90-е: Шоу должно продолжаться – 15

Глава 22

— Кто это? — не то испуганно, не то недоуменно прошептала Ева. — Папы же не должно быть дома…

— Сейчас проверим, — пожал плечами я и, стараясь не шуметь, поднялся на ноги.

— А если там бандиты? — Ева сжалась, замерла, было видно, как в темноте блеснули белки ее глаз.

Технически, мог быть кто угодно, конечно. Вокруг девяностые, мы наплевательски отнеслись к закрыванию внешней двери, Лео Махно — чувак, прямо скажем, обеспеченный. По обстановке квартиры, которая мало чем отличалась от среднестатистической, этого не скажешь, конечно. Но он с некоторых пор персона публичная, так что это не Ева паникерша. Я ободряюще пожал ее пальцы, скользнул к двери и быстро ее распахнул.

— Ой! — взвизгнул женский голос. А его хозяйка отпрыгнула в сторону, свалив по ходу дела вешалку. Раздался еще какой-то грохот, будто сначала упали какие-то коробки, а потом незнакомка споткнулась об обувь и грохнулась на пол сама. Приключения в темноте — это весело, конечно, но лучше, все-таки, видеть, с кем имеешь дело. Так что я нашарил выключатель, и полушарие коридорного бра залило прихожую неярким мягким светом.

Удивительно, конечно, сколько разрушений может совершить одна маленькая женщина в крохотном кружевном халате! Рогатая вешалка, которая почему-то Леониду Карловичу ужасно нравилась, и он отказывался убирать ее из коридора, несмотря на то, что шкаф у него весьма вместительный, лежала на полу зацепив рогом зеркало. Хорошо, что оно прочно стоит, а не грохнулось на пол следом за вешалкой. Всякие вещи — куртки, плащи, шарф, пара шляп, кепка, зонтики, жилетки и вроде даже штаны — валялись на полу в художественном беспорядке. Хотя пара вещей были наши с Евой, мы раздеваться начали еще с порога. Стопка рассыпавшихся коробок… Когда мы пришли, я краем глаза успел их заметить, но как-то не придал значения, было не до того. А вот теперь они рассыпались, некоторые открылись. И стало понятно, что в них. Женские туфли. Блестящие, красные на бесконечно-высоких каблуках. Много пар. Понятно, рабочий реквизит Лео.

А сама виновница переполоха как раз поднималась на ноги.

— Доброй ночи, — недовольно буркнула она. — Незачем так пугать.

— Вы кто? — спросила, высунувшись из-за моей спины, Ева.

— Я Оля, — буркнула она, старательно запахивая крохотный халатик, цель которого была скорее не в том, чтобы скрыть, а в том, чтобы показать. — Приятно познакомится. Вы Ева и Володя, верно? Дочка Лени и ее жених?

— Ээээ… да, — кивнула Ева. — Но я все еще не…

— Судя по тому, чем вы занимались, вы, барышня, прекрасно себе представляте, какие отношения бывают между мужчиной и женщиной, — все тем же недовольно-капризным тоном сказала женщина.

Лет тридцать, может чуть меньше. Невысокая, с очень пышными формами, я бы даже сказал, выдающимися, лицо тоже яркое. Когда перестаешь пялиться на сиськи, глаза тоже оказываются большими и выразительными. Очень такая секси-красотка, прямо воплощение какого-нибудь хтонического женского божества.

— Он ничего про вас не говорил, — сказала Ева.

— Мне тоже запретил, — покивала Оля. — Но раз уж так получилось, может вы уже оденетесь, и мы что-нибудь выпьем за знакомство?

— Ой, извините! — Ева отпрыгнула назад в комнату и потащила меня за собой.

Щелкнула выключателем, зажмурилась, прикрыла лицо ладонями. Но уши стали ярко-ярко красными.

— Милая, что с лицом? — засмеялся я и обнял свою девушку.

— Ужасно стыдно! — не отнимая рук, проговорила Ева.

— Почему? — удивился я, оглядвая комнату в поисках трусов. И прочих элементов одежды, которые мы как попало разбрасывали.

— Не знаю, — Ева шумно выдохнула, убрала руки от лица и посмотрела на меня. — Правда, почему⁈ Мы же взрослые люди, заявление уже подали… Но почему мне так стыдно?

