90-е: Шоу должно продолжаться – 15

Глава 23

— В смысле — должны выглядеть как говнари? — недовольно спросил Астарот, скосив глаза на зеркало.

— Типа будто мы вчера только из подвала вылезли? — Бельфегор пошевелил рыжими бровями.

— Примерно, но нет, — покачал головой я. И почесал в затылке. В принципе, я понял что хотел сказать Арнольд Павлович, когда поставил задачу. Но вот сейчас, когда мы с «ангелочками» стояли на сцене «Буревестника» и разговаривали об этом, у меня все сложилось окончательно, так что я хлопнул в ладоши, снова привлекая к себе внимание.

— Так, забудьте! — громко сказал я. — Не надо ничего специально играть, а то точно фигня получится. Вы же не актеры.

Сидящие в первых рядах наташины студенты засмеялись. Хрен знает, почему я до сих пор называл их студентами. Ребята уже давно работали с нами. И уже не просто так, а вполне за деньги. Вели вечеринки, снимались в рекламных клипах, у некоторых уже даже свои авторские программы на «Генераторе» были. А студенты, наверное, потому что они до сих пор приходили в «Буревестник» и занимались тут всякими странными упражнениями по актерскому мастерству под руководством своих странных же преподов из «кулька».

— Короче, парни, все просто, — сказал я. — Ничего специально не вымучиваем. Просто выступаем без концертных костюмов. В обычном своем виде, как на репетиции. Ну и поем всякие каверы, из своих песен — только медляки.

— Слушай, а эти все торгаши, которые в «Волне» обычно тусуются, типа ни разу не удивятся, что на сцене мы вместо «Конрада»? — резонно возразил Макс. — В общем-то, мне примерно понятно, что нужно изобразить все так, будто мы простые кабачные музыканты.

— Ага, точно, — подключился Бельфегор. — Мы на сцену выйдем, а чуваки за передним столиком, такие: «Э, кто вы вообще такие нахрен⁈»

— Никто ничего не скажет, — усмехнулся я. — Мероприятие закрытое. Будут только приглашенные гости.

— Но при этом нам нужно сделать вид, будто мы тут всегда поем? — уточнил Астарот.

— Да, — кивнул я. — Такая вот одна сплошная постанова.

— Да уж, авантюра, — Астарот сунул руки в карманы и ссутулился.

— А если он все поймет? — спросил Кирюха.

— Что поймет? — уточнил я.

— Ну, что мы не настоящие ресторанные музыканты? — объяснил он.

— Тогда для нас ничего не изменится, — пожал плечами я. — Будем работать, как работали. На фесты ездить, концерты устраивать. Альбомы записывать, по гастролям кататься.

— А зачем тогда?… — начал Кирюха, но сразу замолчал.

Все замолчали. Потому что очень хорошо понимали, зачем. Потому что если план Арнольда сработает, у нас появится шанс перестать быть местечковой рок-группой. И превратиться в величину российского, а то и мирового масштаба. На мой все еще дилетантский взгляд все задатки у парней на это были.

— Страшно, трындец, — шумно выдохнул Бельфегор, сел прямо на сцену и обхватил голову руками.

— Страшно, что все получится, или страшно, что все не получится? — спросил я.

— Фиг знает, ерунда какая-то, — он помотал головой. — Я же понимаю, что это наш шанс. Но почему-то мне хочется взять и все закосячить.

— А, кстати об этом… — я посмотрел на Кирюху. И на фендер-стратокастер в его руках. Хотел сказать, чтобы он на выступление сегодня взял что-нибудь попроще. Но передумал практически сразу, как только эта мысль пришла мне в голову. — Хотя забудь. Все нормально. Давайте без драм и лишней серьезности. И хватит уже болтать, порепетируем. Саня, сделай лицо попроще.

Я двинулся к краю сцены, мимоходом толкнув Астарота локтем в бок. Спрыгнул вниз и плюхнулся на свободный стул между парнями из школы актеров рекламы. Которые наблюдали эти наши сценические эксперименты от начала и до конца.

— Всем добрый вечер, — сказал Астарот в микрофон напряженным и как будто недовольным голосом. — Сейчас мы исполним несколько композиций, чтобы вы как-то не скучали, пока жре… едите…

Наши актеры заржали. «Ангелочки» тоже.

