«В темноте это смотрелось бы эффектнее!» — возникла в голове единственная связная мысль, когда Астарот распахнул крылья. Весь остальной мозг заполнили взрывающиеся фейерверки. Воображаемые, потому что время настоящей пиротехники наступит только после заката. Наша ложа была очень удачно расположена. Вид на сцену практически идеальный. Но все стадионный концерт — это все-таки не про исполнителей. Пусть даже я точно знал, что поют «ангелочки» вживую, но один фиг смотрелось это все как будто по телевизору. Хотя тут, пожалуй что, играли немалую роль и мои эмоции тоже. Эта реальность с огромным трудом помещалась в голове. Это же «ангелочки» там на сцене! Среди мечущихся огней, тусклых из-за закатных лучей солнцы, посреди беснующейся радостной толпы. Точь в точь как на тех самых кассетах с концертами зарубежных рок-звезд, которые мы засмотрели до дыр, наверное. «Ангелочки» же! Астарот, вздорный и противоречивый, не очень уверенный в себе подросток. Бельфегор, трогательно влюбленный в мою сестру, и сам почти как младший брат. Кирюха, скромный тихоня и сущий ботан на вид в реальной жизни, мажор Макс и обжора Бегемот. А вот та восхитительная красотка с звенящим нежным голоском — это же Надя. Наглая девица, ровесница сестры, которую я в самом начале вообще счел гопницей и манипуляторшей! Такие свои, близкие, практически родные. И сейчас они вон там. Недосягаемые, как настоящие звезды. И я самолично приложил к этому руку. Уму непостижимо!
Но все эти сомнения мелькали на каких-то дальних подступах к сознанию. Изредка только вспыхивая. Остальной же мозг просто не работал. Потому что мы в своей вип-ложе стояли, обнимались, голосили до срыва связок. И подпевали слова песен, которые давно уже знали наизусть.
Три песни длились целую вечность. И всего одно мгновение. Я же только моргнул, что значит, они уже уходят со сцены⁈
— Вов, пойдем, мне срочно нужно туда, к ним! — прокричал мне на ухо Жан. Мы погнали по ступенькам, выбрались из своей огороженной ложе, пробрались по беговой дорожке, лавируя между отдельными людьми и тесными компашками. Патлатые, стриженые, молодые, старые. Смутно знакомые по всякими тусовкам лица местных неформалов, какие-то совсем юные школьники, степенные дядьки, типа наших «реднеков» из «Фазенды», скорее похожие на заблудившихся фтубольных болельщиков. Пьяных в дугу пока еще не видать, слишком рано. Зато пьющих… Пьющих много, да.
Мы настигли «ангелочков» практически на входе в арку, ведущую к спортивным раздевалкам, которые в этот раз были превращены в гримерки, разумеется.
— Астарот, стой! — Жан запрыгал и замахал руками. Ни черта не было слышно, из-за шума толпы, музыки из колонок и… пожалуй, этот грохот — это бешено колотящееся сердце. От захлестывающих волнами восторженных эмоций.
— Саня! — Жан ухватил Астарота за руку и потряс. Тот встрепенулся, будто очнулся от механического оцепенения, и сфокусировал на Жане взгляд. Охранник попытался оттереть Жана в сторону, но я молча продемонстрировал ему свой всемогущий «аусвайс», и тот сразу расслабился.
— Астрот, я должен взять у тебя интервью! — прокричал Жан в самое ухо Астарота. Я и не столько слышал его слова, сколько прочитал по губам и догадался по смыслу.
— Я как-то фигово соображаю, — помотал головой Астарот, снял шлем с рогами отошел в сторону, пропуская остальных «ангелочков» вперед. — Может, потом?
— Нет! Сейчас! — Жан вцепился в руку Астарота, будто тот мог сбежать. — Ты не понимаешь, как это важно!
По обе стороны оцепления начала стягиваться толпа из визжащих девиц и тех самых смутно-знакомых местных, которых я стопудово уже видел. Местная фак-база «ангелочков».
— Тут вы вряд ли поговорите, — прокричал я, не слыша собственного голоса. Ухватил их обоих за плечи и тряхнул. — Давайте за мной!
