Звёзды с корицей и перцем

Глава 11

В конце недели ди Ронн пригласил Эльгу в долину Смалендаль на пикник, посетовав:

— Боюсь, в следующий раз увидимся только на испытании.

Он подъехал к «Альбатросу» рано утром. Кожаный верх его автомобиля был по-летнему откинут, сам ди Ронн щеголял в светлой куртке и тёмных очках. Эльга вышла к нему в брюках и парусиновых туфлях без каблуков. Когда тронулись, достала из сумки шёлковое кашне, собираясь повязать голову, чтобы не продуло на ветру.

— Не беспокойтесь, — сказал ди Ронн. — Я подниму силовой экран.

Это было что-то новенькое — экранирующее поле на легковом автомобиле. И действовало оно любопытным образом. Ветер бил в лобовое стекло, с воем и свистом обтекая машину, летящую по улицам, пустым в начале выходного дня, но лица достигал лишь легчайший бриз.

День обещал быть чудесным. Эльга наслаждалась свежим воздухом, ясным небом, игрой солнечных лучей, от которых блестела молодая листва и сверкали начищенные витрины, ловила ароматы зацветающих лип и свежей выпечки.

Ди Ронн предложил на минутку заехать к нему, сказав, что это по пути. Экономка собрала им корзину для пикника, но ягодный пирог, заказанный у местного пекаря, задерживался.

— Если привезли, заберём и поедем. Если нет, ждать не будем. Еды и так хватит.

Через четверть часа они уже катили по зелёным улицам Хальвега, где за коваными оградами дремали на солнце дорогие особняки. Дом Рикарда стоял на самой окраине — огромный тяжеловесный монстр тёмно-красного кирпича с колонным входом и белыми арками над высокими окнами. В его просторном вестибюле, отделанном красным деревом, уже ждал плетёный короб, сочащийся запахами съестного, а при коробе — высокая особа лет пятидесяти в строгом тёмном платье.

— Эра Матрес, — представил её ди Ронн.

Экономка предложила гостье чаю или чего-нибудь освежающего. Эльга поблагодарила, но отказалась, а когда выехали за ворота, заметила ди Ронну:

— Ваша эра Матрес сурова, даже когда улыбается.

— Она досталась мне вместе с особняком, — пожал плечами сторрианин. — Несчастная женщина. Муж и сыновья погибли в пожаре пятнадцать лет назад. С тех пор она служит. Очень любит детей. У эра Берта большая семья, но он увёз всех обратно на Сторру. А при мне ей скучно. Целый день одна в пустом доме...

При выезде из предместья вдалеке показался склон горы Торной, мелькнула полоска серебристых, с зеленоватым отливом, щитов, ограждающих строительно-испытательную площадку Врат. Больше Эльга ничего рассмотреть не успела: машина свернула на насыпной спуск, ведущий в долину.

Дорога была крутой и узкой. Ди Ронн сбросил скорость.

— Не бойтесь, Мориса. Я ездил здесь много раз.

Эльга посмотрела в окно: обочина не шире двух шагов, за ней откос с уклоном градусов в сорок, внизу расколотые каменные глыбы.

— Я не боюсь, — она беспечно улыбнулась. — Мне уже приходилось летать над пропастью.

Ди Ронн бросил на неё короткий взгляд:

— Расскажете?

— О, ничего драматичного! Просто верёвочные качели у обрыва. У нас в Биене вся молодёжь на них каталась.

— У вас в Биене? — сторрианин повернул к ней голову, и Эльга испугалась, что он забудет следить за дорогой. — Разве вы не из Сётстада?

— Что вы, Рикард, я здесь всего пять лет. Вовсе не столичная штучка.

— А я думал, вы родились в светских гостиных, — он усмехнулся.

Спуск наконец закончился, машина выехала на неплохую асфальтовую дорогу, идущую среди холмистых лугов. Миновав пару деревушек, свернула на просёлок, и тут силовой экран сполна показал свою пользу: из-под колёс взвивались облака пыли, но Эльге и ди Ронну в открытом салоне дышалось по-прежнему легко и свежо.

Первую остановку сделали на поле цветущего рапса. Канареечно-жёлтый простор, зелёные бугры поодаль, синее небо над головой — невозможно было проехать мимо этой красоты. Трава была высокой, по пояс. Эльга вдохнула её дурманно-сладкий запах и пошла по обочине, ведя ладонью по россыпям мелких цветков.

— Эти места напоминают мне дом.

