Адаптация

Глава 10. Другие.

Поселок Альфа лежал между двух гряд. Яблоко из металлических сплавов и бетона, наполовину ушедшее в землю. Плотная кожура стен с паршой пулеметных ячеек. Мягкая сердцевина домов и тонкая пленка, отделяющая внутреннюю зону. Бурый черенок бункера сочился дымом, добавляя мути в рассветное утро. За поселком синела полоса запруды, но хаток видно не было.

Выбили? Или проще: вывалили в воду пару бочек с ТТХ, доведя концентрацию до запредела? Но где тогда отводные каналы? Почему запруду попросту не осушат? Или все не так, и это – естественный резервуар воды, нужный поселку? Тогда его следовало бы создавать снаружи.

Глеб поскреб щетинистую шею. А не по фигу ли? Главное, что выглядел поселок целым. И поднявшись в полный рост, Глеб зашагал по заросшей тропе. Шел он медленно и, выбравшись на открытое место, перекинул винтовку за спину. И руки поднял, хотя левая все еще почти не двигалась.

– Я свой! – крикнул издали. И подобравшись к самым воротам, тише повторил: – Я свой! Я человек!

И добавил вполголоса:

– И это звучит гордо.

Ворота открылись.

Игорь – ах, к чему теперь отчества, оставим их прошлому миру – слушал с вежливым вниманием воспитанного бюрократа. И выражение лица было соответствующим, отстраненным. Приклеенная улыбка, прищуренные глаза и чертовы очки в серебряной оправе, сползшие на кончик носа. Время от времени Игорь, прерывая Глеба жестом, очки поправлял. Но даже это делал с понтом: мизинцем.

– Значит, вы утверждаете, что поселок Омега погиб? – мягко поинтересовался Игорь. И замком сцепленных рук уперся в подбородок. На запястье сверкнул широкий браслет "Тиссо". Часы весьма ему подходили, чистому, гладкому, будто выбравшемуся из прошлого мира. Кто сейчас носит галстуки? И белые рубашки с запонками на манжетах? Кто заглаживает на брюках стрелки?

Кто сидит на алюминиевой бочке, постелив сверху подушку?

Чмо, которое за пределы внутреннего периметра нос высунуть побоится.

И это чмо сейчас долго и муторно вытягивает из Глеба душу, задавая свои чмошные вопросы и отказываясь слышать главное:

– Нету поселка! Нету! – Глеб кричал, но Игорь отмахнулся от крика и, подняв стопку бумаг, переспросил:

– Совсем нет?

– Нет, мать твою, частично!

Бумага была белой, лощеной и перетянутой крест-накрест резинкой. Зачем? А затем же, зачем и ручка чернильная, и нож для бумаг с посеребренной рукоятью, и очочки эти. Понты голимые.

– И причиной гибели стала массированная атака…

Бубнеж доводил. И тон этот, успокаивающий, психиатрический. Еще бы в угол фикус поставить и совсем замечательно будет. В Наташкином кабинете фикус имелся, а потом пропал куда-то. Наверняка сперли.

Глеб закрыл глаза, глубоко вдохнул и, выдохнув через нос, повторил:

– Они развалили стену. А кадавры доделали остальное. Всех вырезали. Понимаешь?

– Нет, – все так же спокойно ответил Игорь и снял очки. Он аккуратно сложил их в футляр и прикрыл сверху байковой тряпочкой. – В том и проблема, что ваша версия несколько отличается от прочих. Видите ли, вы не единственный, кому удалось выжить.

Он сделал паузу и постучал ручкой по листу. Стальное острие клевало белый лист, разбрызгивая слюну-чернила. Капли оседали и на белоснежной манжете, а хлыщ будто бы и не замечал этого. Он будто бы вообще ничего вокруг не замечал.

Игорь и застыл так, с поднятой над листом ручкой, чтобы спустя секунду ручку отложить, подняться, поправить галстучек и вежливо попросить:

– Прошу вас пройти со мной.

– Куда?

Глеб с тоской вспомнил оставленную на посту охраны винтовку. Сейчас выведут, поставят к стеночке и перекрестят автоматной очередью. Стоп. Зачем им это? Они ведь и на подходе могли бы пристрелить. А раз не пристрелили, то паниковать нечего.