— Наверное, это какие-то перекосы нашего сознания и воспитания, — сказал я, одеваясь. — Нам все детство вдалбливали, что секс — это стыдно, плохо и все такое. Что до брака нельзя даже целоваться. И еще, там, всякое. А потом все эти правила рухнули вместе с Советским Союзом. И мы вроде как новые правила приняли. Но по-настоящему они внутри нас все еще остались. Вот и прорываются… гм… красными ушами.

— А тебе почему тогда не стыдно? — требовательно спросила Ева, натягивая платье через голову.

— Мне тоже стыдно, — засмеялся я. — Но я лучше это скрываю.

— Блин! — Ева всплеснула руками. — Стыдно, не стыдно… Папа скрыл от меня, что у него появилась женщина! Я с этим стыдом даже разозлиться забыла!

— Ничего, сейчас мы познакомимся поближе, и у тебя снова будет возможность разозлиться, — я подмигнул, ухватил ее за руку и потянул на кухню. Было слышно, что Оля там хозяйничает — двигает табуретки, звенит посудой.

— На самом деле, я даже рада, что так получилось, — сказала она, как только мы появились на пороге. — А то меня задолбало вот это вот сю-сю-сю. Мол, надо подождать, Евушка может неправильно понять, уси-пуси. А вы вроде нормальные, я вообще не понимаю, почему он переживал.

— Все отцы мнительны насчет своих дочерей, — сказал я, усаживаясь за стол. — Уверен, когда у нас с Евой появится дочка, я тоже буду над ней махать крыльями и всячески оберегать.

— Ну я вроде как не урод и не извращенка, чтобы меня стесняться, — Оля гордо распрямила неширокие плечи, и ее выдающиеся достоинства стали еще более выдающимися.

— А как вы познакомились? — спросила Ева, покрутив пустой пока еще бокал.

— Ой, это смешно было, — Оля захихикала, его грудь заколыхалась так гипнотически, что мне потребовалось некоторое усилие, чтобы отвернуться. — Я же парикмахершей работаю, в мужском зале на Демократической. И, в общем, стригу я, значит, одного мужчину, а он с другом пришел. Мужчина со мной заигрывает, а друг сидит на диванчике. У него волосы длинные и в хвостик собранные…

Оля радостно тараторила, рассказывая, как Лео Махно с дядей Вовой увидели ее в парикмахерской, дядя Вова тут же принялся активно заигрывать, а ей понравился Лео, которые сидел в сторонке. И внимания на нее вообще не обращал. Ей стало обидно, мол, как так, вообще? Она расстегнула пару лишних пуговок, удачно споткнулась так, чтобы показать все свои достоинства сразу.

— Ой, ну мужчины никогда намеков не понимают, я же знаю! — трещала она. — Нужно прямо в лицо сиськами ткнуть, чтобы, ну… Короче, я слегка не рассчитала, получилось так, что я упала ему на руки, а у меня еще и лифак расстегнулся! А он дурацкий такой, у него застежка спереди. И я лежу перед Ленчиком, с душой нараспашку, а в зале вообще кроме нас еще шесть мужиков. И Галка со Светкой. Немая сцена, Все на меня пялятся, а я даже не знаю, что делать. То ли прикрываться срочно, то ли пусть смотрят. А что такого? Девки завидуют, а мужикам нравится. А Ленчик на меня смотрит так, что мне уже хочется из трусов выпрыгнуть и заорать: «Трахни меня прямо сейчас!» Прямо помутнение нашло. И тут он говорит: «Девушка, давайте я вам помогу…» И у него тааааакой голос… Вы поймите меня правильно, вообще-то я обычно встречалась с мужиками помоложе. Но Ленчик… В общем, я говорю: «Ой, да, пожалуйста…» Он мне помогает подняться, запахивает рабочий халатик и ведет в сторону раздевалки. А таааам…

«А я, пожалуй, понимаю, почему Леонид Карлович не хотел эту Олю с Евой знакомить», — подумал я, изо всех сил стараясь не заржать. И не то, чтобы история, которую в таких сочных подробностях рассказывала нам Оля была смешной… Но вот сама ситуация — это да!

Уши Евы снова заполыхали, как и щеки. Она схватила бутылку вина, которую Оля только на стол выставила, а потом увлеклась рассказом. Открутила крышку, набулькала в свой бокал, схватила его и сделала пару жадных глотков. Потом опомнилась и налила в остальные бокалы тоже. Села и посмотрела на меня. Взглядом смеющимся и беспомощным.

