Я так понял, что профос пока определил Горба в карцер. И там этот баран будет ожидать экзекуции, которая назначена на завтрашнее утро.
Нас же отправили в казарму чистить оружие. После чего был ужин, где я опять ел, как не в себя. Радовало то, что товарищи к моему аппетиту уже привыкли. А сегодня даже подшучивать надо мною не пытались. Возможно шутка о моём солитёре у них уже в зубах навязла. А может быть просто не оставалось сил зубоскалить. Умотались мы сегодня знатно.
Как до отбоя дожил — не помню. Помню только, с каким наслаждением вытянулся на кровати и провалился в сон…
Утро было не добрым — это факт. Когда в мою рассветную дрёму грубо вторгся голос дневального, я открыл глаза. И понял, что даже это движение далось мне с трудом. Прислушавшись к себе я ощутил, что у меня болит буквально всё. Ну, может быть, кроме зубов. Это сказывались вчерашние побегушки, поскакушки и падение со склона холма.
Регенерация залечила все серьёзные внутренние травмы, зарастила трещины в костях. Но моя тушка вся была покрыта гематомами. Они уже пожелтели, но были всё ещё очень хорошо видны.
Восстановить всё и сразу я пока способен не был. Эх…
А вставать-то надо, однако. Сделав над собой усилие, я сел на кровати. Сморщился от боли. И встал во весь рост. Да!
Как только начал двигаться, так стало и как-то полегче. Нет, боль никуда не делась. Но тело потихоньку разминалось и она незаметно ушла на второй план.
А с другой стороны, очевидные синяки будут привлекать внимание. И никому не придёт в голову спросить, а почему этот парень после такого падения ничего себе не сломал? И хорошо. Чем меньше неудобных вопросов, тем лучше.
Время не ждёт, а потому пошёл я совершать утренние ритуалы. Умываться, приводить себя в порядок, ну и всё такое…
А через полтора часа мы в полном составе стояли на плацу. Повзводно и поротно. Вдоль строя ходили сержанты, и чем-то они походили на голодных ротвейлеров.
Ну да, сегодня у нас первая публичная экзекуция. И никто в стою не шептался, не вертелся… Все думали о своём. Молились каким угодно богам, лишь бы не оказаться когда-нибудь на месте Горба. Ведь всем было ясно, что сейчас с него шкуру будут спускать. Буквально…
На некотором удалении от строя стояли два стальных столбика. Сейчас с них свисали широкие кожаные ремни. По одному ремню на каждом столбе. Столбики стояли тут всегда. И внимания я на них не обращал. А сейчас вдруг понял, зачем их тут поставили…
Прозвучала команда «Смирно». Курсанты вытянулись, и застыли, задрав подбородки вверх.
И перед нами появилось чудо чудное. Это я к тому, что сегодня своим присутствием нас почтил сам командир части. Сержанты говорили, что далеко не каждому заезду курсантов везло его лицезреть. Хотя как по мне, так удовольствие это весьма сомнительное.
Здоровенный, под два метра, мужик с лицом серийного убийцы. Глаза, как две амбразуры. И по крайней мере три шрама я на его морде разглядел.
Это я издалека смотрел. До него от меня метров, наверное, семьдесят. А если ближе подойти, то, наверное ещё какие детали его облика можно было разглядеть…
Стоит полковник и смотрит исподлобья. Вокруг него все офицеры наши вьются. А он стоит, что-то рычит неразборчиво и ежеминутно на плац сплёвывает.
А вот плац — это святое место, как говорил наш Брукс. И плевать на плац — нехорошо. Хотя, он тут главный. И пусть кто-нибудь посмеет ему что сказать. Я бы, например, на такое не отважился. Даже за деньги. И даже за большие деньги. Уж очень угрожающе выглядел полковник Ляйхенштапель…
Тут раздалась барабанная дробь! Я начал шарить глазами в поисках барабанщиков. Передо мной стоял Гвидо, он же Бык. И из-за его широченных плеч мне было мало что видно. Но в конце концов я догадался, что звук идёт из колонок. Тут для нас целое шоу приготовили. Кровавое.
