Адаптация

Глава 6. Короли и капуста.

Игорь открыл дверь без стука и вежливо попросил Тода:

– Вы не могли бы убрать оружие.

Тод убрал. Тод мирный, но правила общественного приличия требуют стуком известить о своем намерении войти в помещение. Нарушение этих правил может трактоваться как проявление агрессии. Тод должен защищать Айне от любых проявлений агрессии.

– В другой раз вам следует постучать, – озвучила Айне выводы. – И я надеюсь, что вы пришли, чтобы проводить меня к Команданте.

– Еда, я принес еду, – Игорь продемонстрировал котелок. – Еда готова и надо ее съесть. Я поставлю, если вы не против.

Тод кивнул. После того разговора он стал очень молчаливым. И данное обстоятельство вызывало некоторое беспокойство у Айне. Изменение поведенческого стереотипа могло являться первым признаком программного сбоя.

Игорь поставил котелок на пол и, попятившись, радостно произнес:

– Приятного вам аппетита!

– Благодарю, – ответил Тод. – И часто у вас случается?

– Регулярно.

– Я про прорыв.

– Иногда, – поправился Игорь. – Но мы наладили систему быстрого реагирования и теперь справляемся с последствиями атак при минимальном уровне потерь.

Айне заглянула в котелок. Желтоватая масса выглядела еще менее аппетитно, чем соевая каша из запасов Тода. Игорь поспешно пояснил:

– Это комплекс из белков, жиров, углеводов. Пропорции их оптимальны. Витаминные и минеральные добавки также включены.

Могли бы придать этому комплексу визуально более приемлемый вид.

И когда Игорь ушел, Айне решительно отодвинула котелок.

– Если хочешь, сам это ешь, – сказала она. Тод покачал головой. Значит, смесь и ему не внушала доверия. И когда Тод достал саморазогревающиеся пакеты, Айне не стала возражать. Более того, композиция грибных ароматизаторов была составлена довольно удачна, и вкусовые ощущения можно было отнести к категории приятных.

Содержимое котелка Тод отправил в умывальник и долго, тщательно полоскал горячей водой.

– Тод, – Айне зачерпнула горячую кашу пальцами. – Ты сердишься на меня?

– Нет.

Ложь. Или Айне неверно интерпретировала поведение, что тоже плохо. Ну почему ей не позволяли разговаривать с людьми? Наблюдения оказались куда менее полезными, чем она предполагала.

– Просто сердишься?

– Нет.

– Тогда что?

– Ничего.

– Ничего – это отсутствие чего-либо в принципе. Данное выражение не имеет смысла в нынешнем контексте. Точнее, смысл мне не ясен.

Котелок Тод выставил за дверь.

– Послушай, маленькая… – свою порцию Тод проигнорировал. При его скорости обмена и совершенной работе подобное поведение было неблагоразумным. – Я не злюсь. И тебе не надо меня бояться. Договорились?

Айне никогда и не боялась его.

– Тебе я никогда не причиню вреда, – присев рядом, он провел пальцем по щеке и повторил, точно сам себя убеждая. – Тебе – никогда.

В этом Айне тоже не сомневалась.

– Ты – нагуаль. Дух-хранитель, идущий по пятам.

– Именно, – он достал коробку с бисером, открыл и принялся перебирать разноцветную крупу. У Тода большие пальцы, но данное обстоятельство не мешает ему работать.

Вот и сейчас, отобрав десяток ярко-синих бусин, он нанизал их на проволоку и свернул в петлю-змейку, обрисовывая контур будущего лепестка. Посмотрел. Свернул. Отложил.

– Ты опять что-то вспомнил?

Тод кивнул, убирая незаконченную работу в карман.

– Тод, я полагаю, что восстановление долговременной памяти будет идти и дальше вне зависимости от твоего желания. Мне жаль.

Эту фразу люди говорили друг другу в ряде случаев. Айне не была уверена, что данная ситуация является подходящей.

– Расскажи.

Она предполагала отказ, но Тод сказал:

– Знаете, маленькая леди, у меня такое ощущение, что здесь, – он дотронулся до головы, – полная каша. И говоря по правде, я вполне могу утратить былое душевное равновесие, каковым весьма гордился.