В волонтерском холле снова было многолюдно, девушек за столом стало три — одна что-то кричала в рацию, две другие торопливо раздавали страждущим новые «билеты». Шума здесь было чуть меньше, чем на самом стадионе, но разговора бы все равно не получилось. Я дернул дверь «тренерской», но она оказалась заперта. Отлично, значит Василий тоже где-то на трибуне. Я сунул руку в брякающий от разных ключей карман, нашел нужный. Порадовался мимоходом, что не стал отказываться, когда Василий всучил мне дубликат. «Мало ли что, пригодится, бери давай!»
Мы протиснулись внутрь, я захлопнул дверь и перевел дух.
— Саня, что ты сейчас чувствуешь? — проорал Жан. И во внезапно наступившей тишине его голос прозвучал оглушительно-громко. Он тут же стащил с головы кепку и заткнул себе рот. Рассмеялся. — Ой, прости! По привычке! Слушай, я смотрел на ваше выступление и вдруг подумал, что просто обязан прямо сейчас с тобой поговорить. Без подготовки, вопросов у меня нет. Просто… Ну, это такой уникальный случай. Ты же в первый раз пел на стадионе, вот я и… Астарот, опиши, что ты сейчас чувствуешь?
— Можно я сяду? — Астарот положил рогатый шлем на стол Василия и провел рукой по лбу, размазывая грим. — Я… Блин вот ты спросил, да? И как я, по-твоему, должен это описывать?
— Ну, как есть! — Жан плюхнулся за второй стол и вытащил из кармана блокнот. — Даже бессвязно, я потом все причешу! Саня, ну давай, пожалуйста! Расскажи мне, как это все было, а?
— Да не суетись ты… — Астарот махнул рукой, поерзал на стуле, скрипя всеми своими доспехами. Привстал, вытащил из-под себя плащ-крылья. — Я… На самом деле, до конца не верю, что это вообще со мной произошло. Так быстро все получилось… И долго. Я вот сейчас смотрю на вас, и не верю, что все закончилось уже. Меня аж трясет до сих пор, вот, смотрите!
Он вытянул руку вперед, пальцы тряслись крупной дрожью. Он развернул ладонью к себе, недоуменно похлопал глазами, разглядывая пятна черного и красного цветов.
— А, блин, это же я грим размазал! — зажглось в глазах понимание. — Блин, мне бы стереть это все сейчас, а то в натуральное месиво превратится… Прикинь, там все сначала тянулось-тянулось. Карина сначала нас красила, потом мы сидели в раздевалке на лавочках. Кабинки эти, как в детском саду. Только вокруг все в джинсе и коже! Ха, кстати, Велиал, прикинь, мы там ждали своей очереди вместе с Костяном из Свердловска! Помнишь, мы еще на «Рок-провинции» познакомились⁈
Я не помнил, но все равно кивнул.
— А потом вдруг прибегает Пашка и кричит, что время, нам пора на сцену! — продолжил Астарот. — И тащит нас из раздевалки наружу. И тут все стало как будто нереальным. Сразу толпа, трибуны, девки визжат какие-то. Мы идем, вокруг охранники не пускают никого. И Пашка орет: «Давай-давай, не тормозите, вперед!» Ну и мы, короче, идем. А у меня натурально так колени подгибаются. Я шагаю, а сам думаю: «Блин, я е слов ни одной песни не помню!» Прикинь⁈
Глаза Астарота разгорелись. Ступор, в котором он только что находился, прошел. Он болтал все быстрее, яростно жестикулировал.
— У нас был инструктаж до этого, — продолжал Астарот. — Я знал, что смотреть нужно вон на ту трибуну, и когда нужно будет начинать, нам подадут знак. Вот такой…
Он помахал руками, снова заскрипев костюмом.