— На самом деле, нам уже пора, — сказал я, когда милейшая Олечка закончила свою историю, в подробностях расписав нам, каким прекрасным любовником оказался ее Ленечка, и как замечательно прошло их углубленное знакомство прямо в раздевалке парикмахерской.

— В смысле — пора? — Оля удивленно распахнула свои выразительные глаза. — Ночь же!

— Вот именно, — сказал я. — У нас тут мероприятие в соседнем подъезде. Мы просто сбежали ненадолго. И нам надо вернуться, пока наше отсутствие не заметили.

— Ой, как жалко! — Оля подалась вперед, положив свой внушительный бюст перед собой. Очаровательно, конечно. Она относилась к тому типу женщин, у которого вот такое непристойное кокетство выходило настолько органично, что, кажется, даже другие женщины на подобное не злились. Хотя, тут не ручаюсь, конечно… — Вы такие милые ребята, я бы еще с вами поговорила!

— Очень рад знакомству, — сказал я, увлекая Еву к выходу.

— Между прочим, вы забыли дверь закрыть! — голос Оли снова стал капризным и вздорным, как в самом начале. — Представляете! Сижу в своей комнате, знаю, что дверь открыта. А Ленчик мне велел не показываться Еве на глаза. А еще в комнате, когда дверь открыта, ужасный сквозняк. И вот я лежу, такая, и думаю: «Сейчас они уснут, а я тихонько встану и закрою дверь». А потом вы затихли, а я думаю: «Надо еще подождать!» А у меня уже так ноги замерзли, что…

Дожидаться завершения этой речи Оли мы не стали. Обулись и выскочили в подъезд. И вниз помчались по ступенькам, не дожидаясь лифта.

Рассмеялись уже на улице. Нас прямо прорвало на хохот. Почти до слез.

— Кошмаааар! — простонала Ева, когда смогла связно говорить. Вытерла тыльной стороной ладони выступившие слезы. — Просто ужас же!

— Но больше у тебя же нет вопросов, почему твой папа с тобой ее не хотел знакомить? — хмыкнул я.

— Вот да… — Ева покачала головой.

— Знаешь, есть один такой странный лайфхак, — усмехнувшись, проговорил я, усаживаясь на скамейку.

— Что-то есть? Как ты сказал? — нахмурилась Ева.

— Ну, лайфхак, — повторил я. — Это от английского лайф — жизнь, хак — взламывать. Знаешь, бывают такие хакеры, компьютеры взламывают…

— Ну, я слышала, но… — Ева пожала плечами. Потом повторила. — Лайфхак… Странное слово такое. Никогда раньше не слышала.

— Сам не знаю, где я его взял, — я пожал плечами. Напрягаться насчет своего жаргона из двадцать первого века я уже почти перестал. Наверное даже мог бы написать статью «Сто вариантов быстрых отмазок, если вы сказали что-то не то». — Где-то подслушал, прицепился. Ну так я не о том! Короче, идея в чем! Представь себе скучную тусовку. Разговоры какие-то неинтересные, еще и один какой-нибудь душнила все время норовит бесконечно рассказывать о том, какие мормышки ему на рыбалке нужны. Тухло, в общем. Так вот, лайфхак. Когда этот душнила открывает рот, чтобы снова всех занудить, говоришь такую фразу: «О, а я вчера смотрел порнофильм, который начинался точно так же!»

— Это ты сейчас шутишь вот так, да? — фыркнула Ева. Потом села рядом со мной и снова закрыла лицо ладонями. — Я вообще просто спросила, как они познакомились! Я не имела в виду, что я хочу посмотреть порнофильм, который на этот вопрос отвечает!

— Да-да, вот я как раз об этом! — засмеялся я. — Я когда слушал, что милейшая Олечка нам рассказывает, чувствовал себя как раз на месте того гипотетического душнилы, в серьезный рассказ которого я влез со своим комментарием про порнофильм.

— А слово «душнила» ты только что сам придумал? — спросила Ева.

Мы посмотрели друг на друга в свете подъездного фонаря и снова засмеялись.

Когда мы вернулись в студию, там было тихо. Оставшиеся в живых сидели кружочком в центре прямо на полу. Я срисовал вернувшегося откуда-то Беса. И его приятеля Юру-Назгула. Из «ангелочков» не спали Макс, Бельфегор и Астарот. Бегемот храпел, развалившись на три расстеленных матраса сразу. Рядом с ним, свернувшись клубочком, устроился Кирюха.

— … а смерть — это просто переход из одного состояния в другое, — мрачным голосом рассказчика ужастиков говорил Назгул, держа в руках свечку.