И снова в его речи чудится скрытый подтекст, понимать который у Айне получается с трудом. Ну почему Тод больше не изъясняется конкретно и однозначно?

– Я вспомнил, как встретил Еву. Девочку с голубыми волосами и яблоками, у которых мерзкий вкус.

Крыша ангара выгибалась куполом. Дуги внутренних ребер утыкались в позвоночник центрального тяжа. С него свисали витые шнуры с колпаками ламп. В свете их оцинкованные листы сияли ярко, нарядно, почти также ярко, как серебряное платье девушки.

Она стояла перед Тодом и внимательно его разглядывала.

Седой нависал над девушкой. Происходящее ему было не по вкусу.

– Давай знакомиться, меня зовут Ева, – девушка с голубыми волосами протянула узкую ладошку. – Ну же, не будь букой, поздоровайся.

– Добрый день, госпожа Ева, – Тод осторожно сжал ладошку и отпустил.

Хотелось свернуть ей шею. Стать сзади. Положить левую ладонь на затылок, а правой придержать подбородок. Потянуть, заставив откинуться. И резко повернуть.

Хрустнут шейные позвонки и острый отросток эпистрофея выскользнет из кольца атланта. Растянутся мышцы. Разорвется тонкая жила спинного мозга.

И тело осядет на пол.

– Видишь! – крикнула девушка. – Я их не боюсь.

– Зря, – ответил Седой, глядя с неодобрением. Нельзя было понять, кому это неодобрение адресовано. Но Седого Тод тоже убил бы, но иначе.

Оружия не надо. Пальцы в глаза вдавить, сквозь слизь глазных яблок, в мякоть мозга. Или горло вырвать, чтобы кровь хлестала. Или еще придумать что-нибудь, но обязательно грязное.

Такие люди не должны умирать спокойно.

– Как тебя зовут?

Девушка смотрела снизу вверх, и в ярко-голубых глазах ее виделось любопытство.

– Тод, госпожа.

– Тод… Тодди. Почти Тедди. Ты не против?

– Нет, госпожа.

– Ева, позвольте заметить, что ваше поведение по меньшей мере неблагоразумно, – заметил Седой, прикасаясь к локотку девушки. Она локоток отдернула и, развернувшись на пятке, шлепнула Седого веером.

– Скажи, Тодди-Тедди, если я попрошу тебя убить… вот его, – веер уперся в нос Седому. – Ты подчинишься?

С превеликой радостью.

– Надо же… – сказала Ева. – Слов нет, но какие эмоции… я не знала, что вы тоже на эмоции способны. Или он тебя крепко достал?

– Если ваш брат узнает, – повторил попытку Седой, но Ева снова отмахнулась:

– Не узнает. А если узнает, то я решу, что ты сказал. И обижусь. Ты же не хочешь, чтобы я на тебя обижалась?

Ева была тонкой. Пожалуй, не то, что шею – позвоночник легко сломать будет. Но тогда останется шанс на выживание. С головой надежнее. И пулю в висок, в качестве контрольного.

– Я знаю, что ты и меня хочешь убить, – сказала Ева и сняла наручники. Одно прикосновение, и лента мягкой змеей сползла на пол.

– Ева!

– Молчи, Янус, я знаю, что делаю. Ну же, Тодди-Тедди, у тебя появился шанс.

Бровки домиком, испытующий взгляд, закушенная губа. А мертвые любопытства не проявляют.

– Видишь. Все с ним нормально. А вы ломаете, там, где не надо. Не обижайся, Тод. Мне просто хотелось кое-что проверить.

Спрашивать о том, что бы она делала, слети у него программа, Тод не стал.

– Пойдем, – Ева взяла его за руку. – Я и вправду хочу с тобой поговорить. Знаешь, я видела, что мир умрет. Никто не верит. Они все думают, что я вельдоманка, а на самом деле – они слепы.

Ева шла вдоль рельсов, проложенных в ангаре. Кое-где между рельсами прорастала трава.

Тод давно уже не видел травы.

– Часики тикают. Тик-так, тик-так… а потом бах-бабах и всем конец. Ты хочешь жить?

