— Оксана, выходи за меня замуж? — неожиданно выпалил Макс.
— Ой, Максим, конечно же, да, ты же знаешь, — радостно взвизгнула Оксана и снова бросилась обниматься. — Я же говорила, что так все и будет! Говорила! Володя, а вы уже подали заявление? Давайте сделаем совместную свадьбу, круто же будет!
Я промолчал, усмехнулся и пожал плечами. И так уже влез в это дело гораздо больше, чем хотел. Я смотрел на Оксану, а думал почему-то про пса одного моего приятеля. Он был из гордой породы двортерьеров, очень умный и во двор ходил гулять сам, без сопровождения «взрослых». И однажды привел с улицы котенка. Кошечку, как выяснилось позже. Все так обалдели, что котенка, ясен пень, оставили. А кошечка тоже оказалась из тех, кто гуляет сама по себе, и в один прекрасный день родила котенка. Только одного, так тоже, оказывается, бывает. Но в отличие от других кошек, эта конкретная отнеслась к внезапно появившемуся отпрыску вообще безо всякого понимания. «Кто это вообще⁈» — всем своим видом спрашивала она. Природные материнские инстинкты? Нет, не слышала. И собакену пришлось стать для мелкого котенка «родной матерью» — он укладывался рядом, когда тому было холодно. Стоял на страже его сна. А когда котенок хотел есть, находил в квартире бестолковую кошку, хватал ее за шкирку и волок в коробку к котенку.
Но там было все просто — от кошки было нужно только молоко. А здесь? Вот имеется мать-кукушка. Если взять ее за шкирку и вернуть обратно к ребенку, то даст ли она ему хоть что-нибудь? Ведь ребенку нужно немного больше, чем тому котенку…
Ага, совсем немного, ну.
Хрен знает, что искалечит судьбу маленького человека больше — отсутствие матери вообще или мать, которую притащили насильно и ткнули носом.
— Что ты сказал⁈ — измнившийся голос Оксаны вырвал меня из размышлений и вернул к реальности.
— Сказал, что хочу, чтобы ты привезла своего сына в Новокиневск, — повторил Макс. — У меня есть трехкомнатная квартира. И пока у нас не появятся собственные дети, он будет жить в отдельной детской, как король. Я даже…
— Какие еще дети? — голос Оксаны стал противным и пронзительным. — Ты что, хочешь запереть меня дома, чтобы я спиногрызов выкармливала, как свиноматка какая-то⁈
— Но у тебя же есть ребенок, — Макс отступил на шаг от Оксаны и посмотрел на меня. Слегка беспомощным взглядом.
— Да какое твое дело, что у меня есть⁈ — Оксана замахнулась, будто собираясь ударить Макса. Тот отступил еще на шаг и уперся спиной в стойку. — Ты хоть представляешь, что это такое — возиться с мелким говнюком? Особенно, когда все твои подружки бегают на свидания и дискотеки⁈ А ты не можешь, потому что у тебя этот слюнтяй на руках! И его надо кормить! И пеленать! И жопу ему еще мыть постоянно! Да чтобы я еще раз…
Тут Оксана замолчала на половине фразы и уставилась на Макса. Она закрыла рот обеими руками.
— Максим… — сказала она хриплым голосом. Шагнула к нему и протянула руки.
Но он отстранился, поднырнул под несостоявшиеся объятия и отошел к нашему столу.
— Максим, прости пожалуйста, — плачущим голосом сказала Оксана. — Я просто… Максим, я думала…
Оксана предприняла еще одну попытку приблизиться к Максу, но тот отшатнулся с таким брезгливым выражением на лице, что даже меня слегка передернуло.
И лицо Оксаны снова поменялось. Только что было жалостливым и несчастным, и буквально в секунду исказилось в злобную маску. Побледневшие губы кривились и подрагивали, навернувшиеся было слезы на глазах высохли.
— Да кому ты нужен вообще! — вдруг заорала она так оглушительно, что если бы на потолке кафетерия была штукатурка, то она бы точно посыпалась нам на головы. — Да ты без твоих богатеньких родителей вообще никто! Бас-гитарист, фу. Да надо мной все подруги будут ржать, если я замуж за бас-гитариста выйду! Знаете анекдот⁈ Хотя откуда, вы же все такие правильные, что мне аж тошно…
Ненавидящий взгляд метался по кафе.