— Да, похоже, — ди Ронн нагнал её и зашагал рядом. — Пожалуй, я понял, о каких качелях вы говорите. Нужно разбежаться, прыгнуть и схватить приз. Рыбку, кажется. И вы это делали?

— Нет, конечно! — Эльга сорвала кисточку рапса и сунула в волосы. — Это забава для мальчишек. Девочки обычно ходили компанией человек по пять. Одна садилась в петлю, остальные раскручивали её и с разбегу пускали лететь над обрывом. И так по очереди.

Эльге было весело. Боль, мучившая её так долго, не ушла совсем, но отступила перед радостью момента.

— А вы ловили рыбку, — она лукаво улыбнулась ди Ронну.

— На спор с одним местным юнцом, — кивнул он.

— Из-за девушки.

Она опять утверждала, а не спрашивала, но сторрианин не придал этому значения.

— Это было лет десять назад, когда случился сбой во Вратах. Помните, я говорил?

Эльга усмехнулась:

— Я всё помню. Вы были влюблены?

Он пожал плечами. Посмотрел вокруг. Сияло солнце, рапсовые поля расстилались до дальних увалов, сливаясь в сплошное жёлтое море — будто кто-то опрокинул на землю пару цистерн охры.

— У неё были золотые косы. Просто невероятной длины, я таких никогда не видел.

Эльга безотчётно тронула завитой локон у щеки — и качнула головой.

Как же она ненавидела эти косы! Они требовали служения и поклонения, словно дикарский идол. Мытьё, расчёсывание, заплетание превращались в многочасовой ритуал, в котором участвовали жрицы культа — мама, бабушка, даже сёстры. Все восторгались её волосами, все стремились их потрогать. Порой на улице подходили незнакомые люди, цокали языками, тянули руки к косам. И мало кто видел за ними саму Эльгу. Человека. Личность. А не подставку для золотого кумира...

Когда она впервые приехала домой стриженой, мама подняла такой крик, что Эльга тут же подхватила чемодан и вернулась в Сётстад. До сих пор в письмах из Биена нет-нет и проскальзывал упрёк: не сберегла сокровище.

Вот и ди Ронн запомнил только её косы.

— Что было дальше? — спросила Эльга. — Вы не пытались встретиться с ней после открытия Врат?

— Как? Она даже имени своего не назвала, только какое-то смешное прозвище. Помню, оно каталось на языке, как карамелька…

— Имени не назвала и адреса не оставила? Вы уверены, Рикард?

Ди Ронн повернулся к Эльге.

— Снова хотите попрекнуть меня плохой памятью? Адрес был, я его записал, вернее она записала в моём блокноте. Блокнот я положил в карман куртки. Когда попал в больницу — я вам рассказывал — форму забрали в чистку. Скажу честно, спохватился я только через неделю после выписки. Блокнот пропал, но где, когда и по чьей вине, дознаться не удалось. Там были и другие важные записи. Кое-какие формулы, заметки по эксперименту с Вратами. Пришлось потом восстанавливать по памяти. А на ту страничку с адресом я даже заглянуть не успел.

— Как печально, — пробормотала Эльга. — Вы были расстроены?

— Ещё бы! Как можно быть расстроенным только в девятнадцать лет, — ди Ронн рассмеялся.

«Двадцать! — мысленно выкрикнула Эльга. — Тебе было двадцать».

— Вы могли расспросить местных жителей. Биен маленький город. Девушку с такой броской внешностью вам указали бы очень скоро.

— Но вы-то, живя в Биене, никого похожего не встречали, верно, Мориса? Да и к чему это было? Прошло четыре года. Может, она уехала. Или вышла замуж и родила детей, располнела…

Эльга фыркнула.

— Ну хорошо, не располнела. Осталась стройной и прекрасной. Не имеет значения. Что сказал бы её муж, заявись я на порог с воспоминаниями о нашей романтической встрече?

— То есть вы отказались от неё из благородства? Чтобы не губить репутацию гипотетически замужней дамы? А вы не допускаете мысли, что она до сих пор сидит у окна и ждёт от вас весточки?

— Мориса! Чего вы от меня хотите? — не выдержал ди Ронн.

— О! Не принимайте мои расспросы близко к сердцу, — Эльга взяла его за руку. — Просто я не могу понять, как вы, при вашей настойчивости, даже не попытались найти девушку, которая так вас поразила. Или вас поразили только её косы? Вы хотя бы помните её лицо?

Ди Ронн тяжело вздохнул:

— Какая вы всё-таки заноза, Мориса.

