40k способов подохнуть. Том 2

Глава 51

Какого же было изумление Мойрана, когда он вернулся на свой корабль. Ослабленный и изнеможённый примарх едва не упал, когда его встретил Шай в сопровождении Космических Волков. Не меньше удивление испытали и сами космодесантники.

Мойран был белее мела, чёрные вены выступали на лице, а свойственная всем примархам ловкость и сила исчезли из движений. Никто не понимал причины недуга примарха, ведь доспех его был целым, однако библиарии Вершителей Судеб сразу поняли в чём дело. Невероятно много сил потратил Мойран на то, чтобы вырвать из хватки Тёмного Князя целый флот. Одновременно он стал маяком и щитом для навигаторов всех кораблей, чтобы не допустить величайшей трагедии. Такой была истинная сила Мойрана, но редко её брали в расчёт, ведь куда величественнее смотрелись грозные мечники и кузнецы примархи, мастера осад и скорости.

Впрочем, Мойран никогда никому и ничего не доказывал, тихо делая свою работу и редко испытывая проблемы с переходами в варпе. За исключением недавних событий, едва не ставших непоправимой катастрофой. И конечно же Леман Русс не собирался хвалить Мойрана за подобный подвиг, как и здоровье брата вряд ли будет волновать Волчьего Короля.

Даже не посмотрев на Шая, Мойран молча последовал за Космическими Волками направляясь на встречу со своим братом. Им предстоял крайне непростой разговор, о содержании которого Мойран уже всё знал. Здесь не нужно было быть гением, как и сам Леман Русс был крайне предсказуем. Обвинение уже звучали в разуме Мойрана, поступь которого становилась всё тяжелее и вдруг появилась даже отдышка. Будто незримые кандалы тянули его к земле, ужасая всех, кому не посчастливилось увидеть примарха в столь разбитом состоянии.

Уже перед входом на капитанский мостик навстречу примарху вышли офицеры, жестом поприветствовав своего примарха. Леман Русс велел всем покинуть мостик, чтобы поговорить наедине с братом, даже его вернейшие сыны в какой-то момент просто перестали сопровождать Мойрана. Никто не мог подслушать этот диалог, кроме тех, кто уже поселился в давших слабину душах.

— Здравствуй, Мойран. Признаться, не думал, что наша встреча произойдёт в столь гнетущей обстановке, — многие считали Русса не только прямолинейным, но и довольно… прямо скажем глупым и чёрствым, однако за личиной варвара скрывался как великий стратег, так и весьма просвещённый разум, пусть и неспособный тягаться с другими примархами и всё же затмевая большинство простых смертных.

— Избавь меня от этой светской беседы и прямо заяви об истинной цели своего прибытия, — устало произнёс Мойран и скинув с плеча свой могучий меч, опёрся на него обеими руками.

Русс же ответил не сразу, проведя взглядом по оружию своего брата. Этот гигантский меч был выкован самим Великим Железным Отцом, жестоким и пугающим Горгоном, примархом Железных Рук Феррусом Манусом. Назывался меч Вирдом, который отсылал к мифологии древних народов Терры. И так уж получилось, что на высоком готике не было точного слова для перевода и ближайшим по значению словом было предназначение, высшая жизненная цель, предопределённая всякому с момента его рождения.

И меч этот был великолепен, не столь изящен как многие другие творения, но в прочности своей и остроте превосходил многие другие клинки примархов. В руках же Мойрана Вирд становился воистину смертоносным оружием, способным разрубать на кусочки врагов вместе с их доспехами. А если уж каким-то образом броня выдерживала натиск примарха, то переданный импульс почти наверняка ломал кости и оставлял на доспехах ужасные вмятины.

Как можно догадаться, Феррус Манус вовсе не из скуки решил выковать этот меч. В отличии от многих других братьев Мойрана, Феррус никогда не относился к нему и к его легиону предвзято. Феррус в целом считал всех предельно равными, пусть и с некоторыми свойственными странностями. Будь ты яростным Ангроном или педантичным Жилиманом — ты в первую очередь орудие Императора, одно из многих в обширном арсенале.