Я оглядел курсантов. И отметил про себя, что многие тянут шеи, чтобы разглядеть, что происходит. И что будет происходить. Барабанная дробь стала немного тише.
Полковник встал перед строем и начал свою речь:
— Солдаты! Да, я обращаюсь к вам не как к курсантам, а как к солдатам, — мне его голос напомнил лязг сочленений ходовых опор тяжёлых шагающих танков, — сейчас вы увидите, что бывает с теми, кто по глупости или злому умыслу мешает выполнению боевой задачи. И зарубите себе на носу — так будет с каждым!
Сказав это, он снова сплюнул себе под ноги и кивнул кому-то, зло буркнув:
— Начинайте.
Он не ушел, а поднялся на небольшой помост, где стоял с десяток пластиковых кресел.
— Ага, — подумал я, — это тут такая вип-ложа.
Господа офицеры тоже потянулись туда. Расселись… И ротный наш там присутствовал. Он со своим стеком по-прежнему не расставался. Пижон.
Тем временем барабанная дробь становилась всё громче. Услышав шаги, я выглянул из-за плеча Гвидо. К тем самым столбикам понуро брёл Горб, одетый в жёлтую робу арестанта. А чтобы он не заблудился, или не свернул куда не туда — его сопровождали солдаты комендантского взвода. По одному с каждой стороны.
Лицо преступника кривилось в плаксивой гримасе, да и сам он ссутулился, словно старик. Сейчас его погоняло выглядело особо для него подходящим.
Горб шаркал ногами по бетонным плитам, словно у него не было сил их поднять чуть выше. В глазах — ужас и обречённость…
Его подвели к столбикам и застегнули на его запястьях те самые ремни, что крепились к этим самым столбикам. Потом один из ассистентов профоса нажал что-то на маленьком пульте, что держал в руке. И ремни тут же натянулись, заставив Горба даже чуть приподняться на цыпочках. Теперь он был растянут между столбами и при всём своё желании уже не мог уворачиваться от ударов.
Второй ассистент сорвал с него робу, обнажив тело по пояс.
Барабанная дробь стала ещё громче. Ассистенты разошлись в стороны и профос, играя плетёным бичом вышел на позицию и обернулся к помосту, где сидели офицеры.
К экзекуции пока не приступал, видимо ожидая команды.
Со стула поднялся наш взводный, капитан Зервас, и махнул рукой с зажатым ней белым платком.
Профос кивнул, и через секунду на спину Горба обрушился первый удар. Плеть, врезалась в плоть жертвы с противным чавкающим звуком. Тишину разорвал безумный крик, и на бетонные плиты брызнула кровь.
В общем-то, поркой меня не удивить. В нашем приюте и это практиковалось. Хорошо хоть не плетьми, а просто ремнём. Но глядя на то, что сделал со спиной казнимого всего один удар, я понял, что до конца порки он не доживёт.
Я не кровожаден, а потому смотреть на то, как этого дебила забьют насмерть плетьми у меня не было никакого желания. Да и лень было дальше напрягаться, пытаясь как-то выглянуть из-за широкой спины Гвидо. Мне хватало уже того, что я слышал.
Звуки ударов сначала сопровождались криками. Но после шестого удара криков уже слышно не было. Только мокрые шлепки и хеканье профоса, которым он сопровождал каждый удар. Где-то после пятнадцатого или шестнадцатого удара наступила гнетущая тишина.
— Готов, — прозвучал голос профоса. И читалась в этом голосе и брезгливая жалость, и удовлетворение от хорошо сделанной работы.
Я таки попробовал опять выглянуть из-за плеча Гвидо. Между столбами висело измочаленное тело. Да, с этим всё. Как выразился профос — готов.
А ассистенты уже отстегнули мертвеца, и деловито поволокли его прочь. Осталась только кровавая лужа между блестящими сталью столбиками.