— Через символическую смерть проходишь каждый раз, когда становишься кем-то другим, — добавил Бес.

— Вы же знаете, да? — продолжил Назгул. — В родоплеменном строе, до христрианства, когда девушку выдавали замуж, то ее практически хоронили. Она умирала для одного рода, а в другом как будто возрождалась…

— Слушай, ну не только в язычестве такое, — сказала незнакомая девушка, одна из тех, которые с Кирюхой пришли. — До революции в России тоже на свадьбах плакали над невестой. Уже вполне христиане, никакого язычества.

— Это явный пережиток, — уверенно заявил Назгул. — Примерно как Масленица. В христианстве нет ничего подобного, сжигать чучело — это явно языческие традиции. Кстати, а вы знаете, что раньше на масленицу сжигали не чучело, а приносили в жертвы настоящих девушек?

— … и умер, — одними губами прошептал я.

— Кто умер? — шепотом спросила Ева.

— Все умерли, — прошептал я. — Просто если в каждую паузу любого рассказал вставлять фразу «и умер», он сразу же станет гораздо драматичнее.

— Я надеялась, что когда мы вернемся, тут будут про что-то другое разговаривать, — сказала Ева. — А тут все одно и то же.

— Вывод — наша с тобой свадьба — очень важное событие, — я подмигнул. — Пойдем на кухне посидим. Не хочется вклиниваться в эту жизнерадостную тусовку.

— Да-да, им и без нас хорошо, — хихикнула Ева.

Мы незаметно прокрались на кухню и прикрыли за собой дверь.

Мы занимались делом, с одной стороны, к работе никак не относящейся, с другой… Сложно сейчас было вообще сказать, что у нас относится к работе, а что нет. Вот наша с Евой свадьба вроде как не относится. Но все действия, которые мы перед ней совершали, выглядели и ощущались в точности как рабочие. Вот, например, сейчас мы с Наташей обсуждали музыкальную программу на праздник. Площадку мы уже выбрали, решили, что «Африка» отлично подходит. Там и ресторанная зона есть, и концертная. Да и вообще, это громоздкий актив, площадку нужно раскручивать, мероприятия там устраивать, и все такое. А мы на свадьбу запланировали устроить нормальный такой рок-концерт. И уже даже закинули удочки разным группам. И сейчас как раз составляли второй список. Тех, кого мы незаслуженно забыли, а они могут пригодиться.

— А мне не нравятся «Призовые водолазы», — поморщилась Наташа. — Заход на рубль, на выходе пшик.

— Согласен, — кивнул я. — Жалкая подделка под «Пиночетов», вычеркиваем.

— Так-то я и «Пиночетов» бы вычеркнула… — задумчиво проговорила Наташа. — И остальных панков тоже. Они же нажрутся, буянить начнут.

— Они и так нажрутся, — пожал плечами я. — И будут буянить. А если их в программу поставить, то они чуть дольше продержатся во вменяемом состоянии.

— Ну так-то да, — медленно кивнула Наташа. — Но у меня свадьба меньше всего с панками ассоциируется.

— Из песни, в смысле — рок-тусовки — панков не выкинешь, — философски заметил я. — Слушай, я тут подумал… А может афиши зафигачить? «Рок-свадьба!!! Бдыщ! Самый отвязный концерт этого года!!!» И билеты продавать. Расходы тогда покроем.

— А может еще и рекламу продать кому-нибудь тогда? — язвительно заметила Наташа.

— Звучит как отличный план, — хмыкнул я. — Сейчас, погоди, давай Иришку позовем, у нее всегда есть парочка клиентов, которые пытаются ей пачку денег всучить за что-нибудь.

— Эй, вообще-то я пошутила! — всплеснула руками Наташа.

— А я нет, — пожал плечами я. — Идея отличная. Мероприятие? Мероприятие! Массовое? Массовое.

— Но это же свадьба, — Наташа изобразила возвышенное лицо и посмотрела на потолок. — Союз двух любящих сердец и прочее бла-бла-бла.

— Не вижу, как этому союзу помешают деньги рекламодателей, — усмехнулся я.

Тут телефон разразился трелью. Наташа вздрогнула, посмотрела на наш старенький аппарат укоризненно и подняла трубку.

— Пункт проката паровозов, — невозмутимо сказала она в трубку. — Что вы говорите? Кого вам позвать? А, ясно. Велиал, это тебя!