– Да.

Этот ответ ее устроит, ведь Еве плевать на истинные желания Тода.

– Врешь. Ты потерялся. Я знаю. Я помогу тебе, а ты поможешь мне.

– И вместе мы спасем мир? – у Тода получилось не рассмеяться. А вот Ева захохотала. И эхо покатило смех по ангару.

– Нет, не спасем. Этот мир умрет, но появится новый. В любом случае появится. И если постараться, очень-очень постараться, то новый мир будет таким, как я хочу. Мир Евы. Звучит, правда? Хочешь, я расскажу, каков он будет? Молчи, Янус, ты двулик. И время твое уйдет вместе с миром нынешним…

Седой снова поклонился, но уйти – не ушел. Он брел по следу Евы, как собака. А Тод был второй собакой, посаженной на поводок генетической программы.

– В нынешнем мире слишком много несчастных. Люди ненавидят людей, а убивают андроидов. Конечно, ненавидят и их, но еще боятся. А страх – сильнее ненависти. Ты давно в лаборатории, Тод?

– Да, госпожа.

Ей это было известно, и Ева могла бы назвать точный срок, но она не называет. Идет, спотыкается, трогательно опираясь на руку Тода, и рассказывает сказку.

– А у нас здесь катастрофа грядет. И черносотенцы закон провели. О принудительном сокращении потенциально опасных биологических объектов. Понимаешь, что это значит?

Ева приставила палец к виску и сказала:

– Пиф-паф. И нет Тода.

Его уже давно нет.

– В моем мире такого не будет. Ни недовольных. Ни несчастных. Ни забытых. Каждый возлюбит ближнего своего как себя самого. Ты читал Библию, Тод?

– Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог. И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть.

– Дальше, – потребовала Ева, дернув за руку. – Говори дальше! Слышишь, Янус? Он читал Ветхий завет!

– И сказал змей жене: нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло.

Ева обняла и, поднявшись на цыпочки, поцеловала Тода в щеку.

– Умница.

– И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел.

– А потом Бог проклял их. Это был жестокий Бог, Тод. И скоро он умрет вместе со своим миром, чтобы дать шанс новому. И нарек Адам имя жене своей: Ева, ибо она стала матерью всех живущих. Так будет, Тод. И дети мои станут жить в мире, ибо иное будет невозможно для них.

Ее глаза сияли светом веры.

– И что я должен буду сделать, чтобы вы построили свой расчудесный мир?

– То же, что ты делал раньше, – просто ответила Ева. – Умереть. Только сначала…

Она протянула руку, и седовласый Янус вложил в нее инсулиновый шприц.

– Вот. Это придаст твоей смерти иной оттенок.

– Если откажусь, последует приказ?

Шприц легко раздавить. Но у них наверняка имеется в запасе другой, а то и не один.

– Да. Только приказывать не интересно. И эффективно лишь тогда, когда нужно тело. Я большего хочу. Вот мое яблоко. Возьми. Попробуй. Только так ты сможешь узнать, каково оно на вкус.

– Лучше Адама угости. Где он кстати?

Ева улыбнулась:

– Разве сторож я брату своему?

– Тебе причинили боль? – Айне, забравшись на колени, обняла Тода. Его сердце в груди стучало быстро, что косвенным образом свидетельствовало об испытываемом стрессе. Айне не знала, как локализовать последствия данного стресса.

– Мне причинили эксперимент. Но это не имеет значения. Это было давно и… и теперь все иначе.

Хорошо, если все обстоит именно так. Айне подозревала, что количество воспоминаний будет увеличиваться, усугубляя нынешний эмоциональный дисбаланс.

Айне закрыла глаза. Так думалось легче.

Хотя так тоже не думалось. Просто сиделось.

Она устала. Раньше она уставала меньше, но это потому, что существовала в пределах бункера. Следовательно, нынешние симптомы свидетельствуют о негативном влиянии внешней среды на физические параметры. Айне следует как можно скорее попасть в бункер.

– Ты спишь? – спросил Тод и, не дождавшись ответа, прошептал: – Спи.