— А у нас уже все было заранее подключено и настроено, мы же первые, — продолжил Астарот, не дав Жану вставить даже слово. Тот собирался высказаться, но сам же снова закрыл себе рот рукой, чтобы не перебивать. Он торопливо писал в блокноте, глядя то на его страницы, то поднимая глаза на Астарота. — И мы стоим на сцене, на поле — толпа какая-то невероятная. Первые ряды орут, тянут к нам руки. Макс — красава просто, здоровается, руки эти жмет! А я стою столбом и думаю себе, что тоже надо бы. Но ничего с собой поделать не могу, на меня как ступор напал. Смотрю, жду знака. Ору на себя мысленно. Дурак, мол, сделай лицо попроще! А сам не могу попроще. Брови такой свел, чувствую, что у меня на лице какой-то паралич. А в голове, натурально, тараканы панику подняли. И, такие: «А мы точно с „Темных теней“ начинаем⁈ Вроде же что-то другое обсуждали⁈» Я думал, меня порвет там, реально! Пока ждал знака, чуть кони не двинул! И не верю, что это все со мной происходит, и облажаться страшно, трындец… Ой, а попить тут есть что-нибудь⁈
Я практически на автомате взял с полки графин с прозрачной жидкостью. Понюхал его на всякий случай, чтобы убедиться, что там действительно вода. Налил в граненый стакан на три четверти и протянул Астароту. Тот жадно выпил, обливая кожаный клепаный жилет, протянул мне за добавкой. И с той же жадностью выпил вторую порцию.
— Уф… Слушай, Жаныч, ты же не собираешься вот это все прямо в журнале писать? — с тревогой спросил Астарот. — А то я реально болтаю все, как есть, но это чисто вам, как близким друзьям…
— Нет-нет, — Жан энергично помотал головой. — Это может быть вообще даже не для журнала. Ну, то есть, я сделаю интервью сразу после концерта, но его мы потом с тобой вместе отредактируем. Это… Ну, в общем, я хочу книгу написать. И мне… надо. В общем, ты продолжай, продолжай, не останавливайся!
— Да… — Астарот шумно выдохнул и как будто расслабился сразу. — Блин, можно я расстегну это, ага? Я только сейчас понял, как в этом всем жарко!
Он сбросил плащ-крылья прямо на спинку стула, поверх него — длиннополое пальто. Принялся расстегивать пряжки жилета. Снова провел руками по лицу, размазывая грим еще сильнее, чертыхнулся, взял из моих рук салфетку, попытался стереть с рук пятна грима. Получилось так себе, если честно.
— А потом все как-то резко отступило, — уже без спешки проговорил Астарот. — Показалось даже, что я смотрю на себя со стороны. И никакого страха, паники и прочего мусора в голове не осталось. Как будто я четко понял, что это все — реально. И что мне сейчас нужно просто сделать все то, что мы уже много раз отрепетировали… Слушай, Велиал, как все-таки круто, что мы последние репетиции в «Африке» устраивали, а не у себя в берлоге! Все-таки, когда ты на сцене — это совсем другое ощущение! В общем, я, такой, пересобрался. Сделал еще более суровое лицо, типа это не ступор вовсе был, а стиль у меня такой! Но, блин, как же мне тоже в тот момент хотелось прыгать и здороваться с народом внизу! Как я Максу завидовал в тот момент! Но нет! Типа, раз уж я с самого начала такой весь суровый стою, нужно стиль до конца и выдерживать! А тут знак подают, мол, начинайте! Короче, и тут я оглядываюсь и понимаю, что Абаддон с Бельфегором базарят и вообще знака не видели! Я чуть не заорал! Хорошо, Кирюха догадался…
Я присел на край стола, слушая рассказ Астарота. Он продолжал болтать, иногда разгоняясь до торопливой почти неразборчивости, помогал себе, махая руками. То голос его начинал звучать степенно и размеренно, будто он каждое слово обдумывал. Жан записывал. А я смотрел то Астарота, который остался только в промокшей насквозь от пота футболке с самодельной надписью «Ангелы Сатаны». Памятной еще с самого начала. У меня самого была такая же, но я ее… Кажется, я ее тогда Кирюхе отдал. То переводил взгляд на Жана, который спешно записывал чуть ли не каждое слово за Астаротом. То смотрел на стеллаж с кубками и вымпелами. Награды юношеского «Локомотива». И подумал: «Награда ведь не становится менее ценной из-за того, что у кого-то есть другая, круче?»
Но отвечать я сам себе не стал. Вопрос повис в воздухе посреди как будто пустой в этот момент головы.
В какой-то момент я понял, что Астарот начал повторяться, и рассказ его пошел по второму кругу.
— Так, остановитесь! — я помахал руками между Жаном и Астаротом. — Я вам на всякий случай напоминаю, что вокруг нас с вами сейчас происходит настоящий, всамделишный рок-фестиваль. Книга — это, конечно, хорошо. Но давайте вернемся в реальность!