Просто нервы на пределе.

Просто устал.

– Вам не стоит проявлять волнение. Вашей жизни и здоровью ничто не угрожает. Мы лишь желаем понять, что там произошло на самом деле, – произнес Игорь, застегивая пуговицы пиджака. Пиджак был синим в узкую полоску, а брюки – бутылочно-зелеными и с металлической искрой. И вместо туфель – резиновые шлепанцы со знакомым рибоковским логотипом. У Глеба были похожие, давно, в прошлой жизни.

– Извините.

Глеб уставился на собственные, заляпанные грязью ботинки. Ну да. Все правильно. Все логично. Все хорошо.

– Значит есть еще люди? – спросил Глеб, пытаясь сгладить неприятный эпизод. – Много?

– Двое. Если считать людей, – зачем-то уточнил Игорь.

Гайто беспокоился. И носитель беспокоился тоже. Не владея соответствующими органами, он меж тем смутно ощущал воздействие поля и реагировал повышением уровня кортикостероидов в крови. Это увеличивало скорость диссоциации сигналов между гайто и носителем. И гайто отошел в тень, анализируя информацию.

Плотность поля была нестабильной. Рваная по краю поселения, она возрастала к его структурному центру. Импульсы исходили оттуда же. Частота их менялась.

И чем выше становилась, тем сильнее реагировал носитель. А контроль над ним слабел.

Гайто с трудом удалось погасить очередной выброс адреналина. Пробки гамма-аминомасляной кислоты заблокировали ряд нервных цепей, но гайто сомневался, что сумеет удержать их в течение длительного времени.

Требовалось найти объект для отвода агрессии и понижения уровня тревожности.

К счастью, проблема разрешилась сама собой.

Первой Глеб увидел девочку. Она сидела на столе и читала книгу. Девочка была маленькой, а книга – толстой. На темном глянце обложки проступали золотые буквы, но слово, в которое они складывались, Глеб не сумел прочесть.

Девочка захлопнула книгу и, сунув ее за спину, поинтересовалась:

– Ты – еще одна неизвестная в нынешнем уравнении? На мой взгляд, процент запредельного становится угнетающе высок. Надеюсь, третий вариант станет последним?

Глеб, не зная, что ответить, пожал плечами. Дети не должны говорить так, чтобы взрослые их не понимали. Или не должны выглядеть детьми. А эта выглядела.

Правильный овал лица. Неестественно бледная кожа. Веснушки на носу как грязь. Светлые ресницы и светлые волосы, собранные в две косички. На одной висит цветок из бисера. Худенькая шейка. Лиловая кофточка с капюшоном. На груди аппликация: мультяшный заяц с баскетбольным мячом. Глаза, что у зайца, что у девочки – огромные, точно нарисованные.

– И у тебя когнитивный диссонанс, – сказала она, достав книгу. – Однако с учетом обстоятельств подобная реакция является одним из проявлений условной нормы.

– Ну да, конечно, – ответил Глеб, отодвигаясь от девочки. Бросив взгляд на Игоря, он убедился, что тот наблюдает за происходящим, не делая попыток вмешиваться.

– Она бессмертная, – пояснила женщина с опухшим лицом. – Вельд-2 поколение. Или даже Вельд-3. Мутации. Акселерация.

– Не стоит говорить обо мне так, как будто меня здесь нет. Насколько мне известно, это выходит за рамки общепринятых норм.

Женщина фыркнула и окинула Глеба цепким взглядом. Он же, не особо стесняясь, уставился на нее. Чуть за тридцать, но выглядит старше. Полновата, хотя изрядно похудела за последнее время. Кожа на шее обвисла индюшачьим зобом, и щеки поплыли. Нос крупный. Брови прямые. Веки набрякшие, а ресницы редкие. Глаза блестят как при простуде. И губы в трещинах.

Это лицо определенно было знакомо. Но вот где Глеб его видел?

– Глеб, – сказал Глеб и протянул руку. Женская ладонь оказалась широка, а под ногтями виднелись полосы грязи.