Но с удовольствием переплёл свои пальцы с её.

Так, рука в руке, они и вернулись к машине.

Попетляв среди полей и холмов, ди Ронн отыскал малоезжую дорожку, идущую на подъём. Когда склон стал слишком крутым, он выгрузил пледы и короб со съестным, взвалил всё это на себя и двинулся в гору, как вьючный осёл. Эльга предложила помощь. Он рассмеялся.

Дорожка привела на вершину увала, и стало ясно, почему сторрианин выбрал это место.

Внизу всё зеленело и цвело. Стада на лугах, крохотные деревушки, разбросанные тут и там, рощи и овраги так и просились на холст живописца. У горизонта хмурил седые брови Онембрийский хребет, с отеческим укором взирая на речку Смаль, дочь-беглянку, рождённую среди его ледников. Она стремилась в сторону Сётстада, собрав вокруг себя целую свиту притоков — десятки извилистых лент прорезали низину, блестя, как струи амальгамы.

— Красота, — ди Ронн опустил свою ношу на траву под одиноким платаном. — И уже припекает. Не против, если я сниму куртку? У нас в эту пору только сходит снег, всюду слякоть. А тут настоящее лето.

Он уселся на плед и расстегнул замочки на крышке короба. Эльга раскинула скатерть, чувствуя, что проголодалась. Стараниями эры Матрес у них было всё, что пожелает душа — от утиных ножек и разнообразных бутербродов до чёрного и белого винограда. В специальном отделении нашлись посуда и салфетки. Экономка позаботилась даже о бутылке воды, чтобы помыть руки.

Длинный увал, на котором они расположились, формой напоминал спящего дракона. Слева, от спины к хвосту, местность плавно понижалась, кое-где росли деревья, вдалеке паслись овцы, иногда ветерок доносил бренчание их колокольцев и ворчливое мекание.

Эльга блаженно потянулась, и ди Ронн посетовал, что не догадался захватить с собой фотоаппарат.

— Вы сейчас особенно соблазнительны, Мориса.

Эльга представила, как выглядит со стороны: волосами играет ветер, щеки горят, в глазах хмель от вольного воздуха и сладости цветущих полей. Она оперлась рукой о плед позади себя и склонила голову к плечу, словно позируя для снимка. Но именно — словно. Мориса Муар пять лет избегала попадать в объективы фотокамер и сейчас не собиралась изменять своим правилам.

— Мне нравится ваша планета, — говорил ди Ронн, аккуратно разрезая на кусочки и раскладывая по тарелкам тот самый опоздавший пирог. — Здесь много грубого, дикого, глупого, уж простите. Много отжившего...

В разрезах вязко блестела клюква, и сок её, оплывая через край, замирал на белом фарфоре рубиновой смолой, но сегодня у едоков были вилки и ножи — и ни единого шанса по-детски испачкать руки. Эльга смотрела на ди Ронна, на его пальцы, уверенно держащие нож, вспоминала, как ела с ним пирожки на Гульбище, и улыбалась.

Всё правильно. Всё так, как и должно быть. И если одна глупая маленькая девочка вовремя не поняла закона жизни, ничьей вины тут нет.

— Взять хотя бы случай с вашим министром просвещения, — продолжал сторрианин. — Все газеты написали, что у эра министра жена сбежала с циркачом, а он выскочил на улицу в одних кальсонах и костерил обоих на чём свет стоит. У нас после такого конфуза любой чиновник сразу подал бы в отставку, а ваш министр прекрасно себя чувствует и, кстати, думать не думает о реформах. Учёба в академии стоит бешеных денег, стипендии талантливым студентам дают по знакомству…

Эльга положила в рот кусочек пирога, чтобы скрыть усмешку. О том, как сложно попасть в академию, она знала куда больше ди Ронна.

— На Сторре всё иначе — говорил он. — Наша жизнь устроена здраво и продуманно, у нас хорошие законы. Связи значат много, не скрою, но каждому дана возможность преуспеть, надо только упорно работать и следовать правилам. Это основа всего. Правила, регламенты на любой случай, ограничения, гласные и негласные — негласные особенно. Не только в общественной жизни, но и в частной. Это удобно, поверьте мне, но… Ах да, совсем забыл!

Ди Ронн выудил из короба бутылку розового вина, откупорил и разлил по стаканам.

— Вы изменили своему принципу «ни капли за рулём»? — полюбопытствовала Эльга.

