90-е: Шоу должно продолжаться – 14

Глава 22

— Помолчи пока, сейчас… — Ева вжикнула молнией на спортивной сумке и достала оттуда объемный сверток. Нечто, с закрученным поверх полотенцем.

— Доброе утро, — попытался сказать я. Но получилось так себе. Голос я очень качественно ночью продолбал. Предсказуемо так. И сейчас мог только тихонько шептать.

— Помолчи! — почти прикрикнула Ева, разворачивая полотенце. Под которым обнаружился термос с красными розами и металлической кружкой-крышкой. Такие, кажется, в каждой семье были. — Еще теплый, хорошо…

Она наполнила кружку-крышку белесой жидкостью и протянула мне.

— Пей, тетя Марта приготовила, — сказала Ева. — Какой-то ее особый чай. Она раньше лекции читала, говорит, что только это ее голосовые связки и спасало.

Я осторожно сделал глоток. Так, в основе волшебного зелья — чай с молоком. Или даже скорее со сливками. Ощущается мед, гвоздика и еще какие-то специи.

— Молчи! — прикрикнула Ева, едва я успел открыть рот, чтобы сказать спасибо. — Весь секрет в том, чтобы с утра пить этот чай и молчать. Тогда к полудню сможешь говорить нормально… Хотя, после вашего ночного шоу я в этом не уверена. Сегодня же тебе не нужно на сцену.

Я покачал головой и отпил еще. Напиток был здорово слаще, чем я любил. И слишком пряный. Но по саднящему горлу растекался магическим бальзамом. Допив первую порцию, я даже почувствовал, что смогу сказать что-то вслух. Но Ева живо пресекла этот порыв и снова наполнила кружку. А сама снова полезла в сумку, за свертком с бутербродами.

— А ты молчи! — она строго погрозила мне пальцем. — Да, я знаю, что там у нас какой-то завтрак по расписанию, но эти бутеры — вторая часть зелья тети Марты. Вот. Откусываешь, жуешь, глотаешь, запиваешь.

Я кивнул. С совершенно искренней благодарностью. Бутеры из белого батона без корочки со сливочным маслом. Ну да, в принципе, где-то даже логично…

После пары бутеров и второй кружки чая я ожил настолько, чтобы посмотреть на часы. Половина десятого. Ну, даже приемлемо. Я думал, что раньше полудня глаза открыть не смогу…

В памяти цветным калейдоскопом всплыли осколки нашего ночного действа. Как я подбрасывал Наташу в воздух… Как мы с ней вместе орали с «Пиночетами» припев какой-то их песни, слов которой я не знал, а зрители скандировали хором: «Караван придет! Шоколад принесет!» И я уже даже не помню, откуда вообще эта кричалка взялась… Вот я разрываю на груди майку одним резким рывком и падаю на колени, а Наташа льет на меня сверху воду из мятого алюминиевого бидона. Вот «ангелочки» выходят на сцену цепочкой с факелами… А потом, на «Темных тенях» между Астаротом и Надей вклинивается какой-то белобрысый чел с убийственным каким-то голосом. Чуть ли не оперный баритон, натурально…

— Пей давай, пока не остыло! — Ева сунула мне в руку третью кружку чая. — Тебе нужно все это выпить, ясно?

В этот раз я послушно не стал пытаться ничего говорить. Пожал благодарно ее пальцы и выхлебал зелье крупными глотками. Вопросительно посмотрел на Еву. Мол, что там, осталось еще лекарство, доктор? Ева вылила в кружку остатки.

Я отпил чуть-чуть и отогнул ситцевую ветхую занавесочку и выглянул в окно. Нам с Евой я выкружил отдельную комнатку, но она была крохотная, на одного человека. С неудобной кроватью с панцирной сеткой, тумбочкой и прикрученной к стене у двери вешалкой, на много слоев покрытой такой же зелено-голубой краской, что и стены почти до самого потолка. Из пузырящегося двп с одиноко болтающейся по центру лампочкой на шнурке. Ну да, турбаза «Рассвет» люксовой точно не была. Разве что чуть-чуть комфортнее, чем в палатке…

Я прихлопнул зудящего над ухом комара.

Но этих кровопийц здесь все равно сильно больше, чем приемлемо. Благо ночью, когда мы ложились спать, я отрубился, не успев донести голову до подушки, и мне было все равно, жрет меня кто-нибудь или нет.

— О, наш корпус «А» тоже оживает… — сказала Ева, тоже выглядывая в окно.