— Рыжее ничтожество… Жирный придурок… — ядовитые слова сыпались из ее рта, вперемешку с отборным матом. — Хрен самовлюбленный! Слепой урод, ты хоть знаешь, что вся группа тебя ненавидит, бездарность⁈ Ой-ой, а тебя вообще непонятно как на сцену-то пустили, чмо очкастое! Ну что вылупилась, шлюха⁈ Интресно, ты с ними со всеми спишь или по очереди⁈
И наконец мечущийся луч ненависти добрался и до меня.
— Это все ты виноват, да? — ноздри Оксаны раздувались, кожа покрылась красными пятнами. — Да, точно ты. Что ты с ними такое делаешь, что они у тебя с рук едят все⁈ Интересно, если ты им прикажешь с крыши прыгнуть, они прыгнут⁈
Потом ее внимание снова вернулось к Максу.
— Думаешь, я такая влюбленная дурочка, да? — губы ее кривились на еще больше подурневшем лице, как червяки. — Типа, ты такой офигенный, что я из-за тебя половину страны на уши поставила, да⁈ Такая любовь, такая любовь! Да я с самого начала знала, что ты мажор, понятно тебе⁈ И если бы не это, я бы вообще тобой не заинтересовалась никогда. Ты же никто! И звать тебя никак без твоей мамашки!
Она остановилась, тяжело дыша и озираясь. Увидела все еще стоящую на стойке чашку из-под кофе с остатками гущи на дне. Схватила ее и плеснула в сторону Макса. Потом швырнула чашку в стену и стремительно умчалась на выход.
— Такое вот гадание на кофейной гуще, — ошарашенно пробормотал Макс, пытаясь стряхнуть с футболки коричневые крапинки и пятна.
— Нифига себе Санта-Барбара! — обалдело выпалил Гарик. — Слушай, Максон, тебя как угораздило с таким крокодилом-то связаться? Я думал, что ты по красивым телочкам в основном…
— Тамара, давай я заплачу за чашку, — сказал я и потянулся за кошельком.
— Ой, да ну, глупости какие! — отмахнулась Тамара. — Максим, давай я тебе коньячку налью? Или может водочки лучше, а?
— Эй, никакого коньячку, нам еще работать сегодня! — возмутился Астарот.
— Тогда как отработаете, заходи, — Тамара по матерински так погладила Макса по голове. — И коньячку налью, и покалякаем по семейному. Вот же стерва-то какая… Про детей так ужасно! Максим, ты не переживай только! Это хорошо, что она сейчас ушла, если бы присосалась такая пиявка, потом от нее было бы избавиться ой как трудно…
— А у нее правда сын есть? — спросил Астарот. — Не знал вообще!
— Она еще и замужем до сих пор, — хмыкнул я.
Тут в кафешке поднялся шум. Все говорили сразу, и возмущенные «ангелочки», которых только что всячески обозвали. И оказавшиеся невольными свидетелями этой отвратительной сцены мужики из «Рандеву». Эти в основном пытались Макса подбодрить. Рассказывали про змеючесть женской природы, делились своим опытом общения с такими вот меркантильными сучками. Ну да, они же реально небедные ребята, так что хорошо понимают, о чем говорят.
А я вдруг вспомнил про Ширли, прошлую девушку Макса. Ну, точнее, не его девушку, а девушку солиста «Пинкертонов», но там тоже случилась похожая сцена. С вываливанием в лицо вонючей субстанции, которую некоторые почему-то выдают за правду.
— Надя, что у тебя с лицом? — спросил я, усаживаясь рядом с Пантерой. Она выглядела самой расстроенной из всех. Даже более растерянной, чем Макс.
— Велиал, за что она так? — Надя перевела пустой взгляд со стены на меня. — Я же никогда ничего плохого ей не сделала… Скажи, кто-то правда всерьез так думает?
— Как думает? — не понял я.
— Ну вот то, что она про меня сказала, — Надя поежилась и обхватила себя руками, будто ей стало вдруг холодно.
— Ах это, — я усмехнулся. — Честно, я даже не вслушивался, что там выпадало из ее рта во время этой истерики. Забей.
— Я просто не могу понять… — Надя закусила губу, в уголке глаз блеснули слезинки. — Я реально к ней относилась лучше всех. Даже тогда, в самом начале, когда она только приехала. Все ржали еще. Я с ней несколько раз гулять ходила, город ей показывала, успокаивала. Мне казалось, что ей так грустно, что с ней все вот так… Вот я и… А она теперь…
— Милая, вот давай ты себе мозг грызть не будешь, — я приобнял Надю за плечи. — Иногда в нашем мире попадаются люди-говно. Это неприятно, но такова наша жизнь. Хочешь кофе? Или лимонада?