– Ева. Ее зовут Айне. Его – Тод.

Только тогда Глеб понял, что в комнате не двое, как представлялось раньше, а трое. Тод просто держался в тени. И правильно. Только неправильно, что он вообще находится здесь, среди людей.

– …и я не удивлюсь, если окажется, что вы их не знаете. Я вас не знаю точно, – договорила Ева, вытягивая руку. – Странно все.

А тварь нарочито человекообразна. Эти хуже всего. Легко притвориться, легко затеряться. Раз – и ты думаешь, что рядом с тобой человек. И он поддерживает иллюзию, выжидает, чтобы нанести удар.

Глеб шагнул к андроиду, опуская руку на пояс. Пальцы схватили пустоту. Ах да, пистолет на выходе остался, вместе с винтовочкой. Игорь, предусмотрительный гад, подстраховывался. Ничего, Глеб и без винтовочки управится.

– Вынуждена тебя предупредить, – произнесла девочка, спрыгивая со стола. – Проявление агрессии с твоей стороны снимает всякую ответственность с моей стороны. Тод, я права?

– Да, – ответил дроид.

А малявка подошла к нему и за ручку взяла. Усраться, до чего умильная картина. Андроид – друг человека! Маг – ребенка не обидит! Что там еще орали защитнички? А и плевать. Другое важно: оружия у него нет. Во всяком случае, Глеб надеялся, что нет. Если у человека изъяли, то и у этой сволочи должны были.

Глядит нагло. Насмехается. Чувствует себя в безопасности под теплым крылышком бессмертной. Вот только не угадал, дружок. Насрать Глебу на девчонку. Кончилось их время. Наигрались. Или доигрались, если правильнее говорить?

Оно шагнуло и стало, заслоняя малявку. Руки скрестило. Уставилось. А проектик-то типично военный. Комплект мышц, упакованный в стерильно-типовую оболочку. Впечатление портит штрих-код на левом виске. И что сие означает? С такими татушками Глебу не приходилось сталкиваться.

– Следует совершать опрометчивых поступков, – предупредило оно.

Наверное. Пока во всяком случае. Рука только-только срослась. И повязку еще не сняли. С повязкой неудобно будет. И малявку жаль, небось, расстроится, если игрушку попортят.

Глеб медленно кивнул, и оно кивнуло в ответ: дескать, все будет, но в другом месте и в другое время. От этого невысказанного вслух обещания аж дышать стало легче. И в голове прояснилось.

– И какую версию нам расскажете вы? – поинтересовалась Ева, отвлекая внимание на себя. – У нас уже имеются две. И я предчувствую появление третьей.

Все же встречал ее Глеб. Запомнил, но мимолетно, как незначительную деталь чего-то существенно более важного. Вот только не понять, чего именно. Бровки эти аккуратные, взгляд внимательный и белое пятно на запястье, точно ожог от монеты.

– Они тоже из поселка Омега, – нарушил молчание Игорь. – Ева появилась первой. Она утверждает, что поселок уничтожили муравьи. Волна расселения.

Ева пожала плечами.

– Айне и ее… сопровождающий просто встали перед фактом исчезновения всех жителей.

Потому что врут. Они жителей и уничтожили. Девчонка, конечно, человек и бессмертная, но все равно – ребенок. А ребенка обмануть легко.

– А вы вот говорите про кадавров и андроидов. Это странно, – произнес Игорь совершенно равнодушным тоном. Ему же взаправду плевать глубоко: андроиды, муравьи или инопланетяне. Ему охота вернуться в комнатушку, к забытой ручке, футляру с очками и чистой пока бумаге.

– И мне интересно, узнаете ли вы кого-нибудь? – закончил выступление Игорь.

Кого? Женщину? Сложно сказать. Она точно не из Омеги, но возможно, Глебу случалось с ней пересекаться. Деваху с нерусским именем? Глеб как-то не обращал внимания на детей, но андроида запомнил бы точно.

Но поселок был чистым!

– Я изучала все личные дела, – произнесла девчонка, обеими руками вцепившись в ладонь андроида. – Их карт в Базе не было.