— Оно совсем лёгкое, — отмахнулся сторрианин. — К вечеру выветрится.

— Смайя дурно влияет на вас, Рикард.

— Напротив! Здесь больше жизни, страстей, искренних чувств, безумства, если угодно. Здесь мне легче дышится.

— Это потому что вы чужак. Одинокая плеча, — после ягодного пирога Эльга взялась за бутерброд с ветчиной и салатом, что было откровенно против всяких правил. — Вы отбились от своего роя, но не прибились к нашему, только кружите рядом, и это даёт вам чувство свободы. Никаких ограничений, ни старых, ни новых. И наше общество готово мириться с вашей эксцентричностью. Что с вас взять, вы же сторрианин.

Разговор перетёк на тонкие моменты в отношениях Сторры и Смайи и невнятный статус последней — вроде бы уже не колония, но и не самостоятельная планета. Во главе правительства по-прежнему стоял генерал-губернатор, однако Сторра уже не назначала его, а лишь утверждала. При этом держала на Смайе своего особого представителя, который был един в трёх лицах: посол, советник и контролёр.

Экономика Самйи зависела от Старшей планеты чуть меньше, чем полностью. Сторра поставляла силовые щиты и боеспособных солдат, которые не давали мутантам выйти из джунглей. Наконец, Сторра контролировала Врата и безбожно завышала цены за переход, причём в обе стороны.

Эльга узнала об этом не так давно и сейчас не преминула упрекнуть ди Ронна.

Он не стал отпираться:

— Высокие цены нужны, чтобы уменьшить поток переходящих. Пропускная способность Больших Врат Биена ограничена, и мы не должны её превышать, если хотим избежать новой перегрузки. Поверьте, никто не пытается изолировать Смайю от Великой Цепи. Скоро будут достроены сётстадские Врата, и перед вами откроется вся вселенная.

— Скоро — это лет через пять?

— Может, и быстрее.

— Но разве нельзя пока как-то укрепить базовую структуру биенских Врат? Например, за счёт создания дублирующей фантомной структуры, которая в аварийной ситуации могла бы временно поддержать стабильность прагмы…

Эльга давно хотела обсудить это с ди Ронном. Естественно, она постаралась не казаться чересчур сведущей и не сказала, что речь о её дипломной работе, а сослалась на монографию Келига, который в свою очередь отталкивался от идей Готлиба Кизена.

— Вы читали Ванса Келига? — изумился ди Ронн. — Это же сложно. Я в восхищении!

— Приятно, когда мужчину восхищает не только твоя внешность.

— Вы достойны восхищения во всех смыслах, — заверил он.

Эльга опять улыбнулась — иронично, но с теплом на сердце, вспомнив, как десять лет назад Рик сказал ей похожие слова.

На его лице лежала тень от платана. Ветер трепал высокую крону, сквозь листву проскакивали лучики солнца, и ди Ронн безотчётно морщился, когда свет попадал ему в глаза.

— Чувствую, что ещё многого не знаю о вас, Мориса, — добавил сторрианин, и его взгляд вспыхнул яркими бликами. — Как бы я хотел заглянуть под вашу маску светской стервы…

Эльга засмеялась, нисколько не задетая:

— Тогда и вам придётся сбросить свою маску.

— А вы уверены, что я её ношу?

Эльга задумалась. В самом деле: она всё время искала в нём черты своего придуманного Рика. И находила, вот что самое странное. Но каков настоящий Рикард ди Ронн, что за сердцевина скрывается под его хитиновым панцирем?

— Неужели в душе вы такой же циник, каким хотите казаться на публике? Или вы слишком ранимы и боитесь это показать?

— Я? Раним?

Ди Ронн засмеялся, и Эльга засмеялась тоже. Разве всё, о чём они только что говорили, не было лишь пустой шуткой?

Солнце пекло всё горячее. Пирог был наполовину съеден, вино выпито. Ди Ронн подсел ближе, Эльга повернула к нему лицо — и ахнула:

— Рикард, мы не одни!

Всё это время они любовались поймой Смали и за разговорами не отдавали себе отчёта в том, что блеяние, раздававшееся где-то в стороне, слышалось всё громче. Только что овцы были частью пейзажа, неотделимой от холмов и деревьев, и вдруг очутились совсем рядом. Их желтоватая шерсть свалялась в сосульки, животы почернели от грязи, и теперь к аромату трав примешивался характерный скотий душок.

— Что, братцы, там всё съели? — посочувствовал им ди Ронн.