— Не хочу, — Надя качнула головой. — Меня так обидели ее слова. Ну вот реально, я же никогда не давала повода про себя такое думать!
— Так, дорогая, — я заметил, что чем больше я демонстрирую сочувствия, тем больше Пантера расклеивается и начинает ныть. — Тебе авансом пару оплеух выдать? Ну, чтобы истерика не началась?
— Что? — встрепенулась Надя. — В каком смысле оплеух?
— В прямом, — хмыкнул я. — Ты вообще в своем уме — устраивать драму из вот этого?
— Но она же… — Надя гордо выпрямила спину и набрала в грудь воздуха.
— Что она? — криво усмехнулся я. — Полила вас всех дерьмом. Обматерила и обозвала по-всякому. И умчалась. Надеюсь, в сторону вокзала, чтобы сесть на поезд и поехать куда-нибудь по своим оксаньим делам.
— Оксаньим делам, — повторила Надя и хихикнула.
— Давай холодно рассудим, — продолжил я. — Без драмы и вот этого вот. У Оксаны был план выйти замуж за Макса. И он только что пошел по бороде. А в наших с вами планах ничего не поменялось.
Надя уставилась на меня и медленно кивнула.
— А теперь загляни чуть дальше, дорогая, — продолжил я. — Это сейчас мы играем музыку в теплом родном городе, где нас все любят, вокруг сплошные друзья и практически нет конкурентов. Но хочу тебе напомнить, что это ненадолго. Что скоро мы вынырнем из нашей маленькой зоны комфорта. Как думаешь, нас в Москве тоже будут любить, когда мы с «Парашютом» контракт заключим? Ну давай, подумай, как нас там обзовут те, кому повезло меньше! Ты же только что школу закончила, что такое злословие и сплетни, должна хорошо себе представлять.
— Но мы же еще не заключили контракт, — сказала Надя.
— И вот сейчас я задумался, реально ли это нам нужно, — сказал я.
— Из-за того, что я обиделась на слова Оксаны? — Надя распахнула глаза до возмущенно-круглого состояния.
— Эх, вот если бы я был злокозненным манипулятором, то сейчас бы обязательно сказал, что да, из-за тебя! — засмеялся я. — Решил, что ты слишком слабая для мировой известности, раз истеричные вопли несостоявшейся жены нашего басиста приняла так близко к сердцу. А что будет, когда на вас польются волны настоящего хейта?
— Хейт — это ненависть по-английски? — уточнила Надя.
— Типа того, — кивнул я. И снова подумал про эффект бабочки. И что я совершенно безответственный путешественник во времени. Мои жаргонные словечки, принесенные из двадцать первого века, довольно легко прилипали к тусовке, меня окружающей. Был бы писателем, обязательно сочинил бы антиутопию о том, как несвоевременно появившееся и распространившееся слово «вайб» привело к гибели человечества и наступления эры постапокалипсиса, в которую мир бы заполнили разумные осьминоги.
— Эй? — Надя помахала у меня перед лицом ладонью. — Ты где-то витаешь?
— Думаю о разумных осьминогах, — усмехнулся я. — А ты все еще не ответила на мой вопрос.
— Ты прав, а я — нет, — сказала Надя.
— Так, теперь поясни, — прищурился я.
— Я по-тупому разнылась, — дернула плечом Надя. — Я пою в лучше группе в мире, а у Оксаны — короткие ноги и толстая жопа.
— Вроде не такая уж и толстая, — засмеялся я.
— Да пофигу! — махнула рукой Надя, к которой как по волшебству вернулся ее всегдашний самоуверенный апломб альфачки-старшеклассницы. — Она просто крыса неблагодарная… Хотя нет, крысы довольно миленькие, у них такие носики, усики… Как ты там сказал? Разумные осьминоги?
Надя пошевелила пальцами, пытаясь изобразить движение щупалец.
— Вот да, осьминог, — сказала она. — Или нет, каракатица! У нее же тоже есть щупальца?
— Народ, а что сидим-то? — в дверях кафе появился Вадим. — Уже пятнадцать минут, как настало два часа, а вы тут сидите! Нам еще работать и работать с вами! Мальчика нашли что ли за вами бегать? Марш в студию!
И наш мушкетер обвел «ангелочков» грозным взглядом, в котором искрились смешинки.
