имя. У всех есть имена, ибо Бог сотворил мир. А новый Бог собирается перекроить мир по-своему. Но сначала нужно стереть старые имена.

– У тебя ничего не выйдет, – говорит тот, кто забыл себя, Бездне.

– Посмотрим, – отвечает Бездна. – У меня уже получилось.

Из лона ее выходят новые народы.

В сознание Тод возвращается в камере. И девять квадратных метров пространства, знакомого в каждой щербине, кажутся родными. Тод лежит, наново привыкая к телу.

Неудобное.

Тяжелое.

Поднять руку выходит не сразу. Но Тод точно знает, что делать: сгибать пальцы. Большой, указательный, средний, безымянный, мизинец. И разгибать, называя уже вслух. Повторить фокус с левой рукой. И только затем попробовать сесть.

Получается. И получается как-то чересчур легко. Это потому, что на сей раз бездна осталась внутри Тода. Это хорошо. Если повезет, в следующий раз она заберет его и не придется возвращаться.

Но следующего раза не наступает.

Очень долго не наступает.

Время идет, отсчитывая хронометрически точные периоды света и темноты. Под этот ритм легко подстроится. Иногда его нарушает Седой. Приходит с обычным вопросом:

– Что-нибудь надо?

Бездна требует Седого игнорировать. Но в одиночке тоска. И однажды Тод не выдерживает:

– Принеси книгу.

– Какую?

– Без разницы.

И Седой исполняет просьбу. Его выбор странен – Есенин, Библия, "Капитал", "Теория видов", "Мифы народов Южной Америки" и "Три мушкетера" в комиксах. С книгами в камере веселей. Но Тод ждет Еву. Она не приходит.

Бездна постепенно осваивается внутри. Иногда она разговаривает с Тодом, используя Евин голос, только почему-то не получается понять. И это злит.

В камере не на чем выместить злость, и Тод рвет книги. Потом обрывки можно складывать. Мозаика из букв – неплохой способ убить время. И Седой, кажется, с этим согласен.

Вместе с книгами он принес чистую бумагу и десяток восковых карандашей, велев:

– Пиши.

– Что?

– Что хочешь.

Тод не хотел ничего. Бумагу он тоже разорвал. Складывать белые куски было сложнее.

В следующий свой визит Седой принес коробку бисера и стопку журналов. Сказал не понятно:

– Попробуй сменить хобби.

Тод не помнил, какое хобби у него было раньше, но занятие позволило улучшить мелкую моторику пальцев. Тод научился плести цветы. Особенно хорошо получались незабудки. Только синий бисер быстро закончился.

– Где Ева? – отдав корзинку бисерных цветов, Тод все-таки задал этот вопрос, а Седой ответил:

– Евы больше нет.

Это неправда. Бездна соглашается. Тод ждет. Он делает дерево. Проволочный ствол, раскидистые ветви, крохотные листья и крупные цветы. Кажется, он видел когда-то такое дерево, но уверенности нет.

Шесть желтых бусин. Седьмая – красная. Синее не может находиться рядом с зеленым. Белое – альтернатива. Некоторые ветви белы. В венчики цветов напрашиваются снимки. Тод видит лица, но не знает имен и не способен объяснить, что именно ему нужно. Поэтому он быстро оставляет попытки, просто продолжая работу. Работа упорядочивает существование. И когда дерево вырастает вровень с Тодом, ожидание заканчивается. Кажется, была стена и ледяное прикосновение пневматического пистолета. Игла, пробившая в шею. Сон, сквозь который пробивается урчание мотора. Колыбель качает, бездна мурлычет.

И умирает вместе со следующей дозой.

Сознание привычно сбрасывает память и возвращается пустым. Пустота – это тоже неплохо. Перед Тодом дверь бункера, и седовласый смутно знакомый человек возится с кодовым замком.

Пистолет в руке придает человеку уверенности, но это ложь. Тод смог бы убить его. Убивать легко. А бисер мелкий, с ним аккуратность нужна.

