Адаптация

Глава 9. Свободное падение.

Расставив по периметру поляны датчики движения, Тод занялся обустройством лагеря. С тихим шипением раскрылась палатка и, отсканировав окружение, сменила окрас с глянцевого металлического на буровато-желтый. Медленно расправлялись спальные мешки, перекачивая энергию солнечных батарей в аккумуляторы. Разогревался паек.

Приняв пластиковый контейнер, Айне недоверчиво колупнула содержимое. Попробовала. Вкусовые качества питательной массы были далеки от идеальных или хотя бы от оптимальных.

– Я тебя видела, – сказала Айне, отправляя в рот ложку желтоватого пюре. – На записи.

– На какой записи?

Тод ел быстро, и при этом почти не глядел на то, что именно ест.

– Лаборатория. Женщина. Биологический возраст между двадцатью и двадцатью пятью годами. Европеоидного типа. Волосы синие, скорее в результате генмоделирования, чем покраски. Черты лица крупные. Телосложение нормальное.

Тод пожал плечами и отвернулся.

– Ты не помнишь ее?

– Нет.

– Или не хочешь говорить.

– Не хочу.

– Почему?

– Ешь давай, – он отставил пустой контейнер. – И выбрось это из головы.

– Почему? – есть не получалось. Каша, остывая, сворачивалась комками. И вкус у нее был гадостным. Но Айне не сомневалась: Тод заставит доесть все. Он упрямый. И еще должен подчиняться, если приказать, он ответит на вопросы.

– Это был эксперимент. Какой? – Айне зачерпнула целую ложку и отправила в рот.

– Лабораторный.

Вероятно, парадоксальную очевидность ответа следовало расценивать как шутку. Раньше Тод не проявлял чувства юмора. И Айне улыбнулась, демонстрируя полное понимание ситуации.

– Негативный характер воспоминаний связан с физическим дискомфортом, который тебе пришлось испытать во время эксперимента? – уточнила она.

– Дискомфорт – хорошее слово. Обтекаемое.

– Как ее звали?

– Не помню.

– Врешь.

– Вру, – спокойно согласился Тод, забирая пустую емкость. – Мне действительно не хотелось бы продолжать данный разговор. Понимаешь?

Айне кивнула. Раньше он не пытался ограничивать выбор темы разговора. Но раньше Айне не интересовал Тод как индивид. Его постоянное присутствие являлось обязательным элементом ее мира, столь же естественным и стабильным, как сам бункер.

Бункера не стало. И будет жаль потерять еще и Тода.

– Но на самом деле ты помнишь ее имя. Верно?

Ее звали Евой. Девочка с синими волосами. Три ультрамариновые прядки в челке цвета незабудок. И три буквы имени. Оно отпечаталось на подкорке, вошло в вену с очередным адским коктейлем, который донес до нейронов классический шрифт и кириллические буквы.

Е-ва.

А фамилия стерлась. Тод каждый раз пытался ее запомнить, цепляясь за слово-соломинку, и каждый раз соломинка разламывалась.

Или не было никогда фамилии? Только имя.

Е-ва.

И как от порядочной Евы, от нее пахло яблоками.

Вспоминать о прошлом было не то, чтобы неприятно. Скорее сами воспоминания представлялись набором мутных картинок. Пиратская копия чьей-то жизни, которую насильно впихнули в голову, прицепив к якорю-имени.

Собственная память начиналась в бункере. Пожалуй, в этом они с девчонкой были похожи. А еще в том, что у обоих не было выбора: взаимообреченность как основной вектор существования. Самое забавное, что Тод не помнил, как оказался в поселке.

Дверь бункера помнил. Кодовый замок, с которым долго возился седовласый человек. Он еще и нервничал, постоянно озираясь на Тода, а Тод силился понять, где он находится и почему человек вызывает стойкую антипатию.

Память выскребли.

Наконец, дверь открылась, и человек отступил, сказав:

– Идите. Я за вами.

– Вы меня боитесь? – спросил Тод, удивляясь тому, что может говорить. Следом появилось удивление другим фактом: разве было время, когда он не мог говорить? Факт аннигилировался, столкнувшись с пустотой файловой системы долговременных воспоминаний.