Корпусом «А» домик номер два прозвали мы. Потому что туда заселили «Арию», «Алису» и «АукцЫон». На вид это сооружение было похоже на помесь барака с пионерским отрядом. Туалет на всех был общий — деревянный, в сторонке. А еще тут где-то был умывальник, тоже родом из дремучего пионерского детства — длинный ряд раковин прямо на улице. Но его из нашего окна было не видно. Зато видно дверь того самого корпуса «А». Открытую. Несколько помятых рокеров сидели за деревянным столом рядом с крыльцом, трое торопливо шагали по тропинке к сортиру. Звезды в таком виде и обстановке ровным счетом ничем не отличались от обычных завсегдатаев новокиневского рок-клуба. Ну, разве что Гаркуша выделялся, но его как раз снаружи еще не было.

— Вот теперь можно идти завтракать, — вынесла вердикт Ева, закрыла термос, укутала его обратно в полотенце и сунула в сумку. — Как себя чувствуешь?

— Приемлемо, — тихо, но уже почти нормальным голосом произнес я. И даже не закашлялся.

— Нда, придется тебе помолчать еще… — Ева обняла меня и уткнулась носом в макушку. — Ночью отличное получилось шоу. Хотя к концу, когда ты уже хрипел в микрофон, я хотела уже по голове настучать этим придуркам…

— «Пиночетам»? — не напрягая голос, спросил я.

— Да нет, группа та, которая вне программы влезла, — сказала Ева и поморщилась. — Не помню, как называются. Часа в два выступали которые. Там еще солист такой в бумажной панаме был…

— А, точно, — я беззвучно засмеялся. — «Резиновый утенок». Сибиряки какие-то. Прикольно играли, что ты так про них?

— Так это на них же ты голос сорвал, — хмыкнула Ева. — Когда вы взялись соревноваться, кто из вас громче крикнет «Стекловата».

— Черт, а я даже не помню этого, — сказал я. — Ничего алкогольного не пил… Хотя…

Ночной концерт слился в чехарду разных групп, диких выходок, воплей, мечущихся огней… Вот момент, когда вдруг отрубилось все электричество. Бах! И поляна погрузилась во мрак, как будто глаза лопнули. Толпа заголосила на все лады, засветились редкие лучи фонариков… И вопли: «Хэй, темнота — друг молодежи!»

Я посмотрел в мутноватое овальное зеркало. Да уж, видок еще тот, конечно. Хорошо, что перед тем, как уснуть, я догадался волосы обратно в хвост собрать. Где-то с середины нашей с Наташей части концерта я свой хаер распустил, потому что надо было гривой потрясти за компанию с металлюгами откуда-то с Урала. И обратно так до конца и не собрал. Правая щека и рука покрыта равномерными красными пятнышками. Ну да, спал на левом боку, так что весь правый комары обглодали. На ребрах слева — длинный ожог. Ага, это я факел ловил, когда Наташа его уронила, пока балансировала на табуретке. Не помню уже, зачем. Что-то мы там гнали про наклеивание звезд на небо, вот она в высоту и тянулась, а я подстраховывал…

Колени содраны, прямо как в детстве. Ну и еще всякие неопознаваемые следы вчерашнего веселья. Разводы какие-то черные, скорее всего, отработкой заляпал. Два симметричных пятна синей краски… А, точно, это выступали «Митридат и пацифик», там пели близнецы в синем гриме, они с двух сторон и приложились, когда мы изображали какую-то морскую фигуру.

— Весело получилось, — криво ухмыльнулся я и посмотрел на Еву.

— Причем, если бы я своими глазами не видела, откуда взялись царапины на спине, то точно бы сцену ревности закатила.

— Да? — я изогнулся, стараясь заглянуть за спину. — У меня еще и спина поцарапана?

— Это еще хорошо, что вы отвлеклись и не начали по углям ходить, — засмеялась Ева.

— По углям… — повторил я. — Да уж, нормально мы так маховик бредогенератора раскрутили.

— Пойдем уже, — Ева толкула меня в бок. — Одевайся. Мне любопытно, что там сейчас на поляне! Мы же когда ушли, концерт еще не закончился. Там же Антон с Костиком подхватили…

— А мы когда ушли, уже светало, — покивал я, натягивая джинсы. Снова посмотрел в зеркало и понял, что с волосами я, пожалуй, буду разбираться потом. Отчаянно хотелось принять душ, конечно. И вроде бы он тут где-то даже есть… Ладно, сначала, пожалуй, совершим «круг почета», чтобы оценить масштаб ночных разрушений, а потом поглядим…

Но умыться и почистить зубы я все-таки сбегать не поленился. Места тут дикие, конечно, но не настолько, чтобы совсем уж человеческий облик терять.