– Твоей тоже, – огрызнулась Ева.

– Моя относилась к числу закрытых.

– Ну да, конечно. И твоей игрушки тоже. А гидроксифенилглицин вам доставляли маленькие гномики в обход основных запасов. Нет, деточка, тебя бы я могла пропустить, а вот его – нет. На мне были все препараты! Я была врачом!

Она? Лжет. Глеб помнил врача. Она была беспомощной, но погибла в больнице, и смерть обнулила счет взаимных претензий. В ее комнатушке Глеб отсиживался. Ее оборудование использовал. Ее лекарствами жив до сих пор. А эта линялая выдра врет, будто врач – она.

– Полагаю, что имела место дифференциация запасов, и ты действительно располагала исчерпывающей информацией о доступной тебе части. Но предположение, что данная часть представляет собой все запасы – изначально алогична.

Это какое-то безумие. Или грамотный развод. Малявка врет. И Ева врет. Странно только что вранье они не согласовали. А так понятно все: пробраться в поселок, устроить саботаж и открыть ворота тем, кто уже идет по следу.

– Игорь! Я, кажется, знаю… – Глеб повернулся, желая поделиться идеей, но оказалось, что Игорь уже исчез.

– Все страньше и страньше, правда? – сказала Ева. Она отступила и от девчонки, и от Глеба. – Вот так взять и уйти. И в прошлый раз тоже. Привел их, послушал и пропал. Кажется, на самом деле ему не интересно, что произошло с поселком. А еще, он не представляет, что с нами делать.

– Отсутствие проявления эмоций не свидетельствует об отсутствии интереса к чему-либо, – заметила малявка.

И дверь осталась открытой. Глеб выглянул в коридор: никого.

– Здесь, право, не такой порядок, как у вас? Или у нас? – Ева вышла за Глебом и указала на коридор. – Но к гостям они щедры. Этот дом – исключительно для нас. Выбирай себе нору. Моя крайняя. Удобств минимум, но после болот – просто люкс.

Уходить она не собиралась. Села на хвост и пошла за Глебом. И вышла на улицу, под козырек крыши, по обе стороны которого спускались блестящие жилы водосборников. Дождь давно закончился, но луж на асфальте осталось изрядно. В них отражалась и улица, и дома, выстроившиеся в знакомом порядке. Точно домой вернулся.

Альфа, Омега, разницы никакой… разве что застывший поперек улицы грузовик со спущенными шинами и ржавой крышей. Лобовое стекло в трещинах, капот отсутствует, но на платформе возвышается груда ящиков, заботливо укрытая брезентом.

– Будешь? – поинтересовалась Ева, протягивая пачку сигарет. – Или ты за здоровый образ жизни?

Чего ей надо? Поддержкой заручиться?

– Мадам, а не пойти б вам лесом?

– Воздержусь, – пачку она не убрала.

– Кто ты? – Глеб сигарету принял.

– Ева Крайцер. Врач поселения Омега. Ты меня не помнишь, да? Я тебя тоже не помню. И девчонку. Это ложь, что она не покидала бункера. Знаешь почему? Потому что она сошла бы с ума от столкновения с реальностью. Мошка выбралась из банки и сразу полетела. Так не бывает. А еще потому что даже бессмертным нужны врачи. Особенно детям. Особенно бессмертным детям. Они же мутанты, нестабильны совершенно. Я знаю, доводилось дело иметь.

– И что?

Ветряк крутился, хотя ветра не было. Ходили люди. Даже не так: люди прогуливались. И не обращали внимания на Глеба, на Еву, даже друг на друга.

– Ничего. Она врет. А ее дружок подтвердит любую ложь. У него выбора другого нет.

– От меня тебе чего надо? – Глеб сунул сигарету в карман: потом пригодится. – Я тебя не знаю. Ты меня не знаешь. Мы не знаем вот их. И в результате что? А то, что не я в этом разбираться должен! И не ты, кем бы ты ни была.

Вот только тот, кто должен, самоустранился. И хорошо, если он просто спрятался в нору и следит за происходящим через стеклянные глаза скрытых камер. Если анализирует и решает, а не пачкает чернилами очередной лист бумаги.