Это казалось забавным приключением. Овцы? Они же безобидны! Тонкие ноги, вислые уши. Однако стадо приближалось, многоголосое «ме-е-е» звучало требовательно и сердито.

— Кажется, мы заняли их любимый лужок.

Подойдя к раскинутой на траве скатерти, животные и не подумали остановиться. Они лезли мордами в тарелки, в короб, топтались по белому хлопку и пёрли дальше. Эльга и ди Ронн едва успели вскочить. Сторрианин попробовал отпугнуть наглую скотину, но овцы не обращали на него внимания, а матёрый баран, бурый, как овцебык, попытался наподдать человеку рогами.

— Хватит, оставьте, — Эльга оттащила ди Ронна к платану. — Уже ничего не сделаешь.

Прибежал седой косматый пастух, разогнал овец длинной палкой и грубовато извинился. Эльга начала было собирать посуду, но сторрианин просто сгрёб скатерть со всеми остатками пиршества, завязал в плед и подхватил с травы пустой короб.

— Пикник окончен. Идёмте, Мориса.

Они зашагали вниз по склону, обходя разбредшихся овец.

— Не берите в голову, Рикард. Силы были не равны, — сказала Эльга.

Он взглянул с кривой усмешкой, рывком поправил узел на плече.

— Признаться, не так я представлял себе окончание этой прогулки.

— Зато будет, что вспомнить.

Ди Ронн поглядел вдаль, на соседние увалы, на небо с лёгкими перьями облаков, потом снова на Эльгу.

— У вас сильные руки, Мориса.

— Профессия кондитера предполагает физический труд.

Профессия страль-оператора тоже — в своём роде, и неизвестно, что лучше укрепляет мышцы.

Они обогнули кусты и спустились к обочине немного в стороне от того места, где оставили машину. Эльге показалось, что та выглядит как-то не так. Или не показалось? Ди Ронн на секунду замер, пробормотал что-то, похожее на мелоранское ругательство, и ускорил шаг.

Автомобиль припал на передние колёса, как провинившийся пёс на лапы. По центру капота на благородно мерцающей графитовой полировке было накорябано: «Сдохни стор». Без знаков препинания.

Ди Ронн осмотрел спущенные шины, резко выпрямился и обежал взглядом окрестности.

— Давайте вернёмся, — он обнял Эльгу за плечи и повёл, едва ли не потащил обратно за кусты, а потом в гору. Узел и короб остались брошенными на обочине.

— Найдём пастуха, — добавил ди Ронн, пока они бегом взбирались наверх. — Спросим, как добраться до города.

Искать не пришлось. Пастух сидел под платаном, смоля самокрутку, начинённую ядрёным табаком. Худой, с чёрными заскорузлыми пальцами и лицом, продублённым солнцем и ветром — не то что ладные молодые танцоры в народных костюмах. Одет в видавшую виды куртку, застиранные до седины штаны и потёртые сапожки из мягкой кожи.

Услышав, что случилось, он тряхнул пегими космами:

— Вот же шпана! Сколько живу, не помню, чтобы кто такое утворил.

Он проводил сётстадских гостей вдоль «драконьего хвоста» и показал тропинку к удобному спуску.

— Там внизу Тровен, деревня. Самая большая в округе. Часа за два дойдёте. Может, на автобус поспеете. А нет, так у старосты пикап есть. Сговоритесь, небось.

Со склона действительно было видно селение в зелёной низине за ручьём.

Ди Ронн поблагодарил за помощь. Пастух оживился и спросил, не найдётся ли у эра городских папирос. Ди Ронн ответил, что не курит. Достал портмоне, дал ему купюру. Пастух взял с недовольным видом, хотя на эти деньги можно было запастись куревом на месяц.

— Решил, что папиросы вы придержали для себя, — пояснила Эльга ди Ронну, глядя, как неспешно и легко удаляется узкая тёмная фигура с длинным посохом. — Чтобы не пришлось терпеть до Сётстада.

Сторрианин посмотрел на деревню, пёстрым лоскутом лежащую среди лугов и рощ, такую обманчиво близкую, и куснул губу.

— Я мог бы сходить, взять пикап и вернуться за вами, но честно говоря, не хочу оставляться вас одну.

— А я не готова ждать до вечера, гадая что и как, — сказала Эльга. — Нет уж, давайте держаться вместе.

Ди Ронн взглянул на неё с сомнением.

— Дорога непростая. Дойдёте?

— Конечно. Я люблю ходить пешком.

Выбора всё равно не было.