– Иди! – рявкнул человек. Его раздражение проступило вздувшимися сосудами на шее и висках. Руку человек сунул в карман. Тод срисовал ствол также легко, как и второй, припрятанный над ботинком. Параллельно пришло понимание: убить седого легко.

В принципе убивать легко.

Об этом Тод думал, пока спускался. В шахте был лифт, но сопровождающий предпочел лестницу. Он держался в двух метрах и наверняка крепко сжимал в мокрой ладони пистолет.

Когда спуск закончился, Тод, не дожидаясь приказа, отступил от двери. И стоял так, чтобы седой его видел. Люди – существа нервные. Им не следует давать повода.

Здесь замков было три: цифровой и два сканера, но оба неактивны. Когда дверь щелкнула, открываясь, седой сказал:

– Если с девочкой что-нибудь случится, ты умрешь. Понятно?

Он не лгал и не пытался запугивать, потому как сам боялся до одури. И у Тода появилось сомнение, что страх нынешний связан с ним. Но он отрапортовал:

– Так точно.

– Замечательно. Иди. Знакомься. Ее зовут Айне.

А потом сказал совсем непонятное:

– Радуйся, что в списке ты был десятым.

Тод вошел не в бункер – в квартиру. И как любая квартира она начиналась с прихожей. Здесь стоял шкаф из беленого дуба и кожаное кресло рядом с высоким столиком. На столике примостился старый телефон, трубка которого упала и повисла на витом шнуре.

Тод трубку вернул на место. И кожаную куртку повесил в гардероб. В кармане куртки – пластиковый цилиндр с синим и белым бисером и два мотка тонкой проволоки.

Это для незабудок.

У Тода хорошо получаются незабудки.

Седой вытащил пистолет из кармана и прицелился.

– Я успею раньше, – предупредил Тод, разглядывая себя в зеркале. Отражение было незнакомо. Рост метр девяносто три минус два сантиметра подошвы ботинок. Телосложение атлетическое. Фенотип – типично-европеоидный с ярко выраженной нордической доминантой.

Одежда не говорит ни о чем. Серый комбинезон со снятым поясом. И ботинки без шнурков. Мелькает мысль, что серый цвет лучше оранжевого, но почему – не понятно.

– Потом насмотришься, – не выдерживает Седой.

– Прошу вас убрать оружие.

В бункере право на ношение оружия имеет лишь Тод. Если человек откажется подчиняться, Тод вынужден будет ликвидировать человека.

Программа вступала в действие.

Человек положил пистолет на столик рядом с телефоном.

– Второй тоже.

Спорить седой не стал. Медленно наклонившись, он расстегнул кобуру. Поднимал левой рукой и держал на весу.

– Успокойся, – сказал человек, демонстрируя раскрытые ладони. – Ладно? Я сейчас тут покажу все и уйду. Понятно?

Прихожая вывела в двухсотметровый зал. Синие стены с черными окнами мониторов. Ряды полноспектральных ламп. Ковровое покрытие с имитацией персидского ковра. Отсутствующая мебель. Несколько дверей. Седой принялся перечислять, начав с ближайшей:

– Выход на технический этаж. Ванная комната. И вторая. Можешь считать совей. Тренажерный зал. Тир с возможностью трехмерного моделирования пространства. Кухня. Кладовая. Ее спальня. Идем.

У самых дверей Тод заступил человеку путь. Программа диктовала свои алгоритмы поведения. И седой понял правильно, только буркнул:

– Давай, знакомься.

Айне сидела на горшке и задумчиво грызла большой палец.

– Это же… – Тод застыл. Память однозначно идентифицировала объект, запуская подкаталоги программы. Но это не сделало происходящее более понятным.

– Ее зовут Айне. Возраст – пять месяцев. Головастик.

Голова и вправду была большой. Щеки ее покраснели и шелушились. На лбу виднелся синяк. А в глазах ультрамаринового цвета читалось искреннее удивление.

Айне вынула палец изо рта и булькнула что-то. Тод поклонился. А потом взял седого за плечо и вытолкал из комнаты.

– Да ей нянька нужна!