— А? — хором встрепенулись оба-двое.
— Пойдемте колбаситься, говорю! — засмеялся я. — «Ангелы» уже отстрелялись, но это же не значит, что нужно весь остальной концерт пропустить, сидя вот тут. Жан, ты услышал все, что хотел?
— Да! — быстро закивал он, прижимая к себе исписанный блокнот. — Саня, спасибо, что согласился!
— Мне надо грим стереть, — Астарот встал и заглянул в огрызок зеркала, висящий на стене. — Блин, жесть какая!
Известные группы сменялись неизвестными. Драйвовый скрежещущий металл — этническими свиристелками. Концерт длился и длился. Солнце давно уже закатилось, но здесь, на стадионе, все было залито ярким мечущимся светом. Что-то шло по плану, а что-то с накладками. Заминку с заменой вышедшей из строя группы никто, кажется, даже и не заметил. Мы успели и поорать со своей вип-трибуны, и спуститься в толпу на стадион. Я даже в какой-то момент осознал себя посреди толпы, держащим Еву на своих плечах.
А потом мы снова выдыхали на своей вип-трибуне, пили херши, воду и пиво. Снова орали охрипшими уже голосами. Потом я выдал Астароту подзатыльник, чтобы он не орал, ему еще выступать и выступать. Он возмутился, но послушно закрыл рот. И дальше показательно махал рукам, поджав губы. Раз сто, наверное, я крутил в голове мысль, что я уже слишком стар для всего этого дерьма. А потом вскакивал и мчался отплясывать на резиновой дорожке стадиона вместе с другими такими же скачущими и орущими подростками.
К моменту выхода на сцену Сэнсея и «Цеппелинов» я успел трижды потерять и обрести обратно голос, выучить и снова забыть десяток каких-то безумных кричалок, донести незнакомую девушку, подвернувшую ногу, до передвижного травмпункта и даже, кажется, наговорить что-то в камеру прямого эфира.
— Спасибо, Новокиневск! — раздался из всех динамиков громкий шепот Сэнсея. И я понял, что голос у меня опять есть. Хотя минуту назад был убежден, что сорвал его теперь уже окончательно. Но нет, надо же!
И мы снова обнимались, пели хором вместе с Сэнсеем, а потом суматошно искали зажигалки, чтобы пополнить огоньками в своих руках звездное море, колышущееся в чаше стадиона…
А потом мы шли по ночной улице, растянувшись шумной вереницей. Я держал в руке влажную ладошку Евы. Когда встречался с ней глазами, чувствовал, как меня накрывает волна нежности. Ее коса растрепалась, белая рубашка завязана узлом под грудью, а аристократично-бледные обычно щеки заливал румянец. Первыми в нашей веренице топали «ангелочки», которые всей гурьбой тащили на руках над головами хохочущую Надю. Она совершила стратегическую ошибку, и пришла сегодня в новых туфлях. И закономерно к концу вечера ходить без слез уже не могла. А замыкающими колонну шли Жан с Ириной. Чуть приотстав что-то активно обсуждали, радостно размахивая руками.
«А нас немало… — подумал я. — И это еще нет рядовых журналистов журнала „Африка“, актеров и сотрудников „Генератора“. Хех…»
Колонну я обогнал уже на территории завода. Чтобы открыть входную калитку в наш клуб.
Внутри было тихо и темно. На секунду мелькнула в голове дикая мысль, что мне все приснилось. Что сейчас включится свет, а тут все как было — монтажные столы, хлам всякий свален, разруха заброшенного цеха, все такое. Но это было помутнение только на секунду. Неудивительное, впрочем, в реальность сегодняшнего дня вообще было чертовски сложно поверить. Меня несколько раз накрывало этим вот: «Только бы не проснуться на самом интересном месте!» Я даже сам себя за руку щипал периодически, чтобы убедиться, что я в самом деле не сплю. И это я сам по доброй воле прыгаю, ору, подпеваю и качаюсь, обнявшись то со знакомыми, а то с какими-то совершенно левыми людьми.
— Как здесь тихо… — шепотом сказала Наташа. И кажется ее шепот было слышно даже под потолком.