Непременно. Но немного позже.

Тод переложил ее на кровать, укрыл и, выключив свет, сел рядом. Айне ощущала его присутствие. Она не собиралась засыпать, но в какой-то момент отключилась.

Айне никогда не видела снов, но сразу поняла: это именно сон.

В реальном мире пространство упорядочено и закономерно. Здесь же две лестницы поднимались, выходя из ниоткуда и уходя в никуда. Они изгибались и вращались, врастали друг в друга хромированными спицами.

Айне стояла на одной. Спица была твердой. По краям ее возвышались темные шары. Стоило Айне двинуться, и шары вспыхнули, рождая частицы света. Впервые стал виден их дуализм.

Вуалехвостые рыбы плыли по волнам, шевеля материальными плавниками. Они добрались до Айне, закружились в танце, пытаясь столкнуть ее. А лестницы ускорили вращение.

– Скоро, – сказала одна из рыб, не произнося ни слова.

– Что скоро? – спросила Айне, пытаясь поймать квант в ладонь.

– Все скоро.

Рыбы рассыпались, что в общем-то свидетельствовало о их ненадежности.

– Вверх посмотри! – велел последний квант, перед тем, как полностью перейти в волновое состояние. Айне посмотрела. Сначала она ничего не увидела, но подсознание торопливо исправило ошибку.

Сверху падал железный круг с зазубренными краями. Они рвали нити, и лестницы раскрывались. Они тотчас попадали в шарообразное облако, в котором мельтешили тени.

Громыхало.

– Что это?

Оборванные концы нитей стремительно нарастали, и тени, садясь на них, обретали форму и размер. Они смыкались друг с другом, торопливо сплетаясь корнями, и вот уже разорванная лестница получала свое отражение.

– Я знаю, что это! – хотела крикнуть Айне, но едва успела отскочить, как мимо с визгом и скрежетом пронеслась пила. – Я знаю…

Под тонкой оболочкой облака скрывалось желеобразное содержимое. Гель растворил Айне, смешал и превратил одну из теней. Это было не больно. И еще познавательно.

Став частью новой лестницы, Айне подумала, что на этом сон логически закончится. Но он продолжался. Структуры растянули, пространство между ними уплотнилось, образовав прозрачную перегородку. Пила, достигнув дна бездны, полетела вверх.

Верх был низом.

Деление продолжалось.

Айне множилось, отдавая кусок себя каждой новой лестнице.

Это было прекрасно. И когда пространство сна вывернулось наизнанку, Айне увидела сто тысяч шаров, завернутых в слоящиеся оболочки мембран. Внутри каждого билось двуспиральное сердце.

Просилось на волю.

– Скоро, – пообещала Айне, собирая шары в ладонь. – Уже совсем скоро.

Они завибрировали и, звуковые волны, визуализированные в многомерности сна, накладывались друг на друга, пока не превратились в одну. Она сжалась пружиной, чтобы развернуться и выбросить Айне в явь. Последнее, что Айне увидела – множество ртов в своей руке и множество глаз за треснувшей переборкой мира.

– И стала она матерью всех живущих, – сказали рты. А глаза закрылись.

Сюрреализм увиденного и интенсивность пережитых во сне эмоций настолько выбили Айне из состояния равновесия, что она закричала.

На крик не отозвались. И только тогда Айне поняла: Тода в комнате нет.

Ушел?

Ушел. Рюкзак был на месте. Дверь входная заблокирована столом. Створки окна закрыты, но не заперты. Лунный свет скользил по серебряной нити, протянутой между оконными ручками. Нить переползала на ту сторону и, вероятно, свидетельствовала о крайне неприятном сюрпризе для того, кто рискнет забраться в помещение.

Или выбраться.

Айне выползла из-под одеяла, отметив, что общая температура упала. Оставаясь положительной, она тем не менее была ниже физиологического оптимума. Холод проникал сквозь носки и байку, он же заставил вернуться в кровать.

Лежать было скучно.

И еще жутковато. Свет странным образом искажал находящиеся в комнате предметы, вырисовывал причудливые тени, в которых Айне виделись признаки самостоятельного существования. Этот самый свет активировал прописанную в генах мифологию ночи.