На этом, собственно, всё и закончилось. Господа офицеры поднялись и спустились с помоста вниз. Полковник, продолжая плеваться, что-то прорычал своим подчинённым, и направился к огромному матово-чёрному КШК1.
При его приближении шлюз боевой машины распахнулся. И, как только командир погрузился внутрь, катер взревел мощными движками и оторвался от земли. Заложил элегантный вираж и меньше, чем через минуту растаял в пустынном мареве далеко за пределами лагеря.
Строй распался, как только ротный дал команду разойтись.
Офицеры ещё поговорили в своём кругу минут пять и тоже отправились по своим офицерским делам. Возле нас остались только сержанты. А вот эти никуда уходить не собирались…
— Отделение, в одну шеренгу… Стройсь! — скомандовал Брукс и мы уже привычно заняли в строю свои места, — Смирр-на!
Сержант медленно прошёлся вдоль строя, вглядываясь в наши лица. Мы все, как один, стояли устремив бездумные глаза в пространство. Каждому было, о чём подумать. И встречаться взглядами с сержантом ни у кого желания не возникло.
— Запомните сегодняшний день, — наконец сказал Брукс, — этот дебил заплатил жизнью за свою глупость и гонор. Он пренебрёг уставом, посчитав себя выше него. И теперь его тело просто зароют в красный песок на лагерном кладбище. Вот он был — и вот его нет…
Сержант сделал паузу, подбирая слова. Но пауза эта надолго не затянулась:
— И если среди вас найдутся другие идиоты, которые попробуют подставить своего, то и для них на кладбище место найдётся… Вопросы?
Само собой, вопросов не было. Преподанный урок был усвоен всеми накрепко…
А на следующий день наша жизнь в который раз изменилась. И опять не в лучшую сторону.
Из-за недавнего ЧП руководство решило ещё крепче затянуть гайки. Для нас это вылилось в то, что нагрузка была заметно увеличена.
В расписание занятий добавили ещё несколько часов по тактике малых групп. За счёт нашего свободного времени. Так что теперь мы просыпались, занимались, и засыпали. Ну, с перерывами на пожрать, конечно.
Взялись за нас со знанием дела. В основном, отрабатывалось взаимодействие. Изучили все роли, которые должны выполнять члены малой тактической группы.
Каждый из нас побывал и разведчиком головного дозора, и тылового… И даже парамедиком теперь мог быть каждый. Отрабатывали и порядок движения на местности, с учётом особенностей рельефа. Прикрывали друг друга огнём масс-ганов…
В общем, уставали так, что к вечеру уже не все помнили, как их зовут…
А меня Брукс почти всегда ставил командиром группы. Не сказать, чтобы это мне нравилось. Всю жизнь отвечал только за себя, а тут на тебе…
Я даже стал за собой замечать, что вообще все события стал оценивать не со своей точки зрения. Теперь я бессознательно прикидывал, какую пользу или вред они могут принести группе.
Но командным духом народ проникался не сразу, не сразу…
Крот, например, из-за своего дремучего индивидуализма, пару раз становился виновником провала миссий своей группы. Сначала Вышински посадил его в карцер на сутки. А когда это повторилось, Крот отправился под арест уже на трое суток. И вот после этого он перестал строить из себя не пойми кого, и стал работать наравне со всеми. И таки вписался в коллектив.
Как мне рассказал Гвидо, Крот был родом с какой-то захолустной аграрной планеты. И это своё хуторское жлобство он впитал с молоком матери.
Но тут, как я понял, и не таких обламывали. И из него человек получится. Если он, конечно, себе двадцать плетей сдуру раньше не схлопочет. Ведь после этого одна дорога — на здешнее кладбище, прячущееся среди красных барханов…
Мой авторитет среди курсантов нашего взвода, кстати, заметно вырос — и это меня здорово удивило.
Я не пытался запугать кого-либо, нет. Но все помнили о том, как я неоднократно разделывался с Горбом, ныне покойным, да… И наверное поэтому, когда меня ставили старшим на очередных тактических занятиях, никто не пытался оспаривать мои решения или заниматься их саботажем.