– Кажется, я знаю, кто твоя мать, – Тод сообразил, что стоит на четвереньках, а из носа льется кровь. И судя по количеству ее на полу, льется давно.

– Какое это имеет значение? – спросила Айне, разглядывая бурое пятно.

– Ты на нее похожа.

– Фенотипическое сходство может выступать лишь косвенным свидетельством родства, – Айне положила ладошки ему на виски, заставляя поднять голову. – Меня больше беспокоит твое физическое состояние.

– Я в норме.

От кровотечения из носу еще никто не умирал. Хотя все равно неприятно. Ладно бы причины имелись. Тод пощупал переносицу: цела.

– Ты выглядишь… больным?

Ну вот, испугал ребенка.

– Это просто кровь. Пройдет.

Уже почти прошла. Институтка несчастная, еще в обморок грохнуться не хватало. Стоп. Обморок в анамнезе уже имелся. Истерика тоже. Список достижений был почти полон.

– Я жучки поставил, – Тод сдавил переносицу и запрокинул голову. – Трекер в кармане. Подключи, пожалуйста.

Систему Айне собрала быстро. Сама вывела карту – умница, девочка – и синхронизировала сигнал. Две красных точки шли тесно.

Кровь продолжала течь.

Да что ж за напасть такая? Тод взял планшет и изменил масштаб, выводя ленту внутреннего вала.

– Внутренний периметр. Точки охраны. Сигнализация. Рамки стоят точно. Здесь и еще здесь, да, левее. Автоматика. Угол обстрела с перекрытием. Только… у меня ощущение, что это все – бутафория.

Айне кивнула. Ее внимание было сосредоточено на двух красных точках, которые стремительно сближались друг с другом. Того и гляди столкнутся.

– Мы должны попасть в бункер, – Айне подставила ладонь под капли. – И мы должны попасть в бункер раньше, чем они.

– Испачкаешься. Кровь плохо отстирывается.

Точки на экране замерли в опасной близости.

– Вал пройти не сложно. Но что будет за ним – я не знаю.

Точки коснулись друг друга. Айне молчит. В ее упрямой голове уже созрело решение. И отговорить вряд ли получится.

– Это опасная затея, маленькая леди. И лучше будет подождать или…

– Нет! Мы должны попасть в бункер! Сегодня! Сейчас! Я приказываю! А ты не имеешь права ослушаться моего приказа, ты…

Точки слились в одну. Следовало прибить господина нациста, когда была возможность.

Хотя… случай еще представится.

– Пожалуйста, Тод, – Айне перевернула планшет. – Это не каприз. И я тебя не дрессирую. Мне действительно нужно попасть в бункер. Или хотя бы к двери бункера, а дальше я сама.

– Попадешь. Дай мне немного времени.

– Времени нет, – вытянув руки, Айне продемонстрировала тонкие запястья, торчащие из рукавов. – Посмотри, я расту. И мне страшно. Здесь нельзя расти. Здесь я умру.

Глаза у нее синие, а волосы – нет. Наверное, так даже лучше. Она – не Ева.

Айна – означает зеркало.

Она слышала, как хрустнула шея охранника в Тодовых руках. И как широкий клинок перерубил шейные позвонки второго, тоже слышала. И еще удивилась: почему никто не слышит таких громких звуков?

Тод вынырнул из темноты и, подсадив на спину, шепнул:

– Держись крепче, пойдем быстро.

Не шли: бежали. Айне держалась изо всех сил. Было неудобно. Мелькали силуэты домов – темные коробки, приклеенные друг к другу. Шелестел ветряк, и покачивались провода, свисающие с темной башни.

Тихо.

Слишком тихо.

И Тод так думал, если замедлил бег. Он скользнул в тень и, присев на корточки, спустил Айне на землю. Прижал палец к губам. Айне кивнула: она понимает.

Время стало медленным. Неуклюже двигались тени, растягиваясь редкой цепью. Щелкали затворы, выбивая морзянку предупреждений. Разливался запах бензина, и подрагивала земля.