– Мне? Ничего, – Ева улыбнулась. – А вот тебе моя помощь пригодится. Хотя бы для того, чтобы избавиться от повязки. Сам накладывал?

– Медмодуль.

– Без врача это все равно, что сам. Возни много, пользы – чуть. Даже удивительно, что ты дошел.

Засунула б она свое удивление в задницу. Глеб это и сказал. Ева лишь пожала плечами – мол, как знаешь – и, указав на людей, спросила:

– Смотри, внимательно только. Ты ничего не замечаешь?

Он смотрел. Внимательно. Улицы грязные. А люди чистые. Одеты как на парад. Ощущение, что не по поселку гуляют – по площади. Одна вон держит алый зонт, точно флаг на спицы натянула. И плевать, что дождя нету, главное – смотрится красиво.

– Женщины, – подсказала Ева. – Они все – женщины, причем репродуктивного периода. А детей нет. И мужчин, кроме Игоря, я не видела. Так что, будь осторожен.

И слизнув с губы табачную крошку иным, дурашливым тоном, Ева продекламировала:

– О бойся Бармаглота, сын! Он так свирлеп и дик, а в глуше рымит исполин – Злопастный Брандашмыг!

Вернувшись в комнату, выбранную Тодом в качестве временного пристанища, Айне забралась на кровать и открыла книгу:

– Третий элемент любопытен, – сказала она прежде, чем вернуться к чтению

– И чем же?

– Он выглядит поврежденным. И явно нервничает. Еще ты ему не понравился,. Воспринимать информацию с первичного носителя было неожиданно любопытно. Поток расширялся, включая осязательный и обонятельный элементы.

– Он мне тоже.

– Его не трогай. Ева нейтральна по отношению к тебе и агрессивна по отношению ко мне. Глеб активно агрессивен по отношению к тебе и пассивно – по отношению к Еве. Система пребывает в состоянии динамического равновесия.

Айне лизнула палец и потерла страницу. Буквы размазались. Все-таки подобный метод хранения данных весьма ненадежен. И неудобен.

– Еще он ниже тебя. И Игорь ниже. Следовательно, именно твои морфометрические параметры являются девиантными в популяции.

– Я не являюсь частью их популяции.

Айне это знала. Но факт не отменял фенотипического сходства.

– Тод, скажи, какова логическая вероятность того, что один поселок исчез тремя разными способами?

Тод не ответил. Он запер дверь на засов и, раскрыв единственное окно, высунулся в проем. Вернулся, стащил с себя свитер и надел на Айне. В свитере было неудобно, даже когда Тод закатал рукава и воротник поправил.

– Я полагаю, что ниже вероятности того, что две версии являются ложными. Следовательно, Ева и Глеб лгут.

– Или мы, – Тод выбрался в окно и, заглянув в дом, попросил: – Будьте любезны, маленькая леди, оставаться в помещении. И двери никому не открывать. Я быстро.

Отсутствовал он и вправду недолго. Айне успела прочесть три главы и задумалась над самим смыслом существования книги. Уровень полезной информации в ней был крайне низок, форма подачи – специфична. Вместе с тем авторский вымысел притягивал внимание.

– Зачем нужны книги? – спросила Айне, когда створки окна приоткрылись.

– Чтобы читать, – Тод перекинул в комнату сверток, а потом и сам забрался. – Лучше скажи, умная девочка, почему здесь нет стульев?

Айне не знала. Более того, она не обратила на данную деталь внимания. Или обратила, но после отбросила за недостоверностью факта: отсутствие стульев в одной комнате не говорит об отсутствии стульев в других. Стоп. Что-то такое она уже говорила той женщине, которая неприятна.

Тод же отряхивался. Он был мокрым и грязным, особенно ботинки. К левому прилипла желтая гусеница сфагна. И Тод, сняв ее, заговорил:

– Внешний периметр фактически не охраняют. Я вышел. Я вошел. И никто не обратил внимания. Оружейная вообще открыта. Вот, – он развернул сверток, продемонстрировав изъятое на входе. Дробовик и Бизон-4 уже вернулись в кобуру, прочему же арсеналу еще предстояло найти свое место. – Я почти уверен, что они не заметят пропажу.