Ее дополняли звуки, доносившиеся из-за двери и окна. Скрипение, потрескивание, четко идентифицируемые вздохи, которые не могли быть вздохами, являясь лишь специфичными акустическими эффектами пространства.

Но аргументы не срабатывали.

Вот дернулась тень за стеклом, приникла, уставившись на Айне слепыми глазами, и тут же исчезла. Она же, выбравшись из шкафа, скользнула под кровать и там затаилась. Айне знала, что тени безопасны.

Айне боялась этой конкретной тени.

Страх заставил нырнуть под одеяло и, съежившись, затаиться.

Гулко колотилось сердце. В ладонь впивались твердые бисерины фиалки. Дышать получалось с трудом. Выделения слизистой закупорили нос, а ртом воздух глотать выходило громко. Тени могли услышать. И Айне прикусила пальцы.

Она не боится!

Она просто не сумела адекватно оценить изменившуюся обстановку.

Просто ночь. Просто тени. Просто ее никогда не оставляли одну в незнакомом месте. И Тод сволочь, что не предупредил. Айне всхлипнула. Слизь из носа потекла на подушку, мешаясь со слезами, обида на Тода смела границы рационального восприятия и затопила даже страх. Айне вскочила, откинула одеяла и крикнула:

– Я вас не боюсь!

Ответом стала тишина.

Ничего не скрипит и не шуршит. Никто не вздыхает. И за дверью спокойно. А она стоит посреди комнаты на холодном полу, обнимает себя и ревет, как будто… как будто ей и вправду семь лет.

– Ты придурок, Тод, – буркнула Айне, рукавом вытирая сопли. – Мог бы… мог бы хотя бы предупредить.

Она подозревала, что в данном случае предупреждение не возымело бы требуемого эффекта, но пул эмоций требовал выхода.

Слезы иссякли сами собой, оставив жжение в глазах и неприятное чувство, интерпретированное как стыд. Но в постель Айне решила не возвращаться. Она стянула одеяло и подушку на пол, подтащила их к рюкзаку и соорудила гнездо. Теперь Айне сидела спиной к двери и лицом к окну, что позволяло до какой-то степени контролировать ситуацию. Пистолет, который нашелся под кроватью, девочка положила рядом.

Аккуратно расправив смятые лепестки фиалки, Айне вернуло ее на прежнее место. Осмотрелась. И нашла себе занятие. С ремнями рюкзака пришлось повозиться. Затянуты они были туго, но Айне справилась. Действия, пусть и не имеющие определенной цели, помогали вернуть утраченное душевное равновесие.

Только в носу продолжало хлюпать.

Пачки консервантов Айне поставила справа. Коробки с патронами – слева. Жестяной короб аптечки сунула под локоть, на него оказалась весьма удобно опираться. Планшет лежал в одном из боковых карманов. Айне раскрыла шов водонепроницаемого футляра, извлекла машину и активировала.

Она надеялась, что Тод не станет защищать планшет паролем, и оказалась права.

На изучение содержимого ушла четверть часа. Содержимое было на редкость унылым. Стандартный набор программ, электронная библиотека, сопряженная с комплексом обучающих фильмов. Набор трехмерных лабораторий с высоким диапазоном вариабельности.

И в единственной скрытой папке – фотография Айне.

Она не помнила, чтобы Тод когда-либо делал снимки. И точно не предполагала, что восприятие себя опосредованно вызовет подобный эмоциональный отклик. Положив планшет на колени, Айне внимательно изучала снимок.

Ничего особенного.

Соответствие стандартному диапазону вариабельности фенотипа данных расы, возраста и пола. Черты лица с ярко выраженными инфантильными признаками. Отсутствие запоминающихся элементов.

Но… Айне испытывала удовольствие и смущение, глядя на себя.

Это отличалось от отражения в зеркале. Это отличалось от чего-либо, виденного прежде. На фото у нее косички и резинки разноцветные. Ей хотелось остричь волосы, но Тод отказался. И это синее платье она помнила. Подол был расшит блестящими камушками, а рукава перехватывались лентами. Они развязывались постоянно. Айне это злило.