— Блин, отойди! — Надя шагнула к переднему краю сцены. — Давай лучше я скажу! Можно, да?

— Даже нужно! — я несколько раз хлопнул в ладоши. Посмотрел на актеров. — Ну а вы что как болваны? Похлопать зажилили? Давайте аплодисментов, быстро!

Парни и девчонки тут же захлопали, кто-то даже засвистел.

— Добрый вечер, дорогие гости, — промурлыкала в микрофон Надя. — Мы начинаем нашу музыкальную программу и надеемся, что ваш вечер пройдет романтично и радостно…

Я расслабился.

Интересное штука с этой авантюрой Арнольда Павловича. Вадим считает, что это все случайной встречей не было, что все это хорошо срежиссированная постановка. Но я к теориям заговора склонен не был. Ну, во всяком случае, не настолько. Могу допустить, что этот Арнольд реально какое-то время за нами наблюдал. И может даже одна из целей поездки в Новокиневск у него была — встреча с нами. Ну, в смысле, с «ангелочками». Но вот что место в самолете было неслучайно — тут прямо весь мой здравый смысл восставал…

Но занимало меня другое.

Арнольд предложил устроить небольшое срежиссированное представление, чтобы его босс как бы случайно увидел талантливых ребят в глубинке, восхитился и немедленно предложил сделать из них суперзвезд.

План диковатый, но, в общем, мы так-то ничего не теряем.

Расстались мы в тот раз на том, что он пообещал со мной связаться и сообщить, где, как и когда будет происходить вот это все.

И вчера он позвонил в «Буревестник» и сказал, что все на мази. Шутовский приезжает в Новокиневск. И будет ужинать в ресторане «Волна». И что мне нужно проинструктировать своих на этот счет. Директору он позвонил, сказал, что хочет, чтобы зал закрыли на спецобслуживание, бла-бла-бла…

И вот же прикол — так нервно стало! Всем нервно, и мне, и «ангелочкам». При этом непонятно сфига ли вообще? При успехе плана Арнольда «ангелочки» получают контракт с авторитетным лейблом, записывают винил, попадают в сетку вещания центральных радиоканалов. В общем, переходят в другую лигу и начинают карабкаться по чартам и топам уже в масштабе страны.

В случае неуспеха… Ну, допустим, Шутовский не впечатлится, потому что у него с утра настроение плохое, мозоль натер, и вообще он с утра мечтал о сисястой блондинке, которая крутит попой и поет про «губ твоих конфетный вкус», а тут какие-то патлатые парни и худосочная вчерашняя школьница… Короче, неважно, почему случится фейл. Просто случится.

Это будет не катастрофа ни разу. Мы не делали на это никаких ставок, не рассчитывали и не вкладывали все наши ресурсы в эту встречу. Мы ничего не теряем, если Шутовский не обратит внимания на «ангелочков».

Так почему тогда так очково-то?

«Ангелочки» замандражировали, пока я им все объяснял, а у меня сначала вроде голос рассудка как-то пытался в голове навести порядок, но потом все пошло по бороде. И вот я сижу сейчас в первом ряду, смотрю, как «ангелочки» играют «металлику», двигаясь гораздо деревяннее, чем обычно, и мандражирую.

Хех.

У пустого ресторана есть такой отдельный специфический вайб. Особенно у того, который ты видел до этого исключительно «в рабочем состоянии». Когда столики заняты, перед сценой колышутся в подобии танца парочки, для которых танец — это вертикальное воплощение горизонтальных желаний, под потолком свивается в сизые узоры сигаретный дым. А длинный зал морской тематики наполнен разговорами, смехом и пьяными выкриками.

И вот сейчас… в воздухе легкий оттенок «здесь курят», стулья повернуты на столы вверх ногами. И угрюмый юноша в несвежем фартуке как раз их сейчас переворачивает и расставляет обратно. Антураж тот же, но без людей это место совсем другое, будто не по адресу зашел.

— Слушайте, а может я тогда просто в сторонке посижу? — сказал Бегемот, опуская руки. — Установка тут точно ведь не поместится.

— Нет, — мотнул головой я. — Барабаны ставить не будем, полежат в автобусе. Поставим драм-машину. Конрад, дашь погонять свою?