Лесная тропинка от «Рассвета» до поляны была бы восхитительным местом для прогулок, если бы не приходилось все время отмахиваться от комаров. В остальном утро было совершенно волшебным. Солнечные лучи пробивались через хвою сосен световыми кружевами и подсвечивали зелень травы во все оттенки. Цветочки цвели, пеньки живописно торчали из травы. День снова обещал быть жарким, но пока еще было утро, воздух идеально свежий. Птички чирикали, пять же. Но гармонию лесного утра нарушали и другие звуки. Периодические взрывы гогота, чьи-то возмущенные вопли, немелодичное треньканье гитары и вокал, явно не попадающий в ноты.

— Концерт продолжается? — хихикнула Ева.

— Да уж, кто-то воспользовался тем, что некому его со сцены согнать, — хмыкнул я.

Мы миновали полосу кустов, последнее препятствие на пути к поляне. И остановились, чтобы оглядеться, что как.

Народу на поляне было в разы меньше, чем ночью. Большая часть явно еще спала. А вот бордствующие разделились на две четкие категории — те, кто уже проснулся, и те, кто еще не засыпал. Проснувшиеся в основном тусовались за столами столовой. Раздача завтрака еще не началась, но запах от кухни уже шел вполне такой красноречивый.

— Пшенная каша, — Ева сморщила носик. — А мы, кстати, миски не взяли. Без них не накормят.

— Могу сгонять по-быстрому, — предложил я.

— Да не, стоять на месте и ждать — смерти подобно, — Ева прихлопнула десяк комаров одним махом. Как только мы остановились, их туча над нами немедленно сгустилась. — Погнали посмотрим, что там происходит.

Я посмотрел в том направлении, куда указывала Ева. Собственно, главный источник шума. И исходил он от компании в десяток человек. Парни и девчонки были явно нетрезвы, но не настолько, чтобы ползать, пуская пузыри. Напротив, они были бодры, активны и полны творческого энтузиазма. И направлен этот энтузиазм у них был на поиск «безбилетников». Вот, например, сейчас они окружили хохочущей толпой одну из палаток, на которой не было синего флажка.

— … ну так вылезай и покажи, какой ты крутой!

— Моня, ты полегче, а вдруг там терминатор спит?

— Да не спит он, вякал же что-то…

— Отвалите уже, есть у меня флажок!

— Не звизди, я слышал, как ты вчера у костра хвалился, что нету…

— Эй, вы там обалдели совсем? Перестаньте палатку пинать!

— А то что? Выйдешь и покажешь нам всем?

— Тут же девушка! Что вы как… эти самые…

— Да нет там девушки, у него там Кирпич спит, они вчера вместе завалились…

— Так может Танча там? Кирпича телка?

— Танчу я видел сегодня, она умываться на речку ходила…

— Да отвалите вы!

— Эй, если в палатке есть девушка, подай голос!

— Ну кто там опять пнул!

— Ага, я нашел его, он справа!

— Вы что там, курсы кондукторов заканчивали?

— Да нет там никакой девушки!

— А Кирпич что молчит?

— Дрыхнет, наверное, он никакой спать в палатку завалился.

— Так, братва, предлагаю операцию «будильник»!

Компашка скучковалась голова к голове и принялась азартно что-то обсуждать, изредка всхохатывая. Палатка, которую они терроризировали, тревожно зашевелилась. Но расстегнуть вход ее обитатель не успел, потому что «активисты» с гоготом и улюдюканьями пришли в движение. Выдернули стойки, превратив брезентуху из походного домика в шевеляющуюся кучу тряпки. Сняли растяжки с колышков и поволокли получившийся мешок. Который брыкался и уже не вполне цензурно и не очень членораздельно орал, высказывая в адрес этих людей с не в меру активной жизненной позицией. К первому голосу добавился второй. Но он пока что ни одного слова разборчиво не сказал. Кроме того, начали возникать и жильцы тех палаток, об растяжки которых вся эта гоп-компания с брезентовым мешком спотыкалась.

— Может, вмешаться? — задумчиво сказала Ева, не двигаясь с места.

— Неа, — я покачал головой. — Пока все в рамках приличий.