Смысл снимка лежал вне области воспоминаний.

Смысл снимка на Тодовом рабочем планшете вообще уходил за пределы понимания. И Айне сменила картинку. Теперь перед ней раскрылся типовой план поселения.

Идеальный круг. Три луча, пересекаясь в условном центре, разбивали этот круг на шесть сегментов, идентичных друг другу по структуре. Вплетались в них тончайшие линии электрических кабелей и широкие ленты системы водообмена. Айне провела стилом по рифу внутреннего вала, отмечая ворота. Затем сдвинула изображение и увеличила один из сегментов.

Она перевернула планшет, всматриваясь в переплетение линий, убрала слои коммуникаций. Теперь на экране остались прямоугольники домов. Нужный Айне нашла без труда и отметила зеленым.

Снова увеличила сегмент.

Почесала кончик носа и слизала присохшую соплю.

Работать было интересно. Закрыв глаза, Айне восстановила в памяти картину боя. На месте просевшего дома она нарисовала красный круг, от которого искрами расходились точки. Они группировались и останавливались, натыкаясь на точки антагонистично-синего цвета.

Среди них нашлось место паре желтых. И отдельными элементами включились в мозаику зеленые метки.

Три четверти круга Айне обвела синим, поставив сверху вопросительный знак. Одну четверть выделила и пририсовала знак восклицательный. Включив функцию записи, продиктовала:

– Визуально установленный характер распределения кадавров соответствует клинальному, что логично. Высокая концентрация особей на месте прорыва снижается по мере удаления от центра.

От середины красного пятна протянулась еще одна линия. Айне сунула стило в рот и еще раз перевернула планшет. Картина изменилась мало.

– Вместе с тем регулярность распределения жителей на отрезке и характер их взаимодействия, в частности согласованность действий и скорость локализации прорыва, говорит о… – Айне попыталась подобрать адекватную формулировку. – О том, что они знали.

Второй знак вопроса был больше первого.

– Поведение кадавров также вызывает ряд вопросов. Совместная атака при недостаточной координации действий? Насколько возможно?

Третий вопрос поселился в углу экрана.

– Отсутствие попыток отступления. Неадекватное поведение некоторых особей…

Вопросы множились. Ответов не было. Точнее тот, который напрашивался, был весьма не по вкусу Айне. Она долго раздумывала, прежде, чем начать новую запись:

– Верность интерпретации подсознательных образов представляется сомнительной, вместе с тем в сложившемся положении недопустимо игнорировать информацию любого толка.

Айне почесала стилом десну. Чудесным образом процесс жевания предмета, не приспособленного для жевания, стимулировал умственную деятельность.

– Фенотипическое сходство как косвенное свидетельства высокого уровня генетической гомогенности популяции? Возможно.

Круг. И еще круг. И целый ряд одинаковых кругов, в которых Айне поставила алые точки. Залюбовавшись творением рук своих, она не сразу вспомнила то, что хотела записать.

– В данном случае имеется вероятность наличие специфического ген-маркера, который… допустим, который отвечает за связь между индивидами и координацию их действий.

Красные точки объединились в красную сеть. Рисование оказалось занятием весьма увлекательным, отчасти из-за привнесенного элемента свободного творчества.

Действовать самой было куда интереснее, чем по ячейкам раскрасок. И Айне в порыве вдохновения нарисовала большой красный квадрат в центре объекта.

– Тогда реализация данного маркера определяет количество свобод индивидуума и степень включенности его в общую систему. А также способность на систему воздействовать. Но уничтожение управляющего элемента, который теоретически и является нулевым маркером, с большой долей вероятности приведет к саморазрушению сети.

Айне кивнула собственным мыслям и отмотала запись на начало.

Звук собственного голоса был… ужасен! И эмоции вызывал самые разные. От желания рассмеяться до острого стыда. Заставив себя дослушать до конца, Айне добавила поскриптум:

– Вопрос: станет ли драконом, дракона убивший?

Прослушала – эффект воздействия значительно ослаб – и уничтожила часть файлов. Почему-то Айне казалось, что Тода вряд ли обрадует необходимость убить Команданте.