Но это было не единственное, что было причиной этого уважения. Я был тем, кто не дал слабины под прессингом Брукса. Я был тем, кто не сломался от взысканий и сержантских «сюрпризов». И я был тем, кто, не смотря на все испытания, остался самим собой — Лёхой «Ржавым». И у меня всегда находилось, чем ответить, если кто желал вступить со мной в конфликт. На моём счету к этому моменту, кстати, было уже три победы в октагоне.
Мне кажется, что я стал негласным полюсом стабильности в этом дурдоме, где все стремились просто выжить. Со мной начали советоваться, обращаться ко мне за помощью…
Следует отметить, что для меня это было дико непривычно. Всю свою жизнь я прожил, как одиночка, который отвечает только за себя и защищает только свои интересы.
И Брукс это видел. Его холодные, оценивающие глаза сканировали нас, наши лица, наши реакции, наши поступки. Он фиксировал каждую деталь.
Он не хвалил. И меня на капральскую должность не продвигал. Просто нагружал ответственностью за других курсантов нашего отделения.
Но однажды, после особенно кошмарного для четвёртой группы прохождения полосы препятствий, где трое рекрутов чуть не отправились на тот свет из-за паники и несогласованности, меня здорово озадачил уже наш первый сержант Вышински.
Он коротко бросил мне мимоходом, словно нечто само собой разумеющееся:
— Ржавый. Четвертая группа. Они позорят взвод. Натаскай их. Чтоб через три дня бежали как люди, а не как стадо бестолковых леммингов. Не справишься — будешь мести плац до выпуска. А они составят тебе компанию.
Я был ошарашен таким оборотом:
— Господин первый сержант! — очень хотелось узнать, по какой это такой причине мне оказано такое доверие, — разрешите спросить!
— Спрашивай, — ухмыльнулся Вышински.
— Почему? — я вложил в этот вопрос всё своё недоумение.
— Твой сержант, Брукс, сказал мне как-то, что ты прям-таки мечтаешь об этом, — и довольно захохотал.
Это был приказ-испытание. Неформальный, но от этого не менее важный. Я кивнул, ощущая смесь досады от получения еще одной нагрузки и уже не нового для меня чувства — чувства ответственности. Не только за себя. И ощущалось оно как тяжесть на плечах.
На утро, пока другие отделения в который уже раз штурмовали условно-вражеский бункер, я собрал четвертую группу на краю полосы. Пять пар глаз, полных сомнения, страха и скрытой надежды, смотрели на меня. Среди них был и Плащ, который явно воспринял это как знак высшего доверия, и Заяц, пытавшийся выглядеть скептично, но внимательно слушавший. Ребятишки, потеряв своего вожака, явно менялись к лучшему. Теперь в их глазах вместо желания всех нагнуть, читалось гораздо более разумное желание — выжить и хоть чему-то научиться.
— Слушайте сюда, — мой голос был жестче, чем я планировал, но это сработало — все замерли. — Вчера вы провалились не потому, что слабые, а потому, что идиоты. На полосе вы беспорядочно метались, как тараканы под тапком. Каждый сам по себе.
Я сделал паузу, давая словам впитаться в головы слушателей.
— Поймите, здесь вас учат не только бегать и стрелять. Здесь учат слаженности. Вы должны чувствовать друг друга. Двигаться и действовать, как единое целое, как хорошо смазанный механизм. Понятно? Кто-то затормозил или облажался как-то иначе — и механизм заклинило. Так у вас вчера и получилось… И позавчера…
Я подошел к началу «Стены смерти» — самого ненавистного препятствия для многих.
— Вот вам пример. Стенка. Вы лезете по одному? Это глупость несусветная. Пока один карабкается, а остальные, разинув рты, стоят и смотрят — враг выбирает себе цель. Потому, что вы все — мишени. Тут нужен порядок и командная работа.