– Вот и станешь, – прошипел человек. – Нянькой, мамкой, учительницей. Это не мое решение. Будь моя воля я бы тебя…

Не договорил. Зато появилось ощущение пистолета, приставленного к затылку. И счета. Голос женский, ласковый, отмеряет цифры, словно уговаривает на что-то.

На что? Невидимые сирены в голове отключили воспоминания, вытолкнув в реальность.

– Ее родители…

– …знают, что делают. Подробные инструкции здесь, – из кармана плаща появился широкий планшет. – Отчеты составляешь еженедельно. Код экстренной связи использовать лишь… да прочитаешь. Ты ж ответственный. Тебе деваться некуда.

И в этом человек был прав. Эндопрограммирование признавало свободу воли и выбора исключительно в рамках программы. На деле все оказалось не так и плохо.

Когда закончилось топливо, Тод посадил Айне на плечи. Было удобно. И видно далеко. Правда, смотреть оказалось не на что. Во все стороны болото выглядело одинаково унылым. Редкие зеленые плесы, поросшие ринхоспорой, сменялись рыжими мочажинами. И тогда под ногами Тода чавканье сменялось хлюпаньем, а сам он начинал ругаться, тихо, чтобы Айне не услышала, но она все равно слышала.

Ругательства были однообразны, как само болото.

Дважды выходили к озерцам, синим, круглым, будто вычерченным по одному трафарету. У последнего Тод остановился и спустил Айне на землю.

– Ты устал? – поинтересовалась она.

– Нет. Тебе поесть надо. Время.

И Тод занялся вещами. Айне же, осмотревшись – бескрайность и устойчивость пейзажа угнетали – шагнула к воде. Ей еще не доводилось сталкиваться с таким объемом нефильтрованной жидкости. Цвет ее свидетельствовал о высокой концентрации органических и минеральных соединений, что не могло не отразиться на органолептических свойствах воды. Правда, Айне сомневалась: разумно ли будет ее пробовать.

Тод, не глядя, проворчал:

– Нельзя.

– Почему?

– Провалишься.

Пожалуй, замечание было разумным. Айне покачалась с ноги на ногу, ощутив, как ходит земля. Она прошлась вдоль кромки воды, фиксируя новые ощущения. Собственная координация оставляла желать лучшего. Все-таки длительное существование в замкнутом пространстве имело ряд негативных сторон. Равно как и нынешнее – позитивных.

Тод вряд ли согласиться с подобными рассуждениями. С другой стороны, он должен был бы испытывать сильнейший внутренний диссонанс вследствие жесткого ограничение свободы и ряда потребностей. И ступоры программы вполне могли бы слететь.

Жаль, что раньше ей это не приходило в голову.

– Сколько тебе лет? Я имею в виду биологический возраст, – уточнила Айне, забираясь в гнездо из сосновых веток и мха. Она потрогала иголки, оторвала несколько и попробовала растереть. Иголки оказались жесткими, точно пластиковыми. Еще от них исходил запах, отличный от запаха коры.

– Абсолютный или относительный?

Она задумалась.

– Относительный. И абсолютный. И еще программный. Если знаешь.

– Абсолютный – не менее семи лет. Даже восьми с учетом времени, которое бы потребовалось на выращивание, – сейчас Тод говорил спокойно, и выражение лица, и движения свидетельствовали, что данная тема не представляется ему неудобной. – Относительный… полагаю между тридцатью и тридцатью пятью годами. Программный не известен. Извини.

Данная словесная конструкция наверняка не подразумевала, что Тод испытывает чувство вины за свое незнание. Порой Айне удивлялась количеству ненужных слов, затрачиваемых людьми на соблюдение условностей межличностных контактов.

Сунув иголки в рот – на вкус они оказались такими же пластмассовыми, как на ощупь – Айне сказала:

– Значит, если судить по абсолюту, то мы ровесники?

– Выходит, так, – Тод протянул сложенное одеяло и попросил: – Выплюнь эту гадость. И вообще не ешь ничего здесь, ладно?

Айне выплюнула иголки и тайком сковырнула чешуйку коры со смолистыми каплями на внутренней поверхности. И когда Тод отвернулся, лизнула. Вкус у смолы имелся. Однако у Айне не имелось слов, подходящих для адекватного его описания.