Однако всё же не все могли похвастаться оружием выкованным Феррусом, ведь подобное говорило скорее уже о личных отношениях. И Ферруса очень подкупала скромность Мойрана, который был лишён горделивой спеси, как большинство других примархов. Мойран делал то, что был должен и при этом в отличие от некоторых других своих братьев, не стремился корчить из себя мученика, которого недостаточно почитают. Как и в характере Мойрана Феррус сумел разглядеть невероятную силу, которой порой Великий Кузнец даже завидовал.

И смотря на этот меч Леман Русс вдруг тоже вспомнил, что большинство его знаний о Мойране — слухи, появившиеся невесть откуда и расплодившиеся словно зараза. Делалось ли это намеренно? Нет, в этот момент Леман Русс во всём обвинил случайность, ведь и представить не мог, что кто-то посмел бы намеренно осквернять репутацию одного из легионов самого Императора.

— В эфире вокса мы перехватили просьбу о помощи и тут же примчались, — заявил Леман Русс, выжидающе изучая лицо Мойрана и пытаясь считать каждую эмоцию. — Кроме того, я прибыл лично лишь исключительно из-за того, что источником был твой флагман.

— Мы бы справились сами, — не то от боли, не то от нежелания принимать помощь и казаться слабым, скривился Мойран. — Просто Шай…

— Шай верно оценил ситуацию и не видел причины что-то скрывать от своих братьев, — тут же Мойран был прерван, а в голосе Леман Русса появился холод. — Я слышал о случившимся между тобой и Львом конфликте. Неужели ты не уничтожил эти мечи? Как ты только додумался переплавить столь опасный артефакт? Откуда у тебя знания и возможности, Мойран? Почему в твой разум вообще проникли мысли, что подобные действия разумны? Неужели мрак гордыни затмил взор и тебе, вслед за Магнусом?

— Ты пришёл сюда не в роли помощника, а в роли судьи, не так ли? Император послал тебя, верно? — теряя терпение прямо спросил Мойран, устав как от обвинений, так и просто от всего. — Неужели он побоялся явиться лично? Это в его стиле.

— Держи себя в руках, Мойран! — уже куда громче пробасил Русс и нахмурился. — Ты не имеешь права говорить о Нём в таком тоне.

— Мне следовало добавить ещё несколько нелицеприятных эпитетов, но лишь мои манеры сдерживают меня! — криком ответил Мойран, а руки его затряслись от едва сдерживаемого гнева. — Ты и сам знаешь, что он сделал!

— Мойран… — предостерегающее произнёс Леман Русс, но было поздно.

— Почему вы все игнорируете это?! Все делаете вид, что нас девятнадцать?! Скажи мне, Русс, скажи мне почему ты ни разу не интересовался делами второго легиона?!

— Мойран, остановись.

— Почему несмотря на всё случившееся, они не достойны и капли твоего внимания?! Почему даже о нас вы хотя бы говорите с презрением, но так упорно делаете вид, что второго легиона не существует?!

— Мойран!

— Чем они заслужили такое отношение?! Неужели бредни Малкадора для тебя важнее, чем родная кровь?!

— МОЙРАН!!!

— СКАЖИ МНЕ ЭТО В ЛИЦО, РУСС!!! СКАЖИ, ЧТО ТЫ ПРОСТО ТАКОЙ ЖЕ ЛИЦЕМЕР, КАК И ВСЕ ОНИ!!! КАК И ТОТ, КОГО ТЫ СЧИТАЕШЬ ВЕЛИЧАЙШИМ И ДОСТОЙНЕЙШИМ, НО ЧЬЯ ВОЛЯ РАЗРУШИЛА СУДЬБЫ ЕГО ЖЕ СЫНОВЕЙ!!! ПРИЗНАЙСЯ ХОТЯ БЫ СЕБЕ И ПРИ СЛЕДУЮЩЕЙ ВСТРЕЧЕ С ЭТИМ ПОДЛЕЦОМ, СПРОСИ ЧТО СТАЛО С ЭРДОЙ!!!

Глаза Мойрана не успели заметить движений Русса, однако боевое чутьё заставило использовать все свои психические силы. В одно мгновение Русс оказался в упор к Мойрану, взглядом смотря на своего брата, что был чуть ниже ростом. И хоть оружия Русс не достал, но он был готов голыми руками вырвать язык своему брату за подобные речи. Как и Мойран это понимал, застыв в ментальном выпаде.