— Да не вопрос, — Конрад пожал плечами и сделал подчеркнуто-равнодушный вид. Типа, ему совсем даже не интересно, что тут затевается сегодня. Ему сообщили только в общих чертах — частная вечеринка, какой-то заезжий хрен со своими гостями. И все. Музыканты свои, просто все им покажешь, и все. А когда он сегодня увидел нас, то немало так удивился. Полез, было, с вопросами, но я это сразу пресек. Конрад — неплохой мужик, свойский такой, но всегда нужно держать в голове, что он мне не друг. Не враг, конечно, но никак не «свой». Так что меньше знает — крепче спит. Не сообщили ему, что за гости откупили сегодня его ресторан? Вот и пусть пребывает в блаженном неведении.

Возможно, в другой ситуации я бы рассказал, но не сегодня.

«Чтобы не сглазить?» — ехидно заметил внутренний голос.

«Да, чтобы не сглазить!» — уверенно ответил сам себе я. Взял стул от ближайшего к сцене столика, поставил его поближе к стене и сел наблюдать, как «ангелочки» подключают и проверяют инструменты, переговариваются на своем музыкальном языке. Заметил краем глаза, что юноша, расставлявший стулья, смотрит на меня неодобрительно.

— Верну на место, — сообщил я. — Честно.

— Ладно, — буркнул тот и скрылся за ширмой.

Конрад присел рядом со мной на стол. Все еще с видом 'да неважно мне, что вы тут затеяли!

— Вообще-то мы можем и без драм-машины, — сказал Бельфегор. — Поливокс же может…

— Боря, я в курсе, что твой поливокс может заменить целый симфонический оркестр, — засмеялся я. — Но Дюшу же ты рядом с собой не поставишь? А мне нужно, чтобы вы в полном составе на сцене были.

— А, да, точно, — рассеянно кивнул Бельфегор, потом хотел еще что-то сказать, но зыркнул в сторону Конрада и промолчал.

— А может я буду вторым бэк-вокалом тогда? — сказал Бегемот. — Ну а чо? Пантера и Астарот выходят без инструментов, и ничего. Нормально. Возьму пиваса, буду, такой, возле микрофона стоять. С понтом, подпеваю.

— Конрад же сказал, что даст драм-машину, — сказал я.

— Дам, — подтвердил Конрад. — Сейчас в подсобку схожу, принесу. Скоро ваши важные гости приедут-то?

— В девять, — сказал я, посмотрев на часы.

— Сколько же они Евгену отвалили, что он кабак в пятницу закрыл, — как бы в воздух бросил Конрад.

Но никто не повелся. «Ангелочки» принялись сосредоточенно дергать струны, настраиваясь. А я посмотрел на потолок. Разве что насвистывать не начал, всем собой намекая, что рассказывать мы ничего не будем.

Конрад вздохнул и канул за той же ширмой, что и юноша, расставлявший стулья.

— Слушайте, а если у нас сегодня не… — тревожно начал Бельфегор, но я приложил палец к губам, и он заткнулся.

Кирюха сыграл несколько аккордов.

Макс подключился, у мелодии добавились басы. Я откинулся на спинку стула и уперся затылком в стену.

Так буднично все.

Просто.

Тишина эта.

Вдруг память подсунула совершенно неожиданную картинку. Видимо шершавая фактурная штукатурка на стене затылком ощущалась так же, как тогда. Когда я, вытянув гудящие ноги сидел на ночном вокзале Грозного. И такая же шершавость под затылком…

«Расплескалась синева, расплескалась…» — только подумал, даже губами шевелить не стал.

В тот новый год тоже было тихо. Недолго, но было. Ну как, было… Будет. Сейчас всего-то девяносто третий.

Почему я вообще сейчас об этом вспомнил? Что такого общего между моим прошлым-будущим и вот этим, сейчас?

Встроенное чутье на опасность намекает, что тут сегодня случится замес с перестрелкой и артиллерией? Все-таки, вокруг девяностые. Нас вся эта бандитская тема мало, конечно, касается, но так-то она есть. И стреляют, и разборки устраивают, и комерсов трясут, и…

Я прислушался к себе. Мысленно фыркнул. Ну да, всякие приметы и чутье хорошо анализировать, когда все уже произошло. И ты, такой, важно киваешь. Мол, да, точняк, я же знал заранее! Маршрут мурашек по спине специфический. И все такое…

Хотя нет, при чем здесь гипотетическая перестрелка?

Дело в другом.