– Но если рассуждать логически, ты должен быть старше. Смотри. Я помню твое появление. Я помню твое присутствие. Ты был также ограничен в передвижении, как и я.

– Ну да, – сказано это было неидентифицируемым тоном. Спектр эмоций Тода оказался значительно шире предполагаемого. Айне это нравилось: было интересно.

– Но твоя спецификация мало соответствует исполняемым функциям.

– И что?

– Тебя адаптировали, частично изменив программу. Логично предположить, что изначально ты выполнял иные задачи, сопряженные с силовым воздействием. Второй фактор, подтверждающий мою теорию – запись.

Тод сел на корточки и коснулся пальцами раскрытых ладоней Айне.

– Пожалуйста, маленькая, хватит об этом.

– Ты ведь пришел к тем же выводам, так?

– Что я старше, чем думал? Это не имеет никакого значения, деточка. Ты тоже старше, чем выглядишь. И разве это что-то изменит в твоей жизни? В моей жизни?

Его эмоции по-прежнему были не понятны.

– Нет, – Айне погладила ладонь и, перевернув, коснулась шрамов на тыльной стороне. Шрамы были старыми. – Тод, тебе на самом деле не хочется узнать, кто ты?

– Я знаю. Я – твой нагуаль.

– Дух-покровитель? Образ соответствует действительности. Но если временной отрезок твоего существования шире указанного диапазона. И разве тебе не интересно, кем ты был раньше?

– А тебе не интересно, кто твои родители? Почему они сослали тебя в бункер? Почему ни разу не пришли посмотреть на доченьку? И почему…

– Ты нервничаешь, Тод, – Айне провела указательными пальцами по мимическим морщинам на лбу и щеках. – Ты раньше никогда не нервничал.

– Просто ты не задавала ненужных вопросов.

Невербальный слой информации предупреждал: следует остановиться. Тод объективно сильнее, и не только в разрезе параметров веса и массы, но и в скорости реакции. Айне убрала руки и мягко произнесла:

– Информация о моих родителях вряд ли повлияет на мое существование. А вот твоя модифицированная память трещит. И это заставляет тебя действовать неадекватно. Мне не хотелось бы, чтобы ты сломался.

– Другого подарят, – буркнул Тод, отстраняясь.

– Я привыкла к тебе.

Отчасти это было правдой. А еще Тод врал. Интересно, насколько осознанной была эта ложь?

Достав коробку с бисером, он принялся нанизывать бусины. За полчаса привала Тод успел сделать два лепестка. Судя по цвету и форме, на сей раз должна была получиться фиалка.

К вечеру зарядил дождь. Анализировать происходящее стало сложно. Водяные нити сшивали небо с землей. Мир стал уже и гаже. Нудно хлюпала под ногами Тода болотная жижа, скрипел прорезиненный плащ и шелестела поверхность очередного озера, уже не синего – серого.

Айне высунула язык и поймала каплю, которую пробовала тщательно, но так и не поняла, чем эта вода отличается от той, которая в душе. Разве что формальной нестерильностью и нерегулируемой температурой: с каждой минутой становилось холоднее. Сначала Айне сдерживала дрожь, пытаясь приспособиться. Она и дышать старалась реже, и вдыхая, и выдыхая через нос. И пальцами шевелила, разгоняя кровяной поток в ладонях. Но в какой-то момент все ухищрения стали бесполезны.

А Тод все шел и шел. Ему хорошо. Он крупный. Он физиологически приспособлен к экстремальным условиям. И выполняемая работа позволяет согреться. И чем больше Айне думала об этом, тем сильнее становилась иррациональная по сути обида на Тода. Она вызывала мышечный тремор и судорожные сокращения мимических мышц. Когда же из глаз сыпанули слезы, Тод остановился.

– С тобой все в порядке? – он снял Айне с плеча и подхватил на руки, развернув. Поднял, как будто она вообще ничего не весил. Тряхнул – с плаща полились потоки воды, а капюшон свалился на спину. Прикосновение дождя к волосам стало последней каплей в чаше терпения.