Я ткнул пальцем в двух самых крепких ребят:
— Вы — первые. Вы длиннее прочих. Быстро взбираетесь, а потом — я ткнул пальцем в Зайца, — ты. Первые подтягивают тебя, помогают закинуть ногу. Ты тянешься, они тебя тащат. Остальные –' я посмотрел на пару оставшихся, один из которых, Плащ, преданно смотрел мне в рот — вы прикрытие. Стоите спиной к стенке, смотрите за секторами, откуда может вестись обстрел или появиться мутанты. Если что, открываете огонь.
Я видел, как в их глазах мелькает понимание. Простота и логика моих слов пробивали толщу страха и неуверенности. Это что, получается, у меня и харизма какая-никакая завелась?
— Теперь «Бег по Стеклу». Турели? Они стреляют циклами. Пауза между очередями — три секунды. Нужно считать! Не ломиться слепо. Видишь, куда бьет пулемет слева — бежишь вправо, пока очередь не кончилась. Потом — вперед или влево, пока правый стреляет. Маятники? Их ритм виден! Не пытайся пробежать между — жди, когда качнется в сторону, и беги под ним или за ним!
Я сам себе удивлялся. Не особенно сложные тактические схемы и наблюдения, которые я делал интуитивно или благодаря скрытым возможностям «Доминатора», вдруг обретали четкие, простые для передачи слова.
Я буквально видел в голове траектории, сектора обстрела, точки синхронизации. Это было странное, почти экстатическое чувство ясности — намёк на будущее развитие, потенциал которого пока дремал в нейросети. Я не просто объяснял — я разбирал хаос на составляющие и показывал, как его обуздать. И, кажется меня понимали. Не всегда и не с первого раза, конечно, но дело потихоньку шло.
Занятия были жесткими. Я не орал, как Брукс, но требовал повторения снова и снова, пока движения парней не становились уверенными. Я заставлял их меняться ролями, чтобы каждый понял, что значит быть «первым», «тянущим» или «прикрывающим». Когда Плащ, в пылу азарта, чуть не снес Зайца плечом на «Беге по Стеклу», мне пришлось остановить всех.
— Плащ! Ты кого сносишь? Своих? Ты что, Горб? — холодный тон подействовал сильнее крика. Парень смущенно отряхнулся.
— Скорость — это ничто без контроля. Контролируй себя, тогда и контроль поля боя для тебя станет доступен. Снова!
К концу второго дня четвертая группа проходила полосу не просто быстрее — они проходили ее слаженно, чётко. Никто в ступор не впадал…
Я наблюдал со стороны, скрестив руки, и впервые почувствовал нечто похожее на… удовлетворение. Я сделал порученное дело. И сделал его неплохо.
Это показалось мне даже более важным, чем просто быть самым сильным и побеждать в драках. Я учился создавать порядок из хаоса. Свой порядок.
После отбоя кубрик накрыла тишина. Только изредка её прерывал храп Гвидо или бессвязный шёпот Чижа. Чижу наверное снились занятия по тактике. Уж очень напряжённо он бормотал. И, похоже, даже пытался куда-то бежать. Главное, чтобы с койки не сверзился.
Моё тело ныло привычной, глубокой болью — следствие дневных нагрузок и скрытой работы нейросети по перестройке мышц и костей. Я лежал на спине неподвижно, закрыв глаза. Но не спал. Сознание погрузилось в ставший уже привычным транс, сливаясь с тихим гулом «Доминатора» в глубинах разума.
Статус-репорт был, как всегда — лаконичен:
…ДОМИНАТОР v.0.17.3.
Статус: Активен
Оператор: Алексей Князев
Основные опции:
«Регенерация»: 6% — Прогресс замедлен ввиду хронической потребности в работе с большим количеством мелких внутренних и внешних повреждений.
Системный приоритет: обеспечить скрытность (работа над внутренними травмами — в первую очередь).
«Укрепление мышечной системы, сухожилий и костей скелета»: 5% — Штатная оптимизация. Прогресс стабилен. Эффект: растёт плотность тканей, устойчивость к ударным нагрузкам, снижение усталости.