Просто момент на самом деле переломный. И чертовски важный.

А вокруг — вот это. Будничная пустая «Волна», следящий за из-за ширмы юноша в несвежем фартуке. Не верит, что я стул на место поставлю, ха!

Хотя фиг знает, может его за неровно поставленные стулья бьют в подсобке…

Судьбоносный момент, ага. Вовсе не на стадионе, когда город подпевал и подтопывал «Темным теням». И не на «Невских берегах», когда мы подхватили посыпавшееся мероприятие. Не на первом сольнике в «муке». Не на съемках клипа с зимней ночевкой. И не в сотни других пронзительных моментов.

А сейчас. В быдлокабаке, к которому мы вообще не имеем отношения. Как, блин, в каком-то голливудском фильме. Хрен знает, в каком, но есть в этом какой-то блюзовый нуар.

«Пэууу-пэууу», — постанывает фендер Кирюхи.

«Бу-бу-бу-бу»… — гудит басуха Макса.

Астарот, с собранными в хвост волосами, такой непривычный. Очень худой без его сценического костюма с крыльями и рогов. Сидит на краю невысокой эстрадки «Волны», острые коленки в черных джинсах… Бельфегор пальцами расчесывает непослушные рыжие патлы и шевелит губами, будто кому-то что-то доказывает. Молча.

Надя-Пантера неспешно покачивая бедрами ходит туда-сюда между столиками. Пританцовывает, иногда прикрывая глаза. Будто слушает музыку в своей голове.

Бегемот постукивает пальцами по столу.

Защемило пронзительным таким чувством, будто я со стороны смотрю на эту сцену. Как будто в кино на экране. Будто это не я сижу вот тут сбоку, привалившись затылком к шершавой стене, на которой штукатуркой изображены волны. Будто это кто-то другой. Вова-Велиал, может быть?

Я некоторое время медитировал на эту мысль. Было что-то прикольное в этом ощущении нереальной реальности или реальной нереальности…

Но потом тряхнул головой, возвращая себя обратно в эту нуарную киношную картинку.

— Вот, принес, — раздался голос Конрада. — Сейчас подключу.

— Слушайте, а пожрать никто ничего не взял с собой? — спросил Бегемот. — А то у меня что-то от волнения аж живот подвело!

— Здесь же ресторан, — сказал Бельфегор. — Можно на кухне еды попросить.

— Ага, так мне и дали, — огрызнулся Бегемот.

При всем этом разговоре, Кирюха и Макс продолжали дергать струны в случайном порядке. Медитативно так.

— Для персонала еду всегда готовят отдельно, — сказал Конрад, воткнул вилку в розетку и выпрямился. — Подойди с той стороны, скажи, что вы музыканты.

— О, круто! — Бегемот обрадованно потер руками. — Айда пожрем, а? Нам еще часа полтора, получается, тут торчать.

— Вы идите, а я не хочу что-то, — сказал Астарот и посмотрел на меня.

«Ангелочки» утопали требовать еду вслед за Конрадом. А мы с Астаротом остались в зале вдвоем.

— Разболтают сейчас все, — вполголоса проговорил Астарот.

— Да уже пофигу, — пожал плечами я.

— Слушай, Велиал, тебя тоже колбасит со всей этой ситуации не по-детски, да? — наш фронтмен поднялся, потянулся, разминая спину. — Я просто в прострации какой-то. Будто… хрен знает, первый раз такое. В натуре, ощущение такое, будто если мы сейчас налажаем, нас прямо тут из пулемета и расстреляют.

При этом лицо Астарота выглядело практически безмятежным. Забавный контраст. Так-то Саня у нас истеричка. Не дурак психануть и поорать, а сейчас говорит, что паникует, а тон такой, словно он мне телефонный справочник зачитывает.

— Не налажаете, — уверенно сказал я.

— Ага, то есть насчет расстрела ты не уверен! — ехидно проговорил Астарот. Мы посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись.

Потом Астарот провел пальцами по ближайшему столу.

— Знаешь, я иногда думаю… — сказал он медленно. — Получается же, что Конрад каждый день тут поет не то, что он хочет. А только то, что хочет публика. И мне всегда казалось, что это какой-то… зашквар. Ну, типа, продажно, никакого творчества. А сейчас я подумал… Зато он поет. И у него всегда публика. И может этого не так уж и мало?