— Ого, сколько здесь народу… — сказала Ева, оглядев казенный холл загса. И даже сделала шаг назад, будто пытаясь убежать. — Может, в другой день придем, а?
— Думаешь, сегодня день аномальной активности? — усмехнулся я. — И в другой день будет меньше народа? А кто последний заявление подавать?
— А вы женитесь или разводитесь? — сварливым голосом спросила тетка с картонной папкой в руках.
— Женимся, — сказал я. Мы с Евой переглянулись и синхронно хихикнули. Будто мы два подростка, затеявших что-то нелепое. На какое-то мгновение мне даже показалось, что нас сейчас выгонят из этого серьезного заведения.
— За нами будете! — командным голосом объявила полноватая дамочка средних лет с копной обесцвеченных кучеряшек, обтягивающей джинсовой юбке и розовом свитерке.
— А вы тоже женитесь? — спросила Ева, бросив взгляд на сидящего рядом с дамочкой унылого дядьку в сером костюме и с протокольным лицом не то бухгалтера, не то еще какого счетовода.
— Вот еще! — фыркнула дамочка. — Мы разводимся!
— А разве нам тогда не в разные кабинеты? — спросил я.
— Все заявления подаются в порядке живой очереди! — прокричали из приоткрывшейся двери словно в ответ на мой вопрос.
— До меня вчера так очередь и не дошла, — доверительно сообщил нам с Евой невысокий дедок с козлиной бородкой. — Сегодня я вот пораньше пришел!
Сидячих мест ожидания в маленьком холле районного загса не было, так что мы, как и половина посетителей, подперли стену и приготовились к скучному ожиданию.
— Я почему-то думала, что в загс только жениться приходят, — прошептала Ева. — Ну или разводиться.
— Да ну, загс много чем занимается, не только женит и разводит, — засмеялся я.
— И чем еще? — все так же шепотом спросила Ева. — Вот этот дед, как думаешь, зачем пришел?
— Мало ли, — я пожал плечами. — Может, свидетельство о смерти бабки оформить, а может за справкой какой.
— Ой, точно! — Ева спрятала лицо в ладонях. — Мне так стыдно! Уже вроде не маленькая, а таких простых вещей не знаю. Почему нас этому всему в школе не учат, а?
— Чему конкретно? — спросил я.
— Ну, вот этому, — Ева обвела рукой все помещение, заполненное людьми по самую крышу. — Что делают в загсе. Как заплатить за горячую воду. Как получать всякие там справки… И прочие документы. Десять лет нас учат, а потом выпускают, совершенно не подготовленными к этой жизни.
— Думаешь, если бы в школе ввели уроки всей этой бюрократической премудрости, то их бы не прогуливали? — засмеялся я. — Заклеимили бы скучищей, отсиживали бы из-под палки, благополучно забыли бы, а потом возмущались, что их никто этому не научил.
— Ну, не знаю… — протянула Ева. — Мне кажется, я бы ходила на уроки охотнее, если бы у них было побольше связи с реальной жизнью. Как в акадмии, например. Там легко учиться и все время хочется еще, потому что мы же реальных людей изучаем. А в школе… да и в универе по большей части, мы как в каком-то вакууме. Учеба отдельно, мир отдельно… Эй? Ты что, меня не слушаешь?
— Наоборот, очень даже слушаю, — сказал я. — Просто пытаюсь вспомнить… На уроках русского точно учили писать заявление, как сейчас помню. Там в шапке нельзя было писать «от», а слово «заявление» должно начинаться с маленькой буквы.
— Ой, точно, — сказала Ева. — Про заявления у нас тоже было.
— Милая, ты не подумай, что я с тобой спорю, если что, — я обнял Еву и притянул к себе. — Но вообще меня уже начали терзать смутные сомнения. Смотри, тут кроме нас явно нет влюбленных парочек. Может быть, мы с тобой какие-то правила не прочитали? И в загсе есть какой-нибудь специальный день, когда только парочки приходят?
— Как в поликлиниках младенцы по вторникам, ага, — фыркнула Ева. — Вон там доска с какими-то объявлениями, пойдем глянем, что там. А то вот будет стремно, если мы всю эту очередь отстоим, а нам в кабинете скажут: «Приходите вчера!»
📜 От автора.
✅ Цикл из 8 книг «Гридень»: XII век, Русь, князья воюют меж собой, сдабривая Землю-матушку русской кровью. Не гоже Русь изнутри терзать! Не зря меня судьба сюда забросила — мне и наряд держать.
✅На всю серию хорошая скидка: https://author.today/work/380161