И всё же Русс не нанёс удара. Ему было невероятно больно слышать эти слова и чувствовать как незримое поле невероятного могущества, которое простиралось сквозь пустоту и эпицентром которого был единственный корабль второго легиона. Но всё же Русс хоть и был вспыльчивым, но к родной крови относился с куда большим трепетом, чем любой из других примархов.

Он не смог напасть на Мойрана, который не собирался бить первым, так ещё и был прав, что заставляло душу Русса выть об бессилия. Одиннадцатый легион всегда считался каким-то странным и проблемным, то ксенотех притащат на корабль, то вот с тёмными артефактами играться начнут. Второй же легион считался просто ошибкой. Ошибкой и позором, существование которой не желал признавать Император, игнорируя проблемы, зовы о помощи и даже само существование второго легиона.

Трагичной и несправедливой была судьба второго легиона, виновного в самом факте своего существования.

— Вы свободы, — войдя в мою каюту произнёс офицер. — Космические Волки покинули "Фортуну".

— Серьёзно? — удивился я, вставая со своей довольно роскошной кровати, ведь всё же я был дворянином и содержали меня в плену со всеми удобствами, как и других скорее заключили под домашний арест, закинув лишь самых буйных в карцер.

— Не расслабляйтесь, господин Мордред. Смею заверить, что Адам и Геральдия рассказали очень много… спорного. Вам ещё придётся ответить перед примархом Мойраном или его представителем. Впрочем, ваша откровенность и честность играет вам на руку. Вы правильно сделали, что признались в случившемся.

— А смысл врать, лучше умереть во имя Человечества, чем жить ради себя.

Офицер кивнул, после чего покинул мою каюту. Я же решил прогуляться. Хоть моя судьба всё ещё была не определена, но… опасным меня видимо не считали, так что наслажусь мнимой свободой напоследок перед казнью за устроенную на ложе резню.

Правда куда сходить я не знал, ведь на корабле стало пустовато. Большинство участников ложи оказались перебиты, посещать ангар Рыцарей мне было всё ещё запрещено, как и в оружейную и тир я решил не соваться, чтобы не напрягать следящих за мной солдат. Да уж, было неприятно понимать, что окружение считало меня если не врагом, то как минимум угрозой или бомбой замедленного действия. Слухи расползлись слишком быстро.

Также существенно упала репутация Мойрана, который допустил подобное. Ещё меньше одобрения вызвало отстранение Шая от командования первой роты. Он фактически предал Мойрана, раскрыв все тайны собственного легиона и подставив своих братьев. Однако многие видели в этом поступке разумную рациональность, также его поддержали члены культа божественности Императора.

Но Шай ушёл тихо, молча, не став консолидировать вокруг себя товарищей. Ему тоже нелегко далось подобное решение и наказание отца он воспринял довольно болезненно. Да, об этом никто даже не подумал, что грозный и суровый капитан первой роты, Шай, который всегда жёстко следил за субординацией и не заводил дружеских отношений, не имел никаких трофеев и вообще напоминал скорее машину, оказался ранен до глубины души решением своего отца. Однако это было так и я это понимал куда лучше, ведь уже знал, что не такие уж и идеальные эти астартес.

В своём стремлении стать идеальными, лишённые друзей и семей, они лишь гиперкомпенсировали всё это братскими узами и видели в своих примархах полубогов. Для большинства космодесантников их примарх был даже выше Императора и важнее Человечества. Как и ради собственного брата они готовы были отдать в жертву сотни других астартес. Хотя бывали и исключения.

Так или иначе, блуждая по отсекам я вышел на полуразрушенную зону отдыха, где находилось витражное окно и раньше проходили наши официальные собрания ложи. Здесь никого не было, кроме Шая, что меня удивило. Обычно он никогда здесь не появлялся, хотя наверное приглядывал за нами, ведь он первым добрался до нас в день бойни, а значит и находился ближе других.

Разумеется Шай заметил меня, ведь его чувства были обострены, однако он продолжал молча смотреть на пульсирующую во тьме звезду.

— Это импульсное решение. Скоро ты снова станешь капитаном первой роты и его правой рукой, — произнёс я, прекрасно зная, что лежит на душе Шая.

— Не стану, — спустя недолгую паузу размеренно и с фатализмом произнёс Шай.