Айне завизжала, задергалась, пытаясь дотянуться до Тода ногой или хотя бы зубами вцепиться в руку. Или в куртку. Куртка мокрая, кожаная. У кожи кисловатый вкус. А запах все тот же – болотно-дождевой. Сволочной андроид просто переложил Айне под мышку – зубы она не разжала – и пошел дальше.

Качалась земля. Шелестел дождь. Слюна заполняла рот и стекала по рукаву. И собственная физическая беспомощность показалась как нельзя более отвратительной.

Он все-таки остановился, взобравшись на небольшое плато, окаймленное щеткой сухого можжевельника. Поставив Айне на землю, он попросил:

– Потерпи, маленькая. Уже недолго.

Айне кивнула. Следом за разумом отключились и чувства, и теперь ей было все равно, что делать и сколько ждать. Крылья палатки защитили от дождя. Воздух, нагреваясь, лишь усилил озноб, а горячая жижа, лишенная вкуса, просто перетекла из кружки в Айне. На последнем глотке Айне отключилась.

И согрелась уже во сне.

Она проснулась от звука. Глухой и ритмичный, он был смутно знаком. Ассоциативно звук вызывал ощущение безопасности, и некоторое время Айне лежала и слушала. Лежать было тепло, хотя и несколько неудобно. Она находилась словно бы в коконе с колючими стенками, за которыми явственно осязалось нечто живое.

Тод? Тод.

Глаза его закрыты. Лежит на боку. Левую руку сунул Айне под голову, правую с пистолетом перебросил поперек. Рука тяжелая. А лежать душно. Мало того, что Тод к себе прижал, так еще и в свитер завернул, и куртку наверх набросил. Айне попыталась вывернуться из пут, и Тод открыл глаза.

Интересно, он в принципе отключается на сон?

– Ты как себя чувствуешь? – тыльная сторона ладони коснулась лба Айне. От

Тода пахло оружейной смазкой и порохом. Запах был приятен. И звук тоже. Айне раньше не доводилось слышать, как бьется чужое сердце.

– В пределах нормы, – ответила Айне, выпутываясь из свитера и куртки. Бисерный цветок упал на землю. Она угадала – фиалка с темно-лиловыми лепестками и желтой сердцевиной. Красивая. У Тода получались красивые цветы, особенно незабудки. Только раньше он сразу разбирал их, а теперь вот оставил. Было приятно.

– Спасибо, – Айне подняла цветок за проволочную ножку. – Нам еще долго идти? Я устала.

– К вечеру прибудем.

Тод сдержал слово. И когда солнце, перевалив через барьер зенита, устремилось вниз, вдали показалась серая громадина забора. дроид ускорил шаг. А затем и вовсе перешел на бег.

Они почти пересекли зону видимости, отмеченную выбеленными вешками, когда заметили волков. Стая лежала, притаившись среди темно-бурых, развороченных кочек, и наблюдала за тропой. Тод сам увидел. Замедлил шаг. Остановился. Опустил Айне на землю. Рядом шлепнулся рюкзак. А в руке Тода появился пистолет. Щелкнула взводимая пружина. Покачнулось дуло, выбирая мишень. Волки наблюдали за Тодом с ленивым любопытством. А старый вожак и вовсе зевал.

– Ликвидируй их, – попросила Айне. – Пожалуйста.

Эти существа, несмотря на отсутствие внешних признаков агрессии, были опасны. Если Тод спросит, чем именно опасны, она не сможет сказать. Опасны и все. Смотрят. Видят. Что-то такое видят, чего видеть нельзя. И Айне отступила, прячась от их взглядов.

А они все приглядывались и приглядывались. Вот медленно поднялся вожак. Оскалился и шерсть на загривке дыбом встала.

Пуля вошла точно в левый глаз, взрывая черепную коробку изнутри. Второго сбила на лету, выломав грудную клетку. Третья и последующие свинцовым градом прибили стаю к земле. Подняться Тод не позволил.

Последнего волка, с перебитым позвоночником, Айне застрелила сама. И Тод одобрительно кивнул: со зверем у нее вышло лучше, чем с тренажером.

И диапазон испытанных ощущений имел ряд значительных различий. Но их Айне собиралась проанализировать позже. Сейчас она хотело одного: добраться, наконец, до цели.

Оставалась пара сотен шагов.