— Это ты просто не внутри той палатки, — засмеялась Ева.

Тем временем активисты добыли где-то веревку и принялись, мешая друг другу, скручивать все растяжки в единый жгут и связать его крепким узлом с этой самой веревкой. Хрен знает, где взяли. С собой, наверное, кто-то привез.

Более вменяемый обитатель палатки вещал уже на сплошном матерном. Из палаток по соседству высовывались сонные патлатые лица. Реагировали они на происходящее по разному. Кто-то быстро прятался обратно, а кто-то начинал торопливо выбираться, чтобы принять участие в утренней движухе.

Ага, я понял, в чем их план! Они хотят привязать к палатке веревку, перекинуть ее через сук на дереве и подвесить всю конструкцию над землей. Ну да, такой себе будильник, реально, не завидую тем парням внутри. Хотя им повезло, что они слишком несогласованно действовали. Я бы так уже давно подвесил этот мешок на дерево, делов-то…

Со стороны столовой раздался звон ложки об миску. И чтобы все правильно поняли сигнал, раздался расшифровывающий крик:

— Завтрак! Завтрак!

Но мне было интересно, чем закончится история с подвешиванием палатки. Обитатели тоже решили, что время занять активную жизненную позицию, и принялись брыкаться и орать с удвоенной силой. Причем один из них брыкался не просто так, а весьма по делу — пуговицы на входе одна за другой расстегивались. Активисты с гоготом и улюлюканьем пытались не позволить обитателям вылезти. И у них в очередной раз не получалось завязать в узел все растяжки и присобачить все это к веревке так, чтобы узел не распадался при малейшем натяжении.

— Ну чо, суки⁈ — прорычал растрепанный парень в труселях, но почему-то в джинсовой куртке. Знакомая рожа, кстати. Кажется, в рок-клубе виделись, но сейчас сложно сказать…

«Активисты» с хохотом разбежались в стороны. Освободившийся парень в трусах подхватил с земли полено и рванул в погоню. Но поскольку не смог решить, кто именно достоин его кары больше всех, выглядело это так, будто он бестолково мечется по поляне, изредка спотыкаясь о свою же палатку. Ну, точнее, бывшую палатку, а сейчас просто кучу брезента, внутри которой шевелилось еще одно тело.

Активисты не торопились разбегаться. Кажется, они находились в той стадии подпития, когда угроза получить удар поленом воспринималась как нечто забавное.

Молчавшие уже некоторое время колонки у сцены вдруг ожили.

— Все идет по плану… — раздался оттуда хриплый голос, я даже не сразу понял чей. На сцене вроде же никто не стоит. А, понял. Чувак, который запел, на сцене просто лежал, а не стоял. Видимо, заснул с микрофоном, и ему снилось, что он звездно выступает. И даже рукой подергал, будто на гитаре играет.

— Ты давай сюда иди, ржот он!

— Да вот же я, и даже не убегаааааю!

— Киря, кидай мне!

— Да ты не торопись, приляг лучше!

Прямоходящего народу становилось все больше. Чуваки, дежурившие с мисками в столовой, получили по своей порции пшенной каши и куску хлеба с маслом потянулись обратно на уличную часть столовой, под колышущиеся на слабом ветерке парашюты. И рассаживались так, чтобы движняк им был получше виден.

Но в целом звуков становилось все больше. Самых разных. Кто-то бренчал на гитаре где-то там, среди палаток. Всячески ругались и возмущались обитатели тех палаток, которые эти вот активисты, играющие сейчас в развеселую игру «увернись от полена», завалили до этого. Видимо те, на которых не было синего флажка. Ну или те, кому просто не повезло…

— Эй, всем доброе утро! — прокричал откуда-то издалека зычный голос.

— Да пошел ты! — чуть ли не хором прозвучал ответ, который перешел в бодрый ржач. Народ бренчал мисками. Кто-то тянулся к столовой, там даже очередь выстроилась с внешней стороны. Кто-то с заспанным видом целеустремленно направлялся к ближайшим кустам. Кто-то уже сосал пивас из бутылки. Но по моим прикидкам, все равно проснулась еще от силы четверть народу. Если не меньше. В целом, это был, конечно, бардак. Но как-то примерно так я себе это и представлял. Утро на фестивалях и в моем прошлом-будущем выглядело примерно так же. Несмотря на общую брендированность и более современное оборудование.

— Давай заглянем к «ангелочкам», а потом пойдем поищем душ? — предложил я.