— Я считаю иначе, ты долго верой и правдой служил легиону. И даже если счесть этот поступок ошибкой, то за одну её подобное наказание…

— Дело не в этом, — покачал головой Шай. — Император уже в пути. Наш легион облажался. Мы и так не были самыми эффективными, а после таких потерь… Император ценит исполнительность. Кроме того из-за этого позора на него снова станет давить Малкадор.

— Малкадор? Неужели кто-то смеет давить на самого Императора?

— Малкадор один из столпов, на котором держится Империум. Благодаря ему эта неуклюжая машина функционирует. Он является ближайшим другом Императора, а также нашим мудрым наставником. Он словно наш… дядя. Правда сам он в этом нам никогда не признавался, отрицая какую-либо привязанность и заставляя отринуть мирские чувства и самого Императора. Император должен быть лидером Человечества, а не отцом. Тяжело ему наверное, а может… может зря мы считаем, что в столь Великом ещё осталось хоть какое-то подобие человечности.

— Император же всё делает ради Человечества, разве можно его упрекать в отсутствии человечности?

— Скажи мне, Мордред, мать собственноручно перерезавшая глотку собственному ребёнку будет в твоём понимании обладать человеченостью? А если она сделает это ради спасения двух других детей? Не своих, чужих? Ты ничего не знаешь о человечности, потому что молод. Как и понять Императора и любого другого бессмертного просто не сможешь, ведь мыслишь изначально в рамках своего столь малого опыта и мнишь о том, что с вечной жизнью сможешь всё изменить и никогда не падёшь столь низко, что чужие жизни для тебя перестанут играть хоть какую-то роль. Останутся только цели и букашки, которые называются людьми. Впрочем, это и означает ту самую человечность, уверенно делать выводы о том, чего даже понять не можешь в силу узости собственного мышления.

— А что ты скажешь о себе?

— Что я ничем не лучше. Разве что в отличие от проживших меньше века людей могу узреть часть той бездны, которая следует за тысячелетиями жизни. Тысячелетиями, но не десятками тысяч лет и уж тем более не вечности, на протяжении которой эта пульсирующая звезда сияет на небесах бессчётного числа планет.

— Значит Император явится и вынесет приговор? Я так понимаю неутешительный?

— Вероятно. Это последняя капля его терпения. Он и так устал от второго легиона, как и другие примархи. Мы тоже что-то его не радуем. Упала эффективность Несущих Слово. Псайкеры лажают то там, то здесь, Магнус совсем зазнался, а тут из-за опасных знаний опозорились и мы… он будет вынужден начать что-то делать. Не только с нами, но и со всей ситуацией.

— Так может он просто поговорит и…

— Поговорит? — горько усмехнулся Шай и повернулся. — Я конечно не так хорошо знаю Императора и других примархов, но ты думаешь тот же Магнус не был в курсе о всех опасностях своих изучений варпа? Или Мойран просто игрался с тёмными артефактами? Все они знали риски, просто считали себя достаточно сильными, чтобы справиться с этой ношей. Слова уже были сказаны и они ничего не изменили. Императору нужно действовать и он будет, ведь от него зависит судьба Человечества. И он должен быть достаточно силён, чтобы перерезать глотки всем своим детям, если те начнут представлять угрозу. Иначе… иначе он рискует потерять всё, не только свою жизнь, но и всё Человечество. Не ради себя, но ради великой цели Мойрана придётся наказать. И наказание должно быть серьёзным, чтобы дать сигнал другим. Может даже псайкеров запретят, как знать.

— Шай, расскажи мне о втором легионе. Что с ним случилось и почему все твои братья и отец говорят с невероятной болью о нём, а другие называют их ошибкой? Почему каждый раз при перелётах Мойран уходит с избранным к ним на борт и возвращается полумёртвым? Извини, что задаю эти неприятные вопросы, но… возможно всё закончится очень скоро, в том числе для меня. И я… я хочу узнать правду, если конечно имею на это право.

Шай развернулся и я увидел, что половина его лица была покрыта ужасным ожогом, превратив эту часть лица в расплавленное месиво. Кроме того ожог простирался по шее и судя по слишком чистому и новому силовому доспеху… бой для Шая выдался очень тяжёлым, повезло что в саркофаг дредноута не отправили.

— Я расскажу, ведь именно то, что мы не говорили об этом и стало причиной всего случившегося. Надо было сделать это раньше и заставить, пусть даже грубой силой, других выслушать каждое наше слово.