Первый выстрел хлопнул, обжигая темноту вспышкой. И пуля просвистела совсем рядышком.

Пули – те же осы, только очень быстрые.

Айне села на корточки и вжалась в стену. Сверху упала темное и теплое, пахнущее кожей и Тодом. Над головой загромыхало. И звенящее стекло подсказало: выстрелы попали в цель.

Нужно ждать. Тод вернется. Он всегда ведь возвращался. Глухо завыла сирена, и яркая полоса света скользнула у самых ног Айне, чтобы тут же умереть.

Голос Тода сливался с сиреной. И пули-осы, путаясь в звуках, врезались в стены. Айне слышала, как они дрожат, глотая свинцовые тельца.

Рвануло совсем рядом. Захрустела, грозя осыпаться, стена. По асфальту поползли трещины, и мелкие камни застучали по спине Айне.

– Тод! – Айне не выдержала, вскочила и побежала, придерживая обеими руками сползающую куртку. Почему-то безумно важным казалось не выронить ее. От пули не защитит, ни от чего не защитит, потому что куртка – просто одежда. А одеяло – просто ткань.

Но кошмары отступили.

Она бежала на голос, закусив губу, чтобы не завизжать от страха. А добежав, прижалась к ноге. Запоздалая оса, злясь, что не догнала Айне, взрезала рукав.

До бункера оставалось десятка три шагов.

Тод вернул дробовик в кобуру и подхватил Айне. Куртка слетела. Айне вцепилась в свитер и заскулила: свитер был мокрым от крови.

Короткая очередь легла на темноту, заставив тех, кто прятался в ней, прижаться к земле.

Он и на бегу продолжал говорить. Бухало сердце. Голосила сирена. Молча выходили пули из трубы ствола.

И он замолчал, не закончив строфу и выронив Айне. Приземлилась она на четыре конечности, не удержалась и покатилась. А когда сумела подняться, Тода уже не было.

Он снова ее бросил.

Заслонка над дверью отъехала в сторону, выпуская черный клюв пулемета. Пара лазерных прицелов перекрестилась и сошлась на Айне.

Алый луч ослепил.

– Я своя, – сказала Айне, хотя знала: голосовых индикаторов нет. Но луч убрался. Соскочив с лица, он устремился в темноту, зашарил, выискивая цель. И пулемет пополз из норы, волоча за собой прозрачные ленты с черными личинками патронов.

Айне повернулась лицом к двери, приложила к сенсорной панели ладонь и застыла. Иглы пробили кожу в трех местах, пробуя кровь на вкус. А распробовав, послали электронный сигнал к мозгу бункера.

Мозги у них медленные.

– Быстрее же!

В шагах двадцати левее тугая очередь вспорола воздух. Ухнул подствольник, и на крыше дома распустилась огненная астра.

Бункер молчал.

Зато заговорили пулеметы. Слаженный хор с солистом, который был рядом. Но дотянуться у Айне не выходило. Она попробовала вцепиться в ленту, но соскальзывала. А треклятая дверь не спешила открыться.

Тод умный. Он заляжет где-нибудь. Переждет. И вернется.

Мигнули индикаторы на двери, и та беззвучно отворилась, выпуская теплый и сырой воздух. Айне выдохнула и, нырнув в щель, зашарила по стене. Аварийная панель должна была находиться где-то здесь. И находилась. Ногти царапнули по стеклу, вошли в узкие пазы и сорвали корпус. Айне рванула рычаг, весом тела преодолевая сопротивление пружины. И снова получилось.

Тускло засветился экран.

"Введите код верификации".

Айне ввела. Затем вывела на рабочую панель план и дезактивировала охрану периметра. Пулеметы заткнулись. Оставалось надеяться, что не слишком поздно. Но это все, что Айне могла сейчас сделать.

Оглянувшись на приоткрытую дверь, она сжала в руке измятый цветок и побежала. План бункера сам появился в голове. Цель была рядом.