Выбрав самый маленький пистолет, Тод протянул его Айне.

– Носи. Мне не нравится это место. Лучше будет, если мы просто уберемся отсюда. Ты немного отдохнешь, возьмем машину и…

– Не получится, – Айне сняла свитер и отдала Тоду. – В аптечке три ампулы. При твоем метаболизме в нормальных условиях это месяц. При увеличении скорости обмена веществ – от недели до полутора. А после твоей смерти я останусь одна или на болотах, или в другом странном поселке. Понимаешь?

Он понимал.

Кажется, услышанное пришлось не по нраву. Тод комкал свитер, утрамбовывая в серый шерстяной ком, которым и запустил в стену. Не добросил.

– Почему? Почему ты со мной так? Ты даже не сказала, когда уходили… можно было поискать… в больнице. В бункере. Где-нибудь, а ты… Ты просто промолчала, твою ж!

Айне отстегнула футляр аптечки, в котором лежали ампулы и шприц. Ощущение, испытываемое в данный момент времени носило негативный оттенок.

– Вот. Возьми. И взять ты мог в любой момент. Или посмотреть. Разве я когда-нибудь ограничивала твои действия?

Никогда. Но позволяла ли программа самостоятельный поиск? Айне не знала. Она ошиблась, и теперь эта ошибка могла стоить Тода.

– Я тебе доверял.

И Айне хотелось бы вернуть это доверие. Хотя бы для того, чтобы ее собственные внутренние ощущения изменили знак. Футляр он принял, взял осторожно, сжал в ладонях.

Тод не спешит прятать, как не спешит и отдать. Он ждет, но Айне не понимает смысла его ожидания. В конце концов, она ребенок! Она не научилась еще идентифицировать все чужие эмоции! И не знает правильного ответа.

Поэтому отвечает то, что приходит в голову:

– Я проверила списки, Тод. В поселке жили люди. И больницу строили для людей. И препараты приобретали для них же. А в бункере больше не было.

– То есть, – он откинул крышку и провел пальцем по пластиковым зарядам, – не случись случившееся, я однажды просто встал бы перед фактом?

Врать бессмысленно.

– Да.

Закрыв футляр, Тод протянул его Айне:

– Держи, маленькая леди. И постарайся не потерять. Что-то я сомневаюсь, что здесь тебе дадут новую игрушку.

– Ты не игрушка. И я хочу тебе помочь. Ты… хороший? Если субъективно оценивать мое восприятие тебя как личности без указания конкретных положительных качеств? Хороший – это же верное определение.

Тод поднял свитер и, натянув, занялся пистолетами:

– Уронили мишку на пол. Оторвали мишке лапу. Все равно его не брошу, потому что он хороший.

Аналогия прочитывалась легко, обида тоже. Но Айне занимал иной вопрос: как стала возможной сама ситуация дефицита? И что будет, если в поселке Альфа нет гидроксифенилглицина?

Наладить синтез.

Теорию Айне знает. Но опыт показывает наличие разницы между теорией и практикой. И если так, то в случае еще одной ошибки, Тод может прекратить свое физическое существование.

Последовавшая за данным выводом эмоциональная вспышка была настолько мощной, что Айне растерялась. А потом слезла с кровати, подошла и обняла Тода:

– Прости меня, пожалуйста.

Он напрягся и попытался отстраниться.

– Я не умею извиняться. Я не знаю, когда это следует делать и вообще зачем. Но без тебя мне будет плохо. И сейчас плохо. Я не хочу, чтобы ты умирал.

Пожалуйста. Айне говорит правду. Просто она еще не умеет говорить правду так, чтобы в нее поверили.

– Это ты извини, – сказал Тод. – Иногда я забываю, что ты все-таки ребенок.

Айне зажмурилась, прижимаясь щекой к свитеру. Под ним знакомо бухало сердце. Когда же Тод обнял, стало совсем хорошо. Только пистолет за поясом неудобно давил на живот, но Айне согласна была потерпеть.

В конце концов, всегда приходится чем-то жертвовать.