Заблокированные опции:
«Реакция» (Рост скорости передачи нейронных сигналов): Не активно. Для начала процесса настройки требуется: ИИР (Индекс Интеллектуального Развития) = 200 ед. Текущий ИИР: 190 ед.
ВНИМАНИЕ: Повышение ИИР до требуемого уровня при создавшихся условиях недостижимо без активации любого импланта, дающего рост ИИР на 10 единиц или более. Установка подобных имплантов законодательно запрещена лицам младше 18 стандартных лет.
«Замершая Реальность»: — Не активно. Для начала процесса настройки требуется: Достижение базовыми опциями (Регенерация, Укрепление, Реакция) уровня не менее 20%.
Доступ к Базе Знаний «Универсальный Бой. Офицерский Курс»: — Не активен Требуется: Выбор Пути Развития. Выбор Пути Развития станет доступен после начала настройки опции «Замершая реальность».
Интеграция:
Совместимые нейроимпланты: Не обнаружено.
Несовместимые импланты: Не обнаружено…
На меня накатила волна разочарования.
Да, я уперся темечком в потолок. Все мои тренировки, весь тот ад драк и изнурительных маршей — они приблизили меня вплотную к рубежу. Но вот перейти его я пока не в силах. Не сейчас. Система, дарованная артефактом Джоре, была могущественной, но не всесильной. И для того, чтобы пала последняя преграда на пути дальнейшего роста, мне нужен имплант.
Да, ИИР 200 — это просто цифра. Но между моими 190 и нужными для начала настройки оставшейся опции 200 лежит пропасть, которую нельзя преодолеть с помощью физических упражнений или бегая под кислотным дождем. Требовался имплант на интеллект. А я даже не знаю, когда мне стукнет 18. Эта дата есть в имперских базах, но я её узнаю только когда в моих руках будет ФПИ. Я же приютский, и у меня нет родственников, которые могли бы сообщить мне эту дату. Да и не была она мне интересна до недавнего времени.
Хорошо то, что восемнадцать мне исполнится до момента выхода из учебки — иначе вербовщик бы меня завернул. А пока моими козырями остаются медленно растущая регенерация и чуть более крепкие кости и мышцы. Ну, и умение думать. Но от импланта это моё умение не зависит. Это умение я сегодня применял, объясняя четвертому отделению азы тактики. Умение, которое Брукс, кажется, заметил и решил использовать.
Из разочарования рождалась решимость.
Итак, путь к настоящей силе будет длиннее. И следующие месяцы — это не просто гонка за процентами, а борьба за выживание в чистом виде. Скрытное использование того, что есть. Развитие навыков, которые не требуют имплантов: тактика, стратегия, командное взаимодействие, владение оружием, инженерное дело — если удастся подобраться к технике. Потом на всё на это лягут знания, которые даст БЗ. А потом будет укреплено навыками, которые мне подарит нейросеть. Но это будет потом.
А сейчас главное — выжить любой ценой. Дожить до дня рождения, до того момента, когда можно будет вживить этот чертов имплант. А потом и выбрать, наконец, один из трёх путей, что мне предложит «Доминатор».
Я открыл глаза и посмотрел в темноту кубрика, на контуры спящих товарищей — Чижа, Быка, Тихого… Они были теперь моей группой, как ты ни крути. А группа, как это ни цинично звучит, была тем инструментом, что поможет мне выжить. Но об этом инструменте надо заботиться, поддерживать его функционал, укреплять и улучшать. В этом есть новый смысл. Новый уровень игры. И невозможность прямо сейчас продолжать линейное развитие стало отправной точкой для роста иного рода. Для личностного роста.
Нейросеть работала в фоновом режиме, выполняя настройки опций. Она медленно, но неуклонно меняла мои клетки. Делала организм крепче, живучее, чем вчера. Это сейчас было все, что она могла мне дать. Остальное зависело уже от меня. И я сделаю всё, что необходимо. Ведь эта проблема скоро решится деньгами, как только мне будет восемнадцать. А значит это и не проблема вовсе. Просто затраты — не более.
1 Командно-штабной катер